Сенситометрия

      Сидя верхом на бёдрах Дани, Марк медленно водил кончиками пальцев по его спине. Нажимал чуть сильнее вдоль позвоночника, прокатывая кожу волной от поясницы до шеи, расходился ладонями по плечам в стороны и вниз через лопатки к бокам. Опускался тыльной стороной кистей к пояснице, нырял большими пальцами к копчику и снова гнал кожу волной по позвоночнику вверх.       Под сильными горячими руками тело становилось податливым, послушным. После душа и быстрой дрочки Даня, наплевав на кофе, утащил Марка в спальню и стал нетерпеливо шарить по его телу, словно недавняя разрядка не принесла никакого насыщения, а наоборот — только распалила. Лисицын отзывчиво подставлялся под ласки, подгоняя Марка поскорее довести дело до конца, но как только тот попытался протиснуться, Даня так сильно сжался, что у них ничего не вышло.       Лисицын растерялся, а потом жутко расстроился, но Марк успокаивающе погладил его по бедру и, подложив подушку, перевернул на живот. Поставил фоном какой-то лаундж и попросил просто наслаждаться процессом. Поначалу Даня односложно комментировал массаж словами «приятно», «щекотно» или «мурашки», но потом потерялся в ощущениях — тело наполнилось знакомой вибрацией, и сил хватало только на одобрительное мычание и тихие стоны.       Марк сдвинулся чуть ниже и сконцентрировался на копчике и ягодицах: поглаживал, надавливал пальцами, защипывал кожу, растягивая половинки в сторону. От удовольствия Даня поскуливал и прогибался ещё сильнее.       Фукс нагнулся и широко лизнул его поперёк поясницы, спустился чуть ниже, прикусил копчик, и от места укуса по всему телу разбежались мурашки. Зашипев, Даня вытянул вверх руки и ухватился за край матраса. Мелкие поцелуи-укусы продолжали сыпаться на его ягодицы, а пальцы Марка спустились по ложбинке ниже и стали кружить возле входа. Лисицын часто задышал и дёрнулся, пытаясь усилить давление. Почувствовав, как Марк отстранился, он недовольно замычал, но буквально через пару секунд движения возобновились, растирая между ягодиц прохладный гель.       Не прекращая ласки и поцелуи, Марк осторожно протолкнул палец внутрь и стал медленно поглаживать его изнутри, постепенно продвигаясь глубже. При очередном движении Даню окатило горячей волной наслаждения, которая прокатилась по позвоночнику вверх и выбила из головы последние мысли. Он сконцентрировался на затопившем его удовольствии, чувствуя, как мелкая вибрация разгоняется от поясницы по всему телу.       Раз за разом Марк задевал эту точку, и Даня отчаянно подавался навстречу его пальцам. Он чувствовал себя предельно раскрытым, и только безграничное доверие к Марку позволяло получать от этой уязвимости наслаждение. Словно, передав контроль над своим телом любящему человеку, он отбросил стыд и смущение и позволил себе полностью раствориться в этих интимных, чутких ласках. Качаясь на волнах эйфории, он тонул в ощущении наполненности. Вынырнул, когда услышал над ухом тихое:       — Эй, солнце мое, ты тут?       Приподняв голову, Лисицын увидел по обе стороны от своего лица упирающиеся в матрас ладони. Прислушавшись к ощущениям в теле, он понял, что чувство наполненности никуда не делось, а это означало…       — Ш-ш-ш, — Марк с шумом втянул воздух. — Даня, ты мне член сломаешь! Не зажимайся так!       Даня часто задышал и попытался расслабиться. Повернул голову и сразу был втянут в нежный поцелуй. Проехавшись руками по простыне вперёд, Марк накрыл его собой и переплёл их пальцы. Немного отвёл назад бёдра и на пробу толкнулся. Даня громко застонал в поцелуй, а когда Марк ещё раз двинул бёдрами, чуть изменив угол проникновения, он, закинув голову ему на плечо, зарычал от пронзившего тело удовольствия. Мерные толчки раз за разом выбивали из него хриплые стоны. На шею посыпались поцелуи, плечам и загривку достались чувствительные укусы, а вокруг запястий в крепком захвате сжались пальцы.       Не верилось, что может быть так сладко от сочетания боли и удовольствия. Волны наслаждения, расходящиеся по телу от каждого толчка, захлестывали его, топили. Даня кричал и стонал, удивляясь, что способен издавать такие пошлые звуки. Сильные руки за бёдра вздёрнули его вверх. Пришлось упереться локтями и лбом в матрас, пока Марк жёсткими толчками брал его сзади. Ноги разъезжались в стороны, в горле пересохло, в голове — ни одной мысли кроме той, что сейчас ему охуительно хорошо.       Марк провёл ладонями по взмокшей спине и, уцепившись за плечи, потянул его на себя. Даня послушно выпрямил руки, а потом, и вовсе поднявшись, прижался спиной к его груди. Марк крепко удерживал его за торс одной рукой, а другой потянулся к члену. Повернув голову, Лисицын притянул его для поцелуя. Стало запредельно хорошо. Почувствовав приближение оргазма, он заскулил в губы Марка, и тот сорвался на бешеный темп, вдалбливаясь в него мелкими частыми толчками. Даня задрожал и с сорванным криком, откинув голову Марку на плечо, кончил в его кулак. И почти сразу пульсирующими толчками излился Марк, наполняя его своей спермой.       Обессилев, Даня рухнул на руки, почувствовал, как его бережно придержали, укладывая на постель, и провалился в сон.

