Сенситометрия

      Даня подул на озябшие руки: он уже час крутился на пятачке возле мостика, на котором они с Марком стояли после концерта, и снимал вечерний город. Ему не терпелось протестировать новый фильтр на объективе, поэтому важно было поймать тот момент, когда солнце только село и небо ещё светлое, но уже зажжены уличные фонари. К тому же съёмка хорошо отвлекала от мрачных мыслей: Марк до сих пор не позвонил, и это сбивало с толку. При их последней встрече в студии почти неделю назад Даня явно ощутил интерес Марка, но теперь в верности своих выводов засомневался.       Сделав ещё пару кадров, Даня задумался о встрече с друзьями после выписки Сани: то, что «голубенькие» и вправду в отношениях, все восприняли легко, но какова будет их реакция, когда Даня расскажет им о себе? Пока что все, кто узнавал о его влюблённости в парня, проявляли понимание и принятие, но вряд ли так будет всегда. Юлька уже устроила ему истерику, допытываясь, кто та вторая лисичка на его татуировке. А если она узнает, что это вовсе не лисичка?       Из раздумий вырвала трель мобильного.       — Алё. — Окоченевшие пальцы не хотели слушаться, и нажать на кнопку ответа получилось не сразу.       — Привет, это Марк, — услышал Даня на том конце и с облегчением подумал: «ну наконец-то».       — Привет, Марк. — Сердце зачастило, а на лицо наползла до неприличия счастливая улыбка.       — Я тут… только что фотки достал и обнаружил циферки какие-то. Дай, думаю, позвоню.       — Вот как?       — Угум… Дань? — Голос Марка прозвучал взволнованно. — Скажи мне, что я всё правильно понял.       — Ты всё правильно понял, — тихо ответил Лисицын после короткой паузы и понадеялся, что его услышали.       — Мы можем встретиться?       — Да…       — Сегодня. Сейчас. Ты где?       — Я… — Голос вдруг задрожал, и Даня запнулся. — Эм… помнишь, мы после концерта на маленьком мостике стояли?       — Угум.       — Я, в общем, тут, со стороны площади.       — Стой там и никуда не уходи! Я сейчас приеду.       — Хорошо.       Даня отключился и сделал пару судорожных вдохов. Сердце в груди бешено колотилось, щёки горели, а ступни, наоборот, заледенели. Страх медленно заполнял внутренности, но позволить ему победить Даня не мог. Только не в этот раз. Он принялся вспоминать все техники, которым научился на тренинге, и к тому моменту, как неподалёку раздался скрежет тормозов, был уже почти спокоен.       Обернувшись на звук, Даня увидел Марка, вылезающего из какого-то монстра. В машинах Лисицын не разбирался, но этот недотрактор на огромных колесах и с выхлопной трубой сбоку от дверцы его впечатлил, хотя толком он его не разглядел — всё внимание сразу переключилось на Марка. Тот, хлопнув дверцей, стремительно перешёл дорогу и, запрыгнув на тротуар, резко остановился в паре метров. Встрёпанный, в этой своей косухе и чёрном свитере с высоким горлом, с горящими глазами и шальной улыбкой, он выглядел так горячо, что у Дани перехватило дух. Впрочем, с дыханием Марк и сам едва справлялся — дышал часто и поверхностно, словно весь путь не на машине ехал, а пробежал.       — Привет, — первым сказал Марк.       — Привет, — ответил Даня, отцепившись от штатива, за который, как оказалось, он продолжал держаться.       — У тебя тут съёмка? — Марк вгляделся в сторону, куда был направлен объектив камеры, словно пытаясь понять, что именно Даня фотографировал.       — Эм… Я… Да, у нас сейчас тема про перспективу в кадре. — Он тоже посмотрел на набережную и шпиль высотки. — Так что решил поснимать здесь. — Он повернулся к Марку, и от неожиданности вздрогнул — пока говорил, тот подошёл совсем близко. — Я так боялся, что ты не позвонишь, — прошептал он, внезапно срываясь на откровенность. — Такого себе надумал за эти дни.       — Я… Не поверишь, но я только сегодня твой номер обнаружил. Та девушка из студии, она в пятницу просто отдала заказ, а я не посмотрел даже, хотел с тобой увидеться. Решил в понедельник зайти, но у меня такие дни сумасшедшие были, только сегодня немного разгрузился… — Марк шагнул ближе и ухватился за парапет набережной за Даниной спиной. — И вот я захожу к вам, а тебя снова нет. Я спросил, по какому графику ты работаешь, а эта девушка такая: «Вы, что, до сих пор ему не позвонили? Я же вам номер записала!» Сердитая такая. — Марк усмехнулся и тряхнул головой. — В общем, я бегом в издательство, достаю фотки и… вот я здесь.       — Как хорошо, что ты всё-таки здесь, — прошептал Даня.       — Я бы по-любому тебя достал. Я… Ещё тогда, в метро, хотел к тебе подкатить.       Он был так близко. И этот его сумасшедший запах забивал ноздри, проникал в нутро. Даню повело.       — И почему не подкатил? — спросил он, прижимаясь поясницей к ограждению и чуть склонив голову.       — Ну, у тебя был такой испуганный вид. — Марк мягко улыбнулся. — Я побоялся, что ты прям там сознание потеряешь.       Оказывается, Марк отлично его «считал». Это и радовало, и смущало одновременно. Даня опустил голову, потом зыркнул из-под чёлки и снова спросил:       — А что тебя остановило в студии, когда я первый раз тебя снимал?       — О! — Марк возвёл глаза к почти потемневшему небу. — Тогда ты, помнится, сказал: «У меня профессиональная память на лица, я всех своих клиентов узнаю́», — процитировал он с притворным возмущением. — Это, между прочим, обидно было!       А ведь Саня что-то такое и предположил.       — О боже. — Даня закрыл лицо руками и тут же почувствовал, как на плечо опустилась тёплая ладонь. Раздвинув указательный и средний пальцы правой руки, он приоткрыл глаз: — А после концерта?       — А вот тут, Даня, самое интересное. — Марк чуть сжал его плечо. — Потому что… только я начал улавливать от тебя определённые сигналы, как вдруг ты говоришь, что пришел на концерт только ради одной песни, и у меня возникает вопрос: «Wer zum Teufel ist Tanya?» — Он поднял плечи и развёл руки в стороны, словно возмущаясь.       — Что? — Лисицын каким-то детским жестом прижал кулаки к подбородку и с недоумением пялился на Марка.       — Какая, нахрен, Таня? — перевёл тот.       — Таня? Таня! — Даня закинул назад голову и захохотал. Положил ладонь себе на лоб и посмотрел на Марка, приводя дыхание в порядок. — О-о-ох, Таня — это моя сестра, — ответил он, качая головой и опуская руку вниз.       — Ты пошел на концерт, чтобы послушать песню про сестру?       — Нет же! Эм… У меня есть друг, и он влюблён в мою сестру, но там сложно всё… то есть, было сложно. В общем, мы собирались вместе идти, но Саня, он в больницу попал, но очень просил меня сходить на концерт и послушать за него песню про Таню.       