Свет луны лишь отражение величия солнца

Мэн Яо отказывается заранее давать себе надежду. Он знает, насколько иногда бывает сложно уйти из места, где прожил долгие годы. Всё же чуть ли не каждая трещина в его комнате хранит в себе воспоминания о тёплых днях, когда трава была зеленее, а солнце — ярче. Совместная уборка, первый макияж для матери от ребёнка, тренировка символов и чтение несложных книг — и всё это, поделённое на двоих в уродской пристройке. Яо было категорически нечем заняться, а разговаривать с оставленным приглядывать Не Хуайсаном — выше его чести. Тело начинает потихоньку ломить, и проститут старается незаметно себя рассмотреть. Не нужно прикладывать много усилий, чтобы найти повреждения. Вся кожа — один сплошной синяк. Маленькие, большие, насыщенные и пульсирующие фиолетовые пятна «украшали» каждый кусочек оголённой плоти, и это только то, что он видел. Хуже было разве что пояснице. Яо понимал, что долго не сможет ходить в туалет нормально, ещё когда туда засунули рукоятку меча. Сейчас же юноша тихо выдыхает, осознавая, что вряд ли ближайшие дни он сможет самостоятельно передвигаться. Не в его правилах быть беспомощным, но выбора больше нет и не будет. Цели, которые преследуют заклинатели, вроде благие — вызволить из заточения собрата по духу. Но привыкший заранее видеть в людях плохое и ожидать подвох, Мэн Яо совсем не может проникнуться доверием к не пойми кому. Но, в конце концов, в публичном доме о нём заботиться никто не станет, даже если кишечник после инородных предметов полезет наружу. — Ты скоро своим взглядом дыру пробьёшь в одеяле, — Хуайсан хлопнул веером по ладони, чтобы привлечь внимание. — Что тебя так тяготит, баобэй? — Второй господин Не, не понимаю, о чём вы толкуете? — на лице расцвела совершенно фальшивая улыбка. — Этот ничтожный абсолютно счастлив получить милость от двух уважаемых заклинателей. Я бы поблагодарил вас, да спина не гнётся, — это он сказал уже с едва скрываемым сарказмом. — Не понимаю, к чему этот обмен колкостями? Вы получаете удовольствие, унижаясь? — заклинатель с искренним недоумением уставился на пострадавшего. — Если вы не забыли, молодой господин, то в прошлый раз мы разошлись точно не друзьями. К чему все эти расшаркивания передо мной? К чему эта непонятная забота? Очевидно, вы презираете меня, так что вас держит рядом? — Мэн Яо сжимает кулаки и отворачивает лицо. Он смотрит на верхушки деревьев и пытается успокоиться. После отвратительной ночи его состояние лишь ухудшается. Настроение скачет, сердце заполошно бьётся время от времени. — Дорогой Яо, уж прости, но ты сын своего отца. И хоть я не вовлечён в политику в силу статуса, всё же имею представление о том, насколько прогнил орден Лань Линь Цзинь под руководством Цзинь Гуаншаня. Его репутация — тень, и она ложится на всех, кто хоть как-то причастен к главе, — Хуайсан лениво помахивает веером и вздыхает. — Твой папаша, баобэй, лезет во все щели, а всем несогласным затыкает рот деньгами. Мне нужно было проверить твою мотивацию, понимаешь? Пока Мэн Яо тихо злится и формулирует ответ, заклинатель достает из рукава трубку и засыпает табак. Он уверенно поджигает кончик и с наслаждением затягивается. — Конечно, я убедился, что ты совершенно другой человек и никак не связан со стариком. Я хотел забрать тебя раньше, но мой старший брат не хотел лишних проблем из-за тебя. А просто выкупить тебя и выбросить, ну, глупо по меньшей мере, — Хуайсан делает затяжку. — Я не знал, к кому обратиться за помощью… — Так что он обратился ко мне, — в комнату вошел Лань Сичень. — Извините за задержку, нужно было разобраться с бумагами и найти карету. Мы можем выдвигаться. А-Яо, я помогу тебе, не нужно тратить силы. Хуайсан, потуши это, сейчас же! Мэн Яо, который уже попытался подняться, замирает, ожидая заклинателя. Тот подходит и неуверенно останавливается. Его рот с красивыми узкими губами открывается, но из него не вылетает ни звука. Господин качает головой и наклоняется. Он тянет одну руку себе на шею, второй