О нежности, разнице в росте и любви

      Ева оторопело взглянула на засветившийся экран телефона и имя звонившего ей человека. — Кто вообще звонит в наше время, — посетовала она со страдающим видом, а еë палец завис над зелëным значком трубки, не решаясь нажать. — Бери уже, а то не успеешь, — закатила глаза Лана.       Сырова тяжело вздохнула и взяла телефон в руку. Звонки на него поступали очень редко и, в основном, были от бабушки. Большая же часть окружения Евы предпочитала переписки, что не могло не радовать девушку — она считала это гораздо удобнее разговоров. В конце концов, в переписке у неë была возможность, например, подумать над ответом. Ещë раз буркнув, что в их время всë решают сообщения, Сырова провела по экрану телефона. — Здравствуйте, — с расплывшейся по лицу улыбкой сказала в трубку Ева. И еë улыбка стала шире, когда она услышала ответ. — Нет, всë в порядке, Даниэль Михайлович. О…       Девушка захлопала ресницами, и Лана невольно подалась вперëд, заинтересованная удивлением Сыровой. Еë молчание длилось всего несколько секунд, но когда она заговорила, в голосе слышалось лëгкое изумление. — Конечно. Я в любом случае хотела зайти к Вам сегодня, — Ева фыркнула, накручивая прядь волос на палец свободной руки. — Ага, последний день же. Да, завтра еду. Я зайду после третьей, хорошо? Да… До встречи.       Сырова проверила, что вызов точно завершëн, громко и тяжело выдохнула так, будто всë это время не дышала вовсе. Успокаивая сердцебиение, Ева прокрутилась вокруг своей оси и рухнула на кровать. — Ну и? — подала голос Белявская, наблюдая, как Ева прижимала телефон к груди с глупым мечтательным лицом. — Что за радость? — Ничего такого… Просто сказал, чтобы я заглянула к нему после зачëта, — Сырова перевернулась на живот и покачала поднятыми в воздух ступнями, хихикнув под нос. — Неужто скучать будет? Когда в следующий раз увидимся? В феврале, наверное…       Девушка, явно находясь в более воодушевлëнном настроении, чем несколько минут назад, резко поднялась с кровати и взяла в руки картонный пакет с новогодней картинкой. В сотый раз убедившись, что в нëм порядок и всë лежит аккуратно, Ева отставила его. — Ладно, пора собираться.       Переодеваясь, Сырова попутно складывала вещи в дорожную сумку. Сессия проходила достаточно гладко, больших проблем не возникало, а преподавательница по физкультуре, как Даниэль Михайлович и говорил, дала всем возможность повысить оценки. По истории же Ева получила автомат. Единственное, что еë пугало — приближающиеся экзамены, которые начинались во второй половине января. Но, по правде говоря, никаких проблем и с ними у неë не должно было возникнуть.       К тому же было кое-что, не позволяющее ей слишком зацикливаться на пугающих мыслях о трëх январских экзаменах. Переписка с Даниэлем Михайловичем, начавшаяся с пожелания ей доброго утра и удачи на контрольной на следующий день после того, как Ева сопела в его машине. Нельзя сказать, что там было нечто из ряда вон выходящее. Переписка была небольшой и состояла, в основном, из обмена пожеланиями доброго утра и приятных снов, вопросов о прошедшем дне и впечатлений от каких-то событий. Особое место в сердце Евы занимали вложения — фотография голубя, который в один из вечеров залетел к ним в комнату и очень не хотел еë покидать от неë, и спящие вместе Багира с Акелой от него. И этот маленький обмен практически личными вещами грел душу Еве, заставляя забывать о переживаниях. А мысль, о том, как Даниэль Михайлович увидел забавно перепутавшихся во сне питомцев и решил, что это нужно отправить ей, делала Сырову просто практически счастливой.       Она заколола волосы с одной стороны, подвела глаза красной подводкой и надела свою счастливую толстовку, готовясь к выходу. В последний раз заглянув в подарочный пакет, Ева оделась до конца и вышла из комнаты вместе с Ланой. Было бы ложью утверждать, что Сырова не переживала — нервничала ещë как. Однако умом она понимала, что ничего странного в новогоднем подарке преподавателю не было. Даниэль Михайлович был не единственным, кому Ева приготовила небольшой подарок, и она была не единственной, кто что-то дарил Старову. Только в еë группе чуть ли не половина студентов обсуждала, что подарит ему. Но вот к другим подаркам Ева не подходила с таким рвением — это было фактом.       