***
До смены Даня заскочил в студию — они открывались на час раньше лаборатории и могли успеть нахватать срочников. Сегодня работал Славик, второй фотограф в студии. Он был племянником одного из хозяев их фирмы, часто косячил, путая заказы и пропуская клиентов, гонял курьеров по личным поручениям и хамил лаборантам. Кристина его терпеть не могла, считая заносчивым мудаком, он в ответ называл её холёной сукой, а дальше шла «непереводимая игра слов», пока их не растаскивал кто-то из начальников: дядя Славика, тоже препротивнейший мужик Анатолий, или добродушный грузин Алико. К счастью, пересекались фотографы крайне редко, лишь заочно поливая друг друга грязью. Славик капал слюной в сторону Кристины, а она раз за разом отшивала его в своей ядовитой манере. И тот бесился, устраивая идиотские разборки, в которых мелочно припоминал девушке все промахи. Поговаривали, что Кристина — любовница Алико. Никто, разумеется, этого наверняка не знал, но Даня не раз отмечал особо нежные взгляды, которые начальник бросал на девушку, хотя лично ему в этих взглядах больше виделось отеческой заботы, нежели эротического подтекста. Впрочем, Даня слишком плохо разбирался в отношениях, чтобы рассуждать о чувствах других людей — свои бы понять. День прошёл в обычном режиме, хотя пара Славиных косяков с клиентами добавили суеты. По пути домой Даня зашёл в супермаркет и основательно затарился. Так повелось, что в их семье готовили мужчины, видимо, как «самые рыжие». Мама с сестрой, натуральные голубоглазые блондинки, занимались только выпечкой и консервацией. Вот и Лисицын-младший готовить умел, а главное — любил, особенно, если для кого-то, сам он часто перебивался перекусами. Дома Даня закинул пакеты на кухню, вымыл руки и, разобрав покупки, сразу приступил к приготовлению ужина. С Саней они списались днём, ещё раз подтвердив вечерние посиделки, и до его прихода оставалось чуть меньше часа. Из маленького бумбокса на подоконнике на повторе играли Red Hot Chili Peppers, под которых он, подпевая, двигался по кухне. Ловкими движениями подготовил продукты, потушил курицу с картошкой, напёк любимых Саниных кабачковых оладьев и уже перемешивал салат из свежих овощей, когда в дверь позвонили. — Привет, хозяюшка, — широко улыбнулся друг на фартук в горох, но Даня успел заметить его чуть настороженный, изучающий взгляд. На подкол с фартуком Даня закатил глаза, потом широко распахнул дверь и, пропуская Саню в квартиру, мягко ответил: — Привет-привет, проходи давай. — Я тут к чаю кой-чего принёс и пивасик. — Друг протянул пакет, в котором глухо звякнуло. — Так чай или пивасик? — усмехнулся Даня, закрывая дверь. — Иди руки мой, всё готово уже. Кузьмин послушно вымыл руки и зашёл на кухню. — Сметану из холодильника достань, — попросил Лисицын, расставляя на столе тарелки и приборы. — Ага, — Саня взял сметану, прихватив баночку тёти-Олиных маринованных огурцов, сел за стол и в предвкушении облизнулся. Даня разложил по тарелкам ужин, поставил поближе к другу миску с оладьями, вскрыл баночку со сметаной и сел напротив друга. Они ели, перекидываясь короткими фразами. Саня рассказывал о новом заказе и чуть не урчал от удовольствия, нахваливая еду, и Даня чувствовал, как постепенно возвращается к душевному равновесию и спокойствию, которые всегда испытывал рядом с другом. — Машку давно не видно, — сказал он, собирая тарелки и включая чайник, — у вас там всё в порядке? — Да ну, нах, мы расстались, походу… — О Господи, что на этот раз? — спросил Даня, впрочем, заранее зная ответ. — Не Таня… — коротко ответил Саня, подтвердив догадку. Оставалось только сочувственно вздохнуть. В двенадцать лет, когда они только начали крепко дружить, этот балбес умудрился влюбиться в Данину сестру. С первого взгляда и до сих пор. Его не остановила ни шестилетняя разница в возрасте, ни то, что тогда Таня по уши была