Сенситометрия

      В субботу к полудню стали съезжаться гости: старший брат Никита с женой, Тёмкины друзья с родителями, родственники и Танины подруги с детьми. К празднику подготовились основательно — игры, конкурсы, фанты — Даня едва успевал щёлкать затвором. Когда удавалось отвлечься от съёмки, он поглядывал на Саню с сестрой. От напряжения между ними искрило: весь день Кузьмин пытался поговорить с Таней, но та его стоически игнорировала. Саня отступал, но не выдерживал и подкатывал снова.       Даня как раз сделал очередной перерыв, когда заметил, как друг заворачивает за угол дома. Поникшие плечи явно говорили о том, что он расстроен. Первым порывом было пойти за ним, но воткнутые в «Наполеон» шесть свечей дождались своего часа и пропустить момент их задувания Даня не мог.       Едва стихли радостные хлопки после «Каравай-каравая», он отложил камеру и отправился на поиски Сани. Тот обнаружился на веранде — сидел с задумчивым видом на качелях и тихонько раскачивался. Поколебавшись, Даня забрался на широкое сиденье, подтянув колени к подбородку. Он не знал, с чего начать разговор, какие подобрать слова и стоит ли вообще говорить, поэтому молча сидел рядом, рассчитывая на то, что его присутствие само по себе окажется поддержкой.       Минут через десять из-за угла дома вырулил слегка очумевший Тёма. Он так же без слов, как до этого сделал Даня, забрался на качели и привалился к Саниному боку. Двумя руками крепко обхватил его локоть и прижался щекой к плечу.       — Свечи на торте все задул? — первым нарушил тишину Саня.       — Ага, с одного раза! — довольно похвастался мальчик.       Даня заметил, как уголки губ у Кузьмина поползли вверх.       — Класс! — похвалил он. — А желание загадал?       — Угум, — Тёма вздохнул и чуть повернул голову, утыкаясь носом в Санину руку.       — Только не говори никому, а то не сбудется, — заговорщически прошептал тот.       — Не верю я в эти дурацкие желания! — пробубнил Тёмка то ли с обидой, то ли со злостью в голосе. — Загадываешь их, загадываешь, а они все равно не сбываются!       Саня с удивлением вскинул брови.       — Неужели ни одно желание не исполнилось?       — Да, оно все-то одно. И то не сбывается…       — Что ж там у тебя за желание такое? — Саня освободил свою руку от Тёминых ладоней и, положив её на спинку качелей, развернулся к нему вполоборота.       Тёмка сидел к Дане спиной, и тот не мог видеть выражения его лица, но по вздрагивающим плечам понял, что племянник взволнован. Сделав глубокий вдох, он скороговоркой выпалил:       — Чтобытыбылмоимпапой.       В этот самый момент Даня в полной мере ощутил, что значит выражение «разбитое сердце», потому что его собственное сердце после Тёмкиных слов разбилось на тысячу маленьких осколков.       — Что ты сказал? — севшим голосом переспросил Саня. Он часто-часто моргал, видимо, пытаясь сдержать скопившуюся в глазах влагу.       Тёмка склонил голову набок и совсем уж жалобно как-то начал повторять:       — Чтобы ты…       — Господи, — перебил его Саня, — Тём… Тёмка…       Он положил руку на голову с коротким медным ёжиком волос, нежно провёл ладонью от макушки до шеи и рванул мальчишку на себя. Они крепко вцепились друг в друга и сидели так, не в силах отпустить. Саня громко сглатывал, а Тёмка всхлипывал, уткнувшись лицом в его грудь. Хотелось утешить их, но слов снова не нашлось. Вместо них Даня протянул руку и несильно сжал Санино плечо. Тот рвано выдохнул, сделал пару глубоких вдохов и постарался успокоиться.       Из дома вышла Таня, заметила их и улыбнулась. Уже подойдя ближе, она, видимо, поняла, что переплетённый комок — совсем не счастливые объятия, и забеспокоилась. Присела перед ними на корточки, посмотрела сначала на Даню, словно спрашивая, в чём дело, и, мягко положив руку на коленку сына, осторожно позвала:       — Тём?       