Придворный художник

      Если бы кто-то сказал Хуа Чэну, что его ждёт разговор с его Божеством, он бы рассмеялся тому человеку в лицо. Мужчина недостоин даже находиться рядом, направлять свой взгляд, а тут кто-то говорит ему про личную встречу?..       Но вот Хуа Чэн здесь. Сидит в комнате, больше похожей на его переговорную, и они здесь лишь вдвоем. Воздух слегка прохладный и не давящий, как бы нервозность Хуа Чэна ни старалась, но атмосферу добродушности ей не сломить. От осознания, что настроение в любой ситуации задает Его Величество, Хуа Чэн вздрогнул всем нутром. Заметив это, Се Лянь слегка наклонил голову на бок. Длинные серьги в ушах мужчины зазвенели. — Хуа Чэн, Вам нездоровится? Или здесь слишком холодно? — Хуа Чэн помотал головой. — Тогда почему бы Вам не поднять на меня взгляд? Я чувствую себя неловко.       Усилием воли демон выполнил просьбу. Взгляд божества в тот же миг смягчился, а губы растянулись в легкой улыбке: — Так то лучше. К Вам хорошо относятся слуги? — Слуги прекрасно справляются со своими обязанностями, — каменным голосом проговорил Хуа Чэн. На первый взгляд мужчина выглядел уверенным, готовым к светской беседе, однако плечи все еще были напряжены, а в душе теснился рой бабочек, — в моем доме людям явно есть чему у них поучиться. — Действительно? — Се Лянь заинтересованно погладил подбородок и закинул одну ногу на другую, изящно сменив позу. Глаз Хуа Чэна на секунду метнулся к крепким обнаженным бедрам. — Я польщен. В таком случае Вам стоит отправить своих слуг на дополнительное обучение. Думаю, это можно организовать. — К чему это? — Хуа Чэн — славный градоначальник, любовь всей демонической провинции. Призрачный город уже много лет является одним из самых привлекательных мест страны под Вашей рукой. И я должен быть уверен, что Вам всего хватает для комфорта.       Хуа Чэн в замешательстве смотрел на бога. Какое дело божеству до его комфорта?..       Однако демон не заметил, как напряжен был сидевший перед ним мужчина.       Кашлянув, Се Лянь продолжил: — Как долго Вы занимаетесь искусством? — …Уже около семи столетий. — Долгий срок. И как давно Вы придерживаетесь вашего стиля?       Вот она. Неловкость. — Сколько себя помню, Ваше Величество.       Кажется, этот ответ удивил Се Ляня. Его глаза в тот же миг округлились, а спина выровнялась. — Правда? Вы не рисуете ничего больше? — Для меня нет "больше", Ваше Величество, — Хуа Чэн приподнял уголок губ, — для меня Вы — это все искусство.       Се Лянь тупо уставился на него, приподняв брови, после чего резко отвел взгляд и встал с кушетки. Хуа Чэн тотчас последовал его примеру, не имея ни малейшего понятия, что думает божество о его словах. Был ли он слишком груб? Слишком откровенен? Казалось, он не сказал ничего такого, Его Величество абсолютно точно слышит подобное ежедневно по много раз, так почему его это настолько удивило?..       В ту же секунду Хуа Чэну пришлось поднять голову, чтобы не смотреть на мышцы пресса Его Величества. Однако взгляд все равно зацепился за маленькое украшение на пупке, от чего рот мужчины резко наполнился слюной.       Рост его Божества поражал. Хуа Чэн уверен, что, протянув руку, он сможет достать лишь до губ. Отбросив от себя эти мысли, мужчина перевел взгляд на огромные крылья — в сложенном состоянии они были выше своего обладателя, и перья все еще расползались по полу, словно это была длинная накидка. Демон чувствовал исходящее от крыльев тепло, так как сейчас они были ближе всего к нему. Протяни руку — и сможешь дотронуться, однако демон быстро отогнал от себя и эту мысль. — Что ж… — заговорил Се Лянь, — мне это нравится.       Выйдя из раздумий, Хуа Чэн снова поднял голову, уставившись на профиль божества, которое задумчиво смотрело куда-то в сторону: то ли на книжный стеллаж, то ли в окно. — Извините? — Я имею в виду, Вы мне нравитесь, — он на секунду осекся, — вернее, Ваш стиль и то, как Вы говорите. Думаю, нам предстоит не одна встреча перед состязанием.       