***
Лисицын стоял на дорожке в заснеженном парке с целым пакетом мандаринов и конфет и ждал приезда Марка: тот пообещал ему помочь устроить сюрприз для Тёмки. — Ты чего без шапки? — сразу отчитал его Даня, едва Марк припарковался у входа в парк и вылез из своего монстра. — Вот же пижон, — незлобно проворчал он, стянул свою вязаную ушанку и нахлобучил её на Марка. — А ты? — У меня капюшон есть. Пойдём, они уже скоро из дома будут выходить. Таня уехала с подругой в свадебный салон выбирать платье, Тёмку подкинула родителям, и Саня собирался идти с ним в парк кататься на санках. Лисицын не говорил ему о том, что решил повторить для племянника сказку из собственного детства, просто договорился встретиться на месте. Даня с Марком ушли с центральной аллеи и ступили на одну из боковых тропинок в сосновой посадке. — По-моему, идеально. — Оглядевшись, Даня присмотрел дерево, стянул варежки и нырнул в пакет. — Это что? — Марк с умилением подёргал за повисшую на резинке варежку. — М? — Даня отвлёкся от пакета и, заметив, что именно привлекло внимание Марка, смутился. — Да, теряю постоянно, — пояснил он. — Вот и попросил маму… ну, пришить… — Так мило, — улыбнулся Марк и быстро клюнул в губы. — Марк! — шикнул Лисицын, оглядываясь по сторонам. — Держи вот. — Протянул ему ножницы и клубок с нитками. — И не отвлекайся, у нас времени не так много. Марк ласково улыбнулся, успел чмокнуть строго грозящий указательный палец и принялся развешивать угощения по сосновым веткам. — Пап, пап, — услышали они издалека знакомый звонкий голосок, — смотри, конфета! Марк с Даней как раз закончили с сюрпризом и, стоя в конце тропинки, ждали появления Кузьмина с племянником. Обернулись на голос и увидели, как Саня приподнимает на руках Тёмку, чтобы тот смог дотянуться до угощения. — Ой, ещё одна! — заверещал мальчишка. — А там — мандарин! Они потихоньку продвигались от дерева к дереву, снимая с разлапистых заснеженных веток подарки, и Даня, видя, как искрятся от счастья глаза племянника, вспомнил себя таким же маленьким, с восторгом глазеющим по сторонам при виде конфет на деревьях. Нащупал руку Марка, переплёл с ним пальцы и с тихим вздохом положил голову ему на плечо. Тёмка заметил их и подбежал с целой охапкой угощений. — Дань, ты видел?! Смотри, что там на ёлках было! — На соснах, — автоматически поправил племянника Лисицын. — Круто! Все собрал? — Не-е-е, Саша сказал, что они волшебные, я для других тоже оставил. Артём все чаще называл Саню папой, особенно, если был взволнован и обращался к нему напрямую, но если говорил о нём с кем-то, то привычно называл по имени. Часа два они катались с горок, пока не промокли от налипшего снега. Румяные и счастливые завалились домой, где тут же были напоены тёплым какао и накормлены любимым Даниным пирогом с картошкой и грибами. Тёмка с бабушкой и дедушкой в гостиной смотрели мультик, Марк ушёл в душ, а Даня с другом валялся на своём разложенном диване. На пузе у него была пристроена гитара, на которой он лениво побренькивал. — А я в бассейн записался, — сказал лежавший у стены Саня и перекатился на бок. Накрыв ладонью струны, Лисицын прервал звук, потом и вовсе отложил гитару на пол. — Ты серьёзно? — спросил он, повернувшись к другу. Панический страх Кузьмина перед водой был фактом, с которым все давно смирились. И Даня знал, что решение того начать плавать требовало поистине большой смелости. Саня пожал плечом: — Таня же ходила… И на неё там все пялились. А теперь мы с ней вместе будем, так что… — А, ну раз Таня, — понимающе протянул Даня. Повод был так