Марк слушал его с удивлённым видом, а когда Даня замолчал, кивнул и шагнул ещё ближе, окончательно сократив между ними расстояние. Уложил обе руки на ограду за его спиной, так привычно запирая своим телом, и, склонившись к уху, прошептал:       — То есть, никакой Тани лично у тебя нет?       Тёплый нос коснулся его виска, и Даня, откровенно плывя, лишь отрицательно мотнул головой. Марк с нажимом провёл рукой от поясницы до плеча, а потом перевёл ладонь на шею и нежно коснулся подушечкой большого пальца родинки у него под глазом. Точно так же часто делал Саня, только его прикосновения никогда не вызывали желание заскулить от трепета и не пускали по телу волну жёстких мурашек.       — Хочу поцеловать тебя, — выдохнул Марк почти в губы.       Даня и так почти не дышал, а тут и вовсе затаился. Заглянув Марку в глаза, он утонул в темноте заполнивших серую радужку зрачков. «Ну же, — думал он, — давай, целуй!» А когда тот, поглаживая его по скуле, продолжил молча стоять рядом, вдруг интуитивно понял, что право последнего шага Марк предоставляет ему. Как и до этого, во время их прогулки по городу, предоставлял ему право на выбор маршрута и действий. Выдохнув, Даня потянулся к его губам, но в этот момент совсем рядом раздались шаги и послышались голоса людей.       «Да чтоб вас, — расстроенно подумал Лисицын, дёрнувшись, — никогда здесь никто не ходит, а тут прям делегация!»       Марк проводил взглядом прервавших их людей и повернулся обратно к Дане. Заметив его досаду, мягко улыбнулся и предложил:       — Поехали ко мне? — При этом смотрел он таким щенячьим взглядом, что Лисицын невольно улыбнулся. — Прости, — поспешно добавил Марк, — я знаю, это слишком быстро, просто у меня мы могли бы спокойно пообщаться, но если ты против…       — Нет-нет! — перебил его Даня, хватая за запястья ледяными ладонями. — Я… Я не против. Правда. Я хочу. То есть…       — Ш-ш-ш, — успокаивающе зашептал Марк и приложил к его губам палец. — Поехали тогда. Собирай свою технику.       Он отступил в сторону, и, опершись локтями о парапет, стал смотреть на воду. А Даня завис, рассматривая его. Не снимая камеру со штатива, он навёл фокус и нажал на затвор. Услышав звук, Марк обернулся через плечо и удивлённо улыбнулся, и Даня сделал ещё один кадр. Выключил камеру, снял со штатива и уложил в рюкзак-кофр, потом сложил сам штатив и убрал его в чехол. Марк, всё так же стоявший у ограды, наблюдал за ним через плечо. Когда Даня закончил, он выпрямился, подошёл ближе и спросил:       — Готов? — Поймав кивок Лисицына, он наклонился, чтобы поднять рюкзак, и от неожиданности охнул: — Ничего ж себе, сколько в нём килограмм? Как ты это вообще таскаешь? — Взвалил рюкзак на плечо и направился к своей странной машине.       Лисицын поспешил за ним. Забравшись на высокое сиденье, он замер. Марк выжидающе посмотрел на него, потом потянулся к ремню безопасности и сам пристегнул. Коснулся ладонью его кистей и тут же, повернув ключ зажигания, включил обогрев. Его забота проявлялась так естественно, что начавший было загоняться Даня расслабился. Прижавшись виском к подголовнику сиденья, он молча наблюдал, как Марк проверил зеркала, переключил передачу и, вывернув руль, выехал на дорогу. Через пять минут полной тишины Марк включил радио, а Даня отвернулся к окну, рассматривая вечерний город. Вся дорога до дома заняла минут двадцать. За всё это время оба не проронили ни слова. Только однажды Марк ещё раз потрогал его кисти, проверяя, согрелся он или нет.

