Свет луны лишь отражение величия солнца

Когда кто-то совершает ошибку, боги лишь слегка бьют провинившегося по макушке веером. Если Мэн Яо совершает ошибку, то над его головой свистит кувалда. Он чувствует, как тяжесть разносит череп, а метафорические мозги разлетаются по комнате, когда слышит: — Почему лишь спустя два месяца я узнаю, что ты теперь не премиум товар? Блять, — хозяин борделя от гнева так сильно пучит глаза, что те словно вылазят из орбит. — Что?! Ответь мне, что мне, черт возьми, делать с этим?! Владелец швыряет какие-то бумаги в сидящего на коленях Яо. Тот, не осмеливаясь поднимать взгляд, берет их. Там написаны имена и рядом числа. Мэн Яо узнает нескольких особо богатых клиентов, но все остальное ему неизвестно. Он все же отрывается от листов и смотрит на разгневанного старика. — Кто все эти люди? — он корчит из себя саму покорность, но внутри бушует ураган страха. Юноша прячет дрожащие руки в рукавах, в полной мере осознавая свое положение. Как бы он ни притворялся, правда все равно у него перед лицом. — А то сам не понял? Знал бы я, что все это время кормил змею, сразу бы подсадил к тебе господ со свободными нравами! Я ведь тебя жалел, помнил про твою мать… А ты чем мне отплатил? — хозяин ходит из стороны в сторону и гневно машет руками. — Ах, если бы я знал! «В память о матери, как же, — думает Яо. — Я бы не удивился, если бы шутки ради старый хрыч бы поплевал на ее могилу». — Я приношу свои извинения и крайне раскаиваюсь! — Мэн Яо складывает руки и сгибается в глубоком уважительном поклоне. Его мутит от того унижения, что он испытывает сейчас, но юноша все равно продолжает говорить. — Это было не по моей воле, господин использовал неизвестные мне травы по своему желанию. Этот ничтожный был слишком напуган, чтобы рассказать вам! Хозяин подходит к нему, он тяжело дышит от ярости, в его руках трубка, из которой тонкой струйкой идет дым. Мужчина поднимает ногу и наступает на голову юноши. Он давит в полную силу, буквально вжимая Яо в пол. Тот настолько обескуражен, что даже не успевает щелкнуть. — Ты думаешь, мне интересны твои жалкие отмазки? — он поднимает ногу, только чтобы опять опустить ее, но втаптывая. Изящная прическа Яо с тысячей острых шпилек, рушится на глазах, а заколки впиваются в голову. Проститут скулит, а под веками кипят слезы. В какой-то момент хозяин заведения чуть успокаивается и даже начинается улыбаться, слыша стоны боли. — Хотя знаешь, никогда не поздно воплотить мою фантазию в жизнь. Раз уж твоя матушка так трагично ушла от нас, я считаю твой сыновий долг — полноценно занять ее место! Как думаешь? Мне кажется, ты достаточно отдохнул без стоящей работы, а? — мужчина сильнее надавливает сапогом на чужую макушку. — Отвечай! — Г-господин, я сделаю все, что вам будет угодно! Пр-рошу, господин, — у Мэн Яо кружится голова, вся кожа горит огнем, а дыхание спирает. Ему больно. Так больно. — С завтрашнего дня я представлю тебя новым клиентам, моя яшма, — осклабился хозяин, убирая наконец ногу. — Советую как следует выспаться. День будет тяжелый и насыщенный, если ты понимаешь, о чем я. Свободен! Яо на трясущихся ногах поднимается и смотрит на хозяина, прижимая руки к груди. Он несколько секунд мнется, прежде чем задать вопрос. — Будет ли… в т-таком случ-чае перерасчет долга? — говорит юноша слабым дрожащим голосом. — Ты смеешь спрашивать меня об этом после того, ЧТО ты сделал? — хозяин замахивается и бьет наотмашь по щеке Яо, тот качается, но все же сохраняет равновесие. — Проваливай, пока я тебя прямо сейчас не убил здесь! Мэн Яо кланяется и выбегает из комнаты. Мчась вдоль коридора, он думает, что наверняка выглядит как жертва грабежа — настолько жалкий у него сейчас был вид. Я НЕ МОГУ НЕ МОГУ НЕ МОГУ Он распахивает дверь своей каморки. Благо соседки нет сейчас, и он может делать все, что хочет. Ему плохо: тело бьет дрожь, ладони сжимает в кулаки до крови от ногтей, голова болит так, что по ощущениям словно разрывается. Мэн Яо ложится на свою кровать, понимая, что его спокойные дни подошли к концу. Юноша бы соврал, если бы сказал, что не ожидал подобного исхода — все же хозяин был слишком жаден, чтобы бескорыстно давать работу тому, кто может выполнить ее лишь на половину. Как можно морально подготовиться к тому, что его ждет? С трудом переживая ежедневные приставания, Мэн Яо просто не хотел представлять, что может быть дальше. Да, у него есть этот странный опыт, который он помнит очень