влюблена в сокурсника Никиты. Саня ходил за ней хвостиком, смотрел полными обожания глазами и ничуть не смущался, когда его палили. «Моя будущая жена», — говорил он Тане. Та беззаботно хохотала в ответ, трепала его по макушке и… убегала к своему Юрке. Сейчас за Кузьминым закрепилась репутация бабника: его многочисленные девушки, все как на подбор изящные голубоглазые блондинки, подолгу в их компании не задерживались. И только Даня знал, что друг всё ещё ищет среди них «свою Таню». Лисицын разлил по чашкам чай, достал принесённые другом заварные кольца с творогом, пересыпал в вазочку конфеты — любимые обоими «коровки», и молча сел за стол. Каждый задумался о своём, и какое-то время в кухне царила тишина, нарушаемая лишь шорохом конфетных фантиков и «Перцами» из бумбокса. — Таня написала, — заговорил Даня, когда друг откинулся на стуле, довольно почёсывая пузо. — Тёмкин день рождения в эти выходные на даче отмечают. Мы как, завтра или в субботу поедем? — Завтра, конечно! — Ну тогда с утра за подарком, а оттуда уже на электричку, да? — А за подарком — в Детский мир? — глаза у друга в предвкушении аж загорелись. В школьные годы Детский Мир на Кузнецком Мосту был их любимым магазином. Они могли часами шастать по отделам с разными игрушками, переходя с этажа на этаж и объедаясь мороженым в вафельных стаканчиках. Выбор подарка для Тёмы был отличным поводом снова поехать в главный игрушечный магазин города и вернуться в ощущение детского восторга и вечного праздника. К Артёму, Даниному племяннику, Саня был привязан почти болезненно. Но тот факт, что он — сын его «будущей жены» повлиял на эту привязанность лишь отчасти. Даня знал, что почти девять лет назад в семье Кузьминых произошла большая трагедия, когда утонул Санин братишка. Мама оправиться от потери сына не смогла и буквально за полгода сгорела от рака. А убитый горем отец семейства, оставшись один с десятилетним ребенком, сильно запил. Потом, конечно, взял себя в руки, собрал пару чемоданов и вместе с сыном навсегда уехал из Питера в Москву. Даня отлично помнил, как классная представила им новенького, и этот рослый парень на её предложение выбрать себе место почему-то подсел именно к нему. Поначалу Лисицын относился к Сане с привычной осторожностью, но тот принялся так активно с ним дружить, что пришлось сдаться и поверить: наконец-то и у него появился самый настоящий друг. Потребности в заботе у Сани оказалось патологически много, и сначала он щедро выплёскивал её на друга, а сейчас вот — переключился на Тёму. — С ума сойти, — сказал Саня, вылезая из-за стола. — Шесть лет пацану будет. — Ой, не говори, Танька же его в первый класс записала, прикинь? Он собеседование на раз-два прошёл, хоть и мелкий ещё. — А то ты сомневался! Это ж Тёмыч! — Кузьмин говорил не без гордости, словно речь идёт о собственном сыне. Потянулся с хрустом в спине и предложил: — Ну что, пойдём позырим чего? Ты как? — Да, давай, ты иди выбери там чего-нибудь, а я пока посуду помою. Лисицын ненавидел грязную посуду и старался поддерживать на кухне идеальный порядок, как приучали его отец с Никитой. Он уже вытирал руки вафельным полотенцем и собирался залезть в холодильник за пивом, когда в кухню зашёл Саня. В одной руке он держал видеокассету, в другой — фотографию «того парня» — она так и пролежала целый день на полу возле дивана, а после возвращения домой Даня в комнату не заходил и поэтому забыл её спрятать. Он замер возле холодильника и, до побелевших костяшек сжав полотенце, нервно переводил взгляд с фотографии на Саню. — Что за перец? — спросил тот, разворачивая к нему фотку. — Это… Отдай, — отмерев, Даня потянулся, но друг ловко отвёл руку выше. От внимательного взгляда по спине пробежал липкий холодок. — Это с работы заказ. — И с каких пор ты таскаешь заказы домой? — недоверчиво сощурив глаза прошипел Кузьмин. — Сань… — У