За свои двадцать четыре года Эдварду довелось ночевать в различных местах: старые сараи, военные лагеря, земляные окопы, крыши зданий и даже помещение, сплошь и рядом забитое динамитом. Поэтому сон у него был настолько чуткий, что парень без труда мог услышать звук открывающейся двери. Небольшой силуэт проник в его комнату, и Эдвард приоткрыл один глаз, разглядывая его. Молодая девушка, судя по всему, его ровесница, с ярко-красными волосами и большими карими глазами. На ушах много сережек, в носу — пирсинг, а на руках татуировки с необычными надписями. Девушка смотрела на Эдварда, а он, в свою очередь, продолжил разыгрывать спящего, заинтересованный в дальнейшем развитии событий.
Грудную клетку внезапно сдавило и даже с прикрытыми глазами парень понял, что девушка решила забраться на него. Горячее дыхание обожгло кожу, но ни один из мускулов Эдварда не дрогнул.
Это что, новый вариант лечения? Тогда парень предпочел бы, чтобы на месте девушки оказался его симпатичный доктор.
Девушка не предпринимала никаких действий. Она просто сидела на его бедрах и дышала, даже не касаясь. Эдварду это наскучило, поэтому он, наконец, решил подать голос:
— Если хочешь убить меня, то сейчас самое время: сонная артерия открыта для твоих зубов.
— Так ты не спишь! — ничуть не смутившись, ответила девушка, продолжая внимательно разглядывать парня.
— Почему ты зашла в мою палату? — решил задать логичный вопрос Эдвард.
— Мне так Фред сказал.
— Фред? Кто такой Фред?
— Ты его не увидишь, ведь он живет у меня тут.
Девушка, улыбаясь, тыкнула пальцем в свою лоб. Эдвард быстро понял ситуацию и лишь повел плечами:
— Окей, тогда может Фред скажет тебе слезть с меня? Я хочу переодеться.
Лицо девушки стало напряженным. Брови нахмурились, а на лбу появилась заметная складка. Но через секунду прежнее лукавое выражение вернулось, и она радостно захлопала в ладоши:
— Фред и Бетти разрешили, Фред и Бетти разрешили! А меня зовут Кэролин, меня зовут Кэролин!
— Очень приятно, — дождавшись, пока девушка слезет с него, Эдвард встал с кровати. — А меня зовут Эдвард.
— Бетти говорит, что твое имя довольно сексуальное! — Кэролин начала ходить по палате взад-вперед, рассматривая вещи. — Будешь встречаться с нами? Ты красивый.
— Предпочитаю члены, — спокойно ответил парень, стягивая с себя футболку.
Кэролин резко повернулась к нему, недовольно разглядывая:
— Фред не любит геев. Фред говорит, что геи порочат цивилизацию и вредят обществу… Фреду придется убить тебя.
— Окей, только свитер сначала накину, а то холодно.
Эдвард опустился к своей сумке, болезненно выдохнув. Рана на торсе плохо заживала, и швы доставляют дискомфорт. Черт, надо было вскрыть вены. Или хотя бы ударить себя в горло.
— Слава Богу, ты здесь, Кэролин, — в палате номер девять неожиданно показался тот самый хилый очкарик, которого Эдвард видел вчера в столовой. — Мы волновались за тебя! Ты же знаешь, что тебе запрещено…
— Роберт! Мой малыш Роберт!Пришел! — громко закричав, девушка бросилась на шею парня, целуя его в щеку. — И красивый доктор Джонс тоже здесь! Все тут, все тут!
Доктор Джонс действительно стоял позади Роберта, внимательно оглядывая пациентку. Доктор Лэрд сейчас был занят в приемном отделении, поэтому все заботы о «новеньких» ложились на плечи Брайана. И, когда мистер Линтон заявил о пропаже своей спутницы, врач тут же подключил всех санитаров на ее поиски. В итоге она оказалась в палате парня, которого Брайану вообще следовало бы избегать за пределами своего кабинетами. Но судьба, судя по всему, решила иначе.