***

      — Твою мать! — Утром Лисицын попытался встать с кровати, но, почувствовав резкую боль в пояснице, завалился обратно. Услышал, как позади завозился Марк, перекатился на спину и растерянно на него посмотрел.— Это всегда так? — спросил он чуть более жалобно, чем рассчитывал.       Марк протянул к нему руку и положил на щёку ладонь.       — Прости, солнце, это я вчера перестарался, — ответил он виновато. — В конце не сдержался. Подожди, у меня заживляющая мазь была где-то. — Встал, голышом прошлепал в холл, пошебуршал там чем-то и вернулся с тюбиком мази. — Поворачивайся! — скомандовал он, забираясь коленями на кровать. — Будем лечить твою прекрасную задницу.       Даня хохотнул и с кряхтением перевернулся на живот. Марк тут же устроился между его ног, провел тёплой рукой по пояснице, раздвинул ягодицы и принялся аккуратно втирать мазь вокруг чувствительного места. Вторым заходом неглубоко протолкнул палец внутрь и смазал натёртые стенки прохода. Лисицын зашипел и дёрнулся, но Марк смачно чмокнул его в одну половинку попы, хлопнул по второй и откатился. Накрыл его одеялом и вытянулся рядом. Даня остался лежать на животе, только повернул голову в сторону Марка, и тот стал нежно водить пальцем по его лицу.       — Ты вчера так резко отключился, я даже испугался, — сказал он шёпотом.       — Перегрузка системы произошла, видимо, — ответил Даня, смущённо улыбнувшись.       — Ты такой невероятно чувствительный.       Это восхищение в глазах Марка каждый раз удивляло: Даня никогда не видел в себе ничего особенного и только с появлением в его жизни Марка стал понимать, что есть в нём какие-то качества, за которые люди его любят. Пожав плечом, Даня ответил:       — Я слишком долго не позволял себе чувствовать, вот и накопилось, видимо. А теперь прорывается вот…       Марк помолчал, обводя кончиками пальцев его нос, скулу, спустился к припухшим губам и сказал:       — Тогда я счастлив, что прорывается это рядом со мной. Это… большая честь на самом деле.       Перевернувшись на бок, Даня придвинулся к Марку вплотную и, уложив голову ему на руку, уткнулся носом в ключицу.       — Просто ты видишь меня, — тихо сказал он. — Чувствуешь… Замечаешь то, чего я сам никогда не замечал.       Он хотел сказать ещё много всего. Про то, что любовь Марка меняет его, раскрывает и как будто помогает стать свободным. Как рядом с ним он чувствует себя особенным и единственным. Что впервые любит так сильно, что почти больно. Но в слова эти чувства и эмоции не складывались, и вместо признания он покрепче прижался к сильному телу.