Получив к собственному удивлению автомат, Сырова уже спустя двадцать минут после начала третьей пары сидела в коридоре возле аудитории. Оттуда постепенно выходили студенты, но ждать Еве всë равно пришлось практически до самого конца. Лана почти сразу ушла докупать подарки родным, оставляя подругу наедине с предвкушением и нервным ожиданием. Оно щекотало внутренности, ведь не просто так же Старов попросил еë зайти?       Ева с трудом дождалась, пока последние студенты вышли за дверь, получив заслуженные оценки, и заглянула в аудиторию. Лицо Даниэля Михайловича озарилось улыбкой, стоило ему заметить девушку. Он поманил еë рукой внутрь, а сам оставил очки на столе и на несколько мгновений скрылся за дверью возле большой интерактивной доски. Там находилась небольшая комнатка, из тех, в которых пылились разные бумаги, старые карты, учебники, а некоторые преподаватели использовали еë, как место для хранения личных вещей и отдыха между парами.       Ева перекатилась с пяток на носки пару раз, перекладывая подарок из руки в руку — этого времени хватило, чтобы Даниэль Михайлович снова вышел, сияя, как начищенная монетка. — У меня кое-что для Вас есть, Ева, — Старов за несколько шагов преодолел расстояние между ними и протянул подарочный пакет. — С наступающим Новым годом. — Зачем, Даниэль Михайлович… — тихо пробормотала Сырова, то поднимая глаза вверх, то снова опуская их к рукам мужчины. — Не стоило. — Как бы я Вас без подарка оставил? Вы же моя любимая студентка, Ева!       Ева, заливаясь румянцем от ключиц до лба, всë-таки взяла пакет в руки, но не рискнула сразу заглянуть в него. — У преподавателей не должно быть любимчиков, — она постаралась звучать шутливо-осуждающе и покачала головой, но щëки еë горели, взгляд уже был прикован к торчащей розовой кошачьей морде, а голос не выражал ничего, кроме радости. — У меня для Вас тоже кое-что есть… — У всех есть любимчики, с этим ничего не поделать, — резонно заметил Старов и с благодарной улыбкой принял подарок. — Можно? — Ева подняла сверкающие глаза на Даниэля Михайловича, горя желанием рассмотреть содержимое пакета, и получив согласие, вытащила мягкую игрушку. Розовая пантера, так обожаемый Сыровой, был небольшого размера, но вместе с вытянутыми тонкими конечностями и хвостом казался не менее сорока сантиметров в длину. — Как Вы…       Даниэль Михайлович развëл руками и пожал плечами, но его лицо выглядело весьма довольным. — У Вас рюкзак с ним. И, если не ошибаюсь, худи. Так что я просто предположил.       Ева скосила глаза на свою чëрную сумку с узнаваемой розовой мордой и смущëнно улыбнулась. — И правда… — А еë вниманием уже завладела небольшая, продолговатая коробочка на дне пакета между сладостями и какими-то мелочами.       Даниэль Михайлович заговорил, как только Ева вытащила еë и, не сдержавшись, открыла. — Я заметил, что Вы, кажется, не пользуетесь помадами, но я взял на себя смелость… В конце концов, почему бы иногда не привлечь внимание к таким красивым губам? — Старов с лукавой усмешкой слегка склонил голову, подмечая сменявшиеся эмоции на лице студентки. Словно подобно человеку, прощупывающему почву на зыбкой, болотистой местности, он оценивал еë реакцию и на подарок, и на откровенный комплимент. А она, почти пунцовая, тронутая до той степени, что глаза еë влажно блестели, провела помадой по тыльной стороне ладони, оставляя на ней насыщенно-зелëный след. — Достаточно смелый цвет, но мне показалось, что подобное в Вашем духе.       