— Мисс Хайд, вам не следовало покидать палату…тем более, приходить сюда, — стараясь не смотреть на Эдварда, ласково начала Брайан. — Вам снова что-то нашептал Фред?
— И не только он! Бетти тоже с ним! Не забывайте о Бетти, она любит быть в центре внимания!
— Что ж, простите меня за мою бестактность. Могу я предложить всем вам пройти на завтрак?
— Завтрак, Фред любит завтрак! Он считает, что его никогда нельзя пропускать! Фред любит завтракать, а вот Бетти не очень…
Двое санитаров, подоспевших по вызову Брайана, увели довольную девушку в сопровождении все еще обеспокоенное Роберта. Когда в палате остались лишь двое, доктор Джонс перевел взгляд на своего пациента, стараясь смотреть прямо в глаза. Но сделать это оказалось не так уж и просто.
Пресса идеальнее Брайан точно не видел. И вряд ли увидит. Все шесть кубиков, два из которых скрыты под бинтами. Идеальные мышцы груди, идеальные руки — Эдвард выглядел так, будто только что вышел с обложки модного журнала. Но, помимо рельефного тела, Брайану бросились в глаза и многочисленные шрамы и рубцы. Особенно глубокие белые полосы были заметны на ребрах. Сколько же операций он перенес? Судя по телу, больше, чем все пациенты Брайана вместе взятые, да и он сам.
— Простите за случившееся, — вспомнив, что он, все-таки, доктор, наконец произнес мужчина. — Состояние мисс Хайд очень нестабильно, а ночные медсестры…
— Да ничего, зато я увидел вас, доктор, — растянув губы в ухмылке, ответил Эдвард. — Засмотрелись на мое тело… так сильно понравился вид?
— Вам не стоит ходить в подобном виде, Эдвард.
— Я как раз собирался одеться… А вы так и будете стоять, или может снимите с меня штаны?
Брайан вспыхнул. Мало того, что он в открытую рассматривал своего пациента, так еще и забыл, что прямо сейчас находится в ЕГО палате, и ему следовало бы поскорее уйти.
— Увидимся на сеансе, — быстро пробормотал доктор, покидая палату.
— Буду с нетерпением ждать! — крикнул ему в след Эдвард, посмеиваясь.
В столовой военный вновь встретился с тем парнем в очках, который, завидев юношу, предложил ему сесть за свой столик.
— Приношу свои искренние извинения за Кэролин, — начал Роберт, снимая свои очки. — У нее шизофрения, поэтому…
— Да я и сам, вроде как, псих, поэтому можешь не оправдывать ее… Она твоя девушка?
— Да, мы вместе уже больше трех лет.
— И все это время она…
— Да… все это время.
Эдвард уткнулся в свою порцию. Парень, судя по отекшему лицу и усталому взгляду, побывал во всех кругах Ада, причем одновременно.
— Это лечение — наша последняя надежда, — вновь начал Роберт, комкая салфетку. — Я верю, что Кэролин искренне любит меня, но голоса в ее голове… они заставляют ее калечить себя по различным причинам, иногда по таким абсурдным, что я даже… Раньше мы находились в другой клинике, где также тестируют D378, а позавчера были переведены сюда.
— Судя по твоим рукам, лечение пока не ладится, — отметил Эдвард, глядя на перебинтованные мужские руки.
— Да, Кэролин уже пыталась покончить с собой в клинике девять раз.
Глаза Эдварда округлились:
— Девять? Чувак, ты же понимаешь, что на десятый…
— Понимаю. Но я не отступлю… никогда.
Глядя в самоотверженное лицо парня, Эдвард просто не мог сомневаться в его словах. Неужели на земле остались такие, кто готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью, ради спасения близких? Для парня это было загадкой. Хотя и он сам, пожалуй, был в такой ситуации, но…
Это была война. А на войне многие обыденные вещи искажаются, и ты начинаешь придавать им другое значение.
