***
Лань Сичень потирает бок пиалы и тихо вздыхает. За всеми заботами об ордене он совершенно забыл, что должен был предупредить дядю о внеплановой ситуации. Своими действиями он также подставил и Ванцзи, который вынужденно держал эту информацию втайне от временного главы и старейшин. Сейчас Первый Нефрит потеет и краснеет, — впрочем, выглядит ровно, как и всегда, разве что уши приняли интересный малиновый оттенок — пока дядя заходит и прикрывает за собой дверь. Мэн Яо в это время пытается понять, какую тактику перед стариком ему избрать. Он перебирает весь свой многочисленный опыт и нервно рассматривает все варианты в голове, подобно книге с закладками. Когда Лань Цижень усаживается за столик, помещение полностью погружается в тишину. Никто из молодых людей особо не хочет начинать диалог, а самый старший всё ещё в раздумьях, как его лучшие воспитанники доросли до того, что могут обманывать его и не испытывать мук совести. Хотя суровые наказания ордена тем уже давно не страшны — Нефриты не из тех, кто будет бояться медитаций на руках и переписывания правил. Так что, возможно, методы воспитания, предпринятые им до, немного устарели и потеряли силу. — Дядя, история эта крайне запутанная, но я надеюсь на ваше терпение, — Сичень вздохнул и объединил пальцы в замок. — Этот юноша, Мэн Яо, сын небезызвестного Цзинь Гуаншаня. Прежде, чем попасть сюда, он находился в Весеннем доме вместе со своей матерью. Однако Мэн Ши уже покинула этот мир. — И ты решил, что будет отличной идеей привести юношу к нам в орден вместо того, чтобы отправить его к отцу? — Лань Цижень лишь ещё больше нахмурился. В беседу вступил сам предмет разговора. Щёлк. — Позвольте вмешаться, уважаемый глава. Я уже ходил к отцу, но он не принял меня и не признал родство, — Мэн Яо искусно играет застенчивость и горестно вздыхает. — Этот ничтожный думает, что причина в том, что госпожа Цзинь и без того находится под давлением репутации главного изменщика ордена. Боюсь, моё вступление в Ланьлин Цзинь могло ухудшить и без того тревожные отношения. — Не мог же Цзинь Гуаншань на глазах у всех бросить родного сына? — глава отозвался на эту историю с долей скептицизма. — Ну, что вы в самом деле, глава Лань! — Мэн Яо сжал губы, чтобы не выдать яростный оскал. — Он не бросал меня! Сам, по крайней мере. Но его слуги услужливо показали мне спуск по лестнице. Должен признать, что пройти её ногами гораздо легче, чем прокатиться на своих боках по каждой ступеньке. Лань Цижень не из тех, кого можно разжалобить слезами, однако эта история оставила его как минимум обескураженным. Конечно, он ничего не сможет предъявить ордену — это не его дело. Жестокими и безнравственными поступками его не удивить, именно поэтому на стене выбито три тысячи правил, а за их нарушение сильно наказывают. Бесстыдство главы ордена из большой четверки ни для кого не было секретом, любой человек у власти имел множество не очень приятных секретом. Только одни умели их прятать и делали это хорошо, а другие, не удержав разнузданный нрав, периодически заявляли о себе на всю Поднебесную. Прямо перед ним сидит живое доказательство измен и лжи, которое бросили гнить в борделе, сняв с себя ответственность. И одно дело, если бы он был внебрачным сыном главы маленького ордена, но Ланьлин Цзинь богат и влиятелен. За его плечами несметные сокровища и территории. Задавить одного найдёныша, судя по всему, не стало большой проблемой. Однако Гусу Лань — не ломбард и не приют, то есть они не добродетели-энтузиасты, которые кормят каждого голодающего с улицы. В первую очередь, их цель — воспитание достойных адептов, которые будут помогать простым людям в борьбе с живыми мертвецами, демонами и другой нечистью. Лань Цижень потирает виски, голова полнится мыслями, но сейчас