Тот, не размыкая рук, только повернул голову в сторону матери. От слёз глаза покраснели и опухли, из носа текло, мальчишка делал судорожные вдохи, чтобы успокоиться, но помогало не очень.       — Эй, вы чего тут сырость развели? Сынуль, праздник же, пойдём к гостям?       Тёмка мотнул головой и снова уткнулся в Саню.       — Скоро стемнеет, фейерверк будем пускать, ну Тём? — Таня тихонько поскребла ухоженными ноготочками его спинку и в поисках поддержки посмотрела на брата. — Дань, что у вас тут происходит?       — Мы сейчас придём. — Он коротко кивнул. — Фейерверк точно не пропустим, да, Тём?       Тёмка глухо угукнул, и Таня, вздохнув, встала в полный рост и ушла к гостям. А Даня встретился взглядом с другом и поймал его усталую улыбку.       — Фейерверк, м? — сказал тот, вытирая Тёмкино лицо своей футболкой. — Пойдем-ка, родной, приведём себя в порядок.       От этого «родной» у Дани на душе так потеплело, что даже дышать стало легче. Он не знал, о чём размышлял друг, пока сидел тут один, но, глядя, как эти двое, держась за руки, уходят в дом, поверил, что всё по-прежнему хорошо. На ходу соскочив с качелей, Даня отправился на задний двор.       Солнце уже село, в беседке зажгли гирлянду с фонариками. На другом конце участка отец с Никитой готовили фейерверк. Мама с Таней накрывали стол для чаепития с тортом. Гости, слегка утомлённые, тихо переговаривались. Из дома вышли Саня с Тёмкой, умытые и умиротворённые, и Даню накрыло предвкушением какого-то волшебства. Он улыбнулся сам себе и пошёл готовить камеру к съёмке фейерверка.

***

      В понедельник Даня сдал отснятые за выходные плёнки на проявку и печать пробников в профессиональную фотолабораторию и на следующий день отобрал кадры для большого формата. Сделав заказ, позвонил Тане и пригласил её к себе — вместе поужинать и посмотреть фотографии. Сестра приглашению очень обрадовалась и обещала заехать после работы.       Таня, как и мама, окончила Пединститут, правда, выбрала не преподавание, а коррекционную психологию, и после получения диплома устроилась в частный коррекционный центр для «особых» детей. Иногда Даня думал, что о чужих детях она переживает больше, чем о собственном сыне. Но, конечно, это было не так, просто Таня знала, что, даже будучи ребенком из неполной семьи, её сын не страдает от отсутствия в его жизни отца: и мужского, и женского внимания он получал предостаточно. А уж дополнение к семье в виде Сани было и вовсе бесценным. Поэтому Таня могла спокойно разделять заботу о ребёнке с родными и с чистой совестью заниматься любимой работой.       На ужин Даня, помня, что сестра следит за фигурой, решил запечь рыбу с овощами и приготовить несколько лёгких закусок. Мысленно составил список нужных продуктов и отправился за продуктами. Он ещё только открывал вторую дверь, когда услышал звонок домашнего телефона. Побросал у порога пакеты, кое-как стянул кроссовки и, спотыкаясь, подбежал к трубке.       — Да?       — И чего это мы так запыхались? От интересного занятия отвлекаю?       Пошлый намёк Даня пропустил мимо ушей и, всё ещё шумно дыша, ответил:       — Я только домой зашёл, в магаз ходил.       — О! Чую хавчик!       — Таня сегодня приедет на ужин, — закатив глаза, пояснил Даня. — Фотки смотреть.       — Ясно-понятно. Так я зайду? Типа мимо проходил.       Даня почувствовал в его голосе улыбку и сам непроизвольно улыбнулся: вот же балбес, память дырявая, уже забыл, как на даче страдал от очередного Таниного отшива.       — Ну, если мимо, то заходи, конечно, — хохотнул он. — Ты на ужин? Или после?       — А что у нас на ужин?       — Рыба.       — Ой, не, эт без меня, — друг в детстве подавился рыбьей костью и с тех пор ни в каком виде её не ел. — Я часам к восьми подойду, лады?       — Лады.