неясными урывками, но ведь это другое. Не каждый раз у него будет волшебное благовоние, особая свеча или конфета. Он будет в сознании — запоминать лицо, голос, свои ощущения. Мэн Яо совершенно не хотел этого. Сейчас в нем вспыхивала злость на своего нерадивого папашу. Из-за него он вынужден переживать все эти горести и унижения. Проститут никогда не забудет день, когда узнал, как много ступеней в длинной лестнице, пересчитав их своими костями. Юноша отворачивается к стене. Выдержка дает сильный сбой. Как бы он ни пытался перевести мысли в сторону чего-то другого, они все равно возвращаются к тому злополучному дню. Ему помнится все в деталях, словно было вчера. Мэн Яо было всего тринадцать лет: розовощек и обаятелен, насколько таковыми бывают дети. Его большие глаза светились, когда Мэн Ши завязывала пояс дорогого ханьфу и хвалила внешний вид. «- Ты покоришь их всех! Все идеально совпадает: твой день рождения, хороший гороскоп, и я даже помолилась в храме за твое благополучие! — женщина восторженно размахивала руками и улыбалась. — Мама, я не ожидаю от этой встречи ничего, — это маленькая ложь, это понимают оба, — но я постараюсь произвести хорошее впечатление! — А иначе и быть не может! Ах, точно, — Мэн Ши отошла к окну, чтобы порыться в вещах, — вот, возьми это, — в руках у А-Яо оказалась безделушка, которую презентовал его матери этот старый потаскушник. Мэн Ши забрала ее обратно и аккуратно завернула вместе с остальными вещами. Она вновь осмотрела сына. — Ты стал таким взрослым у меня, я так рада, что ты пробьешься куда-то и уйдешь отсюда, — по ее нежной щеке прокатилась слеза. — Мама, ну что вы, в самом деле! — А-Яо обращался к ней не иначе как на «вы» всегда. В его детском сознании ее фигура занимала особое место. Да, к ней никто не относился с уважением из-за ее статуса, поэтому воздавать должное мог только ее любимый сын. Юноша даже мечтал иногда, что в один день те, кто поливал его мать грязью, будут поклоняться ей, как богине. Они долго обнимались на прощание. Мэн Ши, его добрая и заботливая мать, не могла пойти вместе с ним из-за большого количества клиентов. Но он все равно был до безумия рад, что они наконец смогут вырваться из этого рабства, полного унижений. Без грустных новостей, конечно, не обошлось. Каким-то образом другие проститутки прознали обо всей истории и не упускали шанса посудачить об этом на досуге. В шутку или нет, они могли пройтись по тому факту, что любовник, оставивший ребенка проститутке, заклинатель. Повезло, что им неизвестна личность, иначе бы эта новость разошлась бы далеко за пределами их тесной общины. Одной их подруге пришлось даже подраться с несколькими особо злыми сплетницами, чтобы те замолчали. Мэн Ши мягко поцеловала его в лоб. Она вновь немного нервно поправила невидимые складки на идеальном ханьфу и вздохнула. Ей понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя и выдохнуть волнение. — Ты у меня лучший, — она взяла его руки в свои и улыбнулась. Когда полуденное солнце уже вовсю озаряло улицы города, Мэн Яо трясся в повозке до ордена Лань Лин Цзинь.» Тот день, наполненный невероятно теплыми и трепетными улыбками, отложился в памяти, как самый волнительный в его жизни. Но то, что было после, могло называться не иначе как кошмар. В самом страшном сне Мэн Яо не мог представить, чем обернется этот день для его маленькой скромной семьи. «Он подошел к порогу ордена, даже отсюда слыша громкие звуки празднования. — Ты кто таков будешь? — два охранника, недоброжелательных на вид, преградили путь перед воротами. — Сегодня особенный день для ордена, посторонних не пускаем! — Господа, я пришел к вашему главе с важным разговором. Вот приглашение, — когда Яо вытянул безделушку из кармана, мужчины немного смущенно переглянулись. Один из них почесал голову. — Ты пришел в очень неподходящее время, — охранник скрестил руки на груди и задумчиво посмотрел на юношу. — Мы пропустим тебя, но, если спросят, как ты попал сюда — выкручивайся сам, а нас не приплетай, уяснил? Мэн Яо странно взглянул на них, но утвердительно качнул головой. Мужчины расступились, открывая ворота. Проститут взглянул на длинную лестницу, казалось уходящую в небо, и вздохнув, пошел вперед. Он немного нервно оглянулся, но путь назад уже был отрезан. Чтобы подняться по лестнице, ему понадобилось минимум палочка благовоний. И если поначалу он просто летел по ступеням, то ближе к середине уже тяжело дышал. Солнце сильно