Освоение Сибири

      Внутрь никто не зашел. Но внутрь кого-то толкнули.       Тяжелой грудой человеческое тело прокатилось по лестнице спиной или боком, затормозив только на земляном полу. Сверху рассмеялись, а потом дверцы подвала захлопнулись, забирая с собой тусклый свет.       Тихий человеческий выдох раздался у лестницы. Со всхлипом и плохо скрываемой болью, он смешался с шелестом кожи о землю. Кто-то шевелился, пытаясь то ли сесть, то ли встать. Но без света было невозможно сказать, кто это.       Чуткий нос уловил запах крови. Много крови. Видимо, человека много били. И… Что-то странное вдруг щекотнуло нос. Давно забытый запах, отдающий чем-то влажным и солоноватым. «Гадость…» — поморщилась Сибирь и бесшумно выбралась из-за лестницы. В темноте не было видно ни черта. Раз атака не удалась, то можно попробовать достучаться до пленителей так.       — Эй, вы! — заорала девушка по-немецки, добравшись до люка и заколотив в него руками. В темноте тонко и испуганно вскрикнули, гулко застучали пятки или локти по земле. — Меня слышит кто-нибудь?! Лампу дайте! Или свечу! Спички! Эй!!! Вот сволочи… — уже по-русски выругалась она, обессиленно сползая по ступенькам вниз.       Спина прочертила по жесткому дереву, отдаваясь неприятной болью.       Затихшее было шебуршанье незнакомца или незнакомки возобновилось. Раздался всхлип, смазанный так, будто кто-то заткнул себе рот и нос, чтобы не издавать звуков.       — Чего ты возишься? — раздраженно прикрикнула Брагинская. — Лежи, отдыхай. Нам тут долго куковать…       — Страшно… И холодно… — раздался вдруг откуда-то снизу, из темноты углов тихий девичий голосок. Сибирь фыркнула. Для нее мало что значило это слово. Даже лучше, что здесь было холодно, ведь изматывающая жара всегда хуже. Но, видимо, люди считали иначе. А возможное соседство с окоченевшим трупом не доставляло приятного. Впрочем, любое соседство в этом месте не приносило никаких положительных чувств.       — Тебя как звать-то? — помолчав, спросила Сибирь у темноты. По голосу в соседках была девушка, молодая, ну или слишком напуганная. Вряд ли враг, раз сама избита и изувечена. Наверняка местная.       — Олеся… — всхлипнула темнота, снова зашуршав. — А… А тебя?.. Ты…       — Саша я. Эй, да ты чего, плачешь? — Брагинская окончательно вернулась с лестницы на землю и на ощупь подобралась к новой знакомой. — Били тебя? Где болит? — рука осторожно легла на плечо и вдруг вляпалась во что-то липкое и некогда теплое, сейчас остывшее. — Ой, фу! — скривилась Сибирь и, отдернув руку, вытерла о землю. — Дрянь какая-то…       Саша догадывалась, что случилось с Олесей, но выпрашивать подробности не хотелось. Но девушка вдруг всхлипнула, сжимая в комочек и закрывая лицо руками. Смазанный голос был полон слез и трудно сдерживаемых рыданий.       — Мы уйти не успели. А они пришли… Взяли все… Мужчин поубивали, детишек… Братика моего… — тело Олеси содрогнулось в рыдании, голос скрипнул жалостливым воем. — А меня к себе… Поиграть… — слова запутались, девушка всхлипнула и разревелась в голос. Сибирь вздохнула и медленно выдохнула. В душе черной волной поднималась ненависть. «Звери… Я вас на убой пущу…» — мысленно пообещала Брагинская, чувствуя знакомое покалывание в пальцах.       Оторвав приличный край рубахи, девушка осторожно протянула его более-менее успокоившейся Олесе.       — На, оботрись. И вот, возьми, — к Олесе также полетела шинель. — А то совсем замерзнешь.       — А ты?.. — икнула та и шмыгнула носом, хватая исцарапанными пальцами ткань и прижимая ее к груди.       — А что мне сделается, — бросила Сибирь и вновь на ощупь полезла по лестнице.       — Ты же тоже… — начала было пленная, но Саша резко ее оборвала:       — Отползи в угол! Подальше куда-нибудь.       