поддерживает за талию. «Очень бережно», — думает Яо. Они выходят из комнаты и движутся вдоль коридора. Навстречу им идёт хозяин с перекошенным от злости лицом, а за ним семенит та самая Анксин. Она вся лучится высокомерием, и как бы юноша ни хотел ответить ей тем же — не может. Боль, отвратительная и ноющая, не даёт возможности изобразить нужную эмоцию, лишь злость. Проходя мимо, владелец, словно между делом, бросает: — Ты ещё приползёшь обратно на коленях и будешь молить, чтобы тебя вернули. Но больше такой милости ты не получишь. Мэн Яо чувствует, как поддерживающие его руки чуть сжимаются, и поднимает голову. Лицо Сиченя сильно отдаёт холодом и выглядит угрожающим. Но они не останавливаются и, под скрип половиц, выходят на свежий воздух, где их уже ждёт повозка с двумя лошадями. Юноша уже предчувствует, что ему придётся трястись несколько часов подряд и мучиться от боли, но оказывается приятно удивлён, когда обнаруживает обилие подушек внутри. Он активно крутит головой, пока Сичень помогает усесться. Он сам устраивается рядом, а напротив располагается Не Хуайсан с хмурым лицом, то ли из-за того, что ему не дали докурить, то ли из-за тех слов, которые он прекрасно слышал. Они трогаются с места, и Яо выглядывает в окошко, наблюдая неторопливую смену пейзажей. Родные края постепенно уплывают: вдали остаются деревянные дома, разбитые дороги, бедняки и пьяницы. Единственное, о чём жалеет юноша, — что не посетил могилу матери. И теперь он уже не знает, когда вернётся. Даже не взял с собой поминальную табличку, которая одиноко торчала на поляне среди цветов. Придётся какое-то время его родной крови побыть одной. Горькое чувство топит его, и он с ещё большим усердием вглядывается в деревья и траву, словно в них ответы на все вопросы мира. В какой-то момент приятный августовский ветер избавляет их скромную кабину от невыносимого летнего зноя. Мэн Яо откидывается назад и прикрывает глаза. Конечно, уснуть он не может — поясницу тянет просто невыносимо, от чего лоб покрывается потом. Но веки принципиально не открывает. Атмосфера между тремя людьми совсем напряжённая, однако юноша не может понять причины этого. Потому поступает хитро. На каком-то ухабе их сильно подкидывает, и Яо с тихим стоном сгибается, подпирая Лань Сиченя. На удивление заклинатель лишь кладёт чужую голову на свои колени, и прикрывает её своим рукавом от солнечных лучей. Всё ещё нависает тяготящая тишина, однако теперь юноша чувствует чужую нервную дрожь в руках и осознает, что происходит что-то серьёзное. Шёпот Не Хуайсана заставляет Сиченя напрячь ноги. — Что этот ублюдок рассказал тебе? Уж прости, но этот театр одного актёра провёл бы кого угодно, но не меня, — заклинатель, судя по звукам, обмахивается веером расслаблено, однако слова звучат напряжённо, словно натянутая тетива. — Я повидал многих негодяев в своей жизни, оттого и не вникаю в судьбы тех, кому помогаю. Но тут нарушил данное себе слово, — Сичень вдыхает и выдыхает. — Он… твой ровесник… Как этот человек может без раздумий поступать так с ним? — Сичень-гэ, я не шаман и не гадалка, и ты уходишь от разговора, — Яо понимает, что сейчас скажут что-то крайне неприятное и напрягается сам. Он слышит, как заклинатель в белом двигает второй рукой, вероятно пытаясь сформулировать мысль. — Хуайсан, он — проститут, — рукав на его голове чуть движется, и горячая рука ложится ему лоб, от неё пахнет чем-то очень приятным. — Я вполне осознаю тяготы их жизни, хоть и не посещал подобного рода заведения. Но ты ведь знаешь историю его матери? Какое-то странное по своей жестокости убийство, которое так и осталось нерасследованным. Впрочем, ты в прошлый раз выяснил, что у Сяо Мэна есть неоплаченные долги. — Так, и? — молодой господин не мог связать воедино все сведения, чтобы сделать вывод. — Когда я спросил у хозяина, у которого Сяо Мэн брал в долг, сколько этот долг составляет, знаешь, что он сделал? — Видимо, Хуайсан покачал головой, и после небольшой паузы, Первый Нефрит продолжил: — Он