Крутанувшись на месте, Даня ошарашенно уставился на парня-с-фотки. Тот мягко улыбнулся и, качнувшись, склонился ближе.
— Ты один? — спросил он, обдавая щёку тёплым дыханием.
Чёртовы мурашки. Закусив губу, Даня дёрнул плечом и неопределённо махнул в сторону зала. Парень бегло просканировал толпу и, снова склонившись, спросил:
— Почему ты не там?
Музыканты отыграли очередную песню, и образовалась пауза.
— Да я пришёл в общем-то ради одной песни, про Таню. — Собственный голос показался слишком взволнованным — ещё немного и заикаться начнёт. Поэтому зазвучавший знакомый проигрыш показался спасением. — О! А вот и она! — подняв в воздух указательный палец, сообщил Даня и стал разворачиваться к сцене.
Не успел он закончить разворот, как кто-то в него врезался. По груди и животу тут же расползлось мокрое холодное пятно.
— Сорян, брат, — пьяно проговорил налетевший на него парень и выставил вперёд ладонь в успокоительном жесте. Из зажатой в другой руке кружки выплеснулось ещё немного пива.
Разведя руки в стороны, Даня оторопело пялился на свой живот. Кофта уже насквозь пропиталась и неприятно липла к телу, и ему пришлось оттянуть край, чтобы минимизировать контакт мокрой ткани с кожей. Пьяный парень продолжал бормотать невнятные извинения и при очередном взмахе руки пролил остатки пива Дане на рукав.
«Кошмар какой», — подумал Лисицын, на миг представляя, какое впечатление он, растерянный и провонявший пивом, не умеющий дать отпор, производит на стоявшего позади него парня. А тот, словно поняв, что Даня о нём подумал, внезапно шагнул вперёд и загородил его собой, медленно, но настойчиво оттесняя пьяного к стене.
Не успев подумать о рыцарском поступке незнакомца, Даня прошмыгнул к выходу в коридор. Прежде всего хотелось отмыть пятно, а потом попробовать его просушить. В туалете он склонился над раковиной и, оттягивая кофту за край, побрызгал на ткань водой. Стало только хуже. Его вдруг затопила такая досада на себя и на всю ситуацию в целом, что захотелось плакать. Он был уверен, что снова упустил шанс познакомиться с этим парнем, поэтому чуть не подпрыгнул, когда со стороны двери раздалось:
— Тебе лучше вообще её снять.
Парень стоял, прислонившись плечом к стене, и смотрел на него с таким серьёзным видом, что Даня опять растерялся.
— Эм… Мне нечем её заменить, — объяснил он своё замешательство.
— Я дам тебе свою рубашку, — тихим, чуть хриплым голосом сказал парень и шагнул ближе. Взялся обеими руками за край мокрой кофты и, глядя прямо в глаза, шепнул: — Ну же.
Он был так близко. Смотрел терпеливо и выжидающе, предоставляя Дане возможность выбора. И тот, задыхаясь от смущения, послушно поднял руки. Парень раздел его, словно ребёнка, а потом сухим рукавом кофты стал вытирать с его кожи влагу. Лисицын хихикнул и втянул живот.
— Щекотно, — пояснил он, чувствуя, как покрывается мурашками.
Парень улыбнулся, отбросил кофту на край раковины и несколько мгновений разглядывал его торс.
— Он… Не сделал тебе больно? Когда вы столкнулись.
— Эм, нет. Только облил.
— Хорошо.
Развязав рукава висевшей на его талии рубашки, парень помог Дане надеть её, поправил на плечах и принялся застегивать пуговицы. В этом проявлении заботы было что-то настолько интимное, что Лисицын замер, лишь поджимая в кроссовках заледеневшие пальцы. Закончив с пуговицами, парень поправил ворот и внезапно с нажимом проехался по рукам вниз до самых кистей.
— Ну вот, — критично оглядел он свои труды. — Немного великовато, зато тепло и сухо. — И, чуть сжав Данины запястья, спросил: — Хочешь остаться или… уйдём?
Сначала Даня отрицательно помотал головой, а уже потом ответил:
— Не хочу оставаться.
Парень улыбнулся и за запястье потянул его к гардеробу. Мокрая кофта осталась лежать на раковине. Забрав верхнюю одежду — Даня ветровку, а парень косуху — они вывалились из подъезда и переулком вышли на Пятницкую.
— На юг, на север? — рукой указывая направления вдоль улицы, спросил епарень.
— На север… -ро-запад.
Повернув в сторону реки, они какое-то время шли молча. Погода была удивительно тёплой, бабье лето радовало солнечными днями и тихими безветренными вечерами. Они почти дошли до набережной, когда парень первым нарушил молчание:
— Мммм… Как тебя зовут, кстати?