Ева подняла взгляд на Старова с самой лучезарной улыбкой, на какую была способна, хотя губы еë подрагивали, а сердце гулко билось в висках. Она могла свято верить в разные глупости, могла порой не видеть очевидного, но всë-таки полной дурой она не была. В руках Сыровой был не подарок просто студенту, даже не подарок «любимому» студенту. Этот пакет был собран специально для неë человеком, который подмечал детали в еë внешности, образе, характере. И это было до слëз приятно. — Спасибо, Даниэль Михайлович. Спасибо большое! Вы не представляете, как я рада! — Тогда и я рад, — Старов, кажется удовлетворëнный реакцией девушки, приподнял подарок от неë и заглянул внутрь. — Я тоже посмотрю, не против? — Если Вы хотите, то, конечно, да, — слегка тушуясь ответила Ева.       В конце концов, и шарф, который она вязала последний месяц между зачëтами и контрольными, так боясь не успеть к сроку, сложно было назвать просто подарком просто преподавателю. — Я не решилась вязать его на свой вкус, так что сделала однотонным, чтобы Вам подошëл… А то Вы всегда в куртке нараспашку, вот я и решила, — быстро заговорила Ева. Страх снова начал сжимать ей сердце, тревожась нормальный ли это всë-таки подарок? — То есть, я понимаю, что Вы на машине и вообще у Вас есть шарфик, но…       Сырова набрала воздуха в лëгкие, пока Даниэль Михайлович удивлëнно и почти восхищëнно гладил пушистую, мягкую поверхность шарфа, и на одном дыхании выпалила: — Но если бы Вас грело что-то, сделанное моими руками, я была бы очень счастлива, — и стушевавшись, она закончила совсем тихим голосом: — Ну если бы Вы захотели его носить. — Я хочу его носить, — почти сразу ответил Старов. — И буду. Это прекрасный подарок, спасибо, Ева. Какой мягкий… Буду думать о Вас, нося его. — Ой, скажете тоже, — легонько хмыкнув ответила Ева, но улыбка снова расцвела на еë лице. — Я рада.       Она сделала крошечный шаг назад, увеличивая то небольшое расстояние, что было между ними, хотя всë еë нутро противилось этому. Если честно, Сырова не хотела уходить вообще, не хотела уезжать в родной посëлок на праздники, не хотела проводить столько времени в разлуке. Она не знала, будет ли возможность увидеться во время экзаменов, но если нет, то следующая их встреча произойдëт лишь к середине февраля. Однако, если Даниэль Михайлович больше ничего не хотел сказать, Ева должна была идти. Девушка напомнила себе, что нужно до конца собрать вещи, разобраться с подарками родственникам, убраться в комнате перед отъездом и рано лечь спать. И она, сделав ещë один шаг, вдохнула, готовясь прощаться, как вдруг Даниэль Михайлович двинулся в еë сторону. — Идите сюда, — он притянул Сырову к себе, крепко обнимая, и мягко похлопал по спине. — Много не пейте, отдыхайте и с петардами будьте осторожны. Вернитесь на пары со всеми пальцами, пожалуйста.       Ева тихо рассмеялась, прижимаясь щекой чуть ниже груди мужчины, а еë руки на миг зависли в воздухе и обвили его талию. Где-то в глубине головы мелькнула мысль, что теперь-то лихорадочный, задыхающийся стук еë сердца Даниэль Михайлович точно услышит и почувствует. Но с этим Сырова не могла ничего поделать, поэтому ей оставалось лишь расслабиться, ощущая щекой, как мерно вздымалась грудь Старова от дыхания, как успокаивающе, уютно стучало его громкое, большое сердце. Даниэль Михайлович, гладивший еë лопатки, был настолько тëплым, что Ева на несколько мгновений, которые длились объятия, почувствовала себя дома. — И Вы тоже будьте осторожнее. Фейерверки — опасная штука, знаете ли, — нарочито серьëзно ответила Ева, расцепляя руки и сделав маленький шаг назад. — Обязательно буду. Мне ещë нужны мои руки, — также серьëзно произнëс мужчина и стянул с волос Евы сползшую заколку, чтобы заколоть чëлку заново. — Вот так. — Спасибо… И за подарок спасибо! Я правда в восторге, — быстро выпалила Сырова, — Эх, хорошо быть любимой студенткой… Значит до встречи в новом семестре? — Значит до встречи, — улыбнулся Старов, — Хороших праздников. — И Вам! — Ева быстро преодолела расстояние до двери, едва держась, чтобы не пуститься бежать в припрыжку, и перед тем, как выскользнуть из аудитории, повернулась снова. — Кстати, а Вы мой любимый преподаватель. — Ага, я знаю.       Даниэль Михайлович проводил девушку взглядом и посмотрел на длинный шарф в своих руках. Он и правда был поразительно мягкий и пушистый. А ещë он помимо запаха пряжи, которым пахнут все только связанные изделия, носил едва уловимый аромат кокоса. Как и волосы Евы.