занервничал. Просто начал заикаться и юлить. Я спросил его прямо, что он скрывает… — Нет, ты же не хочешь сказать? — заклинатель ахнул. — …долг погашён давным-давно. Владелец лишь не хотел терять покорность. Конечно, сам он этого не признал, но не составляло труда догадаться. И зная, что долг уже отдан, Сяо Мэна всё равно отправили к ним, — юноша застыл, едва дыша. Он не мог поверить, что его водили вокруг пальца, что надругались над его телом с особой жёсткостью без внятной причины. Ярость просыпалась в давно остывшем сердце, но не могла найти выхода. «Я превращу это место в пепел, ни одна тварь, что знала об этом, не выживет», — выжигает в мыслях Яо. Все картины, где им понукали, где намеренно издевались, злословили, недоговаривали и сплетничали, ломали вещи, крутятся перед глазами размытым хороводом. Злые слёзы кипят под веками, а губы дрожат, сжатые в линию. Юноша рад, что его лицо прикрыто широким рукавом. Живот немилосердно скручивает от болезненных спазмов, ком встаёт в горле, а голову словно стягивает кольцом и давит, давит, давит… — Это до сих пор стоит у меня перед глазами, — интонация Хуайсана выдавала его ужас от того зрелища. — Я не знаю, кому приносят удовольствие такие жестокие извращения, но это пытка. Натуральная и самая настоящая пытка! Последнюю фразу он с жаром произносит вслух, но его осаждает Сичень взмахом руки. Судя по всему, он жестами указывает на спящего Мэн Яо. Хуайсан лишь хмыкает, но замолкает сразу после. Шелест от взмахов веера наполняет кабину, и все трое молчат. Даже дышат осторожно — все переваривают отвратительную правду. Заклинатели не знают, как именно обращаться с травмированным юношей. Оба занимают высокие должности в кланах, и проблемы редко касаются таких тонкостей, как восстановление души после ужасного надругательства. У Мэн Яо нет времени предаваться горю, он замыкает эти чувства в себе. Ярость остаётся — она пригодится ему для мести, а разочарование и горе лишь ложатся ещё одним грузом на худые плечи. Юноше не хочется впадать в уныние и жалеть себя. Он заслужил эту боль. Отныне она является напоминанием о его излишней доверчивости, о жажде оставаться полезным, о глупости. Такие ошибки нельзя прощать себе. И уж лучше посвятить себя мести, чем валяться и умирать от горя. Когда они подъезжают к ближайшему городу, на землю пылью оседает ночь. Луна всходит на небосвод и высыпает блеклые звезды, которые легко прикрываются облаками. Сичень достает из пухлого кошелька кусочек серебра и отдаёт его хозяину повозки. Тот подхалимски улыбается и обещает, что завтра утром будет их ждать для отправления. В это время Не Хуайсан поддерживает Мэн Яо, который от его ехидного внимания хочет спрятаться куда подальше, но может только отвернуть голову. — Не переживай, сегодня денежный мешок Сичень-гэ платит за нас всех! Так что предлагаю найти хорошее место для ужина и всем вместе славно наесться! — молодой господин взмахнул сложенный веером и засмеялся. Мэн Яо рядом поморщился. — А-Сан, ты же понимаешь, что как минимум один из нас не высидит за столом. Давайте закажем еду и попросим хозяев принести её нам в комнату, хорошо? — судя по всему, Сиченя мало интересует мнение Не Хуайсана, учитывая, что смотрит он на Яо. Тот в ответ на это внимание лишь смущается. — Да, конечно. Как господам заклинателям будет угодно, — юноша опустил взгляд, неловко опираясь на напрягшегося «А-сана». Второй, явно не ожидая такой нагрузки, старается удержать равновесие. — Боги, А-Сан, Минцзюэ совсем тебя распустил. Ты слаб, как новорождённый котенок. Давай не будем испытывать, насколько состояние Лао Мэна плохо, — Сичень аккуратно подхватывает юношу за талию и надёжно прижимает к себе. Яо вздыхает с облегчением, и они отправляются до ближайшей таверны. Улицы небольшого города безлюдны, отчего фонари на домах выглядят ещё более мрачно, а тени угнетающе ложатся под ноги. Яо размышляет о том, почему они не могут просто поглотить его и спасти от бессмысленных страданий бренное тело. Крепкая хватка на талии