Часть 5
10 февраля 2023 г. в 08:00
Сама судьба по пути в Инсевель дважды подсказала Тиммелу оптимальный образ действий, и он не заставил ее повторять в третий раз.
Способ этот заключался в том, чтобы любой ценой избегать столкновения с большими отрядами мятежников и тем более с главной группировкой Тареса. Тиммел даже не думал приближаться вплотную к осажденной крепости, это было бы и рискованно, и не нужно. Нет, они целыми днями кружили на подступах к Инсевелю и расправлялись с маленькими группами вооруженных дарийцев, что по тракту или наперерез, через холмы, спешили на воссоединение с повстанческой армией с востока, юга и запада. С малонаселенного севера почти никогда.
Редкий день обходился без успешного нападения или даже нескольких. Тарни предпочитали атаковать в основном в сумерках, когда утомленные долгим дневным переходом путники располагались на ночлег, но могли и днем занять наблюдательную позицию выше уровня дороги, выслеживая добычу себе по силам.
Живых свидетелей этих налетов старались не оставлять. Чем позже Тарес поймет, кто уничтожает его подкрепления, чем меньше у него будет сведений об их числе, вооружении и образе действий, тем лучше.
Таким образом отряд Тиммела практически безнаказанно уничтожал все новые пополнения Тареса, сокращая тем самым число солдат, что могли бы принять участие в осаде Инсевеля. Потому что Тарес, получив этих людей в свои руки, рано или поздно сделал бы из них солдат. Даже один-единственный опытный командир, случись он рядом, мог бы показать им, как занять оборону, поддержать боевой дух и помешать совершать все те самоубийственные глупости, которые они совершали, когда люди Тиммела обрушивались на них. Но опытных офицеров среди них не было.
Необученным, не готовым к бою и усталым с дороги дарийцам ни разу не удалось дать им существенный отпор.
Только одно смущало Тиммела. Они перехватывали, разумеется, далеко не всех, кто стремился к Инсевелю. Даже, наверное, не треть. А пополнения все прибывали, каждый день, и никак не заканчивались. Казалось, раньше его солдаты устанут убивать, чем иссякнет этот поток желающих влиться в повстанческую армию.
Наверное, Тареса все же беспокоили эти налеты. Не замечать их он не мог. Какая-то система связи у мятежников наверняка существовала, и каждое неприбытие партии добровольцев к сборному пункту должно было рано или поздно стать известным дарийскому военачальнику. Но единственная возможность положить конец действиям Тиммела заключалась в том, чтобы держать под контролем все окрестности Инсевеля, оторвав от повстанческой армии сотни бойцов. Несмотря на опасность, впору было бы радоваться, если бы Тарес и впрямь решился настолько ослабить свои силы. Но пока никаких признаков этого не было, и Тиммел мог продолжать свою миссию без помех.
И потом, сколько ни ищи, в этих безлюдных местах почти невозможно было обнаружить находящийся в непрерывном движении отряд легкой кавалерии.
К тому же Тиммел старался действовать разнообразно и непредсказуемо. Он постоянно менял географию своих засад, благо ландшафт с его рощами, холмами, пустошами и лесными просеками предоставлял для этого много возможностей.
— А вам не приходило в голову, что наш отряд — не единственный? — как-то вечером спросил у Тиммела и Эльгерда Ньерс. Они сидели в дрожащем свете лучины и подводили итоги очередного дня.
— В каком это смысле? — нахмурился Эльгерд.
— Ленед ведь мог поручить подобную миссию не нам одним, — спокойно пояснил Ньерс.
Тиммел задумался ненадолго над его предположением и, наконец, признал:
— Меня бы это не удивило. Скажу больше, это было бы вполне в духе старика. Но мы об этом знать не должны. Да и зачем? Будем и дальше делать то, что у нас лучше всего получается.
— Убивать? — мрачно уточнил Эльгерд.
— Сокращать численность противника. По смыслу одно и то же, а звучит гораздо красивее.
Их миссии, казалось, благоприятствовала даже погода. Зима не спешила разворачиваться в полную силу, как будто чего-то ждала. Установилась довольно холодная и все же не морозная погода. Весь снег, выпавший недавно, растаял без следа, и нового пока не предвиделось. Как и дождя.
Благодаря этому дороги и поля подсохли, так что отряд Тиммела беспрепятственно передвигался по ним с привычной быстротой, и к тому же никто не мог проследить их по отпечаткам копыт. Но на всякий случай назад возвращались кружными путями, всегда разными.
Очень выручало то, что было, куда возвращаться. Что существовал Ольд, который каждый вечер предоставлял им приют и ночлег. Не добровольно, но, казалось, местные жители уже привыкли к их присутствию и примирились с ним.
Всякий раз, покидая селение, они оставляли разъезд у дороги, который пару раз в день по широкому кругу объезжал всю деревню, больше чтобы показать свое присутствие. А в остальном Тиммел полагался на трусость и извечную пассивность крестьян. Да еще вечерами Эльгерд в компании пары солдат обходил дворы и контролировал, что каждый житель деревни все еще на месте и никто не сбежал с весточкой к Таресу. После этого можно было спокойно устраиваться на ночлег.
Ярмарки поздней осенью не проводились из-за риска бездорожья, Инсевель находился в глухой осаде, таким образом получалось, что ездить жителям Ольда некуда и незачем. Да и приезжим вроде бы было неоткуда взяться в расположенном на отшибе селении. Тем более в это неспокойное время.