***

      Всю субботу они провели у Фукса дома. Тот опять завалил Даню привезёнными из Германии подарками. Говорить о проведённом в разлуке времени было особо нечего — в своих письмах они подробно описывали все события и мысли. Однако, поделиться впечатлениями от снимков Кристины Даня ещё не успел, потому что сразу после их встречи ненадолго заехал домой, чтобы быстро собрать вещи на несколько дней, и отправился в аэропорт.       Разнеженный очередным оргазмом, Даня валялся на развороченной постели. После того, как Марк смазал его второй раз, боль значительно уменьшилась, но с полноценным сексом они всё равно решили подождать, хотя Дане очень хотелось снова почувствовать Марка внутри и потеряться в остро-сладком наслаждении. Впрочем, Марк умело довёл их обоих до пика своей рукой, зацеловав до изнеможения и зашептав ласковыми словами до мурашек.       Перевернувшись на живот, Лисицын лениво наблюдал за распаковывающим чемодан Марком и рассказывал ему о фотографиях Кристины.       — Это совсем не то, что я ожидал, — подытожил он. — Никакой пошлости, всё максимально эстетично и… деликатно, что ли. При этом вызывает очень сильные эмоции.       — Когда она ждёт тебя на съёмку? — спросил Марк, запихивая опустевший чемодан под кровать.       — В любой день после закрытия студии или в воскресенье.       — Завтра тогда, может?       — Ой, нет. — Даня потрогал саднящую отметину на своей шее. — Я же весь в засосах.       — Вас понял! Никаких засосов в течение недели! — Марк улыбнулся и наклонился его поцеловать.       А Даня фыркнул: так ему и поверили.

***

      В воскресенье утром Лисицын плавно кружил по кухне, готовя завтрак.       Боль совсем ушла, и он развёл Марка на секс. На этот раз всё было по-другому. Марк брал его медленно и тягуче, уложив на спину и закинув ноги себе на плечи. Заниматься любовью лицом к лицу, не отрывая взгляда от полных обожания глаз — в этом было столько глубокой нежности, что под конец Даня не выдержал, и все чувства, которые он испытывал в тот момент, пролились слезами. Опустившись сверху, Марк крепко обнял его, просунул одну руку под шею, другую — под поясницу и, нашептывая слова любви и признаний на русском и немецком вперемежку, продолжил двигаться в нём медленно, но глубоко. На пике оргазма, задыхаясь от своей любви, Даня хотел было сказать Марку те самые три слова, но, посмотрев в его глаза, мог только судорожно всхлипывать:       — Я… Я… Ма-а-а-арк.       — Ш-ш-ш… Я знаю. Я всё знаю. — Марк легко поцеловал его в губы и долго держал в своих объятиях, перебирая пальцами медные пряди.       После душа Даня пошёл на кухню, включил музыку на маленьком проигрывателе и улыбнулся, услышав, что это тот альбом, под который они с Марком впервые занимались любовью на диване в гостиной. Пока доставал продукты из холодильника, пока готовил ингредиенты для сложносочиненного омлета, прослушал пару первых треков, а потом переключил на последнюю песню, одну из своих самых любимых на этом диске.       Тело само стало плавно двигаться под музыку, и на втором припеве Даня начал подпевать:       — «Moved, lifted higher       Moved, my soul's on fire       Moved, by a higher love»       Повел бёдрами на манер Дэйва Гаана, хлопнув в ладоши, и после проигрыша в полный голос подхватил следующий куплет:       — «Heaven bound on the wings of love       There's so much that you can rise above»       Он повернулся к столу, чтобы поставить тарелки, и увидел застывшего на пороге Марка с мокрыми после душа волосами — он так погрузился в песню, что не слышал, как стих шум воды и тот вышел из ванной. Как обычно смутившись от этого восхищённого взгляда, Даня поставил тарелки на стол и, опустив голову, застыл. Марк шагнул к нему и, положив руки на поясницу, мягко обнял.       — Ты как сундук с сокровищами, честное слово, — сказал он. — Каждый раз что-то новое откапываешь.       Румянец залил щёки: несмотря на то, что Фукс часто делал ему комплименты и отмечал его достоинства, он никак не мог привыкнуть, что какие-то его совершенно привычные качества могут быть для кого-то такими важными.       — У тебя очень красивый голос, — сказал Марк.       — Спасибо, — Лисицын зыркнул на него, ковыряя пальцами ворот его футболки, и снова опустил взгляд.       — Какие ещё таланты есть у моего потрясающего парня, м? Или ты решил медленно добивать меня?       — Я не… — Даня вскинулся, но споткнулся о смешинки во взгляде Марка. Он набрал побольше воздуха и признался: — Ты меня смущаешь.       — Прости, но если выяснится, что ты всё-таки умеешь прыгать через ёлки, — сказал он с улыбкой, — мне придётся взять тебя замуж.       Улыбка сползла с лица Лисицына. Он часто заморгал, чтобы прогнать из глаз опять набежавшую влагу, и, когда Марк добил его своим «я серьёзно», закрыл ладонями лицо и всхлипнул.       — Потому что, — шепнул ему Фукс на ухо, — я начинаю верить, что ты и Дао уже познал.