не даёт совсем уйти в фантазии, а боль в спине от каждого пройденного шага заставляет глубоко вдыхать в надежде, что станет легче. Не станет. Это Яо понимал с кристальной ясностью. К сожалению, из-за того, что это оказывается не город, как идентифицировали заклинатели, а деревня, то из более-менее приличных заведений оказывается лишь трактир, где хозяин держит буквально одну небольшую комнату для внезапных гостей. Все трое переглядываются и понимают, что вариантов больше нет, так что имеет смысл согласиться на это скромное предложение. Когда они поднялись наверх, то увидели, насколько владельцу было всё равно на помещение. Пыльно, навалено каких-то вещей, даже полноценных кроватей нет. Пока заклинатели пытались разгрузить немного комнату, хозяин трактира выносит им три циновки. Тонкие, как лист для письма, они были свёрнуты в трубу и утянуты верёвками. Хуайсан с ужасом смотрит на Сиченя, на что тот вздыхает. Они забирают свою будущую постель и просят у хозяина швабру, Мэн Яо тем временем прислоняется к стене и тихонько ждёт. Он бы, может, и помог бы, но любая мысль о движении вызывает в нём боль. — Не переживай, Лао Мэн, мы что-нибудь придумаем для тебя! — Сичень с мягким выражением лица смотрит на юношу, отчего тот смущается. — А-Сан, могу попросить тебя закончить самому? Я сейчас вернусь. — Да, конечно, а чт-, — с опозданием откликается Хуайсан, который разгребал угол от каких-то пожухлых тряпок, — быстро умотал! — он присвистнул. — Что у господина на уме? — под нос бурчит Мэн Яо. — Не переживай, Сичень-гэ — человек высокой морали! — заклинатель встаёт и вытирает пот. За его рукой тянется полоса грязи. Чумазый вид благородного господина настолько смешит Яо, что тот после короткой паузы, задушено хохочет. — Эй! Почему ты?.. Боги, что у меня лице. Смех постепенно затихает, всё же живот болит достаточно сильно, и Яо расслаблено откидывает голову назад, на стену. Он думает о том, насколько быстро пролетает день, и как долго тянулась жизнь до этого. За окном трактира всё такая же темень, и юноша понимает, что организм, получив небольшую эмоциональную разрядку, желает отдохнуть и очень сильно. Перед глазами немного плывёт, но Яо хочет дождаться Сиченя. И тот, словно по волшебству, заходит именно в этот момент. В его руках небольшой чайник и пиала, под мышкой он зажимает что-то похожее на одеяло. За неимением столика заклинатель устраивает все предметы на полу. — План у нас такой. Мы с А-Саном устроимся на циновках, а на твою положим это одеяло, хорошо? Ночью может быть прохладно, поэтому я отдам тебе свой верх, — он улыбается Мэн Яо, пока аккуратно обустраивает место для сна. Можно смело сказать, что улыбка искренняя — человек действительно желает лучшего, юноша понимает это каким-то шестым чувством. — Нас греет Ядро, поэтому не переживай. Главное, чтобы ты устроился с комфортом. Мэн Яо был по меньшей мере смущён — так открыто за ним ухаживала только мама. Это не неприятно, просто странно. Буквально пару часов назад он отринул простые человеческие чувства в проникновенном монологе, а сейчас, забыв обо всем на свете, бежит за любым милым действием. Но юноша не может, просто не может не принять эту правильную заботу. Она не решала его проблемы, нет, но, как бальзам на душу, успокаивала, дарила, возможно, ложное, но чувство безопасности. И Яо расслаблялся и давал слабину. Он даже не мог заставить себя щёлкнуть в голове. — Что ты делаешь? — юноша оказывается в плену золотистых глаз и понимает, что щёлкать начал в реальности. На голову словно выливают ушат воды, и он отшатывается. — Тише, я вижу, что ты устал, ложись, я всё подготовил. Яо вновь разочаровывается в себе и мысленно стонет. Не смей расслабляться, не смей! Он даёт уложить себя, даёт придерживать, пока пьёт горький отвар, снимающий боль. А потом, не сказав ни слова, отворачивается. И никто не беспокоит его после. Он чувствует, что дистанция — это правильно.

***

— Он справится? — Человек без изначальной силы разве может вслед идти за солнцем?