припекало его спину, от чего вниз по позвоночнику струился пот. Но Мэн Яо не унывал: стараясь поддерживать единый темп, переставлял ноги, вытирал капли и шел. На подходе к празднеству было не так много охранников, да и те были сильно отвлечены представлениями, которые показывали высокопоставленным гостям. Мэн Яо смотрел на всю эту роскошь с открытым ртом, но тут мужчина во главе стола встал и все замолчали. Еще несколько секунд бегал шепоток обсуждений, но вскоре тоже стих вместе со звуками инструментов. — Дорогие друзья, еще раз хочу поблагодарить за то, что пришли на празднование Дня Рождения моего сына, Цзинь Цзысюаня! — глава ордена махнул рукой и юноша, по возрасту схожий с Мэн Яо, подошел к своему отцу. — Я хочу сказать, что очень горжусь твоими достижениями на ночной охоте и в заклинательстве. Друзья, выпьем же все за это! Поочередно другие заклинатели опустошали свои пиалы, пока Мэн Яо в шоке смотрел на все это. Он не мог оторвать взгляд от этого Цзинь Цзысюаня — он забрал его место! Такой же высокомерный, как и Цзинь Гуаншань — это видно по его холодному взгляду. Но Мэн Яо ничем не хуже! Он может показать себя! Ему просто нужно чуть-чуть времени. Собирая всю волю в кулак, Мэн Яо двинулся в сторону очередных охранников. Он негромко прокашлялся, привлекая внимания. Те посмотрели на него с недоумением, красные киноварные точки горели у них во лбу. Юношу немного замутило. — Господа, мне очень срочно надо переговорить с главой ордена! — зная, что к его просьбе отнесутся с сомнением, Яо уже раскрывал «ключ». Один из парней взял его в руки и побледнел. — Послушай, ты выбрал неудачное время, чтобы прийти с этим вопросом. Совсем неудачное, — охранник вздохнул. — Мой тебе совет, ступай подобру-поздорову, пока тебя отсюда не вывели силком. Яо опешил. Он проделал большой путь и совершенно не намерен отступать. Он ждал всю жизнь этого момента, чтобы все сорвалось в последний момент? Ну, нет! Он щелкнул пальцами, в его глазах заплясало нешуточное пламя, губы превратились в бледную полоску. Он, пускай и маленького роста, сделал два широких шага до парней и зашипел максимально угрожающе. — Если вы не доложите обо мне главе Цзинь, я испорчу ваш прекрасный праздник. И поверьте, мне будет абсолютно все равно, что со мной будет после этого. Я закричу прямо сейчас, — Мэн Яо уже набирал воздух, когда один охранник замахнулся, чтобы его ударить. Из зала с гостями раздалось громкое возмущенное «кто там затеял драку?» Эти слова дошли до главы, и он мгновенно призвал людей к продолжению банкета, отвлекая обилием закусок на подносах и танцовщицами. Цзинь Гуаншань незаметно вышел из помещения и направился к источнику проблем. Мэн Яо отбивался как мог, но что ему оставалось, кроме глухой защиты? Из носа уже текла кровь, но он лишь сплюнул на пол. Они отволокли его подальше. — Какого черта здесь происходит? Кто ты? — Цзинь Гуаншань, быстро оценив ситуацию, кивнул двум охранникам и те ударили под колени, заставляя упасть. Они цепко держали его руки. — Я ваш сын! От Мэн Ши! — не придумав ничего лучше, Яо выложил все как есть. — Это абсолютная чушь, знаешь, сколько таких как ты? Жаждущих славы и богатств нашего ордена. Каждый пользуется моей репутацией, как хочет, но должен понимать последствия своей клеветы! — Гуаншань замахнулся и влепил жесткую пощечину, Мэн Яо поднял взгляд, пока кровь из носа текла с удвоенной силой. — Но у меня есть доказательство! Я не лжец! — Яо начал яростно вырываться, и из-за пазухи выпал сверток. — Вот! Посмотрите сами, — закричал он отчаянно. — Дорогой, что тут происходит? Почему не возвращаешься на праздник? — жена главы Цзинь обеспокоенно осмотрела его и повернулась к Мэн Яо. Она подняла сверток. — Нет! Стой! — но женщина уже развернула его, осматривая вещицу. Ее зрачки мгновенно сузились и брови раздраженно сошлись на переносице. — Сколько еще лет я буду пожинать плоды твоей извращенной натуры? Ты свинья! — она развернулась к нему всем телом, швыряя предмет. — Держишь меня тут за дуру и ждешь, что я буду закрывать глаза на все твои проступки?! Так получается? А она красивая была, — госпожа Цзинь холодно рассмеялась пока рассматривала разбитое лицо Мэн Яо. — И что теперь сын шлюхи будет претендовать на место в клане? — Нет-нет! — было видно, что Цзинь Гуаншань сильно трусил, в такой ситуации он не мог отвертеться от правды. — Он ничего не значит, считай, что его тут не было! — Но вот он я! — вскричал Мэн Яо, его