важно задавать правильные вопросы. Мэн Яо разливает чай по пиалам и ожидает вердикта. В общем и целом, ему плевать на мнение какого-то старика относительно непростой судьбы сына проститутки, но дальнейшее пребывание в клане ему нужно. Закончить попрошайкой на сырой улице или на крайний случай писарем в какой-нибудь лавке слишком мешает его планам о мести. Ему нужна власть для того, чтобы отвести душу, топчась на могиле Цзинь Гуаншаня. Только так он простроит план и исполнит его, а пока положение остается слишком шатким. — Я могу принять этого юношу в орден в качестве слуги, Сичень. Это единственный приемлемый исход для Мэн Яо. К сожалению, сейчас уже слишком поздно, чтобы пробуждать Ядро и обучать его заклинательскому делу, — глава внимательно наблюдает за реакцией юноши. — Дядя, Мэн Яо обучен грамоте и умеет считать. У него отличая память и есть надежда на пробуждение Ядра. Вы сами можете убедиться в этом, если прощупаете пульс, — сильная с аккуратными пальцами обхватила чужое тонкое запястье и чуть потянуло вперёд. Яо, не сопротивляясь, предоставил руку в свободное пользование. Его осмотрели. Старик прислушивался к чему-то внутри себя, пока юноша чувствовал, как его бросает то в жар, то в холод. — И всё же, твой Мэн Яо вырос в борделе. Едва ли окруженный проститутками ребёнок может знать о том, что такое честь, мораль и воспитание. Не слишком ли многого ты хочешь, Сичень? Ты знаешь, насколько строги наши правила и наказания за их нарушения, и тем не менее желаешь подвергнуть подобным испытаниям обычного человека? — Но среди ваших правил есть одно интересное: «не смотри на других свысока», — после ещё одного щелчка в игру вступил змей. — Так что получается, что уважаемому заклинателю дозволено судить обо мне только исходя из происхождения? Но разве правильно ли это? Я могу развеять все ваши опасения, если вы дадите мне шанс показать себя и свои способности. — Ты ознакомлен с правилами, как я полагаю, — казалось, что такой толстокожий человек, как Лань Цижень не может покраснеть, однако Мэн Яо заметил, насколько заалели кончики ушей при упоминании нерушимых заветов ордена Лань. Дожать старика юноше хочется ещё сильнее. — Мне известно, что ты прибыл в орден чуть более месяца назад. — Это действительно так. — И ты изучил все правила за это время? Яо кивнул. — Мало прочитать, нужно ещё и понимать, что и к чему здесь написано. Едва ли ты где-нибудь мог изучать настолько сложные иероглифы. Как ты можешь доказать, что глубоко изучил наше учение? В этот момент юноша лишь тихо вздыхает. Затем набирает полную грудь воздуха и чётко поставленным голосом начинает: — Все правила ордена Гусу Лань условно можно поделить на две части, если мы берём за основу такую категорию, как «общественное мнение». Соответственно, ограничения, которые распространяются на адепта внутри клана и снаружи. К этому правилу, например, можно отнести употребление алкоголя. Адептам запрещено приносить и пить на территории ордена, но не возбраняется выпить… …Мэн Яо не великий учёный муж. Всё же хорошая память не решает большинства его проблем, тем более если эти проблемы на порядок выше, чем были до этого. Читая только лёгкую бульварную литературу, да ценники на прилавках его знания оставляли желать лучшего. Поэтому в рекордные темпы осилив материал хотя бы поверхностно, юноша решил извлечь выгоду и знакомства с Лань Чжанем. Тот был занят не больше, чем остальные ученики, хотя на развитие Ядра тратил значительную часть дня. Вероятно, с дозволения дяди. Поэтому подмазаться к нему было легче, чем к Сиченю, который в любое время дня бегал по поручениям старейшин и решал важные вопросы. Библиотека, несмотря на ориентированность Гусу Лань, на воспитание и развитие интеллекта, почти всегда пустует. Люди сидят там, только