***

      — Заходи, — тихо сказал Марк, открыв дверь и мягко подтолкнув Даню в спину.       Тот переступил порог. Позади раздался щелчок выключателя, а за ним — звук закрывающейся двери. Лисицын увидел, что оказался в просторном квадратном холле, из которого вело несколько дверей.       — Ванная и туалет — здесь, — Марк указал рукой направо и скинул с плеча Данин кофр. — М-м-м… Хочешь чего-нибудь?       Даня мотнул головой. Разулся, снял ветровку и передал её Марку, зашёл в совмещённую ванную, воспользовался туалетом и вымыл руки. В дороге он был спокоен, но сейчас голову заполнил туман, как всегда случалось, если он волновался. В данный момент источником его переживаний стал не страх перед Марком или тем, что может между ними случиться — для чего его пригласили, Даня вполне осознавал. А вот самому себе он не доверял. До ужаса боялся, что сделает что-то не так, ляпнет ерунду, поведёт себя по-идиотски, и тогда Марк потеряет к нему интерес. Рассматривая в зеркале над раковиной своё взъерошенное отражение, Даня попытался продышаться. Побрызгал на лицо водой, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и вышел. Поначалу растерялся в пространстве незнакомой квартиры, но, увидев приглушённый свет в одной из комнат, направился туда.       Комната, в которую он вошёл, оказалась гостиной. Стоявший в её центре Марк заметил его и приветливо улыбнулся. Свитера на нём уже не было — видимо, снял, оставшись в футболке и джинсах. «Какой же он красивый», — подумал Даня, застыв на пороге.       — Иди ко мне, — мягко позвал Марк.       Лисицын испугался, что от него снова ждут решительных действий, и если это действительно так, то стоять им посреди гостиной и пялиться друг на друга вечность, потому что ледяные Данины ступни словно приклеились к полу, и найти смелости сделать последний шаг в этот раз у него не нашлось. Тихо сказав что-то на немецком, Марк медлеено преодолел оставшееся между ними расстояние, положил одну ладонь ему на щёку, второй нежно взял за кисть, наклонился и…       — Можешь включить какую-нибудь музыку? — попросил Даня. — Пожалуйста.       Марк отстранился, нашёл взглядом пульт, включил музыкальный центр и запустил тот диск, что был внутри. Услышав знакомое скрипящее вступление «I feel you», Даня улыбнулся, а Марк немного нахмурился, видимо, сочтя песню не самой романтичной.       — Пойдёт? — спросил Марк и, дождавшись одобрительного кивка, отбросил пульт и снова оказался рядом. Несколько секунд пронзительно смотрел в глаза и под слова «Your sun, it shines» наконец-то поцеловал. Даня не знал, выдержит ли его сердце тот бешеный ритм, с которым оно билось внутри грудной клетки. Мягкие губы Марка едва-едва прихватывали то верхнюю, то нижнюю губу, а он стоял, не смея пошевелиться в страхе испортить волшебный момент. Марк касался его так бережно, водил пальцами по плечам и шее, задевал носом кончик его носа и невесомо целовал губы и щёки. И вдруг прижался плотнее и провёл языком по рту. Даня вздрогнул и, уперев ладонь ему в грудь, отстранился.       — Прости, — прошептал он, — не очень-то я всё это умею.       — Мало опыта? — Марк снова притянул его к себе, аккуратно приподнял подбородок и переключился на шею.       — Да в общем-то… никакого, — честно ответил Лисицын.       Губы на шее остановились. Мазнув носом по челюсти, Марк поднял голову и заглянул ему в глаза.       — Сколько тебе лет, говоришь? — спросил он, подозрительно прищурившись.       — Девятнадцать… скоро будет.       — И ты… ни разу ни с кем не был? — Марк вскинул брови.       — М-м-м, — Даня отвёл взгляд. Вот сейчас Марк решит, что неопытный малолетка — совсем не то, что ему нужно, и отправит его восвояси. Но врать, приписывая себе несуществующих партнёров в прошлом, Даня правильным не считал. Поэтому коротко мотнул головой.       