глаза затопили слезы, которые он глотал вместе с кровью. — В-вы об-бещал-ли моей матери! Она верила вам и ждала все это время! — Прости, мальчик, — глава Цзинь отказывался называть его сыном, а в его извинении не прозвучало ни капли искренности. — Но ты и эта ситуация одно большое недоразумение. Ты здесь не нужен и тебя никто не ждал! Дорогая, не воспринимай его слова всерьез! — на эти слова госпожа лишь фыркнула и отвернулась. — Стража, прогоните его! — Ч-чт-то? Нет-нет! Вы не можете! — но его уже тащили под руки к лестнице, пока он брыкался и молил обратить на него внимание. Две пары глаз взирали на это с равнодушием, а улыбки отдавали презрением. Охранник, делая выводы по ситуации, решает выслужиться. Он хватает за шкирку Мэн Яо и ставит на колени, а когда тот силится найти равновесие, пинает его в спину. Юноша чувствует лишь боль, которая охватила его тело, пока он бился об острые углы. Напоследок он услышал прощальные слова отца. — Зачем вы так с ним? А впрочем… Он все падал, падал и падал. Ударялся, царапался, стонал и кричал. Где-то на середине голос сел, и он лишь кашлял и хрипел, сбивая в мясо лицо и руки. Каждый кусочек тела вопил от боли, она была везде. Казалось, этот спуск был просто бесконечным. Он не мог ни о чем думать, при этом все еще оставался в сознании». Мэн Яо скулил в уголке. Он помнил, как после этого еще с неделю собирал себя по осколкам, чудом не сломал ни одной кости, но отбив все так, что даже встать мог с трудом. Он поселился у какой-то сердобольной старушки, которая приняла его скромную плату, и зализывал раны. Потом следовал долгий путь домой, где мама не стала задавать вопросы — все было видно и так. Возможно, им и стоило это обсудить, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос, обрубить хвосты любых надежд. Но что толку теперь, когда она уже была у Персикового источника, а он гнил здесь. Сейчас в этой паршивой реальности он загибается, осознает всю тяжесть своего приговора и не может спокойно дышать. Все вздохи — надрывные, все всхлипы — горькие. Царапает ногтями запястья и бедра, от нервов у него чешется как будто все тело. Впервые за долгое время он выпускает все чувства и живет ими в эту данную секунду. Яо жалеет себя, плачет о своей горькой судьбе и молит о безболезненной кончине. Боги молчат, замолкает и Мэн Яо.

***

Утро, как и многие утро до, встречает его ворчанием соседки. Та грызет ноготь, думает о чем-то своем. Ей нет дела до шума, а Яо уже устает делать замечания и просто перестает высыпаться в какой-то момент. Теперь без разницы, спит он или нет — в любом случае это сложно назвать отдыхом. Юноша часто просыпается от кошмаров, иногда вообще подолгу не может уснуть и ворочается, иногда его тело долго трясет, и он отрубается. Его знобит от сквозняков, поэтому он кутается в два одеяла, хотя на дворе конец сентября. Это все неважно теперь. Он щелкает пальцами, чтобы собраться, и начинает приводить себя в порядок. В последнее время хозяин борделя часто придирается к его внешнему виду, хотя Яо бы посмотрел, как бы он цвел и пах при таком графике. Но на свои круги под глазами он лишь вздыхает и берется за пудру. Та немного спасает ситуацию, по крайней мере позволяет не привлекать к нему повышенное внимание. Мэн Яо смотрит на кисточку и хмыкает, встряхивая ее. Все это совсем неважно. И беспокоится он обо всем этом лишь для виду, чтобы не забывать, что он обычный человек, как и все. Он снимает халат, в котором «спал» (скорее делал вид), и рассматривает свое отражение в бочке с водой. Та не дает в деталях рассмотреть картину, но Яо достаточно и этого. Несмотря на то, что он просил не оставлять никаких следов, каждый раз они все равно находятся в самых необычных местах. — Гниды, — тихо произносит юноша и берет в руки ковш. Он пытается отмыть запачканную в крови накидку, но та не поддается никаким средствам. Яо яростно трет об доску тонкую ткань и мылит проблемные места без остановки. Не замечая времени, он увлекается занятием и даже втягивается, доставая новые вещи, чтобы застирать их. В итоге он выходит к ручью, чтобы промыть все от чистящего средства и мурлычет себе под нос мелодию из вечерней программы. Несмотря на то, что вода ледяная, Яо полощет в ней ткань без устали, не чувствует, как немеют руки. Или чувствует, но не обращает внимание. Какая разница? Солнце приятно печет в спину, а значит можно и немного погреться вдали от суеты борделя. В какой-то момент Яо опирается