Но он почти ничего не сказал за все время их разговора, разве нет? Хуа Чэн не стал спорить.       О Его Величестве ходили разные слухи. Кто-то говорил, что любовь бога так безгранична, что в столице есть отдельный дворец для его наложников. Другие — что Его Величество все столетия был одинок, и в этом есть своя красота (словно тот, кто всего себя отдает своему народу). Говорили даже, что у него один-единственный любовник, имя которого никому неизвестно, но он тоже бессмертен. Множество слухов не только о любви, но и о друзьях, внешности, характере. За все время, что Хуа Чэн провел в столице, он разного успел услышать от слуг и горожан, но мужчина предпочел учитывать лишь то, что узнал лично.       Неделя прошла как один день, и художник продолжал ждать, когда король снова захочет поговорить с ним. Все еще не имея понятия, почему божество проявило интерес к нему, Хуа Чэн каждую ночь строил теории и осуждал себя за необразованность и слабый перед богом характер. Будь он более подготовленным, более собранным, их разговор прошел бы куда насыщенней, однако Хуа Чэн все еще думал, что попал в сокровенный сон, от чего отвечал сухо, даже не думая. Получилось как никогда ничтожно.       Скорее всего подобное внимание король уделил всем прибывшим художникам, однако, сколько Хуа Чэн не встречался с ними, все как один твердили, что подобная возможность выпадает раз в жизни и разговор стал для них благословением. Значит ли это, что никому из них не была обещана повторная встреча? Хуа Чэн эгоистично надеялся на это, хотя понимал, что он ничем не отличается от других художников. — Я слышал от слуг, что вчера Его Величество выходил из восточного дворца, совсем один, без охраны! Может, там его гарем? — Идиот, все знают, что у Его Величества нет гарема.       Хуа Чэну не хотелось здесь находиться, но время состязания приближалось, а им все еще не было известно ничего об условиях и точном времени проведения. Удивительно, как это неорганизованно преподнесли, но Хуа Чэн уверен, что тому есть причина. Вчера ему пришло письмо из Дома Блаженства с докладом от Инь Юя, и Хуа Чэн готов был задержаться в столице столько, сколько потребуется, и даже больше.       Всего художников было около двадцати, может чуть больше. Они все стояли на небольшой площади, видимо, тренировочной площадке или чём-то вроде того. Впереди располагался гостевой павильон, за спиной — большой пруд, вдалеке за которым виднелось главное здание дворца. Весь дворец поражал своей богатой архитектурой. Несмотря на небольшую территорию, здесь было все необходимое: павильоны слуг, гостей, стражи, элитные дворцы, пагода рядом с большим садом, отдельная кухня, пруд, высокая стена, за которой стоял город. Все это было в общей доступности, однако никто не смел ходить по территории как заблагорассудится. Все занимались исключительно своими делами: профессионально обученные слуги быстро и тихо шныряли туда-сюда, стража стояла на своих местах, лишь иногда можно было встретить на прогулке каких-либо политических гостей. — Откуда тебе это знать? Ты обошел весь дворец, чтобы говорить так? — А тебе откуда знать?! Не морочь всем голову!       Хуа Чэн цыкнул, чем заставил мужчин замолчать. Все знают про мужчину не столько как о художнике, сколько как о жестоком градоначальнике демонического города. Об этом свидетельствовал внешний вид и аура демона.       Хуа Чэн выглядел молодо, лет на тридцать, но имел небольшие морщины у глаза, в котором читались годы накопившегося опыта и знаний. Второй глаз прикрывала кожаная повязка. Высокий рост и широкие плечи придавали ему опасный вид, чёрные длинные волосы, всегда распущенные, вились и беспорядком падали на плечи и спину. Одежда всегда в красных тонах с примесью чёрного и белого, на теле множество серебряных украшений, всегда звенящих и тяжёлых на вид.       