себе, но сдвиг, конечно, колоссальный, так что за друга он был искренне рад. Саня положил руку ему на грудь и уткнулся лбом в висок, а Лисицын машинально накрыл его ладонь своей. — Сумасшедший был год, — прошептал Кузьмин. — Не говори, — кивнул Даня в ответ и прижался виском к его лбу. Дверь в комнату открылась, и вошёл Марк, тут же нахмурившийся при виде практически обнимающихся на постели парней. Встретившись взглядом с Даней, он выдохнул, подошёл к дивану и примостился с краю. Рыкнул и спихнул Санину руку с груди Дани на кровать. — Он — что? Это он только что нарычал на меня?! — Кузьмин аж на локте привстал, с деланным возмущением размахивая кистью. А Марк ещё раз тихонько рыкнул и, двумя руками обняв Даню, подтянул к себе поближе. Ещё и ногу сверху закинул. Лисицын мягко чмокнул своего ревнивца в губы, но тот не дал отстраниться и вовлёк в глубокий нежный поцелуй. — Эй, — возмутился сбоку Кузьмин, — мне сейчас тоже захочется! Разорвав поцелуй, Даня захохотал, взял Саню за руку и притянул ближе, снова укладывая его ладонь к себе на грудь. И счастливо вздохнул, оказавшись с двух сторон тесно зажатым между лучшим другом и любимым человеком. Мур, что всё это время возился с бумажкой под столом, пришёл к ним и улёгся Дане на живот с явным намерением поспать. — Ну, теперь полный набор, — улыбнулся Даня, поглаживая мягкую рыжую шёрстку мурчащего кота.***
Даня стоял перед дверью в квартиру Марка и наблюдал, как тот похлопывает себя по всем карманам в поисках ключей, при этом пытаясь удержать в руках пакеты. До нового года осталась неделя, и они решили пройтись по магазинам за подарками для друзей и родных. — Солнце, — сказал Марк, — откроешь своими ключами? Мои в машине, наверное, остались. Даня машинально полез в карман куртки, достал связку, потянулся к замку и замер в паре миллиметров от скважины. — Что значит «своими ключами»? — разглядывая непонятно как, а главное — когда оказавшуюся в его кармане связку. — Это значит, что теперь у тебя есть свои ключи. — Ма-а-арк… — протянул Лисицын взволнованно. — Переезжай ко мне. Хочу, чтобы мы всегда были вместе, м? Несколько секунд Даня изучал его с самым серьёзным видом, потом, потянувшись, быстро чмокнул и тут же отвернулся, чтобы отпереть замки. — Это — да? — спросил Марк неуверенно. — Шутишь?! — воскликнул он, переступая порог квартиры. — Да кто ж откажется жить в квартире почти в центре, да с такой кухней?! Фукс аж дар речи потерял. А через пару секунд захохотал: — Вот как?! А горячий хозяин в придачу — не в счет? Побросав пакеты с покупками на пол и шустро раздевшись, Даня повис на шее Марка и зашептал ему в губы: — Горячий, говоришь? Это надо проверить наверняка. — И потащил его в спальню. Долго выяснял «горячесть» хозяина, потом доказывал свою, пока оба, уставшие и счастливые, не рухнули на постель. Ночью Лисицын проснулся от того, что Марк беспокойно метался по кровати. А когда услышал всхлип, понял, что тому снится кошмар. Облокотившись на руку, он навис над вздрагивающим во сне Марком и, тихонько позвав, потряс его за плечо. Марк резко вздохнул и распахнул полные паники глаза. — Ты здесь, — дрожащим голосом прошептал он и, протянув к Дане руки, крепко обнял. Лисицын перекатился на спину, притянул Марка себе на грудь и стал гладить его по подрагивающим плечам. Он впервые видел, чтобы Марк был так сильно напуган, и хотел как-то помочь ему успокоиться. Уткнувшись носом в его макушку, он тихонько запел колыбельную про «Зелёную карету». Дыхание Марка постепенно выровнялось, а вцепившиеся в Данину футболку пальцы