на дерево, чтобы отдохнуть. Руки приятно гудят, и он даже улыбается. Поясница отдает ноющей болью, но едва ли в этом виновата стирка. Он все мычит под нос, раздумывая не стоит ли ему утопиться в этом ручье. Просто чтобы последним его воспоминанием были приятные солнечные лучи, а не полумрак прокуренных комнат. Этот момент — иллюзия нормальности. Короткая передышка перед длинным утомляющим забегом. Сейчас над его головой поют птички, которым он тихо аккомпанирует, а спустя несколько часов он будет также тихо молить о пощаде, мысленно желая мучителям самую неприятную смерть. Юноша смотрит на свои руки, которые все продолжают трястись, и его вновь начинает знобить. «Откат» теперь его постоянный спутник после темных ночей, наполненных страстными приключениями. Состояние не то, чтобы привычное, но Яо прослеживает в нем признак стабильности — если болит и ноет значит он жив. Иногда ему требуется это простое напоминание, потому что связь с реальностью последний месяц становится очень зыбкой. Он чувствует себя воздушным змеем на тонкой ниточке — никогда не в безопасности. Реальность в целом теперь эфемерна. От вечного недосыпа и последствий распития чего покрепче начались галлюцинации, которые не кажутся ему настоящими, но иногда сильно пугают. Аппетита особо нет, но Яо запихивает в себя еду, боясь гнева начальника, который не постесняется запихать еду прямо в глотку. Товар не должен терять в качестве. После такого обращения Мэн Яо понимает, почему все здесь немного не в себе. Почему все вечно злятся, с пренебрежением косятся друг на друга, почему ими так легко манипулировать. Сейчас Яо смотрит в воду на свое отражение и пытается вспомнить, как он вообще выглядел до этого. Не может. Но это и к лучшему! Что толку грустить об ушедших днях, все равно нельзя повелевать ходом времени. Мэн Яо отталкивается от дерева и собирает мокрое белье, он заворачивает во внутренний двор, чтобы его развесить. Аккуратно встряхивает платье и цепляет его прищепками. Он разглаживает все неровности руками и отходит назад — полюбоваться работой. Его неожиданно тянут за рукав, и Мэн Яо, вздрогнув, разворачивается. Сначала он видит обмотанную бинтами голову, и только потом замечает все остальное. С милой улыбкой на него смотрит Сысы. — Привет, А-Яо! — она треплет юношу по волосам и улыбается, тот искренне улыбается ей в ответ. — Айи, я очень рад вас видеть, вы уезжали на довольно долгий срок! Что с вами случилось? — Яо действительно испытывал к этой женщине искреннюю симпатию. Она не раз показала себя человеком добрым и преданным. Обладая сильным характером, если не сказать вздорным, Сысы взяла Мэн Ши под протекцию вместе с ее сыном. — К сожалению, вскоре я покину этот бордель. Помнишь того чинушу без пальца? Я ему видать чем-то насолила, и она взамен забрал мое единственное сокровище, мой хлеб, — ее руки взметнулась к бинтам, но не дотронулась, улыбка растаяла. — Поэтому я пришла тебя предупредить. Я знаю, что ты уже перешел черту, но не дай закопать себя глубже. Резко подул сильный ветер, и простыни взметнулись наверх, подобно парусам. Сысы наклонилась к уху юноши и зашептала: — Опасайся Анксин. Эта прошмандовка метит в высшие круги и мягко стелет нашему хозяину, — Мэн Яо застыл на месте. — Я думаю, А-Яо, что она хочет постепенно избавиться от неугодных конкуренток и тебя. Ты и Мэн Ши никогда ей не нравились. Будь осторожен, она следит за каждым твоим шагом, а я уже не смогу защитить тебя, — Сысы тяжело вздохнула. Она часто уезжала из борделя по заказам, поэтому не смогла быть с Мэн Ши и отговорить ее от глупости, приведшей к ее смерти, возможно, это предупреждение спасет ее сына. — К-как вы узнали об этом? — Мэн Яо схватился пальцами за ее рукав и слегка потянул. Шестеренки в его голове закрутились, складывая факты. — Дорогой, у стен здесь есть несколько десятков пар любопытных ушей. При всем желании скрыть очевидный фаворитизм очень сложно, — проститутка мрачно улыбнулась. — Что будет с вами после ухода? — Мэн Яо ценил их с матерью дружбу, потому судьба Сысы правда волновала его. — Разберусь как-нибудь, хозяин выделил день, чтобы собрать вещи, а там продержусь как-нибудь, — Сысы вздохнула, — если такова наша судьба, то еще пересечемся с тобой на какой-нибудь дороге. Яо лишь кивнул. Они обменялись даже немного церемониальными поклонами, и женщина ушла. Сложно расставаться с чем-то привычным. Озноб помог осознать реальность. Пора возвращаться в бордель.