День пролетел быстро, не оставив после себя никаких значимых воспоминаний. Ханну он не видел, чему был несказанно рад, зато пару раз пересекался с Кэролин и ее рыцарем. Девушка казалось все такой же веселой, хотя глаза ее выглядели «слегка» безумно, словно она затевает что-то. Пару раз Эдвард оказался в компании мисс Хейли, которая, краснея еще больше, чем вчера, сделала ему перевязку и вручила таблетки, покрытые белой оболочкой. После них наступила вялость, и остаток дня Эдвард провел за телевизором. Он слушал различные программы, смотрел фильмы и удивлялся многим вещам. Все изменилось с тех пор, как он отправился на войну. Общество стало другим, более озлобленным и лицемерным. А он сам… да, он сам очень сильно изменился. Он прежнего беззаботного мальчишки не осталось и следа.
*
— Их там около семидесяти, а нас — двадцать пять. Херовая разница.
— Очень херовая… Что будем делать, майор?
— Разделимся на пять отрядов и окружим их. Сейчас это — наш единственный шанс.
— Добро, но как быть с пленными? Вдруг по ним начнется огонь?
— В первую очередь обезвреживаем подрывников, остальные — потом. Гражданских выводить через черный ход. Всем все понятно?
— Так точно!
Туман… Настолько густой, что прицел винтовки не может засечь никого, кроме крыши дряхлого сарая. Очень тихо, чертовски тихо для семидесяти террористов, и это напрягает.
Снова появляется чувство, что они делают все не так. План почти идеален, любой на его месте поступил бы также, но…
Почему всегда есть это чертово «но»?
Стрельба. И по-прежнему туман. Он не видит, лишь слышит голоса и громкие крики, и бежит туда.
Бежит, задыхаясь. Дым попадает в ноздри, хочется закрыть лицо, зарыться в землю, убежать подальше, но он бежит.
— Майор, мы…
— Черт возьми, Тимми, что с тобой…
«Как ты вообще разговариваешь, когда половина твоего тела валяется в другой стороне»?
— Мы… засада… они все знали… Всех нас… бегите, майор… хотя бы вы…
— Твою мать, Тимми, не смей…
— Бегите…
Выстрел. Прямо над левым ухом. Он ложится на сырую землю и прикрывает рот рукой, стараясь не дышать. Сколько у него патронов? Достаточно, чтобы открыть огонь по противнику, но недостаточно для того, чтобы спасти пленных.
В висках начинает стучать. Правый глаз заливает кровью, картинка перед глазами расплывается. Хрипы товарищей, стоны раненых, все они уже не жильцы.
Он остался один. И ему как никогда страшно. Возможно, в первый раз за всю жизнь он испытывает по-настоящему животный страх.
Но он встает. Поднимается на негнущихся ногах и бежит в сторону сарая. Снова выстрелы, потом — звук чеки от гранаты, и мир будто переворачивается.
Он не будет добычей, он — охотник.
Эдвард просыпается в холодном поту, чувствуя, как дрожит собственное тело. Быстро вскакивает с кровати и включает свет. Выходит в ванную и пускает воду. Смотрит на свое потрепанное выражение и убеждает эти голубые глаза, что он уже не на войне.
Что он действительно жив.
Через десять минут ему удается убедить припухшие глаза, что он, Эдвард Блэр, действительно выжил. Но лучше от этого не становится. В его голове до сих пор звучат крики товарищей, их предсмертные вопли и прощание с собственной жизнью. Он никогда не забудет той картины. Она прочно въелась в память, засела под кожу, впечаталось в самое сердце.
Парень умывает лицо и руки, затем все же выключает воду и идет обратно в кровать. Свет остается включенным, но так даже лучше. До утра он вряд ли заснет.
А демоны любят темноту.
*
В десять утра Эдвард осторожно стучится в кабинет доктора и, получив разрешение, заходит. Брайан сразу же замечает перемены в его лице: более утомленное и менее оживленное. Потухший взгляд и чересчур фальшивая улыбка.