— Даня, — ответил Лисицын и почему-то добавил: — Можно Лис.
Парень резко остановился.
— Лис? — недоверчиво усмехнулся он и, вдруг подавшись вперёд, наклонился, чтобы заглянуть Дане в лицо. — Не похож ты на лиса.
— Нет? — Отчего-то захотелось втянуть голову в плечи.
— Неа, скорее… на бельчонка.
От возмущения Лисицын округлил глаза: ещё никто не называл его белкой!
— Это сокращённо от фамилии, — чуть ли не фыркнул он, распрямляя плечи.
— Да? — Парень вскинул брови. — И какая у тебя фамилия? Лисовский? Лисичкин?
— Лисицын.
— Да ладно!
Парень застыл с такой широкой улыбкой на лице, что Дане стало не по себе. Он переступил с одной ноги на другую и огляделся. Видимо, предугадав его намерение уйти, парень протянул руку и представился:
— Марк Фукс.
— Фукс? — недоверчиво вздёрнув бровь, переспросил Лисицын и пожал тёплую ладонь. — Какая необычная фамилия…
— Немецкая. Переводится как…
— …лиса, — ошеломлённо перебил его Даня. — Ты тоже Лис… — Он сразу вспомнил кофейных лисят и подумал было рассказать о них Марку, но побоялся, что для начала знакомства это будет слишком.
Улыбнувшись, Марк угукнул и выпустил его руку. Они возобновили путь, продвигаясь вдоль набережной, и Даня, которого распирало от любопытства, спросил:
— Так у тебя немецкие корни?
— Отец немец, из ранних переселенцев. Они где-то на территории Украины жили, но во время войны их семью в Казахстан вывезли, а уже оттуда отец в семидесятых в Москву приехал учиться, ну и остался здесь.
— Обалдеть. В школе с такой фамилией, наверное, нелегко пришлось?
— Я быстро научился драться, — пожал плечами Марк.
Даня хмыкнул в ответ. Они дошли до пешеходного мостика через реку, пересекли его до середины и остановились. Лисицын прислонился спиной к парапету и спросил:
— И ты хорошо знаешь немецкий?
— Да, отец с рождения разговаривал со мной по-немецки, мать — по-русски, так что я — билингв.
— Кто?
— Ну, это люди, у которых два родных языка.
— Круто. — Даня в восхищении смотрел на Марка. — А скажи что-нибудь по-немецки.
— Ты совсем не знаешь язык? — прищурившись, спросил тот.
— Пытался сам учить, но дальше счёта и… животных вот, не продвинулся… Ну и там… Ich bin… Du hast… — Он почему-то смутился и отвёл взгляд.
Марк хмыкнул и придвинулся ближе, положил руку на ограду возле Даниного локтя и, пристально глядя ему в глаза, чуть хрипло сказал:
— Du bist sehr schön.
— Du bist? — переспросил Даня, зачарованный голосом Марка. Сделал пару вдохов, чтобы успокоить поскакавшее галопом сердце. — Ты про меня что-то сказал. Надеюсь, не гадость какую-нибудь?
Марк покачал головой.
— Und Ich mag Dich sehr, — добавил он, придвигаясь ещё ближе.
Что он сказал? Почему так серьёзно смотрит? Что вообще происходит? Это флирт? Дане казалось, что ещё чуть-чуть, и Марк его поцелует. Но тот, тряхнув головой, разорвал зрительный контакт и, смотря себе под ноги, спросил:
— Там, в клубе, ты сказал, что пришёл на концерт ради одной песни.
— Ну да, про Таню.
— И кто у нас — Таня? — исподлобья зыркнул на него Марк.
— О-о-о… Это долгая история, — ответил Даня. Говорить о сестре и Сане ему совсем не хотелось.
— Ясно. — Марк отстранился. — Идём дальше?
Он вернул на лицо лёгкую улыбку, но теперь она казалась скорее вежливой, чем искренней. Марк словно закрылся. У Дани появилось ощущение, что он упустил что-то из виду, но так быстро сообразить, что именно, не смог и поспешил за Марком. Они перешли на другую сторону реки и свернули налево, пересекли Болотную площадь и стали подниматься по Большому Каменному мосту. Над рекой они снова остановились. Марк смотрел на башни Кремля, Даня украдкой — на него. Даже такое молчаливое присутствие воспринималось Лисицыным как подарок. Он всё не мог поверить, что наконец-то познакомился с этим парнем, и теперь они вместе гуляют по вечерней Москве, и что на нём его рубашка, а самое главное — что Марк тоже Лис. Так хотелось узнать его поближе. Но как нарушить это затянувшееся молчание? Что сказать?
— Марк? — решился он наконец.
— М?