Несмотря на свою грозность, Хуа Чэн был невероятно популярен у женщин и мужчин: его лицо было красивым, а осанка — гордой и прямой. Вкупе с блистательным умом мужчина обладал способностью вести любой разговор, пусть и не беседовал с кем попало. Его обаяние опьяняло, а угроза в фигуре лишь заставляла многих смотреть на него с благоговением. Пусть у Хуа Чэна и было много конкурентов и врагов, все знали, что, кроме самих богов, не существовало человека, превосходящего его в каком-либо деле. — Если вы прибыли сюда заниматься ерундой, то до мероприятия окажетесь за стенами дворца, — не глядя на них, спокойно сказал Хуа Чэн. Атмосфера вокруг тотчас стала более напряженной. Для людей стоять на одной площадке с демоном — такая же великая честь, как и встреча с божеством, однако Се Лянь не вызывал в них такого страха.       В этот момент на площадку павильона взошел человек. Обернувшись к художникам, Хуа Чэн сразу узнал в нем того, кто стоял рядом с троном Его Величества в день их прибытия. — Доброе утро, дорогие гости, — парень ярко улыбнулся и развернул свиток, который держал в руке, — мое имя Ши Цинсюань, на время вашего нахождения во дворце я буду вашим куратором. Сейчас дворец как никогда свободен от лишних дел, поэтому мы с вами будем видеться довольно часто.       Хуа Чэн поднял бровь. Ши Цинсюань — личный советник Се Ляня, ходивший за божеством как маленький хвостик. Что такая важная персона забыла у них в кураторстве? Разве за это не должны отвечать другие люди? Специально приглашенные, например?       Ши Цинсюань на секунду задержал на Хуа Чэне свой взгляд, что заставило мужчину поднять и вторую бровь. — Вы, скорее всего, в замешательстве, по какой причине Его Величество решил найти придворного художника именно сейчас, еще и организовав какое-то соревнование. Спонтанность его мыслей даже нас смущает, — последнюю фразу он пробормотал скорее себе, чем художникам, — у нас никогда не было придворного художника за все время его правления… и не думаю, что он был нужен, но осенью следующего года будет великий парад и в целом праздник всего королевства, юбилей восьмисотлетнего правления Его Величества, поэтому организация мероприятия будет идти полным ходом и грядут очередные перемены в столице, — Ши Цинсюань, казалось, просто рассуждал, после чего помотал головой и продолжил: — В любом случае, нам нужен персональный художник Его Величества!.. Праздников в стране много, так что это хороший повод разнообразить галерею и запечатлеть память лет…       Ши Цинсюань словно недоговаривал или понимал, что в его словах что-то не сходится. Всё это, по мнению Хуа Чэна, не имело никакого смысла. Он не спорил с желанием Его Величества — естественно, тот достоин быть изображенным на всех картинах и скульптурах мира, однако тот факт, что раньше ему не было никакого дела до своих портретов, а сейчас вдруг что-то изменилось, был непонятен. Что стало причиной? Восьмисотлетие его правления? Это событие и правда очень весомый аргумент, однако и там потребуется целая компания художников, чтобы запечатлеть тот же парад и Его Величество во всех его проявлениях. Это не однодневная работа, одному живописцу потребуются месяцы, чтобы воспроизвести события праздника на бумаге. Даже так, мужчина уверен, пусть не официально и не от имени дворца, но картин будет написано великое множество. В том десятилетии так и было, даже в прошлом году после всех парадов и фестивалей каждый художник занимался тем, что вспоминал свои впечатления и писал о них акварелью.       Если, конечно, состязание на придворного художника не подразумевает под собой что-то другое? В голову ничего не шло.       Хуа Чэн обвел взглядом собравшихся, обратив внимание, что никого эта ситуация больше не смущает. Тогда-то мужчину кое в чём осенило.       