расслабились. Когда песня закончилась, прозвучал длинный вздох, с которым как будто ушло последнее напряжение. Поцеловав Марка в макушку, Даня нежно провёл пальцем по его щеке и за подбородок приподнял голову. Глаза у Марка блестели. — Такая красивая песня, — сказал Марк, — никогда её раньше не слышал. — Мама в детстве пела, когда мне кошмары снились, — ответил Даня, нежно водя кончиками пальцев по его лицу. — Расскажешь, что тебе приснилось? Нахмурившись, Марк опустил взгляд. — Приснилось, что потерял тебя и никак не могу найти, — растерянно произнёс он после короткой паузы. — Эй, — позвал Лисицын. — Я здесь, с тобой. Чувствуешь? — Даня взял Марка за руку и, поцеловав в середину ладони, прижал к груди, где мерно билось его любящее сердце. — Я… Прости, это просто подсознательный страх. Ты… ты очень дорог мне. Я люблю тебя так, как никогда и никого не любил. И до ужаса боюсь потерять. — Ма-а-арк, — протянул Даня. — Обещаю, я никуда не денусь. Завтра же поедем и соберём мои вещи и… — Даня затаил дыхание и выпалил: — Я тоже люблю тебя. Ну, вот он и сказал это. Сердце под ладонью Марка бешено забилось, но после его облегчённого вздоха Лисицын даже поругал себя за то, что не признавался ему раньше. А Марк потянулся к его губам и доказал, что хозяин квартиры не только горячий, но и бесконечно нежный.***
— Господи, Данюш, ну что за спешка?! — спросила мама, когда он приехал на следующий день собирать свои вещи. — Только не говори, что тоже забеременел! — попыталась пошутить она. — Ха. Ха, — ответил Даня, отбирая самые любимые диски. Утром он ходил по квартире, в которую ему предстояло переехать, и понял, что за почти три месяца и так уже врос в это место: повсюду были его вещи — одежда, конспекты, кружка на кухне и зубная щётка в ванной, фотографии над столом в спальне, несколько дисков и куча всякой мелочи. В последний месяц Лисицын проводил больше времени у Фукса, чем у себя дома, и, по сути, переезд всего лишь смещал акценты: теперь он будет приезжать к родителям по выходным, а всё остальное время жить у Марка. Даня повернулся к стоящей в дверях маме и увидел, с каким растерянным видом та наблюдает за его сборами. — Мам, — позвал он, — ну ты чего? Я же не в другой город переезжаю. — Подошёл к ней и обнял за плечи. — Знаю, просто… Вы все так быстро выросли. — Мама обняла его в ответ. — А родители Марка не против? — спросила она, отстранившись. И Лисицын вспомнил, как он задал тот же самый вопрос Марку.***
— Да нет, — ответил Фукс, намазывая за завтраком хлеб маслом. — Мама в Штатах с новой семьёй, отец почти всё время в Германии, нам никто не будет мешать. — И всё-таки твой отец иногда приезжает, он не будет против, что его сын живет с парнем? — А-а-а, — протянул Марк, — ты об этом? Нет, он точно не будет против. Сам же гей. Даня застыл с ложкой йогурта у рта и посмотрел на Марка круглыми от удивления глазами: — Что? — Что? — Ты не говорил, что твой отец — гей. — Лисицын опустил ложку и недоверчиво посмотрел на Марка. — Говорил… Что он живет в Германии со своим партнёром, и что они открыли там типографию… — Я думал, «партнёр» — это партнёр, ну, по бизнесу! — перебил его Даня. — И по бизнесу тоже… Но он и Ульрих — они пара, года три уже. — О, — ответил Даня и задумался. — А как же ты? — спросил он. — Ну, если он гей? — А… — Марк пожал плечами. — Ну, у них с мамой был своеобразный брак. Оба из околобогемной художественной тусовки, и отношения у них были… весьма открытыми. В общем, где-то там меня родили, но… Семейка у нас была странная, постоянно кто-то левый тусовался, кошмар… В детстве как-то не особо догонял, а в подростковом возрасте так всё достало, что только обрадовался, когда они развелись. Ну и с тех пор для меня вопросы полигамии и измен… эм… скажем так: неприятны. Лисицын понимающе кивнул. Вспомнил, как Марк рассказывал о своих отношениях с Олегом, и понял, насколько болезненными они для него были. Сделал себе мысленную пометку не ревновать и самому лишний раз не давать поводов для ревности.***