***

Утро следующего дня встречает троих молодых людей яркими солнечными лучами. Несмотря на все усилия, приложенные Сиченем вчера, Яо не выспался абсолютно. Всю ночь его мучали попеременные боли то в спине, то в животе. Ноги словно отекли и набухли, голова без остановки работала и работала, и работала. В итоге юноша застаёт и восход, ползущий по половицам, а потом чувствует, как прогревается постепенно комната. В темноте Мэн Яо разглядывал Не Хуайсана, который беспрестанно что-то бормотал и вертелся. Приглядывал и за Лань Сиченем: тот пролежал всю ночь, словно камень, и, на взгляд юноши, проснулся довольно рано, учитывая, как поздно они все легли. Яо решает сделать вид, что всё ещё дремлет, но быстро понимает, что этот театр вряд ли обманет кого-то, кто слышит мертвецов задолго до того, как они появляются в зоне видимости. Он отбрасывает «одеяло» к ногам и пытается сесть. Спина, задубевшая за ночь, разминаться не желает и стонет на все лады, посылая неприятные импульсы по всему телу. Он слышит тихий, но вполне различимый шёпот. — Лао Мэн, мне заварить тебе ещё отвара? Я понимаю, что было бы лучше сначала поесть, но… — безупречное лицо Лань Сиченя затапливает печалью, отчего Яо аж передёргивает. Это красивое лицо достойны украшать лишь улыбки, никак не подобные гримасы. Заклинатель хочет быть полезным, хочет помочь, и юноша не смеет отказывать. — Господин, если вас не затруднит, я бы действительно хотел выпить отвар. Мне кажется, у меня был жар ночью, — как на духу выкладывает Яо. На эту искренность он не может ответить грязной ложью. Сичень мгновенно поднимается и абсолютно бесшумно пересекает комнату. Он присаживается на колени около юноши, и берёт его ладонь в свои. Переворачивает и мерит двумя пальцами пульс или изучает меридианы — Мэн Яо не знает. Он просто смотрит на эти тонкие изящные руки, которые немного контрастируют с его загорелой кожей. Затем одна из этих прекрасных рук начинает порхать у его лица: то невзначай коснётся щеки, то основательно приложится ко лбу. Прохладные и приятные — такими их запоминает юноша. Одна рука задерживается на лбу дольше, чем в прошлый раз. Мэн Яо поднимает свои оленьи глаза, и его смущённый взгляд ловит чужой взволнованный. Оба чувствуют, что атмосфера словно немного меняется и становится отчего-то неловко. Жутко неловко. Сичень сипло закашливается. Он поднимается на ноги и указывает пальцем на дверь, когда юноша кивает, он спешит уйти. «Господи, надеюсь, я не наврежу этому ребёнку своей навязчивой заботой», — думает Сичень, пока спускается по лестнице. Луна стыдливо уступает солнцу. После того, как они съедают скудный завтрак, все трое направляются обратно в повозку, где их уже ожидает тот самый подхалим. Он услужливо кланяется и забирается на своё место, пока путники усаживаются. После выпитого снадобья Яо чувствует себя значительно лучше и находит в себе силы рассматривать пейзажи за окном. Он наблюдает за тем, как из ровной поверхность переходит в гористую, как маленькие животные копошатся рядом с дорогой, а облака быстро плывут по небу из-за прохладного летнего ветра. Юньпин, его маленький помоечный городок с могилой матери останется в прошлом. Вряд ли он сможет вернуться, вряд ли он хочет. Единственное, на что Яо надеется, — это то, что потом у него будет достаточно денег, чтобы добраться до него и перевезти останки самого дорогого человека. Похоронить её заново, но достойно, со всеми почестями. Она действительно заслуживала уважения при жизни, пускай получит в посмертии. Юноша не позволяет себе заплакать, не тогда, когда на него посматривает с интересом Хуайсан, не при взмыленном Сичене. Он не будет открывать свои слабости, вновь обнажать их людям. Не заслужили, да и вряд ли заслужат. Не после того, как его бессердечно обвели вокруг пальца, бессовестно развели и плюнули в душу. Дорога с недолгими привалами для лошадей занимает ещё полтора дня. Заклинатели иногда обсуждают клановые дела, а Яо греет уши, запоминая всё, что может пригодиться. Из общих сведений он узнаёт, что у Главы Не очень сложный и неприятный характер — прямой как палка, жёсткий настолько, что не прогнёшь. Обеспокоен тем, что некое «солнце» переходит все границы в своих просьбах-тире-требованиях. Не Хуайсан жалуется, что брат свирепствует и рвёт его веера, гоняет на глупых тренировках, бесконечно поучает. Заботливый, думает Мэн Яо, хоть и строгий, а его брат просто другого склада человек — стратег, хотя скорее творец. Сичень в тон выражает и свои