Ясно, что вечно сохранять в тайне их присутствие не удастся, приют этот — временный, и что, самое позднее, когда снег установится и кони начнут оставлять за собой предательские следы, придется искать другой, но Тиммел не загадывал дольше двух-трех дней вперед.
Не в том они были положении. Он был благодарен судьбе за каждую лишнюю ночь, проведенную под крышей, в сухом, отапливаемом помещении.
Раненый чувствовал себя гораздо лучше. Не то, чтобы полностью оправился, но явно был на пути к выздоровлению.
Подводя итоги прошедшим дням, Тиммел приходил к выводу, что им всем просто-таки до неприличия везет.
Но через несколько дней все же случилось то, чего он так опасался. Патруль перехватил направляющегося по дороге прямиком к деревне путника. Который к тому же оказался еще и жрецом, как доложили патрульные.
— Он сказал, что хочет успеть в деревню на какой-то праздник. Или что когда он придет в деревню, будет праздник. Или праздник…
— Это все меня не интересует. Он был один?
— Совершенно один.
Над дорогой сгустились сумерки. Отряд Тиммела как раз возвратился после очередной вылазки, лошади устали, проголодались и рвались в конюшню, к которой успели привыкнуть за эти дни, да и солдаты нуждались в отдыхе. Но прежде следовало решить возникшую проблему.
Если это была проблема. Обычный странствующий жрец, каких сотни, обходящий местные деревни по какому-то ему одному известному принципу. Не похож на лазутчика и вовсе не обязательно горячий сторонник восстания. Скорее даже, нет. Традиционно жрецы всегда соблюдали нейтралитет и занимались делами своей паствы, не вмешиваясь в политику. Правда, ходили слухи, что некоторые из жрецов пошли настолько далеко, что открыто присоединились к крестьянским армиям, но большинство, насколько было известно Тиммелу, пока занимали выжидательную позицию.
Тиммел спрыгнул с коня. Старик-жрец неподвижно стоял в стороне, ожидая его решения. Впрочем, подойдя к жрецу вплотную, Тиммел понял, что первое впечатление было обманчивым. Несмотря на длинные, совершенно белые волосы, торчавшие из-под шапки, перед ним стоял не старик, а еще крепкий, плотно сложенный мужчина среднего возраста с мягким, округлым лицом и хитро прищуренными глазами неопределенного цвета.
— Зачем тебе в Ольд? — спросил Тиммел, опустив всяческие приветствия. Предоставленный самому себе Арзален последовал за ним и теперь тоже разглядывал незнакомца.
— Пришла пора! — лаконично ответил жрец. Голос у него оказался красивым — звучным, глубоким, бархатным. Неожиданно для ночующего где придется бродяги. А тон невозмутимым, как будто жрецу было не впервой, что его дальнейшую судьбу решают вооруженные чужаки. Впрочем, в странствиях он наверняка мог сталкиваться с опасностями разного рода. На земле перед ним лежали потертый дорожный посох, очень просто сделанный, лишенный принятых украшений и символов, и дорожный мешок, сшитый из грубого холста.
Нет, ничего необычного и тревожного в его внешности или вещах не было — решил Тиммел и сказал:
— Ну что же, раз уж ты пришел сюда, значит, и останешься здесь. А в случае, если у тебя возникнет мысль сбежать тайком, подумай о судьбе своего храма. Кажется, это старинное здание. Было бы жаль, если бы с ним что-нибудь случилось.
— Я останусь здесь, пока я буду здесь нужен, — спокойно согласился жрец, пропустив мимо ушей столь явную угрозу.
— Ты останешься здесь, пока я не разрешу тебе покинуть деревню, — отчеканил Тиммел.
— Может быть, одно не противоречит другому? — промолвил жрец, рассеянно потрепав по шее Арзалена. Он, похоже, никуда не торопился.
А вот Тиммел устал, замерз и не был готов и дальше торчать на подъезде к Ольду, стоя в придорожной грязи и перебрасываясь многозначительными фразами с дарийским жрецом. А, главное, он чувствовал, что дальнейшая беседа ни к чему не приведет, просто пойдет по кругу, а повторяться Тиммел не любил. Поэтому он подобрал поводья коня, молча развернулся и отправился к ожидающим его спутникам.
Нужно будет сказать Эльгерду, чтобы с этого дня приглядывал и за жрецом тоже. Арзален требовательно фыркнул прямо в ухо, как будто поторапливая сесть наконец в седло и добраться до дома, где его почистят и он получит заслуженный овес и сено…
Но все же немного странно — подумал Тиммел — как это норовистый конь стерпел прикосновение незнакомца и даже не дернулся.
Когда отряд ускакал в направлении Ольда, жрец неторопливыми, спокойными движениями стал собираться. Он поднял посох, аккуратно приладил на спину мешок и вышел на дорогу.
— Холодно вам небось тут стоять? — участливо обратился он к патрульным. Потом окинул испытующим взглядом темное небо, на котором колюче посверкивали звезды, что-то прикинул про себя, сочувственно вздохнул и добавил: — А к полуночи, смотрю, и вовсе подморозит. Не хотел бы я быть на вашем месте.
Он окинул потерявших дар речи солдат жалостливым взглядом, еще раз вздохнул, покачал головой. А потом плавным и в то же время ходким шагом бывалого путешественника двинулся в сторону деревни, оставив их переваривать его слова.