***

      Даня с Тёмкой стояли на открытой площадке возле метро и ждали Марка. Мама позвонила в полдень и, извиняясь, что отрывает сына от личных дел, попросила сводить племянника в музей, куда они заранее записались на экскурсию: Саня увёз Татьяну на выходные в подмосковный пансионат отмечать помолвку, и Тёмка остался с родителями, но маму срочно вызвали на педсовет, у отца была важная встреча на фабрике, а Никита с женой уехал в Тулу к её родственникам.       Даня согласился, тем более музей находился совсем рядом, перехватил племянника в метро и вышел с ним на площадь. Дойти можно было и пешком, но с неба то и дело срывался мокрый снег, дул промозглый ветер, и Марк предложил ехать на машине.       Они услышали сигнал клаксона и синхронно повернули головы в сторону звука. Даня улыбнулся, увидев машущего им из машины Марка, а Тёмка, сжав его ладонь, ошарашенно таращился на подъехавшего монстра. Лисицын ласково подтолкнул племянника к машине, открыл заднюю дверцу, и тот, восхищённо шепнув «вау», залез внутрь.       — Привет, я — Марк, — он повернулся назад и протянул притихшему мальчишке руку.       Тот пожал её и серьёзно ответил:       — Артём.       — Даня говорил, ты лего любишь, — сказал Марк, разворачиваясь обратно. Переключил передачу, положил обе руки на руль и тронулся с места, продолжая посматривать на Артёма через зеркало заднего вида. — Там пакет на сиденье, посмотри, это тебе. Надеюсь, такого набора у тебя ещё нет.       Тёмка зашуршал пакетом и через секунду радостно заверещал:       — Ух ты! Это ж из новой серии, Даня, смотри!       Даня оглянулся, ласково улыбнулся и шёпотом напомнил:       — Что сказать нужно, Тём?       — Спаси-и-ибо, — протянул довольный мальчишка.       Марк улыбнулся ему в зеркало, а Лисицын приложился щекой к подголовнику сиденья и с нежностью смотрел на него, думая о том, как легко проходит это постепенное знакомство семьи с его парнем.       — Ты Данин новый друг? — подал голос Артём.       — Да, — ответил Марк и потянулся рукой к Даниной ладони, коротко сжал её и добавил: — Близкий друг.       — Это из-за тебя он тогда грустил?       Лисицын поймал недоумённый взгляд Марка, пожал плечами и пояснил:       — Когда ты исчез в октябре…       Марк понимающе кивнул и, ловко припарковав машину у входа в музей, заглушил двигатель.       — Когда ты далеко от любимых людей, всегда бывает грустно, правда? — сказал он, глядя Артёму в глаза. — Но теперь мы вместе, и Даня больше не грустит. — Повернулся к нему и с улыбкой спросил: — Не грустишь ведь?       Тот помотал головой и тихо сказал:       — Пойдёмте уже, экскурсия скоро начнется.

***

      — Пап, пап!       Артём забежал в квартиру, быстро стянул обувь и куртку и с разбега оседлал колени сидевшего в кресле Сани.       После музея Марк повёл их ужинать в уютный небольшой грузинский ресторанчик, и только они доели последнюю лепёшку с домашним клубничным вареньем, позвонила Таня и сказала, что они уже приехали и Тёмку можно сразу везти домой. Сестра вышла к подъезду забрать сына и внезапно позвала Даню с Марком в гости на чай.       Не успели они зайти в квартиру, как Артём сорвался с места, ошарашив всех своим «пап», и побежал прямиком к Сане. Обхватил ладошками его вытянувшееся лицо и затараторил:       — Я на такой тачке катался, класс! Там труба из окна, и колёса — во! — племянник размахивал руками, а друг придерживал его за бёдра и слушал, не дыша. — А ещё мне Марк подарил лего из новой серии… Ой! Я сейчас. — Артём сполз с его коленей и побежал в прихожую за подарком.       Кузьмин поднял растерянный взгляд на Даню, который стоял в дверях и, закусив губу, наблюдал за этой сценой.       — Ты слышал, как он меня назвал? — шёпотом спросил он.       Лисицын успел только кивнуть, потому что Тёмка уже вихрем влетел в гостиную, забрался коленками на диван и протягивал Сане коробку с конструктором.       — Соберём сегодня?       — Конечно, родной.

