Праздник Предзимья

      Тиммел все еще раздумывал об услышанной истории, когда один из солдат подъехал к нему и пожаловался, что его лошадь потеряла подкову. Тиммел удивленно и недовольно воззрился на подчиненного. Перед походом каждому полагалось проверить все собственное оружие, снаряжение и, конечно, лошадей. В том числе, не ослабли ли подковы. Под его взглядом солдат почувствовал потребность оправдаться:       — Это новая подкова. Она вообще не должна была потеряться. Я только накануне выступления сводил Майваль к кузнецу.       — Понимаю. А кстати, кузнец был местный, из Эйнаса? — вкрадчиво поинтересовался Тиммел.       — Ну да, — подтвердил солдат, явно недоумевая, куда он клонит.       — И ты ему так и сказал, что мы завтра выезжаем, да, Нейвелл? — продолжал свой допрос Тиммел.       — Я сказал, чтобы он поторопился… — смутился его собеседник, теперь уже догадываясь, какую глупость совершил.       — Ну вот он и рассудил, что раз ты уедешь, то никак не сможешь призвать его к ответу, и специально плохо закрепил подкову, чтобы твоя лошадь охромела! Пускай пока бежит налегке. Поменяй ее на одну из заводных! — распорядился Тиммел, озабоченно размышляя о том, что такими темпами взятых с собой запасных лошадей может не хватить.       — Поменять?! — ужаснулся Нейвелл. — Майваль наверняка расстроится, когда увидит, что я взял другую лошадь!       Тиммел вдохнул холодный, пахнущий снегом воздух. Потом медленно выдохнул и, помолчав немного, кротко промолвил:       — Даже если так, нам все же придется с тяжелым сердцем пойти на этот шаг. Ввиду чрезвычайных обстоятельств.       Нэйвелл оценил паузу, которую взял Тиммел, и выражение его лица, поэтому не решился и дальше испытывать его терпение и воздержался от новых возражений.       Раненый солдат держался в группе остальных, но Тиммел заметил, что повязка у него на ноге набухла кровью, и подъехал к нему поближе, чтобы убедиться, что тот еще способен держаться в седле. Останавливаться для перевязки прямо сейчас было не с руки. Сначала добраться до Ольда.       По мере того, как они продвигались вперед, снегопад то проходил, то опять начинался. Наконец впереди показались крыши домов и поднимающиеся почти вертикально вверх столбы дыма. Подъехав ближе, так что уже можно было рассмотреть сами дома, перешли на быструю рысь.       Деревня, довольно большая, в сотни полторы дворов, вытянулась по обеим сторонам дороги. Крыши низко нависали над входом, так что казалось, что дома хмурятся, впрочем, возможно, это были просто особенности местной архитектуры. Между домами простирались безрадостно выглядящие голые огороды, торчали какие-то жерди. То ли здешняя глинистая земля плохо рожала, то ли крестьяне уже успели прибрать все, до последнего корешка и кочанчика. За деревней лежали припорошенные снегом луга, коричневые бороздки распаханных полей, окаймленные белым, а за ними на фоне алеющего закатного неба четко рисовался полупрозрачный зимний лес.       Приглядевшись к постройкам поближе, сразу можно было сделать вывод, что селение живет небогато. Ограды многих домов явно нуждались в починке. Сами дома были большими, видно было, что они когда-то строились с размахом, украшались с любовью, но на всем лежала печать запустения и упадка. Резные ставни скособочились, стены посерели от старости. Тут и там виднелись покосившиеся сараи, кое-как залатанные, иногда с дырявыми или вовсе провалившимися крышами. Сама дорога была вся в дырках и ямах.       Разве что храм Ренизи, стоящий на дальней окраине, слишком большой для селения такого размера, не только свидетельствовал о былом достатке, но и поддерживался, насколько можно было судить снаружи, в прекрасном состоянии. Вокруг него сгрудились высокие яблони — целая яблоневая рощица раскинула голые черные ветви, как будто пытаясь прикрыть его от взглядов чужаков.       Впрочем, яблони виднелись почти в каждом палисаднике. Совсем юные саженцы соседствовали со старинными деревьями. Весной, должно быть, Ольд, купающийся в яблоневом цвете, выглядел не так безрадостно, как сейчас.       Тарни на рысях пронеслись через всю деревню, чтобы оценить обстановку. А там, вполне удовлетворенные первым беглым осмотром, лихо развернули лошадей и неторопливым, хозяйским шагом вернулись назад. Здесь их уже поджидали.       