Марк заехал за ним в субботу вечером, а в воскресенье стихийно организовали посиделки Лисицыных в новом жилище младшего сына. Хозяин квартиры жутко волновался, наводя лоск перед приездом Даниных родных, но в итоге всё получилось очень весело и душевно. Никита с отцом оценили кухню, Мама — библиотеку в гостиной и картины Генриха Фукса. А потом приехала Таня с Тёмкой и Саней. Позвонила младшему брату на мобильный и с восторженным возгласом «Тут такой снег идёт! Нам обязательно нужно всем слепить по снеговику!» вытащила их из дома. Все дружной толпой высыпали на улицу в ближайший сквер и, весело гомоня, принялись за дело. Через полчаса появилась целая шеренга разномастных снеговиков в количестве девяти штук. Даня сгонял за камерой и устроил снежную семейную фотосессию. Потом долго сидели за уютными разговорами, отогреваясь чаем и теплом друг друга. Лисицын обводил взглядом родные лица и думал, что он, пожалуй, — самый счастливый человек на свете. — У тебя чудесная семья, — сказал ему Марк, когда они проводили гостей. — Самая лучшая, — ответил Даня, обняв его за шею. Время, проведённое с семьёй было бесценным, но с Марком оно как будто и вовсе исчезало.***
Перед самым новым годом Кристина показала Лисицыну отобранные для проекта работы. Даня снова отметил, что, несмотря на тему, снимки получились эстетичными. Не переступить тонкую грань, не скатиться в пошлость — это требовало большого профессионализма и чувства этики. Он долго рассматривал снимки, водил по плавным линиям, словно ощущая на кончиках пальцев фактурность кожи. Угадывал людей. Легко узнал профиль Сани, губами прижимающегося к пока ещё плоскому Таниному животу. Казалось бы: только силуэты на тёмном фоне, а столько интимной красоты! А вот снимки Никиты с женой зашкаливали нежностью. Увидел очень горячие снимки Макса и Коли. Удивился, как Кристине всё-таки удалось их выцепить — сам на своём дне рождения не раз подкатывал к Коле, чтобы предложить ему съёмку, но Макс весь вечер ревностно оберегал свою «детку», и поговорить наедине тогда не удалось. А в итоге их фотки просто взорвали мозг, опять перевернув всё его представления об этой паре. Когда Даня по второму заходу пересмотрел фотографии, он не удержался и спросил: — Тут всё такое… нежное, красивое. Даже… эм… эротикой это не назовешь. Нафига тебе сперма на моей заднице понадобилась? Антон, который всё это время тихо сидел рядом с Кристиной и с закрытыми глазами млел от перебирающих его волосы пальцев, хрюкнул. Кристина едва уловимым движением потянула за длинные пряди, и он тут же затих, бросив на неё томный взгляд. Обожания в нём было столько, что Лисицыну даже неловко стало. — Мне просто хотелось тебя подразнить, Лисёнок! — сказала она. — Ты же знаешь, как я обожаю провоцировать. Даня лишь покачал головой. — Мой отец обмолвился о том, что вполне может проспонсировать твою персональную выставку. Как-никак для половины проекта Лисицыны позировали!***