***

Весь день идет бесконечным серым пятном. Мэн Яо слишком погружен в свои размышления, чтобы концентрироваться на окружении. Он бесконечно бегает по мелким поручениям, беспрестанно кланяется старшим и где-то в перерывах наводит порядок на своей половине каморки. Сысы взбороздила душу, и от этого мучился сейчас Яо. Он и так знал, что многим здесь не нравится, но никогда бы не подумал, что его так топорно хотят убрать. Очевидно, если бы мог, то ушел бы давно. Но его крепко держат долги, которые тянутся за ним, подобно кандалам. Юноша возит щеткой по полу, пытаясь стереть следы чужих сапог у себя в комнате. Да и вообще, ну чего им стоило с этими долгами просто продать его куда-нибудь. Чего добивалась эта Анксин? Чем конкретно он ей не услужил? Они же даже пересекались редко. Но вероятно эта просто была ее суть, ее натура. Жалкая и завистливая, жадная до внимания и денег. «Как и все мы здесь», — вздыхает Яо и бросает щетку, поднимаясь на ноги. Сзади раздается скрип, на пол летит бумажка. Когда юноша поворачивается, уже не видит никого. Он поднимает послание с пола и разворачивает: «вечер, третий зал, компания». Вот и все подробности заказа. Ни личных предпочтений, ни пожеланий гостя. И если раньше была иллюзия, что до него хоть кому-то есть дело, то теперь он ощущает, насколько упал в ранге. Мэн Яо решает подготовиться по высшему разряду. Ему не написали с кем именно он будет работать в паре. Но обычно на такие вечера нанимают 3–4 проститутки. Он обычно выступает как экзотическое дополнение с нехилой доплатой к заказу, однако пользуется большим спросом даже среди тех, кто бьет себя в грудь и кричит о том, что он «нормальный». Поэтому юноша садится за столик и берет кисть. Макияж ложится ровно, он уже приноровился и теперь ему не требуется ничья помощь. Поначалу приходилось терпеть снисходительные насмешки других проституток, которые били его веером по рукам, если он делал что-то не так. Но сейчас Мэн Яо мог превратиться в невероятной красоты фарфоровую куклу лишь по мановению руки. Ему хочется заработать больше денег в надежде как можно быстрее отработать долг, поэтому он выжимает из своих способностей максимум. Чем больше клиентов он сможет привлечь, тем лучше для него же. Потенциальные мешки с деньгами, с которых можно бесконечно тянуть, обещая молочные реки и кисельные берега. Яо тщательно выбирает одежду: осматривает на предмет пятен, разглаживает несуществующие складки, подбирает выгодные позы. Он хорош собой и собирается использовать это на всю мощность. Юноша еще раз крутится вокруг своей оси, пытаясь выдавить на лицо улыбку. Но та все не желает идти. Депрессивные мысли одолевают его все чаще — в эти моменты вновь знобит и трясет, а в ребрах сильно тянет, что дышать трудно. Он пережидает этот странный приступ и только затем щелкает. Жизнь продолжается. Мэн Яо смотрит в окно и понимает, что солнце медленно катится в сторону горизонта, и уже скоро начнет холодать. Он встает с насиженного места, подходит к двери и оглядывается на комнату. Та остается такой же, какой и была — неуютной, безжизненной. Без сожалений Яо выходит вон. Он считает шаги, чтобы унять волнение, пока идет к нужной комнате. Снизу слышится громкий смех и песни, доносится запах еды и пряных сладостей — Яо аккуратно тянет его носом. Он немного отвлекается, а потому не замечает, как на него идет Анксин. Ее черные волосы уложены в какую-то невероятно сложную прическу, а губы горят алым цветом. Мэн Яо поднимает взгляд и отшатывается. — Ну, что ты, малыш? — обманчиво ласковый голос. — Разве так нужно приветствовать старших? — ее прекрасное лицо словно покрыто воском — совершенно не выражает тех эмоций, которые были в ее речи. От того она кажется до крайности жуткой, Яо сглатывает. — Приношу свои извинения, госпожа, — после мысленного щелчка, проститут без промедления склоняется. Та лишь издает ехидный смешок, похожий на фырканье. — Впредь будь внимательнее, — она махнула рукой, а ее лицо озарилось какой-то мрачной радостью. — Удачного тебе вечера, малыш! Холодный ком после этих слов опускается в самый желудок, и Яо с трудом сглатывает. Он терпеть не может эту отвратительную женщину, особенно после слов Сысы. Эта Анксин действительно выслуживалась перед хозяином борделя, проститут легко узнал ее фигуру с впечатляющими формами. Он пока не думает над тем, как отомстит ей за то, что она растрепала про его финансы. Сначала разберётся с долгами… ну, или попробует дожить до этого момента. Проститут подходит к комнате и не мысленно щелкает. Затем кратко выдыхает. Перед смертью не надышишься, думает он и смело открывает дверь. Четверо мужчин курят трубки, и все вокруг них в плотном дыму от табака и курильниц. Ни одной проститутки больше. Яо сглатывает, понимая — это ловушка. Клетка захлопывается.