Фукс повернулся к нему с готовностью внимательно слушать, но Даня заметил мелькнувшую в его глазах грусть. Едва о неё не запнувшись, он всё-таки спросил:
— Ты у нас в студии снимался, эм… работаешь где-то рядом?
— Да, — охотно ответил Марк, — у нас издательство на Дмитровке, ближе к Столешникову.
— Издательство? Серьёзно? Ух ты!
— Ну небольшое совсем. Пара периодических изданий, остальное — полиграфия.
— А ты конкретно чем занимаешься?
— Вроде как руковожу, но на самом деле — всем понемногу.
— О. И как?
— Мне нравится. Работа нервная, конечно. Иногда всё наваливается скопом, еле успеваешь разгрести. Но я отцу ещё со школы помогал, так что в теме уже давно. Ну а после института отец передал дела мне, а сам умотал в Германию. Он недавно там с партнёром типографию открыл, весь в новых проектах, а я вот здесь пытаюсь справляться.
— Эм. — Даня понял, что появилась возможность задать интересовавший его вопрос о возрасте Марка, но спрашивать напрямую постеснялся, поэтому пошёл окольным путём: — И давно ты окончил институт?
Марк улыбнулся и, отлепившись от ограды моста, пошагал дальше.
— Пытаешься вычислить, сколько мне лет? — спросил он, когда Даня с ним поравнялся. — Три года назад. Мне двадцать пять. А тебе?
— Девятнадцать… Скоро будет.
Подсчитав, что Марк почти на семь лет старше, Лисицын почувствовал себя малолеткой. Потом покосился на потёртые джинсы, косуху и выглядывающую из-под неё черную футболку с каким-то смешным принтом и понял, что этой разницы в возрасте не ощущает. Он не знал, в чём тут дело — то ли тренинг, на котором он решительно прорабатывал свои страхи, помог, то ли это Марк так умело расположил к себе, но рядом с ним Даня чувствовал себя так комфортно, будто они уже давно знакомы.
Пока шли до Арбата, Марк рассказывал о работе, своих частых командировках к отцу в Берлин, и Лисицын признался, что мечтает однажды прокатиться по Германии автостопом. В ответ Марк окинул его заинтересованным взглядом и буркнул что-то себе под нос так тихо, что Даня переспросил.
— Да нет, ничего, — отмахнулся Марк и спросил: — По Новому? По Старому?
Оглядевшись, Даня осознал, что они уже успели перейти улицу по подземному переходу и оказались у знаменитой «Праги». В который раз за вечер Марк предоставлял ему свободу выбора, начиная с вопроса в клубе о том, хочет ли он уйти или остаться. Вроде бы мелочи, но Лисицын так привык плыть по течению неуёмной Саниной энергии, что внезапная возможность выбирать самому сбивала с толку.
— Давай по Старому, — предложил он, заметив, что Марк терпеливо ждёт его ответа. — А потом можем по Садовому пройтись.
Они свернули на Арбат. В одиннадцать вечера народу было уже не так много, но тёплая осенняя погода выгнала на улицу не желающую прощаться с летом молодёжь. Парни шли по старинной мощёной улице, то тут, то там останавливаясь возле музыкантов. У одной из групп они задержались чуть дольше: вокалистка с растрёпанным начёсом и обильно подведёнными глазами явно косила под Роберта Смита и весьма неплохо пела песни из репертуара The Cure.
— Сегодня пятница, и следующая песня — для всех, кто влюблён, — сказала девушка, и гитарист, стоящий чуть позади неё, начал играть узнаваемый проигрыш из весёлой песни про любовь по пятницам.
Даня с Марком переглянулись и синхронно улыбнулись.
— «I don't care if Monday's blue
Tuesday's grey and Wednesday too
Thursday, I don't care about you
It's Friday, I'm in love», — запела девушка, и Марк посмотрел на него так, что сердце ухнуло в пятки, а потом понеслось вскачь. Он ещё и подмигнул ему, после чего Дане оставалось надеяться, что в тёплом свете уличных фонарей совсем не видно, как загорелись его щёки.
Песня закончилась, Даня вытащил из кармана купюру и бросил в шляпу у ног девушки, и та благодарно улыбнулась.
До высотки на Баррикадной они дошли, когда уже было прилично за полночь, Марк спросил:
— В метро?
— Да, мне как раз по прямой, — ответил Даня. Расставаться жутко не хотелось, но если он пропустит последний поезд, то придётся идти пешком аж до дома, а это было крайне нежелательно: ноги после долгой прогулки и так уже гудели.