Человек десять селян, среди которых выделялся плечистый мужчина с загорелым лицом, морщинистым и обветренным. Он стоял, выпрямившись во весь рост, и хмуро рассматривал Тиммела и его солдат.       — Я — тарнийский офицер, известный как Ниэн. Мы останемся здесь, в вашей деревне, на некоторое время. — проинформировал его Тиммел с высоты коня.       — Я — Арбел, здешний староста, — эхом откликнулся мужчина. Что примечательно, он даже не пытался скрыть, что совсем не рад незваным гостям. — Зачем вы к нам? Если за податями, так мы давно их заплатили.       — В самом деле? — равнодушно переспросил Тиммел, которого на самом деле нисколько не занимали эти подробности.       — Да, все отдали, с лихвой. В самом конце лета приезжали эти… из Инсевеля и все взяли, что, по их словам, им положено.       Тиммел заметил, что при упоминании Инсевеля на лицах многих мужчин и женщин промелькнули многозначительные усмешки. Как ни уединенно располагалась деревня, им было прекрасно известно о нынешнем тяжелом положении крепости. И они явно злорадствовали.       — Да, так вот, мы отдали, что положено. Поэтому для вас у нас ничего нет, — заключил староста. — Да и поместиться вам тут негде. Разве что в каком сарае или в хлеву.       Эльгерд нетерпеливо вздохнул, и его гнедой сделал крошечный шажок вперед, на старосту. Тиммел покосился на своего закипающего помощника и, прежде чем тот успел бы вмешаться, спокойно заметил, не обращаясь ни к кому конкретно.       — Я видел на том конце деревни храм, вполне просторный.       Арбел в первый момент непонимающе посмотрел на него. А догадавшись, на что намекает Тиммел, даже начал заикаться.       — Но нельзя же… Не в храм Ренизи же вам… Да где такое видано?! И еще с лошадьми?       Стоящие рядом с ним, представив себе подобное кощунство, кажется, и вовсе потеряли дар речи.       — Ну так если здесь нет других подходящих помещений, что же нам остается? — задумчиво протянул Тиммел.       — Подождите, подождите! — хлопнул себя по лбу староста. — Есть ведь у нас общинный дом, и не маленький. Раньше там посуду хранили, на продажу, а теперь он все больше стоит пустой, но совсем еще крепкий и построен на совесть. Сперва-то я растерялся и позабыл про него. А сейчас вот вспомнил.       — Показывай!       Общинный дом оказался просторным уродливым строением, составленным из трех приземистых крестьянских домов, каждый из которых удивительным образом врос в другой. Несмотря на неказистый вид снаружи и низкие потолки, внутри было довольно чисто. Не пахло ни плесенью, ни сыростью. В торцевой стене самого большого помещения имелась печь, а в одном из смежных можно было с удобством разместить лошадей. Это решило дело. Компактное расположение с точки зрения Тиммела сулило много преимуществ. Животные останутся под присмотром. А если понадобится быстро покинуть селение, будут под рукой, и сборы не займут много времени.       — Храм, конечно, был бы удобнее, но это нам тоже подойдёт, — снисходительно объявил он вслух. Не успел Арбел вздохнуть с облегчением, как Тиммел уже строже продолжил:       — А от вас мне понадобятся дрова. Много дров. Свечи, сено, солома, овес, два мешка муки… Ты читать-то умеешь?       — А то как же! — оскорбился староста такому вопросу.       — Ну вот и отлично. Тогда подожди снаружи, пока я составлю список всего, что мне нужно, — не давая ему опомниться, непререкаемым тоном распорядился Тиммел.       Когда люди Тиммела только начинали обживаться в помещении, в нем было почти так же холодно, как и снаружи. Неудивительно, ведь маленькие незастекленные окошечки, прикрытые неплотно прилегающими деревянными ставнями, пропускали холод и ветер.       Но к ночи все изменилось — благодаря разожженному очагу и теплу их собственных тел тесное помещение нагрелось и стало почти уютным. В самом теплом, непродуваемом углу устроили раненого, который нуждался в отдыхе больше остальных.       Солома, брошенная кучей на деревянном полу, сено и пара попон — не самая удобная постель. Но по сравнению с тем, как им пришлось провести последние две ночи, она могла считаться роскошной.       