Хуа Чэнчжу — знаменитый во всей стране художник, пусть и не активный в светских знакомствах, но он знает всех известных художников Сяньлэ разных направлений. А здесь… лишь пара-тройка знакомых ему лиц, и те не особо значимы в искусстве, что говорит о… странном выборе кандидатов. А ведь это соревнование на придворного художника, личного портретиста Его Величества.       Хуа Чэн снова взглянул на Ши Цинсюаня. — Что будет при получении должности?       Ши Цинсюань забавно хмыкнул. — Чэнчжу, Вы, как и говорят, предпочитаете короткие разговоры! Конечно, помесячная оплата и высокий гонорар за каждую работу… — Я спрашиваю о другом. — …Извините? — Извиняю, — хмыкнул мужчина, — речь идет о предстоящей работе.       Ши Цинсюаня, кажется, не смутила грубость демона. — Вы про это! В столице будет выделено место для проживания художника и его семьи, если это требуется, или же, по желанию Его Величества, человек будет жить на территории дворца. Что касается обязанностей - искусство на эксклюзивной основе, так как в нашей стране лишь один член королевской семьи, то и рисовать нужно будет только его по его же запросам и в выбранное им время. — Что значит в выбранное время? — спросил кто-то из толпы. — Его Величество отлично позирует для одежд, так что и для картин это не составит труда. Однако время — месяц или сколько обычно для картины требуется — выбирает он сам.       После этих слов Хуа Чэн тяжело вздохнул, от чего художники рядом подумали, что он негодует. Но в этот момент мужчина думал о противоположном. Судя по историческим свиткам, обычно члены королевской семьи позируют лишь на начальном этапе, для наброска. Эта технология не очень удобна для пишущего, но такова политика придворного искусства. То же самое всегда касалось и скульптур.       Так почему сейчас им говорят о другом? На набросок не требуется больше двух часов, истинный художник запомнит все остальное и напишет за выданное время картину и без модели. — Что насчет условий состязания? — у Хуа Чэна было странное предчувствие. — Мм, это кажется довольно простым. В течение недели Его Величество будет позировать для вас по два часа в день, и за это время у каждого на руках должно быть семь эскизов… — Нам будет позировать Его Величество?! — А вы как думали? Он же выбирает художника, конечно, ему и позировать, — гордо усмехнувшись, Ши Цинсюань захлопнул свиток, который был у него будто лишь для вида, — Его Величество пусть и занятая персона, но на людей у него всегда время есть! Особенно когда это касается происходящего во дворце!              "Всё это звучит слишком легко и неинтересно" — подумал про себя Хуа Чэн. Возможно, здесь есть какой-то подвох? Что, если дело вовсе не в умении писать картины? А в чем же ещё? Хуа Чэн осмотрел толпу ещё раз: всех здесь объединяла лишь способность держать в руке кисть, на что еще можно обратить внимание у придворного художника?       Все годы, проведенные в искусстве, Хуа Чэн не раз думал о возможности перебраться ближе к столице, чтобы иметь шанс встретить свое божество, хотя бы на вековом параде. Боясь, что не справится со своими чувствами, мужчина постоянно отбрасывал эту мысль. Какой прок ему будет от взгляда? Пусть он жаждал, ничего более сделать не мог. Что-то словно твердило, что делать ему рядом с Его Величеством нечего.       В их вторую встречу он чуть не лишился чувств и запоздало начал мыслить здраво. Что очередной раз доказывает его ничтожность и недостойность, как такое существо может чего-то желать от Его Величества? В их первую встречу он не только осквернил вековой парад своим присутствием, но и посмел дотронуться до божественной кожи, очернив её своими грязными руками. От одного этого воспоминания сводило живот от стыда.       