Марк выругался на немецком и положил одну руку себе на пояс, а второй принялся тереть лоб.       — Это проблема? — глухо спросил Даня, сглатывая вставший в горле ком.       Марк поднял на него растерянный взгляд.       — То, что у меня нет опыта, — пояснил Лисицын. — Для тебя это проблема?       — Нет, что ты! Просто… Чёрт, прости. — Марк всплеснул руками. — Не знаю, как всё это выглядит со стороны, ты, наверное, решил…       — Марк, — перебил его Даня. — Мне… мне всё равно, как это выглядит со стороны. Ты пригласил меня, и я согласился. Я бы ни за что не отказался, потому что слишком долго этого ждал. Мне… Я хочу…       Вот теперь вернулась решительность. Не сумев облечь чувства в слова, он предпочёл действовать — сделал шаг и неумело ткнулся Марку в губы, которые тут же растянулись в улыбке.       — Солнце, — прошептал Марк, прижавшись лбом к его лбу и запустив руку ему в волосы. — Ты… Fantastisch. — Он возобновил поцелуй там, где Даня его прервал. Спросил: — Пустишь меня? — И, лизнув его губы, толкнулся языком внутрь.       Даня приоткрыл рот и потерялся в ощущениях. Почему никто не говорил ему, что поцелуи — это так прекрасно? Чувственно. Сильно. Марк вылизывал его изнутри, посасывал губы, тёрся языком о нёбо, и в какой-то момент Даня стал отвечать. Несмело, едва ворочая онемевшими губами, но даже эти попытки Марк встретил довольным мычанием. Он положил ладонь ему на поясницу, резким движением крутанул на месте и стал подталкивать назад. При этом так тесно прижал к себе, что Даня явно почувствовал его внушительный стояк. От осознания того, что его так откровенно хотят, собственное возбуждение сделалось почти болезненным.       Марк дотолкал его до дивана и осторожно опустил на мягкое сиденье. Сам устроился рядом и окинул его жадным и немного удивлённым взглядом.       — От тебя невозможно оторваться, — шепнул он.       — Так не отрывайся, — дерзнул в ответ Даня.       Рыкнув, Марк вернулся к поцелуям. Его руки заблуждали по телу, то поглаживая, то крепко прижимая, то снова едва касаясь. Даже через слой одежды эти прикосновения обжигали, а когда Марк запустил ладонь ему под джемпер и дотронулся до голой поясницы, его буквально выгнуло. Пальцы перебежали на живот, который тут же инстинктивно поджался. Хихикнув, Даня перехватил Марка за запястье и отвёл руку в сторону.       — Марк… — начал он.       — Щекотно, я помню, — перебил тот. Взялся за край джемпера и, чуть задрав, спросил: — Можно?       Кивнув, Даня послушно поднял руки, и Марк, как тогда, в клубе, раздел его. Тут же положил ладони ему на плечи и с нажимом повёл по рукам вниз. В глазах Марка читалось неприкрытое желание, но, замешанное не на похоти, а на восхищении, и Даню это дико смущало, потому что так на него ещё никогда не смотрели.       Ладони Марка добрались до предплечий и остановились, видимо, почувствовав неровность кожи. Он чуть развернул правую руку Дани внутренней стороной вверх и опустил изумлённый взгляд на татуировку.       — Две лисы? — выдохнул Марк, рассмотрев рисунок.       — Два ли́са, — автоматически поправил он и тут же засомневался, правильно ли сделал, набив настолько символичную татуировку. Для него-то его чувства были очевидными, но что, если для Марка всё не так серьёзно.       — На концерте вроде не было?       — Эм… Нет. Я набил её, когда узнал, что ты тоже Лис.       — То есть, это мы?       — Если я отвечу «да», это будет слишком? — прошептал Даня и робко заглянул Марку в глаза.       Тот сморгнул и, качнув головой, мягко улыбнулся.       — В самый раз, — ответил он с дрожью в голосе. — Даня… Was machst du mit mir?       