тебя проблемы? — Да нет же, Господи… — Даня снизу вверх смотрел в глаза друга, чувствуя, как сердце колотится уже где-то в горле. — Нет у меня проблем, просто… — Он отвёл взгляд и сделал несколько коротких вдохов. — Лисёныш? — встревоженно произнёс друг. Но Лисицын больше ничего не сказал и опустил голову, не выдержав прямого взгляда. Диск в бумбоксе по второму кругу за вечер проигрывал 'One Hot Minute'. И надо же было именно в этот момент начаться песне 'Friends'. После короткого гитарного проигрыша Энтони Кидис запел: «My friends are so depressed I feel the question of your loneliness Confide, 'cause I'll be on your side You know I will, you know I will» Они так и простояли в молчании всю песню: Даня, опустив голову, Саня — буравя взглядом его макушку. — Хорошо, — первым нарушил молчание Кузьмин и положил фотографию на стол, — но обещай, что скажешь, если кому-то нужно будет морду набить. Даня облегчённо выдохнул и посмотрел на друга. Тот слегка хмурился, но казался спокойным. И в этом был весь Саня — быстро закипающим и так же быстро остывающим, но в любой момент готовым броситься защищать своего Лисёныша. Даня улыбнулся и коротко кивнул: — Иди включай, я пиво возьму и приду. Бросив короткий взгляд на оставленную Саней фотку, Даня вздохнул уже в который раз за день, достал из холодильника пиво и присоединился к другу, который уже запустил вышедший в этом году первый эпизод «Звёздных войн». Он с ногами забрался на диван и притянул колени к груди. Уткнулся в них подбородком и, потягивая пиво, старательно делал вид, что не замечает задумчивых взглядов друга. Изо всех сил притворялся, что увлечён фильмом, хотя на самом деле мысли его то и дело возвращались к фотке «того парня». К середине фильма, на сцене, где маленький Энакин дарит Амидале кулон, Даня тихонько переместился и прижался щекой к плечу друга. А под конец и вовсе сполз вниз, положив голову Сане на колени. И друг, никак не комментируя эту молчаливую просьбу в утешении, тут же запустил руку в его волосы и принялся мягко перебирать медные пряди.***
На следующее утро Даня первым делом забрал с кухонного стола фотку и «надежно» спрятал её среди тетрадей и учебников в своей комнате. Это в кухне соблюдение идеальной чистоты было обязательным, а за отсутствие порядка в комнате никто его не отчитывал, и на Данькином письменном столе царил вечный бардак. Родители в его спальню и не заходили без крайней необходимости, разрешая сыну-подростку иметь собственное неприкосновенное пространство, свою личную лисью норку. С покупкой подарка друзья решили не затягивать, чтобы успеть на электричку до наплыва дачников, поэтому ранним утром встретились у Саниного дома и поехали в Детский Мир. Выбрали для Тёмы очередной набор Лего — мальчишка на удивление ловко расправлялся с конструктором, а если к нему подключался Саня, они могли часами возиться на ковре в детской, выстраивая целые кварталы и сочиняя на ходу истории про маленьких Лего-человечков. — Иногда мне кажется, что ты покупаешь их для себя, — ворчливо заметил Даня, оплачивая покупку и пытаясь впихнуть огромную коробку в подарочный пакет. — Есть такое, — признался друг, расплываясь в улыбке, и, поймав насмешливый Данин взгляд, всплеснул руками и воскликнул: — Ну чего? У меня в детстве таких не было! — У тебя зато был железный советский конструктор с настоящими винтиками и гаечками, — ответил Лисицын и напомнил: — Тане ещё цветы надо купить. — Это предоставь мне, цветы для своей будущей жены я выберу сам. Даня закатил глаза и направился к метро. Конечно, там они предсказуемо зависли у палатки с дисками, но Даня вовремя спохватился, заставил друга переключиться на выбор букета для мамы именинника и чуть не пинками погнал его на вход в метро. Доехали без пересадок до Тушинской и, буквально за минуту до отправления, забежали в последний вагон электрички.