***

      К семи часам ужин был готов, Таня появилась в десять минут восьмого. Как всегда, красивая, немного уставшая, зашла в квартиру, скинула туфли на высокой шпильке и с облегчением выдохнула, словно выпуская из себя напряжение всего дня. На ней были бежевые льняные брюки и тёмно-синяя блузка: сестра всегда одевалась просто, но стильно, умело подчёркивая свои достоинства. Даня залип на её лице. Он давно хотел предложить ей сделать портретную студийную съёмку, но для этого надо было дождаться начала учебного года, чтобы воспользоваться студией колледжа.       Таня отдала ему бутылку сухого белого вина и скрылась в ванной. Вышла оттуда через пять минут посвежевшей, со скрученным на макушке небрежным пучком, отчего сразу стала какой-то домашней.       — Мммм. Пахнет обалденно. — расплылась она в улыбке и махнула в сторону вина: — Нальёшь?       — Ты не на машине разве?       — Да ладно тебе! Я чуть-чуть, ужасно хочется выпить.       — С чего бы? — удивился Даня, но сестра в ответ только повела своим хрупким плечом. — Ну, как скажешь, — вздохнул он, — бокалы неси.       Пока сестра ходила за бокалами в гостиную, Даня вынул из духовки противень с рыбой, разложил еду по тарелкам, порезал лимон и достал из холодильника чесночный соус. Таня принесла два бокала, ополоснула их, насухо вытерла салфеткой и села за стол. Разлив вино, Даня присоединился к сестре.       За ужином Таня много говорила о работе.       — Ты знал, что я первые два месяца в Центре постоянно ревела? Так тяжело было, ужас! Смотрела на всех этих детей и понимала, как ничтожно мало могу для них сделать. — Таня покручивала в руке бокал, иногда пригубляя. — Приходила после работы домой, укладывала Тёмку спать, а потом ложилась рядом с ним и плакала полночи. Родителям, которые от таких детей не отказываются, им, знаешь, памятники надо ставить, это же титанический труд. Столько вкладывать в ребенка, чтобы получить однажды малюсенькую отдачу… Но оно того сто́ит. Однозначно.       — А сейчас?       — Что? — Таня встрепенулась, мотнув головой.       — Сейчас привыкла?       — А, это… Нет, к этому невозможно привыкнуть. Просто сосредоточилась на процессе и наших маленьких победах. — Улыбнувшись, она снова отпила из бокала. Помолчала немного, потом окинула брата внимательным взглядом и спросила: — Дань, что с тобой происходит?       Даня напрягся, как всегда случалось, если речь заходила о чём-то личном.       — С чего ты взяла, что со мной что-то происходит? — буркнул он.       — Ты какой-то другой, не знаю. Я на даче ещё заметила… Часто в себя уходишь, задумываешься о чём-то… О чём-то грустном. Я бы могла предположить, что ты влю…       Договорить он ей не дал. Вспомнил, что лучшая защита — это нападение и выпалил:       — А что у вас происходит с Саней? — спросил он и сам обалдел от своей дерзости.       Не ожидавшая такого поворота Таня растерянно захлопала глазами. Красивое лицо исказила тень какой-то сложной эмоции — то ли стыда, то ли сожаления.       — Ловко ты стрелки перевёл, — протянула она, устало улыбнувшись. Цокнула языком и, тряхнув головой, добавила: — Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной?       Даня кивнул и спешно принялся собирать со стола, желая, чтобы разговор о его странном поведении не возобновился. Поэтому, когда раздалась трель дверного звонка, он незаметно выдохнул.       — Ты кого-то ждешь? — удивилась сестра.       — Да нет, вроде… — Даня тоже попытался изобразить удивление, но не особо преуспел — мастерски он умел только не договаривать, но врать так и не научился.       — Иди открывай уже, — понимающе улыбнулась Таня. — Саня твой, небось.       Даня подорвался к двери и впустил друга, который нарочито небрежно начал было «я тут мимо проходил», но, наткнувшись на насмешливый Танин взгляд, смутился и замолчал.       — Я в гостиной буду, — сестра подлила себе ещё вина и плавно, но не совсем изящно встала из-за стола. Проходя мимо Сани, она качнулась и задела его плечом.       «С вином, похоже, перебор», — подумал Даня и посмотрел на друга — тот с привычно влюблённым взглядом смотрел ей вслед.       — Иди уже, — буркнул Даня. — Фотки в гостиной, на столике там. Вы начинайте, а я пока приберу тут.       Даня убирал остатки еды в холодильник и невольно прислушивался к доносящимся из гостиной звукам. Приглушённые голоса разбавлялись взрывами смеха, потом заиграла музыка — видимо, включили музыкальный центр.       «Ту-ду-ту-ту», — услышал Даня знакомый хит этого года. Он закончил мыть посуду и подошёл как раз на начале второго куплета:       «Did you know that true love asks for nothing?       