Он не смел, не смел. Две сильные пары рук обрамляли наручи, на длинных пальцах красовалось множество колец, золотые аккуратные ногти слегка блестели. Выступающие на предплечьях и тыльных сторонах ладоней вены двигались под кожей при малейшем движении.       Хуа Чэн застонал, прикусив свою подушку. Он действительно не имел ни малейшего права. Грязный, порочный слуга, удовлетворяющий свои фантазии через образ своего божества — если бы кто-то узнал, его бы казнили на следующее же утро. Или на месте руками Его Величества.       Хуа Чэн сильней сжал рукой горячий член, думая о божественных руках. Возбуждение отдавалось во всем теле мелкой дрожью, когда мужчина представлял все четыре большие ладони, блуждающие по его коже. Одна словно ласкала его бедро, другая невесомо парила над грудью, иногда задевая, третья лежала на шее и слегка сдавливала, четвертая…       Сорвавшись на бешеный темп, Хуа Чэн от переполняющих его чувств начал громко выстанывать имя своего божества. Тело резко свело судорогой, задрожало, и демон кончил, совсем перестав контролировать свой голос. Такого сильного оргазма у него никогда не было.       Вспоминая тепло тела Его Величества, такое мимолётное чувство, Хуа Чэн лишь в очередной раз понял, насколько он одержим и жалок и как мало ему нужно, чтобы довести себя до безумия.       Поступь Се Ляня была очень тихой, но твердой и быстрой. Хуа Чэну казалось, что если бы он шёл за Его Величеством, то в скором времени пришлось бы перейти на бег. Бог остановился рядом с Хуа Чэном, которого попросили подождать возле двери гостевой, когда Се Лянь закончит свои дела с прибывшими из какой-то западной провинции. — Доброе утро, Хуа Чэнчжу. Простите за небольшую задержку, — король неловко улыбнулся, казалось, слегка натянуто, но все ещё добродушно. Демон сразу понял, что встреча прошла не лучшим образом.       Се Лянь обычно ходил в небольшом количестве одежды, легкой и не сковывающей движения. Что говорить о приличиях, когда большое тело бога оснащено дополнительной парой рук и крыльев? Однако сейчас Его Величество был одет в большее количество тканей, несмотря на то, что его ступни и предплечья всё ещё обнажены. — Вам не стоит извиняться, Ваше Величество. Этот слуга простоял бы здесь столько, сколько потребуется, — Хуа Чэн искренне улыбнулся.       Се Лянь уставился на него всеми пятью глазами, словно демон в очередной раз сказал что-то шокирующее. Взгляд вертикального глаза на секунду скользнул чуть ниже, к улыбке, но быстро вернулся в строй.       В тот же момент мимо прошли несколько слуг. Настроение Се Ляня резко переменилось, и он поспешно открыл дверь гостевой, перед которой они всё ещё стояли. Чтобы не медлить, одним из крыльев мужчина легко подтолкнул Хуа Чэна в комнату, после чего зашёл сам. Подобный контакт с нежными перьями чуть не стоил Хуа Чэну души, но он смело выдержал резко учащённое сердцебиение и устоял на ногах.       А кожа у Се Ляня такая же горячая?       Комната была похожа на ту, в которой Хуа Чэн был в первый раз, но здесь гостевая часть совмещалась с небольшой кабинетной зоной. Несмотря на множество полок для книг и свитков, место казалось большим из-за количества света, исходящего от высоких, в пол, окон.       Се Лянь подошел к столу и, достав из одежд какие-то бумаги, положил их в стопку к другим. В этот момент одна из его рук была поднесена к виску, с кем-то связываясь, а другие две что-то быстро писали на листе пергамента. Эта абсолютная гармония между несколькими делами привела Хуа Чэна в трепет. Кто, как не Его Величество, способен на такое? — Нам принесут закуски и чай, может, Вы хотите чего-то ещё? Вы завтракали? — Се Лянь отложил то, что записал, и полностью развернулся к мужчине. Свет из окон отдавал бликами на его золотой коже. — Всё в порядке, спасибо. — Хуа Чэн всё ещё стоял у двери, не зная, куда ему сесть. — В гостевом павильоне отлично кормят.       