— Снова кошмары? — интересуется доктор.
— Вы очень проницательны, — отвечает Эдвард, сглатывая. — Прямо-таки оракул.
— Оставьте ваши шуточки, Эдвард. Вам ведь становится хуже, так почему вы не хотите принять мою помощь?
Парень провел рукой по торчащим волосам.
— Вы хотите, чтобы я рассказал вам про войну? Но я сам не хочу этого делать.
— Ваши воспоминания приносят вам страдания, это я понимаю. Но боль никуда не исчезнет, если вы будете относиться к ней небрежно или делать вид, будто ее не существует.
Эдвард смотрел на своего психотерапевта и начинал ему доверять. Он ведь и так подпортил ему жизнь своими подкатами и нелепыми предложениями, а доктор, как ни в чем не бывало, продолжает пытаться ему помочь. Занятный мужчина, вот бы увидеть его чл...
— О чем задумались?
— Да так, ни о чем, — кашлянув, Эдвард чуть трясет головой. — Хорошо, пусть будет по-вашему… Полтора года прошло, а я все никак не могу избавиться от кошмаров… Во сне я вижу их лица, вижу лица моих товарищей. Я видел, как они умирают, захлебываясь в крови. Видел, как их оторванные конечности едва держатся, или валяются за пару миль от них. Видел, как жизнь покидает их тела.
По мере приближения рассказа к финалу голос Эдварда становился все более надорванным. Не желая показывать собственную слабость, парень начал говорить быстро, почти тараторить:
— И я… потом все было, как в тумане. Помню, что очнулся только тогда, когда меня начали обнимать гражданские. Женщины с детьми, а еще старики… И повсюду — мертвые тела наемников с перерезанными глотками и… Я их всех убил, док. Никого не оставил в живых, даже совсем юных… Я убийца, док, а все считают меня героем. Поэтому я и ушел из армии, не мог больше выносить подобного… Меня должны были изолировать от общества и бросить в тюрьму, а вместо этого обожали и боготворили — чушь, правда?
Эдвард грустно усмехнулся, опуская голову. Руки начали дрожать, и парень тщетно пытался справиться с этой дрожью. Старая рана вновь открылась, и говорить о ней оказалось гораздо сложнее, чем он думал.
Брайан тихо выдохнул. Рассказ парня шокировал его, но больше всего — неподдельные эмоции и эта боль в глазах. Насколько же тяжело ему было?!
Горячая ладонь накрывает чужую руку, сжимая ее. Эдвард вздрагивает, а затем встречается взглядом с Брайаном. И его глаза такие… заботливые? Искренние и…
И самое главное, в этих глазах отсутствует жалость, лишь готовность поддержать.
А Брайан в это время, так неосторожно нарушив субординацию и взяв за руку своего пациента, думает о том, насколько это не профессионально. Но мысли быстро уходят на второй план, когда он видит чистые голубые глаза. В которых, вопреки всему, продолжает теплиться надежда.
— Вы не должны себя обвинять, Эдвард, — тихо начал доктор Джонс. — У вас не было выбора, вы пережили травматическое событие, которое понесло за собой соответствующие последствия… Вам нужно начать жить настоящим и, наконец, взглянуть в лицо прошлому, отпустив его… Нам предстоит много работы, но вы должны быть готовы к…
— Я готов, — уверенно заявляет юноша, перехватывая чужую руку и переплетая их пальцы. — Если со мной будет такой доктор, как вы, то я, пожалуй, постараюсь сделать все так, как положено… Хотя бы один раз в жизни.
После ухода пациента Брайан меряет шагами свой кабинет, заложив руки за спину, и думал о сложившейся ситуации. Мистер Блэр начинает раскрываться перед ним, но почему психотерапевт так остро реагирует на своего пациента? Хваленое хладнокровие теряет свою значимость, когда мысли Брайана вращаются вокруг Эдварда…
Нужно определенно что-то менять в их отношениях. Но что именно?..