***

Следующие несколько мучительных часов Яо не знает, как переживает. Он совершенно ничего не соображает от количества употребленного. Его штормит, перед глазами туманами, чьи-то темные лица то приближаются, то отдаляются. Он совсем не чувствует на себе одежду. Та словно испаряется где-то в самом начале. Чужие большие руки держат его крепко, не давая дергаться. Мэн Яо вертят как хотят — то ставят на колени, то держат в воздухе, прижав спиной к чужой груди. Он не может толком вдохнуть. Рот постоянно забит до самого горла так, что тот захлебывается и пытается вытолкнуть инородный предмет. Его жестко бьют по щекам и по спине — шлепки раздаются на всю комнату. Он тяжело дышит носом, хлюпает из-за непрекращающихся слез, и шепчет не своим голосом: — Хв-ватит-т, пр-рошу вас, — надрывный кашель. — Ос-становитесь… Никому нет дела до его мольбы. В ответ на все стенания он чувствует лишь сильную боль в проходе — до конца непонятно, что именно стекает вниз по его телу: кровь или семя. Его не прекращая трясет от какого-то мазохистского удовольствия. Он извращенно выгибается и стонет. Расслабляется, но лишь телом. Разум уже не реагирует на щелчки, его уносит далеко за пределы этой комнаты. — Я-ах!.. Не м-могу больш-ше! — он громко стонет и вновь опускается до мольбы. Сам встает на дрожащие колени, лишь бы оставили его в покое и перестали терзать тело. Но в ответ слышит лишь громкие и злые голоса, которые превращаются в грозный лай. Они рычат на него и даже бьют ногами, унижая, заставляя рыдать в голос и скулить. На этом пытки не заканчиваются. Его хлещут чем-то. Большой силы в ударах нет, но это все так слишком для чувствительной кожи, что его трясет крупной дрожью от переизбытка ощущений. Раны полыхали и пузырились под прутом. Красные полосы подобно бескрайним дорогам тянулись вдоль спины. Он хотел закрыть уши, чтобы не слышать всех этих ужасных слов, которые лились с чужих ртов. Ни на секунду они не остановились, чтобы передохнуть, лишь продолжали в красках расписывать, какое Яо ничтожество. Проститут не слышит ничего нового, но отчего-то их ругательства бьют по сердцу с удвоенной силой. Он краснеет до самой шеи и ему безумно стыдно. В дурмане он видит лицо доброе, но грустное лицо матери, презрительное отца. На него словно смотрит тысячи пар глаз — он чувствует себя не просто раздетым, а голым перед всем миром. В какой-то момент в ушах раздается невыносимый писк, и Яо чувствует горячую влагу под носом. Перед глазами яркими всполохами мелькают огоньки, боль утихает, и он с улыбкой летит навстречу блаженной темноте. Где-то на периферии он слышит чужие голоса, но не тех мужчин, крики и глухой стук. Щелк.