Спустившись в метро, даже при наличии свободных мест в вагоне они встали возле дверей напротив входа. Даня прислонился поясницей к перилам сидений, а Марк встал перед ним, одной рукой упершись в стекло двери, второй держась за поручень над его головой, будто хотел своим телом отгородить его от остального мира. Он какое-то время смотрел на него пристально и немного печально, потом наклонился к уху и с уже знакомой хрипотцой в голосе сказал:
— Wenn Du wüsstest, wie Ich Dich nicht gehen lassen will.
— И что это значит? — спросил Лисицын, чуть склонив к плечу голову и заглядывая Марку в глаза.
Тот лишь мотнул головой и, обхватив пальцами его запястье, слегка сжал.
— Спасибо за потрясающий вечер, Даня Лисицын.
— И тебе спасибо, Марк Фукс.
Поезд выехал на станцию. Как только двери открылись, Марк отпустил его руку и стремительно вышел из вагона.
Они не обменялись контактами, не договорились о следующей встрече и вообще ничего такого не обсуждали, но всю дорогу до дома Даня, уткнувшись носом в ворот рубахи, вдыхал запах Марка и безостановочно улыбался. Он думал о цепочке совпадений, благодаря которым этот вечер получился таким волшебным. В голове постоянно билась мысль о том, что парень, в которого его угораздило влюбиться, — тоже Лис. Это казалось настолько невероятным, что тянуло на сказку. Хотелось как-то запечатлеть этот факт, только вот — как?
***
Идея спонтанно возникла с утра, когда он, выкатившись из кровати, наткнулся на фотографию кофейных лисят. Он тут же позвонил Мике и, без подробностей объяснив ему причину своего вчерашнего исчезновения, попросил контакты тату-мастера.
— Надумал? — хмыкнул Мика. — Не вопрос, ты когда хотел?
— Сегодня. Или завтра. В общем, как можно скорее.
— Ясно, — Мика снова хмыкнул. — Я позвоню ему, спрошу, что у него со временем, может, с тобой смотаюсь. Наберу тебе в течение часа, ты дома?
— Часа два точно дома, потом хотел к Сане съездить.
— Окей, до связи тогда.
В приподнятом настроении Даня вышел из комнаты, сходил в туалет и ванную и с широчайшей улыбкой на лице влетел на кухню, наполненную чудесным ароматом — мама пекла свои знаменитые тончайшие заварные блины. Он подскочил к ней и смачно чмокнул в щёку. Мама одарила его лукавым взглядом и улыбнулась.
— О! Хорошо сходили вчера?
— Да, просто отлично. — Даня сел за стол, на котором уже высилась гора блинчиков, и стащил один.
— Что за рубашка на тебе? — спросила мама, повернувшись к столу, чтобы переложить на блюдо очередной блин.
Даня только сейчас понял, что вчера после душа снова надел рубашку Марка, да в ней и уснул.
— А, это… — дожёвывая, проговорил он. — Меня вчера пивом в клубе облили, пришлось кофту снимать, в общем, мне… друг свою рубашку дал.
Как же Даня был рад, что мама уже отвернулась к плите и не заметила его смущения.
Через час после позднего завтрака перезвонил Мика и сообщил, что тату-мастер ждёт их к пяти вечера, после чего назвал место и время встречи и отключился.
***
В больнице Даня стал свидетелем умилительной картины: в холле на банкетке сидел Саня и что-то успокаивающе говорил сидящему сбоку от него Тёмке, слушающему его с серьёзным обеспокоенным видом. Друг гладил мальчишку по рыжим вихрам и мягко уверял в том — подойдя ближе, Даня стал разбирать слова, — что с ним всё в порядке и он не умрёт.
— Точно-точно? — видимо, не в первый раз спросил Артём.
— Точно-точно, — подтвердил Кузьмин. Наклонился, чтобы чмокнуть его в макушку, и тут заметил подошедшего Даню. — О! Все мои любимые Лисы в сборе! — широко улыбнулся он.
Таня, сидевшая с другой стороны от Тёмы, обернулась и протянула брату руку. Он сжал её ладонь и, подтянув поближе один из стульев, сел рядом.
— Мы пойдём уже, — сказала ему Таня, вставая и утягивая за собой Тёму. Тот нехотя встал следом. — Я Саше говорила уже, у Артёма в классе придумали праздновать общий день рождения для всех летних детей, так что нас уже ждут.
Кузьмин тоже поднялся, шагнул к Тане и, удерживая двумя руками её лицо, склонился и коротко, но очень нежно поцеловал.
— До завтра, — шепнула она и отстранилась.
Они ушли, и Даня начал доставать из рюкзака банки с едой, которую приготовил для друга сам.
— О, хавчик! — обрадовался тот, отхлёбывая ещё горячий бульон прямо из банки. — Так. Я буду есть, а ты рассказывай, как тебя вчера в клубе облили пивом и какой-то красавчик отдал тебе свою рубашку.