Он склонился, осторожно коснулся губами татуировки и стал продвигаться по руке вверх. Доцеловал до плеча, шеи, а когда добрался до губ, впечатался с такой силой, что Дане пришлось отклониться и лечь на спину. Марк закинул его ноги на диван, а сам устроился с края. Удерживая вес своего тела на согнутой руке, он просунул колено ему между ног и плотно притёрся. Близость Марка, жар его тела, настойчивые поцелуи и шёпот на смеси русского и немецкого, — всё это сводило с ума. Желание разрядки было таким сильным, что Даня инстинктивно двинул бёдрами вверх. Избегая прикосновений к его животу, Марк провёл ладонью по торсу вниз и остановился на тазовой косточке.       — Можно? — спросил он хрипло и, дождавшись кивка, переместил руку ему на пах.       Замычав, Даня выгнулся и запрокинул голову назад. К открытой шее тут же прижались губы и втянули тонкую кожу над ключицей. Такие новые ощущения, такие сильные. Но их Дане было уже мало. Он снова дёрнул бёдрами, и Марк сжал его сильнее. Поцелуи переместились на ключицы, потом на грудь и цепочкой спустились ниже. Проведя носом по тазовой косточке, Марк остановился и приподнял голову.       «Снова ждёт моего согласия», — догадался Даня о причине заминки и, посмотрев вниз, на терпеливо ждущего Марка, кивнул.       — Приподнимись, — попросил Марк, взявшись за пояс джинсов и потянув их вместе с трусами вниз.       Даня послушался, приподнял задницу и через мгновение, когда его стояк наконец-то оказался на свободе, облегчённо выдохнул. Не отрывая от него пристального взгляда, Марк обхватил его ладонью и медленно провёл вниз и вверх. Это было слишком. Откинувшись назад, Даня глубоко и часто задышал. Пару мгновений спустя он почувствовал, как что-то горячее и влажное накрыло его, а потом сдавило так правильно, что он, дёрнувшись, кончил. Едва отдышавшись, он глянул вниз и в ужасе замер: по лицу Марка — носу, щекам — стекали белёсые потёки, а сам он в некотором недоумении слизывал белые капли с губ. Стало так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. Даня задрыгал ногами, пытаясь подняться, но Марк удержал его на месте.       — Ш-ш-ш, — зашептал он, вытирая лицо подолом своей футболки. — Тихо, тихо. Всё в порядке. — Марк стянул футболку и откинул её на пол. Переместился выше и навис над оглушённым переизбытком ощущений Даней. — Какой же ты… — ласково произнёс Марк, накрывая его щёку ладонью. — Потрясающий. Такой чувствительный.       Слова чередовались с поцелуями. Поглаживания — с лёгкими укусами. Трек на диске сменился, и заиграла одна из самых чувственных песен этого альбома. Марк нашёптывал что-то ласковое, то на русском, то на немецком, непрерывно гладя и целуя по всему телу. Потом отстранился и потянул за штанины его джинсов, стягивая их до конца. По очереди снял его носки, разделся сам и плавно опустился сверху, отведя в сторону его колено. Когда он, упираясь нехилым стояком ему в живот, качнул бёдрами, Даня с удивлением обнаружил, что снова возбуждён.       — Meine Sonne, — шептал Марк, — такой красивый мальчик, hübscher kleiner Fuchs.       Чтобы не потеряться в ощущениях, Даня прислушивался к его голосу и крепко держался за плечи. Ему казалось, что всё его тело гудит, словно высоковольтный провод.       «I'm hanging on your words       Living on your breath       Feeling with your skin»       Слова песни волнами проникали в сознание Дани, и он даже умудрился подумать о том, какой удивительный в последнее время у его жизни саундтрек.       Марк чуть сместился и просунул между их телами руку. Когда Даня почувствовал, как горячая ладонь сжимает оба члена, он распахнул глаза и приклеился взглядом к лицу Марка. Глаза того лихорадочно блестели, щёки горели румянцем, на лбу выступила испарина, а припухшие от поцелуев губы были приоткрыты. Ничего более сексуального Даня в своей жизни не видел. Когда палец провёл по головке, он снова зажмурился и тут же почувствовал, как гладкий язык оставляет мокрый след на его шее. Ритмичные движения ладони ускорились. Ухо различало прерывистое дыхание и тихое мычание. Почувствовав скорую разрядку, Даня задрожал и буквально через пару фрикций кончил. Почти сразу за ним с протяжным рыком последовал Марк.       