Этот ответ, кажется, почти удовлетворил бога. — В главном дворце готовят ещё вкуснее.       Демон не очень понял, к чему это было, но он рад, что Его Величество отлично питается. Об этом свидетельствует его здоровый и сильный вид. Такому телу наверняка требуется большое количество еды в день.       Перед тем, как сесть на кушетку, Се Лянь слегка расслабил крылья, чтобы они сами приняли нужную им форму. Их размер кажется не очень удобным, но Хуа Чэн уверен, что Его Величество знает свои конечности лучше кого бы то ни было.       Что заметил Хуа Чэн по прибытии во дворец, так это разницу в мебели в гостевых комнатах. Одна из кушеток всегда была меньше других, и эта деталь казалась очень комфортной. Демон уверен, что такая особенность есть только в таких комнатах и в павильонах, где большая часть мебели стандартного размера, потому что он много раз видел слуг, которые носят с собой небольшие табуретки. От осознания этого Хуа Чэн усмехнулся. — Что Вас рассмешило? — от неожиданности демон вздрогнул. Се Лянь выглядел искренне заинтересованным.       Осознав, что все еще стоит на одном месте, Хуа Чэн сел на кушетку напротив и сказал: — Мне нравится дворец. Выглядит очень мило. — Я рад, — Се Лянь расслабился, — здесь всегда тепло и комфортно. Вам всего хватает в Вашей резиденции?       Они снова вернулись к этому разговору. — Не беспокойтесь, Ваше Величество. Пусть там и не так тепло, но сгодится.       Се Ляню явно не понравился такой ответ. — Вот как? Может быть, резиденция — не Ваш основной дом? — Дом — это место, где тебя ждут. — Хуа Чэнчжу никто не ждет? Друзья или любовники? — Его Величество может называть этого слугу Сань Ланом, если Вам будет удобно. Неужели бог и сам не знает ответ на свой вопрос?       Се Лянь неловко улыбнулся. Конечно, он знает, все знает. Хуа Чэн был знаменит во многих направлениях, особенно как глава Призрачного города, и мало того, что бог сам получал нужные ему знания о ком угодно, так еще и слухи (обычно более интересные) всегда витали во дворце.       О Хуа Чэне ходило множество сплетен. Помимо факта, что он рисует лишь Се Ляня, можно услышать многое о его личной жизни. Как правило, образ мужчины граничит с любовным угодником, но ничего, кроме названия его резиденции и демонического происхождения, не могло это объяснить. — Так значит, Сань Лан одинок? — пусть Се Лянь уже знал ответ, всё равно будто пропел этот вопрос сам себе. От тона его голоса и звучания своего имени на устах божества Хуа Чэн тяжело вздохнул. — Верно, — "полагаю, Его Величество тоже не особый романтик", — хотел было продолжить демон, но это звучало бы грубо. Хуа Чэн не знал всего, и знать не имел права. За плечами у божества была долгая, восьмисотлетняя жизнь, конечно, у него много опыта. Почему бы ему не быть романтиком?       Стук прервал их. Не дождавшись разрешения, дверь открылась, и на пороге показался высокий недовольный мужчина с подносом в руке. — Вызывали? — Му Цин! Нужно ждать ответа перед тем, как зайти! — Се Лянь неловко переводил взгляд с него на Хуа Чэна. — А что, ты тут непристойностями с гостями занимаешься? — мужчина закатил глаза и поставил поднос с чаем и закусками на стол между кушетками, — дверь запирается на замок, если надо, и вообще — почему я занимаюсь этой работой? У нас будто слуг больше нет!       Хуа Чэн недовольно свел брови на первом предложении. Как кто-то смеет обращаться к Его Величеству таким тоном? — Весь дворец занят подготовкой к встречам с гостями перед юбилеем… — А я не занят по-твоему? — …а ты все равно только что закончил с одеждами. Тем более, разве тебе не было интересно познакомиться с Хуа Чэнчжу?       Му Цин будто только что увидел Хуа Чэна в комнате. Оглядев демона с ног до головы, он лишь помотал головой каким-то своим мыслям и снова повернулся к Се Ляню: — Если ты будешь знакомить меня со всеми своими гостями, то что останется от моего рабочего графика?       