опасения. Юноша не знал, что тот занимает настолько важный пост, однако теперь открывает для себя новые стороны заклинательства. Первый Нефрит рассказывает о том, что им не раз и не два приходили письма с завуалированными угрозами. И хоть он и безразличен, не возникало сомнений, что содержание было настолько возмутительным, что заклинатель не может рассмотреть даже возможность сотрудничества. — Почему вы не можете дать отпор? — возможно, вопрос наивен, но иногда дураки видят дальше прославленных мудрецов. Повисла неловкая тишина. Конечно, Яо понимает, что обстоятельства гораздо сложнее, невозможно в политических вопросах мыслить категориями «хорошо-плохо» и «можно-нельзя». Очевидно, что «солнце» выставляет себя великими благодетелями от мира Цзянху, однако неизвестно, кто они в этой истории? Богомол или чиж? Впрочем, узнавать дальше и развивать тему Яо не решается. У заклинателей лица, будто они съели на завтрак что-то не то, хоть и очень пытаются это скрыть. Когда у подножия гор останавливается повозка, Мэн Яо понимает, как сильно устал от дороги. Да, отвары помогают, но общая усталость и все события разом лежат на его плечах. Он хочет немного пространства и просто отдохнуть от себя и своих переживаний. Однако судьба решает проверить его выдержку. Когда они подходят к тропинке, которая, судя по всему, уходит далеко вверх, юноша решает, что настал его конец и в целом можно уложить его прямо тут. Но прежде чем он успевает испытать шок, до его пальцев дотрагивается чужая рука. Мэн Яо поднимает взгляд. — А-Сан справится самостоятельно с дорогой, — протестный стон оного говорит за себя, но Сичень всё равно продолжает. — Я могу доставить нас на мече, если тебе будет комфортно. Мы поднимемся и быстро долетим до ворот, ничего сложно. — Что нужно делать? — Яо вытирает потные ладони об рукава и ждёт. Тон заклинателя, его подробная инструкция, вся эта тонкая ненавязчивая опека так очевидны, но оттого и приятны в своей простоте. Юноша не может сказать нет, глядя в это выточенное из нефрита лицо. Лань Сичень вытаскивает из ножен свой меч и становится на него, тот неподвижно висит над землей. Заклинатель протягивает обе руки, позволяя обхватить их и крепко сжать. Яо неуверенно наступает на лезвие сначала одной ногой, затем второй и вцепляется в чужое плечо. Волнение колотится в горле, но юноша давит его усилием воли. Они плавно поднимаются в воздух и начинают неспешное движение вперёд. — Но как же быть мне? — опять стонет Не Хуайсан. — Ногами, чеканя шаг, А- Сан, — отрезает второй.

***

Мэн Яо понимает, почему Облачные Глубины имеют такое название, сразу, как только видит их. Высокие деревья, чернеющие к верхушкам, мрачный туман и сумерки, которые добавляют пейзажу таинственности и отстранённости от солнечной жизни внизу. Место завораживает и тянет к себе. Вдалеке острый слух Яо улавливает беспорядочный шум воды, но юноша не может понять, откуда он исходит. Горная река? Все вопросы временно отпадают, когда они подходят к широким воротам с единственным стражем. Тот откровенно филонит, чувствуя приближение ночи, однако мгновенно распрямляется, словно палку проглотил, когда видит уважаемое лицо. Сичень кивает на чужой поклон и вытягивает из рукава жетон, даже не посмотрев на который, солдат много раз кланяется и открывает ворота. Боль уже начинает стрелять в спине, но Яо все равно вертит головой во все стороны. Его максимум за всю жизнь — побывать в храме или посмотреть на богатые усадьбы с улицы. Но вот чтобы целый орден, с кучей домов, тренировочными площадками, павильонами, оружейными, — никогда. И сколько же в себе он таит ещё? Скрытого от чужих глаз талисманами, запечатанного, тёмного и опасного. — Я проведу тебя к домику. Пока останешься там, хорошо? — Сичень мягко придерживает юношу за локоть, тот неловко кивает. — Я отведу тебя. Яо старается запомнить дорогу и попутно рассматривает всё, что попадается на пути. Сбоку он замечает иероглифы на стене, высеченные настолько аккуратно, будто не выбиты на камне, а расписаны кистью. Череда слов, которые он издалека разглядеть не может, тянется куда-то вдаль, но о них он решает спросить позже. Они подходят к небольшому, но приятному на вид дому. Поднявшись по ступенькам, Сичень отодвигает дверь, пропуская юношу вперёд. Тот вновь вертит головой, — как бы та совсем не отлетела к концу дня, — осматривается. — Можешь ходить и трогать всё что хочешь. Сегодня не переживай ни о чём, — Сичень мирно улыбается, — все проблемы будем решать завтра. Утро