Раздался шорох и постепенно удаляющаяся возня. Сибирь удовлетворенно кивнула и со всей силы ударила в крышку люка.       — Откройте! — вновь закричала она по-немецки. — Немедленно откройте, иначе я разнесу тут все! — где-то в глубине души Брагинская надеялась, что её неумелый блеф хоть как-то подействует. Но долг реальности — не соответствовать ожиданиям. Люк отворили, и прежде чем Сибирь успела что-то сделать, несколько пуль прошили ее живот.       — Гады, выслушайте!.. — хрипло крикнула она и сплюнула кровь, но ее уже никто не слушал. В животе пульсировала горячая боль, плескаясь и переливаясь вместе с текущей кровью. За закрытым люком послышались удаляющиеся шаги и голоса. «Давай миленькая, заживай!» — молила девушка каждую ранку. Рядом раздался шорох.       — Живая?! — охнула Олеся, укутанная в шинель и оттого ставшая еще более бесформенным комком тьмы. Она ходила неуклюже, подволакивая ноги, будто ей что-то мешало.       — Ага… — прошипела Сибирь, продолжая упрашивать тело. Кровь все еще текла теплыми ручьями, интимно поглаживая живот и спину, но ее становилось все меньше.       — Но… как? — девушка подошла к сибирячке и потрогала лоб. — Да ты вся ледяная! Ты что, это же… Да что же это…       — Так, ты сейчас ничего сделать не можешь. Успокойся и не трепи нам обеим нервы, — раздраженно произнесла Сибирь.       Олеся испуганно затихла, видимо, не ожидая такой внезапной агрессии. Брагинская тяжело вздохнула и сосредоточилась на ранах.       — А можно как-то… Кровь остановить?.. — огорошила её вдруг девушка. Саша вздрогнула и повернулась на звук голоса Олеси.       — У тебя кровь? Тебя ранили?!       — Нет-нет… Я не о том, я более-менее себя чувствую… Но ты же сейчас кровью истекаешь! В тебя ведь попали, ты просто от страха не чувствуешь, мне батенька рассказывал!       Захотелось ударить себя по лицу. Насколько надо быть неосторожной, чтобы засветиться даже перед обычной пленной! Начнёшь объяснять — не поверит. Будешь доказывать — испугается еще сильнее. Люди ведь боятся неизвестного. Потому что им есть, что терять. Сами того не понимая, они так любят свою жизнь, что зачастую не готовы рисковать, лишь бы сохранить ее в целости. Воплощениям в принципе все равно. В большинстве случаев они будут жить. Но страх, человеческий страх возникает абсолютно не вовремя.       Если она, Сибирь, может выдержать холод этого подвала, привыкнуть к темноте и терпеть боль на допросах, то обычная девушка Олеся вряд ли сможет это. Этому нежному цветку, так грубо сорванному и растоптанному, нужен бережный уход: тепло, хорошая еда, добротная одежда. И уж тем более никаких побоев. Но ничего из этого нельзя было раздобыть в таких условиях.       Сердце вдруг болезненно сжалось. Такая хрупкая Леся стояла сейчас рядом с ней и пыталась спасти её, практически бессмертное воплощение, несмотря на свои раны и общее состояние, оставляющее желать лучшего. Воистину человек — самое загадочное существо, что есть на свете!       «Уберечь бы её…» — мельком подумала Сибирь, как вдруг голову разорвала вспышка боли. Перед глазами пронеслись золотые искры, по душе разлилось странное тепло, даруя чувство спокойствия и уверенности. Но это продолжалось лишь мгновение.       — Саша?.. Саша! — раздался девичий голос рядом. Худенькая рука тронула сибирское плечо. — Не молчи… Я же боюсь, вдруг ты… Вдруг ты уже… — она не смогла договорить, сглатывая. — Как ты?       — О себе я как-нибудь потом расскажу… — пробормотала Брагинская и приподнялась. — Иди в сторонку, а то и тебя зашибут!       — Иду… — покорно вздохнула Олеся и растворилась в тьме подвала, шурша шинелью на плечах.       — Я сейчас попробую тут кое-что провернуть…       Сибирь отдаленно понимала, что затея добром, может, и не кончится. Но терять, кроме Олеси, было нечего. Пальцы ощутили грубую деревянную поверхность люка, по которой уже начал расползаться лед. Сил было немного, но на эту авантюру должно было хватить.       — Леся, что бы ни случилось, сиди, не высовывайся, — попросила Брагинская и сжала руку. Лед треснул вместе с доброй частью люка, острыми осколками падая к ногам девушки. Остальное Сибирь разломала руками, не взирая на кровь и занозы. Злость придавала сил, но и те кончались. Выломав дырку, девушка втиснулась, подтянув дрожащими руками свой вес, и мешком свалилась на пол. По привыкшим к темноте глаза ударил яркий свет. Невольные жгущие слезы затмили взор, пленкой размазавшись по ресницам. Застучали шаги по полу. Надо было встать, но именно сейчас тело решило отдохнуть.       Прорвавшись сквозь слезы и яркий свет, перед лицом возник грязный нос сапога. Памятуя о том, что когда-то он метко ударял то в затылок, то в лицо, Сибирь приподняла голову. Тяжело и сурово на нее смотрел Третий Рейх.       — И не стыдно… Пленников так содержать?.. — выдавила из себя девушка, усмехнувшись.       — Не тебе меня укорять, — Рейх усмехнулся, глядя на то, как Сибирь встала с пола, преисполненная гордостью. Взгляд его скользнул по окровавленным рукам, сломанным ногтям и щепкам под ними, по крови и все еще заживающим ранам на животе. — Помнится, в последнюю нашу беседу ты была не так разговорчива. Опомнилась, что ли?       — Я требую лампу и чистую рубашку! — заявила Сибирь, собирая все крохи самоуверенности. В конце концов, это нужно не только ей. Это нужно и слабой человеческой девушке там, внизу подвала, в самом углу. — Или хотя бы рубашку!       Ариец смотрел на нее, как на умалишенную и даже слегка улыбнулся. Как улыбаются, глядя на капризничающих детей, угрожающих родителям уходом из дома. Снисходительно, с толикой усмешки и презрения. Но ничего не сказал.       — Что молчишь? Совесть укусила за язык?! — Сибирь нашла в себе силы для ехидства. Силы последние, но если не можешь бить кулаками, то бей хотя бы словами.       — Да думаю просто… — брови мужчины чуть приподнялись, словно в изумлении или озарении. Улыбка стала шире, превращая в лисью усмешку. Шаг и он уже около девушки. Сибирячка, хоть и пошатнувшись, осталась на месте, сжимая кулаки, все в крови и саднящие так, что пальцы онемели. — Вот придем мы на твои земли… Сжечь все или кислоту вылить? Ты как думаешь, а?       Его губы изогнулись в усмешке, а ее — сжались в ярости. И будто ушла усталость на задний план, а откуда-то взялись совсем крошечные силы. Девушка рванула на мужчину, стараясь ударить. Но ее руки схватили в жесткий захват.       — Я — человек, а ты — зверь!       В живот, все еще израненный, врезалось колено. В глотку хлынула теплая кровь, выплескиваясь со словами.       — Кхе… чудовище!..       Не было ни страха, ни мыслей — ничего. Была только сжигающая ненависть. Она застилала глаза, притупляла боль и заставляла говорить, действовать, не сдаваться. Только бы девочку ту не трогали. Люди ведь такие хрупкие, такие слабые. А Сибирь… Сибирь выживет. И поборется за других.       — Простой рубашки жаль, изверг?.. Кхе… — вид собственной крови, капающей на пол, ударял в голову, вызывал жгучее желать вырвать чужие глаза, чтобы он увидел, как больно, как жарко внутри от ран. Колено снова ударило в живот, вызывая новый прилив крови.       — Будет тебе рубашка, — прошипел Рейх на самое ухо. Ударом ноги он открыл сломанный люк и швырнул повисшее тело девушки вниз, в темноту. Спина сосчитала удары о ступени, затылок впечатался в землю. Люк захлопнулся.       — Саша! — вскрикнула Олеся полным боли голосом, вскакивая на колени в своем углу. — Нет!..       Раздался страшный грохот, содрогнулся пол дома и стенки подвала. На сломанный люк упал тяжелый шкаф, запечатывая их, словно в склепе. И все снова погрузилось во тьму.