Her acceptance is the way we pay       Did you know that life has given love a guarantee?       To last through forever (forever), another day»       На пороге гостиной Даня замер. Сестра и лучший друг, рассматривая фотографии, сидели на диване так близко, что соприкасались коленками и головами. Даня тихонько отступил назад, взял из спальни камеру, заправил новую пленку и вернулся.       Последние лучи заходящего между домами солнца били прямо в окно, наполняя комнату и освещая лица сидящих тёплым контровым светом. Не входя, Даня направил на парочку объектив, навёл фокус и нажал на кнопку затвора — щёлк — они среагировали на звук и синхронно подняли головы — щёлк — одинаково смутившись, улыбнулись — щёлк — Саня за плечи притянул к себе Таню — щёлк — та, запрокинув голову, засмеялась, а Саня улыбнулся ещё шире — щёлк. Опустив камеру, Даня шагнул в гостиную.       — Данька, ты гений, — восхищённо сказала Таня, отстраняясь от Сани и указывая на разложенные по журнальному столику фотографии. — Тут столько шедевров!       Даня лишь улыбнулся, включил верхний свет и сел в кресло рядом с диваном. Они обсуждали фотографии, вспоминали прошедшие выходные, откладывали наиболее удачные снимки, чтобы сделать потом памятный фотоальбом. Сидели ещё около часа, наслаждаясь уютным общением под легкие разговоры, какие бывают среди людей, давно и очень хорошо друг друга знавших.       Таня встала и, чуть покачнувшись, ухватилась за спинку стоявшего рядом кресла.       — Упс, — пьяненько засмеялась она, — кажется, я малость перебрала.       Саня тут же подорвался следом, готовый в любой момент подстраховать её от падения. Но этого не потребовалось. Сестра, восстановив равновесие, просочилась мимо и направилась к выходу. Саня озадаченно смотрел ей в спину.       — Тань, ты же не собираешься садиться за руль в таком состоянии? — сказал он.       Та пожала изящным плечом, но на пороге задержалась.       — Оставайся на ночь, — предложил Даня, — а на работу отсюда поедешь.       Таня посмотрела на брата, молча кивнула и нетвёрдой походкой направилась в ванную.       — Я тоже остаюсь, — поставил перед фактом Кузьмин, когда сестра скрылась из виду.       — Да неужели?! — всплеснул руками Даня, но, заметив умоляющий взгляд друга, закатил глаза и пробубнил: — Ой, делайте, что хотите.       Они услышали, как Таня вышла из ванной и, крикнув «я спать», пошла к себе. Их с Тёмкой комнату переделали в гостевую совсем недавно, но все по-прежнему называли её «Таниной». Саня успел шмыгнуть в неё до того, как дверь захлопнулась. Сначала из спальни послышалась какая-то возня и возмущённый голос сестры, потом успокаивающе заговорил Саня, что-то глухо стукнуло, и наконец всё стихло. Даня уже хотел было подойти к комнате и приложить ухо к двери, чтобы подслушать, что там происходит, но в итоге плюнул. Собрал разбросанные по столику фотки, выключил свет и музыку и пошёл к себе.       Утром он проснулся от хлопка́ входной двери. Не открывая глаз, попытался поймать за хвост только что снившийся ему сон, в котором чьё-то горячее твёрдое тело прижималось к нему со спины, чьи-то руки обнимали, нежно гладя по груди и животу.       Медленно, едва касаясь кожи, Даня повторил ладонями движения рук из сна. Спустился по животу к паху и через ткань трусов сжал стояк. Открыл глаза и, приподняв голову, посмотрел вниз: на белье уже проступило пятно от выделившейся смазки. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был так сильно возбуждён. Запустил руку в трусы и с протяжным стоном откинулся на подушку. Хватило всего нескольких движений и подброшенного памятью образа «того парня», чтобы, перевернувшись на бок, со сдавленным рыком кончить в кулак.       Широко распахнув глаза и отпыхиваясь, Даня пытался переварить тот факт, что только что дрочил на незнакомого парня. Отдышался, вытерся простынью, поправил трусы и, скатившись с дивана, вышел в коридор в тот же самый момент, когда из комнаты его сестры вышел Саня, немного помятый, но полностью одетый. Выглядел друг крайне довольным, а, увидев растрёпанного Даню, подмигнул ему и расплылся в широкой улыбке.       По всему выходило, что ночь он провёл с Таней, по крайней мере, — в её комнате. И, хотя Даню распирало от любопытства, он, ещё не отошедший от собственного только что пережитого откровения, вместо приветствия заявил:       — Ничего не хочу знать.       — Да мы просто спали! — продолжая широко улыбаться, ответил Саня и развёл в стороны руки, мол, невиновен. — А вот ты чего такой… м-м-м… возбуждённый?       Даня почувствовал, как заливается краской по самые уши, и бегом рванул в ванную, поймав в спину заливистый Санин смех.