***

Свет совсем неяркий. Мэн Яо знает, что может хоть сейчас открыть глаза и не боятся испытать боль от яркости. Но каждая частичка его тела болит и ноет, он сам лежит на животе. Каждая рана ярко пульсирует и возвращает к событиям ночи. Он запихивает воспоминания подальше, откладывает их, скрепя зубами. Юноша боится открыть глаза и разведать обстановку. Он не хочет возвращаться в унылую, ставшую слишком болезненной, реальность. Неожиданно Мэн Яо чувствует чужую руку у себя на лбу. Она теплая и мягкая. Сначала шершавая ладонь, а затем гладкие костяшки касаются бровей. Пальцы ползут выше и приподнимают челку, убирая ту от лица. Его гладят по волосам, но затем резко убирают руку, когда юноша глубоко вдыхает невероятно приятный запах. Он приоткрывает глаза и сначала видит нечто белое. За этим нечто он оказывается окно и Мэн Яо осознает, что сейчас раннее утро, солнце только-только начало подниматься над горизонтом и освещать деревья. Он пытается сфокусировать зрение на странном человеке. Рука дрожит, когда он пытается поднять себя с кровати, и другие, более сильные, помогают ему в этом. Яо хватается за голову, потому что та трещит, как никогда до этого. Его мутит и тошнит, живот сводит от рвотных позывов. Человек рядом услужливо подставляет ведро, и оставляет свою теплую ладонь на спине. Рвет юношу неистово. Когда в желудке не остается совсем ничего, его просто скручивает от спазмов и он чуть ли не с головой уходит в ведро. Мужчина рядом подносит пиалу с водой и прикладывает ее к губам. — Пей, — мягкий голос касается уха юноши. Он послушно пьет. Когда юноша выпивает целых три пиалы, сознание наконец решает слушаться хозяина. Он промаргивается, тяжело дыша от боли в пояснице, и все поворачивает голову к незнакомцу. Яо мгновенно восхищен зрелищем. Невероятной красоты лицо, словно выточенное из нефрита, статная осанка, тонкая белая лента на лбу — незнакомец прекрасен. Он смотрит на юношу в ожидании, слегка наклонив лицо. Тонкая улыбка, без намека на всякую ложь, делает его красоту еще изысканней. — Кто-? — голос подводит Яо, и он начинает неистово кашлять. На глазах выступают слезы от боли во всем теле. Незнакомец спохватывается и аккуратно придерживает юношу, давая опереться об его твердое, теплое тело. В этот момент он понимает, что его вновь неистово знобит, а тело трясется, словно в лихорадке. — Прошу тебя, не трать силу понапрасну, тебе нужно сейчас отдыхать! Мое имя Лань Сичень, я из ордена Гусу Лань, — заклинатель вновь проводит по чужому лбу. — Мой приятель занимается сейчас вопросами касательно твоего пребывания в борделе и долгов. Эту тему мы оставим до того, пока ты не оправишься. Прости, что принимаю это решение за тебя, но в данной ситуации нельзя ждать и откладывать. Через пару часов, когда снадобье подействует, мы отправимся в мой орден. — Ч-что это зна-… — вновь стыдный кашель. Яо не испытывает опасения от этих слов, ему недоступны сейчас сложные переживания. Он — тело, которое лишь болит. Ничего больше. Этот вопрос из праздного интереса, потому что уже понимает, что его судьба в любом случае ему не принадлежит. — Если позволишь, я бы хотел рассказать тебе все, когда ты будешь в более вменяемом состоянии. А сейчас отдохни, пока у нас есть время, — Лань Сичень помог Мэн Яо устроится в удобном положении и прикрыл окна, чтобы утренний свет не попадал на лицо. С блаженной улыбкой, Яо погрузился в сон. В следующий юношу будит яркое, полуденное солнце, которое не может сдержать несчастная тонкая штора. Постепенно возвращаются органы чувств: он слышит приглушенные голоса, ощущает неприятный привкус на языке. Боли он как таковой не чувствует, но не обманывается — скорее всего это действие снадобья. Тело сильно затекло, пока он спал, а потому непроизвольно изо рта вылетает недовольный стон. Шум мгновенно стихает. — Мэн Яо, как ты себя чувствуешь? — Лань Сичень, юноша запомнил, склоняется к нему и проверяет температуру. На удивление никакого озноба нет, даже не ломит кости. — Я… — Яо прерывает сам себя, когда видит второго человека, который сидит сзади заклинателя в белом. Он сразу злится. — Ты! — Ну-ну! Я сам ухватил шанс, который предоставил тебе. Но не можешь же ты не понимать, что для любого решения нужно время, — Не Хуайсан застенчиво улыбнулся. Мэн Яо о нем и думать забыл. Не было времени за чередой забот и размышлений вспоминать какого-то высокомерного ровесника с его странными и нереальными деловыми предложениями. Юноша соврет если скажет, что те слова не наложили отпечаток на его истерзанную душу. Они иногда возвращались к нему в самоуничижительных мыслях и уж точно никак не мотивировали его к лучшей жизни. Поэтому он решил просто проигнорировать заклинателя в сером, повернув лицо к Сиченю. — Почему вы здесь? Я думал, что орден Гусу Лань славится своими идеями о непорочности души и тела, — Яо внимательно наблюдал за реакцией и с изумлением обнаружил, как легкий румянец ложится на чужие щеки. — Мне совершенно не интересен подобный досуг, если вы об этом, — он прокашлялся, — Второй господин Не поведал мне вашу сложную историю, и мы приняли решение выкупить вас. Приношу извинения, в наш план входило обсудить все сначала с вами, чтобы определить дальнейший путь, но когда мы пришли вы уже… вас уже… Сичень не нашел слова и просто мрачно затих. Яо и сам понимал, что та ночь выбивается за рамки нормальности. Он после этих событий точно не сможет жить как прежде. Без крохотной надежды, которую ему вкладывают в руки два заклинателя, он бы скорее всего повесился на ближайшей балке, когда бы смог вновь ходить. — Хорошо, господа заклинатели, в чем состоит ваш план?