вечера мудренее. Так ведь говорят? — Ага, — зачарованно тянет Яо. Заклинатель выходит сразу после его ответа. Видимо, чтобы сообщить о своём прибытии кому бы то ни было. Позволив отпустить себя, Мэн Яо немного горбится и проходит вглубь помещения. Тут было минимум деталей, но от того не менее уютно. Небольшой зал со шкафами, где ровными рядами теснились книги, столик для занятий с тушью и кистью для каллиграфии. На стене была картина, повторяющая пейзажи Гусу, вероятно, висела здесь для вдохновения. Яо подходит к ней вплотную и касается пальцами. Бумага шершавая, но тонкая и белая, на ней чернеют искусные взмахи и невероятные изгибы краски, оставленные художником. Не было подписи автора в углу, поэтому юноша лишь пожал плечами и отошёл, останавливая свой взгляд на тумбах внизу. На одной стояла ваза с ярко-синими цветами, рядом в чехле лежала, судя по очертаниям, флейта. На другой стояла подставка с палочками для благовоний, они ещё горят. Должно быть, слуги ходят прибираться сюда. Но теперь Мэн Яо знает, что за запах исходит от Сиченя. Мягкий, приятный, он оседает не на легких, а на сердце, хоть юноша и не знает, что именно это за аромат: цветок, дерево или трава. В одной комнате обнаруживается кровать с пологом. Достаточно просторно, чтобы чувствовать себя уютно здесь. В этой комнате также стоят тумбы с благовониями и стеллажи. Правда в этот раз на них совсем уж древние трактаты и непонятного вида предметы. Какие-то амулеты, чашки и талисманы. Яо решает не трогать от греха подальше. На стене тоже есть картина, однако она уже не такая впечатляющая, как в зале. В другой комнате стоит похожая кровать того же размера, только полог задёрнут. На тумбах рядом лежат какие-то листы, стоит кувшин для умывания, правда, без таза. Картины на стене нет, но тут она и не нужна. Если в тех комнатах окна выходят на сад и деревья во дворе, то тут уже открывается вид на горы и частично на орден. В углу к стене приставлен громоздкий предмет в чехле, и Яо делает ставки на гуцинь, однако не может сказать точно. Дверь неожиданно хлопает и внутрь вбегает взмыленный Не Хуайсан. Он растерянно вглядывается в убранство комнату, но вмиг меняет настроение и улыбается, когда натыкается на Мэн Яо. — Мэн-сюн, ты уже тут освоился, смотрю? — Хуайсан возбуждённо машет веером перед лицом, гоняя прядь волос то в одну сторону, то в другую. — Есть предложение, от которого невозможно отказаться! — Потому что не захочу или потому что не смогу? — скептично сложил руки на груди. Поясница и синяки ныли нещадно. — И то и другое! Позволь-ка, — младший Не подхватил Яо за талию и закинул его правую руку за шею. Они быстрым шагом идут куда-то вглубь ордена. Мэн Яо еле успевает переставлять ноги за спешащим заклинателем. Когда юноша уже готов отдать душу праотцам, они останавливаются. На улице по вечернему прохладно. Около них располагается небольшое озеро или что-то вроде пруда, только без растений. Сложно определить, поэтому Яо разворачивает голову на улыбающегося Не. — Мэн-сюн! Твои раны будут ещё долго затягиваться, если не помочь им. Это, — он обводит рукой водоём, — целебный источник. Помогает не только восстановить душевное равновесие, но и укрепить тело. Отлично залечивает и облегчает боль. — Просто нужно зайти в него? — Яо скептично смотрит на заклинателя, но тот лишь кивает. Подозрительно, как ни посмотри, но с другой стороны он же в ордене заклинателей, разве есть что-то невозможное для них. — Быстрее раздевайся! — а сам уже наклонился и начал стягивать с юноши сапоги. Трава защекотала стопы. Мэн Яо сбрасывает верхнее одеяние и отдаёт его заклинателю. Нижнее также снимает без стеснения — понятия личного пространства в борделе никогда не было и не будет. Второй Не таращится на него во всего глаза, но удивление быстро переходит в скорбное выражение. Вся грудь в отвратительных фиолетовых пятнах, где-то проступают рубцы от розги. Ниже никто не смотрит, там ситуация ещё хуже. Измученное тело пульсирует слабостью, бьётся дрожью, кричит о помощи. Не Хуайсан мотает головой, сбрасывая все сожаления, и сосредотачивается на задаче. Он подталкивает юношу к краю, а потом тот и сам идёт, но на последний толчок неловко взмахивает руками и летит в воду. Абсолютно. Ледяную. Мать его. Воду. Вспоминая все ругательства, которым его научила насыщенная жизнь в борделе, Яо выплывает и твёрдо становится на дно. Однако сжимается до тростинки от всепоглощающего холода. Его пробивает до самых костей. Мозг дубеет, а зубы отбивают чёткий