После оргазма тело Дани забилось мелкой дрожью. Это было похоже на озноб, только холода он не ощущал. Едва открыв глаза, он почувствовал, как по виска́м потекли слёзы. Он даже испугаться не успел, как Марк уже понял, что что-то не так, и поднял голову.       — Солнце? — спросил он, обеспокоенно вглядываясь в его лицо. — Я сделал тебе больно?       Сил Дани хватило только на то, чтобы отрицательно мотнуть головой.       — Почему ты плачешь? — растерянно спросил Марк.       — Я не знаю, — жалобно ответил Даня, не в силах унять дрожь и слёзы.       Марк быстро нащупал на полу уже испачканную футболку и вытер их обоих от спермы. А потом принялся гладить его по лицу, стирая бегущие слёзы.       — Прости, — прошептал он. — Я такой идиот. Мне не следовало так сразу набрасываться на тебя…       — Нет! — почти выкрикнул, перебивая, Даня. — Мне… мне всё понравилось, просто…       — Слишком много ощущений? — догадался Марк.       — Да, наверное. — Даня шмыгнул носом и попытался улыбнуться.       — Иди сюда, — сказал Марк и, перекатившись на край дивана, потянул его на себя.       Устроив его голову на своём плече, Марк сдёрнул со спинки дивана плед и, укрыв его, крепко обнял двумя руками. Он ничего больше не говорил, только водил пальцами по плечам и спине и оставлял невесомые поцелуи на волосах. От его уверенного спокойствия Даня постепенно приходил в себя. Выводя указательным пальцем узоры на его груди, он вдруг вспомнил их прогулку после концерта и, задрав голову, спросил:       — Помнишь, на мостике, я попросил тебя сказать что-то по-немецки?       — Угум.       — Что ты сказал тогда?       — М-м-м… — В этом протяжном мычании явно угадывалась улыбка. — Я сказал, что ты очень красивый.       Даня улыбаться тут же перестал. Наоборот, почувствовал, что глаза снова наполняются влагой.       — Там что-то ещё было, — добавил он, ткнувшись губами Марку в бок, отчего слова прозвучали глухо.       — Эм. Да. Я сказал, что ты мне очень нравишься.       Даня приподнял голову и заглянул Марку в глаза.       — Правда?       — Угум. Я же сказал, что давно на тебя глаз положил.       Такое простое признание в симпатии и такое искреннее. Даня склонил голову к плечу.       — А в метро? — не унимался он.       — А в метро я сказал, что не хочу тебя отпускать, — серьёзно ответил Марк и провёл пальцами по лбу, убирая с лица чёлку, которая тут же упала обратно. — Я и сегодня не хочу тебя отпускать, — добавил он. — Останешься?       — Эм… Да, — ответил Даня, промаргиваясь. Расставаться ему тоже не хотелось. — Только родителей предупрежу.       Марк придержал его за подбородок и коротко, но нежно поцеловал в губы.       — Прими горячий душ, — сказал он. — А я пока соображу что-нибудь поесть. Ты ведь не ужинал?       Именно в этот момент желудок Дани решил напомнить о себе голодным урчанием. Он смутился и ткнулся лбом Марку в грудь, а тот, рассмеявшись, чмокнул его в макушку, осторожно выполз из-под него и поднялся с дивана.       — Полотенце и чистую одежду положу в ванной, хорошо? — сказал Марк, и, наклонившись, чтобы снова поцеловать, вышел из комнаты.       Посидев немного на диване, Даня закутался в плед и пошлёпал по коридору. Из кухни раздавался звон посуды, но он направился прямиком в ванную. Развернувшись из пледа, надолго задержался у зеркала, жадно разглядывая своё отражение. Это был он и в то же время не он. Припухшие от слёз глаза счастливо блестели. Кончик конопатого носа и скулы покраснели. Волосы на макушке спутались в гнездо. Истерзанные поцелуями губы горели, а на шее красовалась парочка смачных засосов.       На лицо наползла до неприличия довольная улыбка. Подмигнув самому себе, Даня пустил горячую воду и залез в душ.