***

      Марк предложил довезти их до дома.       Друг с детским восторгом прыгал возле машины-монстра, припаркованного в Танином дворе, и чуть не облизывался, осматривая её со всех сторон. Стал упрашивать Лисицына уступить ему на разочек пассажирское место. «Ну как мальчишка» — подумал Даня, закатив глаза и забираясь на заднее сиденье. Всю дорогу Саня тарахтел, выспрашивая у Марка технические подробности, а тот терпеливо отвечал и через зеркало заднего вида обменивался с Лисицыным понимающими улыбками.       Даня зашёл в квартиру и сразу наткнулся на взволнованный взгляд мамы. Она молча шагнула к нему и крепко обняла прямо поверх куртки.       — Мам, ты чего? — удивился он. — Что-то случилось?       Но мама помотала головой, подняла на него свои глаза-озёра и сказала:       — Просто я очень-очень тебя люблю.       Даня нахмурился. От её странного поведения стало неуютно.       — Да что случилось-то?       — Ничего, Данюш… Просто хочу, чтобы ты знал: ты мой сын, и я… мы любим тебя, любым, слышишь?       Даня понял, что мама обо всём догадалась и пытается донести, что принимает его. В груди теплом разлилась благодарность. Он кивнул ей и тихо сказал:       — Спасибо. Это очень важно для меня.       Ночью он проснулся в туалет и на обратном пути заметил, что на кухне горит свет. Зашёл и удивленно уставился на отца, сидевшего за столом с бутылкой водки. Отец, как и все, выпивал в компаниях по праздникам, но Даня никогда не видел его пьющим в одиночестве, да ещё с таким угрюмым видом. На столе рядом со стаканом лежал с детства знакомый листочек с транскрипцией нескольких песен Beatles: в семье знали, что в студенческие годы их записал его друг.       Отец поднял голову и махнул, проходи, мол, садись. Даня сел напротив и настороженно на него посмотрел. «День сюрпризов прям», — подумал он.       — Пап? — позвал он, когда пауза слишком затянулась.       Отец встрепенулся, посмотрел на него и, кивнув на бумажку на столе, спросил:       — Знаешь, кто это написал?       — Ты говорил, что друг твой, тот, который пропал.       — Дру-у-у-уг, — протянул отец и отпил из стакана. Разгладил бумажку каким-то особо нежным движением и повторил: — Друг. Игорёха. Мы с ним не разлей вода были, в огонь и в воду вместе. А потом он исчез… Знаешь, почему?       Даня догадывался, но только благодаря словам Игоря, который на вечеринке дал понять, что человек, в которого он был влюблён в молодости, — Данин отец.       — Сказал, что любил меня, — прошептал отец, склонив голову. — И ведь ни разу за два года даже не намекнул… Не то, чтобы это что-то изменило… Но разве, когда любят — бросают? — Он поднял на сына полные боли глаза, и всё, что мог сделать Даня — протянуть руку и накрыть ею ладонь с зажатой в ней бумажкой. — Он для меня как Саня твой был, самым близким, самым родным в Москве… А когда я с Олей познакомился — не выдержал, бросил всё и уехал. Если б не твоя мама, я бы тогда с ума сошёл, наверное. Его же нигде найти не могли, я уж думал, с ним что-то ужасное случилось… Так обрадовался, когда увидел его…       Отец замолчал и опустил голову, снова разглаживая листочек.       — Пап, — позвал Даня, и, когда встретился взглядом с родными, но такими грустными сейчас глазами, спросил: — Тебе противно, что он… ну, такой?       — Нет… — отец мотнул головой. — Нет. Просто жаль, что он… уехал так, и мы столько времени не общались. — Отец заметил, как Даня постарался незаметно выдохнуть, внимательно посмотрел на него и добавил: — Игорь сказал, что у меня очень смелый сын. Не подскажешь, о чём это он?