Бог усмехнулся. — Дорогой друг, ты же знаешь, что в любой момент можешь попросить у меня выходной. — А утром ты какой парой рук будешь себе заплетать волосы? Не смеши меня, — Му Цин усмехнулся одним уголком губ, без злобы, и направился к выходу, — не зови меня больше… я сегодня тоже очень занят.       Они снова остались вдвоём в комнате. Повисла почти неловкая тишина, пока Се Лянь не заговорил: — Это Му Цин, мой камердинер. Он может показаться грубым на первый взгляд, но мы втроем знакомы с самого детства. Сань Лан уже встречался с Фэн Синем, верно? Обычно Фэн Синь отвечает за стражу дворца, но иногда занимается и более мелкими делами.       Это Хуа Чэн уже выяснил сразу после прибытия в столицу. Двое мужчин были с Се Лянем еще до времён его правления, и до сих пор дружны с ним. Однако демон не ожидал, что Его Величество позволяет кому-то так к себе обращаться. Пришло осознание, что он совсем ничего не знает о своем боге, и от этого на душе стало тоскливо и одновременно противно. Он не имел права интересоваться такими вещами, но этот самый интерес никуда не пропадал.       Кое-что смутило Хуа Чэна в словах Се Ляня. Мужчина сказал, что вся дворцовая прислуга занята, но вчера утром Хуа Чэн слышал совершенно иные вещи от Ши Цинсюаня. Что бы это могло значить? Или речь действительно лишь о прислуге, а не о других высокопоставленных людях дворца? Хуа Чэн предположил, что они тоже должны быть заняты, так что вопрос для мужчины все еще оставался открытым.       И ещё кое-что… — Могу ли я спросить Его Величество о том, что меня интересует?       Кажется, Се Лянь обрадовался его инициативе. — Конечно. — Как Вы поняли, что Му Цин закончил со своими делами? Не похоже, чтобы он говорил Его Величеству об этом по духовной связи.       Се Лянь приоткрыл рот, после чего расплылся в улыбке. Хуа Чэн не смог не взглянуть в очередной раз на ряд острых клыков, которыми даже он не обладает.       Бог поднял две из ладоней, чтобы Хуа Чэн их видел. Вторую пару рук он сложил на груди, а лицо приобрело самодовольный вид. В тот же момент на ладонях появились две горизонтальные полосы, которые через секунду распахнулись в два золотых глаза.       Се Лянь свободной рукой указал на глаз на лбу. — Я же Бог. Я всё вижу.       Этого объяснения онемевшему Хуа Чэну было достаточно.       Се Лянь по какой-то причине тут же отвел взгляд четырёх глаз, а улыбка из гордой стала неловкой. Опустив руки, мужчина кашлянул в кулак и продолжил: — Впрочем, моё зрение не безгранично. Я вижу лишь происходящее на территории дворца и кое-что за пределами в определённых условиях, но жизнь была бы более скучной, если бы я действительно видел всё, верно? — Не знал, что боги думают об этом. — Не ручаюсь за остальных, — он мягко засмеялся, заставив уши Хуа Чэна покраснеть. Какой чудесный звук, — к слову, за все восемь сотен лет я ни разу не был в демонической провинции, лишь проезжал мимо. Территория тех земель отличается густыми лесами и небольшими, но многочисленными городами. Я буду рад, если Сань Лан расскажет мне немного о Призрачном городе и о жизни в тех местах. — Его Величеству стоит как-нибудь побывать там и увидеть всё своими глазами.       Следующие два часа Хуа Чэн провел в приятной беседе с Его Величеством, своим божеством. Переполняющие тело эмоции сменились на комфорт и благоговение, и демон в очередной раз начал сомневаться, что всё это — реальность.       В это время глаза Се Ляня ни на секунду не отрывались от Хуа Чэна. Демон не заметил, как иногда нервно, нетерпеливо бог сжимал ткани своих одежд, а крылья слегка подрагивали. Несмотря на искренний интерес во всём, что ему говорил художник, тело иногда хотело броситься вперёд.       Се Лянь продолжал себя контролировать, как бы сильно не хотелось протянуть руки.