Несколько солдат Тиммел отправил в сторожевой разъезд. Они должны были патрулировать дорогу, ведущую в Инсевель, и перехватывать всякого, кто пожелал бы там пройти или проехать.       Между тем жители деревни доставили затребованные продукты и фураж. Свечей у крестьян не нашлось, или они хотели придержать их для себя, и Тиммел решил не настаивать на этом пункте своего списка. По крайней мере они притащили целую груду наколотых лучин и три металлические подставки для них. Тусклого неровного света лучины хватало Тиммелу, который расположился рядом с одной из них. В одной руке он держал надкусанное осеннее яблоко, в другой свою карту.       — Ты собираешься выучить ее наизусть? — сонно поинтересовался Эльгерд. Он подгреб под себя побольше сена, сладко и тонко пахнущего, очевидно, недавно собранного и высушенного. Сверху набросил попону и растянулся на ней, закинув руки за голову — живое воплощение усталости. Или заслуженного отдыха, это как посмотреть.       — Да, — серьезно ответил Тиммел. — Если мы собираемся успешно действовать Таресу на нервы, нужно знать местность вдоль и поперек.       Эльгерд зевнул, прикрыл глаза, перевернулся на бок и зарылся носом в сено.       Снаружи вошел Ньерс, аккуратно прикрыл дверь, сберегая драгоценное тепло, стряхнул с плаща снег и доложил, что часовые расставлены, а лошади устроены в предназначенном для них помещении. И что четыре солдата отряжены для ухода за ними.       — Скажи им, чтобы не спускали с лошадей глаз! — бросил ему Тиммел, откусывая от своего яблока. — Да, и еще чтобы даже не думали перепоручать часть своей работы местным, а то знаю я их. Даже за водой к колодцу пусть сами ходят.       — Ты думаешь, деревенские могут что-то подсыпать лошадям? — приподнял одну бровь Ньерс.       — Я думаю, что лишняя осторожность нам не повредит! Хотя надеюсь, что им не придет в голову подобная глупость.       На этих словах Эльгерд внезапно встрепенулся, разом сбрасывая с себя сонный вид, и одним движением оказался на ногах. Потом одернул на себе мундир и кинул на Тиммела быстрый взгляд.       — Если ты не возражаешь, я прогуляюсь по окрестностям. Полюбуюсь местными красотами.       — Ты ими днем не налюбовался? — спросил Ньерс, присаживаясь на нагретое им место.       — Может быть, ночью они раскроются с еще незамеченной мной стороны? — оптимистично предположил Эльгерд, накинул на себя плащ и выскользнул наружу. Отсутствовал он довольно долго. За это время Тиммел успел доесть яблоко, поговорить с Ньерсом, помочь ему заново перевязать раненого и задремать сидя. Но сразу встрепенулся, увидев возвращающегося Эльгерда.       — Ну как, ты хорошо прогулялся?       — Да, хорошо, — с мороза его помощнику сразу стало жарко, он сбросил плащ на солому и присел на него сверху. — Запомнил, где какой дом, как расположены огороды и загородки. Постоял под окнами. Послушал и посмотрел, как веселятся местные жители. К примеру, тут буквально через три двора собралась одна компания. Пьют яблочный эль и хором поют песню про сокола Тареса, что налетит нежданно-негаданно и разнесет стаю воронов, вырвет им перья, развеет по ветру…       — Спасибо, по крайней мере, что стаю воронов, а не каких-нибудь болотных жаб.       — Не обольщайся, это только потому, что болотные жабы обычно не собираются стаями, и уж точно не зимой. Кстати, снегопад закончился, но снег лежит довольно глубокий и не думает таять.       Гуляя по селению, я дошел до дома нашего любезного старосты. Там тоже горел огонь и велись разговоры. Не смотри на меня с таким интересом, их мне подслушать не удалось, у него ставни прикрыты и в окнах настоящие стекла — не так, как в этом щелястом сарае, который он от щедрот выделил нам.       — Ты недоволен условиями? — удивился Тиммел.       — Да нет, по сравнению с предыдущими ночами здесь просто прекрасно, — отозвался Эльгерд, пересаживаясь на облюбованное им место и подгребая под себя успевшую расползтись солому. — Хотя я бы, конечно, предпочел нормальную еду, настоящую кровать…       Тиммел насмешливо посмотрел на него.       — …свежепостиранное белье, теплую ванну, столовые приборы…       Тиммел начал смеяться, беззвучно, чтобы не разбудить тех, кто уже задремал.       — Но хотя бы помечтать-то об этом я могу! — продолжал беспечную болтовню Эльгерд.       — А я вот мечтаю исключительно о том, что Ленед отбросит мятежников от Инсевеля, — без тени улыбки вмешался в их шутливый разговор молчавший до этого Ньерс. После этого напоминания о цели их пребывания здесь и Эльгерд мгновенно посерьезнел, молча улегся и, кажется, тут же заснул.       Тиммел перед тем, как последовать его примеру, еще раз окинул взглядом спящих. Нынешняя ночевка под крышей, в отапливаемом помещении, пойдет им на пользу. Вот если бы отдохнуть здесь еще денек, а то и два…       В этот момент последняя еще горящая лучина обломилась и с шипением упала в плоскую глиняную миску с водой. Наступила кромешная тьма.       На следующее утро теплее не стало. Погода снаружи стояла сухая, солнечная и … морозная. Тиммел задумчиво замер на пороге дома, обозревая бледно-голубое небо, белый искрящийся снег под ногами, аккуратные снежные попонки на каждой ветви старой яблони, немного покосившуюся ограду из деревянных кольев… Мимо по каким-то своим делам пробежала худая собака желтого цвета, похожая на лису, оставив за собой на нетронутом снегу узкую полоску следов. Предстояло решить, что делать дальше.       В конце концов, так ли уж рискованно для них задержаться в деревне еще немного? Повстанцы клубятся вокруг Инсевеля. Здесь, на отшибе, им делать совершенно нечего. Тем более в такую погоду, когда никто не отправится в путешествие без необходимости. А какая может быть необходимость поехать в Ольд? Никакой.       К тому же дорога на Инсевель контролируется выставленным там разъездом. Если на ней вдруг появятся люди Тареса, разъезд успеет вовремя поднять тревогу.       А что касается жителей селения, то выпавший с вечера снег сделался для них лучшим сторожем. Рано утром Ньерс объехал кругом всю деревню, и единственный след, который он видел в заснеженных полях, был четко видный отпечаток копыт его же собственной лошади. Это означало, что ни один человек с вечера, когда снегопад закончился, не покидал деревню ни верхом, ни пешком.       Отчет об этой верховой прогулке укрепил Тиммела в мысли остаться в деревне еще на одну ночь, и он тут же сообщил радостную весть своим подчиненным.       Пусть пока отдыхают, да и раненому нужно набраться сил. А то у него, похоже, поднялась температура. Он трясся от холода под несколькими попонами, лежа прямо напротив раскаленного очага. Тиммел в очередной раз поменял ему повязку и вышел наружу. После тесного, натопленного и душноватого помещения хорошо было просто постоять на крыльце, наслаждаясь полным одиночеством и свежим морозным воздухом.       Он бездумно застыл, слушая отрывистый крик ворон с другой стороны деревни, принюхиваясь к дыму, идущему из деревенских труб, и, не щурясь, рассматривая слабенькое зимнее солнце.       Впрочем, передышка оказалась недолгой. За спиной практически неслышно возник один из солдат, ожидая, пока на него обратят внимание.       — Что? — спросил Тиммел, не оборачиваясь.       — Тут пришла женщина…       — И что же она хочет?       — Ничего не хочет. Наоборот, она предлагает свежие оладьи. Говорит, только что испекла.       — Ну так купи, почему бы и нет? — благодушно разрешил Тиммел. — Только пусть сначала сама съест парочку на твоих глазах.       Местным нельзя было доверять ни на мгновение. Ни их послушанию, ни желанию подольститься или совершить выгодный обмен, ни, тем более, гостеприимству.       Ближе к полудню явился староста и рассказал, что народ собирается съездить в лес за дровами. Тиммел и тут не стал возражать. Приказал только Эльгерду пойти проводить их и запомнить, сколько мужчин от каждого двора уедет и, значит, сколько должно вернуться назад до вечера. А к тому моменту, когда помощник вернулся доложиться, у Тиммела созрела новая идея.       — Думаю, мы могли бы остаться в деревне и после того, как снег растает! Использовать Ольд как временную базу, прямо под носом у Тареса, — сказал он Эльгерду. — Возьми листок бумаги и обойди с ним каждый дом, занеси туда каждого жителя деревни, от древних стариков и старух до малолетних карапузов. А потом просто будешь каждый вечер проверять, все ли на месте.       — Мне не нужен листок, я их и так запомню, — отозвался Эльгерд и тут же деловито отправился к ближайшему дому. Он не любил оставлять дела на потом.