ритм. Он буквально не может пошевелиться, застыв на месте. — Мэн-сюн, а, Мэн-сюн! Расслабься и сосредоточься на том, чтобы согреться. Лёгкая тренировка, чтобы начать прокачивать своё Ядро! Я пока принесу тебе новую одежду! Удачи! И подхватив его вещи, припускает до самого основного корпуса. Немного отомстить Сиченю надо, пусть сам разбирается с этой занозой. Второй Не как раз встречает его по пути обратно. Нескольких секунд хватает, чтобы понять, что в руках у его подопечного одежда бывшего проститута. Лань Сичень сначала растерянно хлопает глазами, но затем быстро складывает два и два. — Куда ты дел? — ничего не меняется во внешнем виде, но аура вокруг повисает угнетающая. — Всё с ним хорошо! Как пойдёшь на источники, возьми с собой сменный комплект. Ну, пока! — и пока Сичень обдумывает предложение, Не Хуайсан быстро улепётывает до прачечной. Решая не терять время, заклинатель с помощью цигуна добирается до назначенного места, попутно забежав в комнаты, где оставил одежду для Мэн Яо. Юноша с синими губами стоит и трясётся, отчаянно зажмурив глаза. Сначала Первый Нефрит не понимает, что он делает, но чувствует тёплые пульсации, и понимает, что эту экстремальную тренировку нужно прерывать. — Лао Мэн, остановись! Я здесь. Позволь помочь тебе! — заклинатель протягивает руку, и юноша без раздумий хватается за неё. На берегу Сичень сразу достаёт из мешочка цянькунь одежду и сапоги. Он помогает юноше одеться и, не давя, кладёт руку на плечо. Мэн Яо чувствует, как от чужой ладони исходит тепло, и всё его тело наполняет приятный жар и спокойствие. Он справедливо замечает, что почти не чувствует боли, и этот источник действительно чудодейственный, хоть и требует невероятно выдержки. Дрожь постепенно проходит. — Давай вернёмся в дом? — Сичень всё ещё поддерживает юношу за плечо, а дождавшись кивка, прижимает к своей груди и отталкивается от земли, в несколько длинных прыжков сокращая расстояние. В доме их ждёт уже заготовленный отвар и несколько склянок. Не Хуайсан просчитал свои шаги наперёд. Первый Нефрит кладёт юношу на кровать и внимательно смотрит на него. — Надо обработать раны и принять лекарство, — он садится на корточки перед кроватью, склоняет голову вбок, как бы спрашивая разрешения. Неспособный сказать нет этому медовому взгляду, Яо выдаёт невнятно «угу» и принимается скидывать вещи сверху. В одних штанах он садится напротив Сиченя и ждёт. Тот сначала подаёт ему отвратительную травяную жижу, к вкусу которой он не привыкнет никогда, потом открывает склянки и набирает мазь на пальцы. Прохладные, они порхают над синяками, порезами, вспухшими продольными линиями. В какой-то момент юноша ощущает дрожь. Но не свою, а чужую. — Почему? — сиплый выдох. — Так жестоко… И дамба рушится прямо на глазах. Слёзы мгновенно вскипают под веками, и под давлением чужой руки, Яо прислоняется лбом к крепкому плечу. Он тихо всхлипывает, вспарывая тишину домика громкими, влажными вздохами. Сичень гладит его по горячей измученной коже. Они зависают в таком положении надолго, но никто не порывается нарушить контакт, разбить эту тонкую и хрупкую связь. Постепенно напряжение чуть отпускает, и Сичень обматывает бинтами весь корпус. Затем зависает на секунду, открывает рот, но не издаёт ни звука. Однако, сжав кулак, всё же говорит: — Лао Мэн, я не хочу заставлять тебя переступать через себя, поэтому будет разумно, если… — Первый Нефрит берёт чужую ладонь и кладёт в неё мазь. — Ты лучше понимаешь своё тело и… Я могу, сам того не ведая, травмировать тебя, но совсем не хочу. Впрочем, если понадобится моя помощь, дай знать, я рядом, в соседней комнате. Опухшими глазами Мэн Яо проследил, как заклинатель закрывает за собой дверь. Юноша чувствует огромную по своей глубине благодарность. Он бы не вынес, если бы кто-то влез к нему в душу, а потом бы распотрошил тело. Он стягивает штаны и макает пальцы в мазь. Боль — его спутник в течение всей жизни, но никогда она не была с ним так близка. Ужасные кровоподтёки на бёдрах, разбитые в мясо колени, словно он стоял на стекле. Но хуже всего было его члену и отверстию. Последний раз когда он ходил в туалет, думал, что умрёт от ощущений. Весь потный и красный, он с горем пополам наносит мазь на поражённые участки, скрипя зубами вводит два пальца, боясь нащупать что-то пострашнее простых разрывов, но выдыхает с облечением. Возможно, секс ранее спас его от ужасающих последствий для здоровья. «Радоваться тому, что надругались не так сильно как могли. До чего я дошёл?»