Вечером Даня взахлёб рассказывал о фотографиях, Марк внимательно слушал, а потом спросил: — Ты сам-то на какую тему диплом решил писать? Лисицын завис. Он задумывался об этом, но ещё не мог найти вдохновляющую тему, которая захватила бы его полностью. Поэтому просто пожал плечами, но Марк решил подсказать: — Ну, есть же что-то, что тебе нравится снимать больше всего? — Людей, наверное, — ответил он. — Ну, когда они не видят, типа репортажной съёмки. — Да, и у тебя отлично получается, — согласился Марк. — А ещё? Даня бросил взгляд на стену над письменным столом в спальне, куда он с недавних пор стал вешать свои любимые фотографии, увидел, что среди них больше всего снимков мостов, и вдруг понял. — Даже не представляю, к какой теме можно притянуть мосты, — растерянно вздохнул он. — Что-нибудь придумаешь, но… — Марк загадочно замолчал на минуту, потом полез в ящик стола и выудил оттуда конверт, протянул его Дане и сказал: — Хотел тебе в новый год подарить, но сейчас момент подходящий. Лисицын открыл конверт, достал оттуда два авиабилета в Берлин с открытой датой и озадаченно уставился на Марка. Тот подошёл к нему, обнял за талию, притягивая к себе, и прошептал: — Поедешь со мной? Покатаемся автостопом по Германии, съездим в Гамбург, м? — Почему Гамбург? — Город мостов, — ответил Марк и коротко пожал плечами. Даня закивал головой и крепко обнял его за шею, шепча слова благодарности за все мечты, которым он помогает сбываться.***
Даня с Марком вывалились из дома на улицу, сытые и разомлевшие после застолья. День рождения отца праздновали на даче. Гостей было много — родственников и близких друзей. Даже Игорь приехал с приятным мужчиной лет сорока, представил его как друга, но от Дани не укрылись нежные взгляды, которые великан бросал на своего спутника. Новый год, начало нового тысячелетия, парни решили встречать на Красной площади, а потом ехать домой. В десять вечера, попрощавшись со всеми и оставив под роскошной ёлкой подарки, они выехали в город. Настроение у них было отличным — уходящий год для обоих сложился удачно, а наступающий обещал стать ещё лучше: скорая свадьба Сани и Татьяны; поездка в Германию и знакомство с Фуксом-старшим; защита Даниного диплома; пополнение в семье Лисицыных и ещё наверняка куча больших и маленьких чудесных моментов. В машине тихо играло радио, Даня покачивал головой в такт песне, которую часто играли в эти дни по случаю окончания века. На припеве Лисицын подхватил: — «We all say, «Don't want to be alone We wear the same clothes 'cause we feel the same We kiss with dry lips when we say goodnight End of a century» Марк улыбнулся и протянул к нему руку. Когда оба вылезли из припаркованной недалеко от площади машины, Даня посмотрел на Марка и недовольно воскликнул: — Ты опять без шапки! — Нырнул на заднее сиденье и вытащил небольшой свёрток. — Вот, хотел на новый год подарить, но момент сейчас подходящий. Марк развернул бумагу и достал смешную, немного кособокую шапку с пёстрым помпоном. Расплылся в улыбке и посмотрел на замершего в ожидании реакции Дани. — Ты, что, сам её связал? — Ну-у-у, — протянул Лисицын, тыча в шапку, — вот до сюда — да, а дальше мама помогла. — Поднял глаза на закусившего губу Марка и горячо заверил: — Помпон сам делал! — и даже головой покивал для убедительности. Марк сгрёб его в объятия, чмокнул в щёку, напялил на голову шапку и, схватив Даню за руку, потащил на площадь. Под бой курантов оба синхронно повернули головы, встречаясь взглядами. — Я люблю тебя, — выдохнули они одновременно и потянулись навстречу друг другу, забывая обо всём на свете. Самозабвенно целовались под фейерверки и салюты, делясь одним дыханием на двоих, пока личные сенситометры не начали зашкаливать от переполняющих их чувств.