если отрабатывают наказание, или их прозвище Второй Нефрит. Развести на несколько случайных занятий было непросто, учитывая, что действовать надо было осторожно. Сочетая вежливость и бесстыдную просьбу. Всё решил серьёзный разговор, когда Яо разложил все тома с выделенными в них непонятными словами. Он очень настойчиво прошёлся по тем основам, что смог понять, и убедил Лань Чжаня в том, что помощь ему нужна для благородного дела. Когда за четыре вечера книги были изучены, Мэн Яо лишь раз прошёлся по каждой, чтобы освежить память. Но и без этого помнил всё очень хорошо. Давали плоды и разговоры с Сиченем, который с радостью обсуждал с ним общественный строй и ограничительные меры, от чего он может уходить в пустословие без риска быть пойманным. Яо не знает, пройдёт ли эта схема с таким стариком, как Лань Цижень, но попробовать впечатлить всё же стоит… — …конечно, есть и правила, который помогают регулировать поведение в экстренных ситуациях. Такие чёткие инструкции особенно пригодятся ученикам во время ночной охоты, — Мэн Яо чуть закашливается и тянется за чаем, чтобы промочить горло. Пользуясь этой паузой, глава поднимает руку и прерывает его речь. — Что же, могу сказать, что ты, юноша, весьма подробно изучил наш свод правил. На действительно достойном уровне, — мужчина прокашлялся. — Однако я не могу принять тебя в орден. Мне следует обдумать всё, что я сейчас узнал. — Но дядя… — Лобная лента — особое значение для Гусу Лань, ты и сам это знаешь. И есть большой смысл в том, что её вручают именно в детстве, а не юношестве. Наши адепты держат себя в узде, чтобы быть самим собой наедине с семьёй и возлюбленным. Но тем, кто приходит в таком возрасте, не ведомы эти чувства, у них своя жизнь и своё виденье. «А по-моему ты просто ищешь повод не брать грязного сына Цзинь Гуаншаня в свой благонравственный орден», — гневно сжал кулаки Мэн Яо. Ему претило, что он был обязан сидеть тут и выставляться напоказ, когда любой другой — очевидно, не отец — без колебаний бы принял его в свой орден. «Может, надо было в Цинхэ Не с Хуайсаном», — подумал Яо. Но понял, что вряд ли выдержал бы тренировки с тяжёлой саблей. Он прекрасно осознавал, что его тело явно ближе к Второму господину Не — тощему и мягкому, как переваренная лапша, чем к твёрдому, как скала, Сиченю. А тут ему чуть ли не в рот заглядывают, если он просто встаёт. — Я решу, что будет здесь с твоим статусом, но могу заверить, что ты будешь полезнее в роли заклинателя, чем в роли слуги. Однако советую не задирать нос, юноша, я могу передумать! — Лань Цижень сильнее хмурится и продолжает поглаживать бороду. Напряжённая беседа плавно подошла к концу. Главный гость их домика подбирает рукава и встаёт, незаметно морщась от затёкших ног. Глава чинно кивает Лань Сиченю и вновь внимательно смотрит на Мэн Яо. Хмыкает, а затем разворачивается и выходит из помещения, оставляя юношу в полном недоумении. Щёлк. — Какое мнение обо мне сложил глава? Его выражение лица трудно прочесть, — Мэн Яо устало склонил голову и посмотрел на пиалу. Его сердце громко бухало в груди и отзывалось нервной дрожью в пальцах. Всё же здесь он в заранее зависимой позиции — решение какого-то старика повлияет на всю его жизнь. — Не переживай, Лао Мэн. Он ушёл по-своему довольным. Видимо, его поразило твоё умение излагать мысли! — Сичень кладёт на его спину ладонь, от которой мгновенно по телу расходится жар. Юноша вздыхает. Он сделал всё возможное, так что его на какое-то время должны оставить в покое. — Уж надеюсь, — откровенно пробурчал Мэн Яо. А пока настало время заняться оставшимися делами.***
С того момента будни становятся чуть менее напряжёнными. Мэн Яо уже своими силами старается освоить литературу и подтянуть себя же в арифметике. К книгам о заклинательстве пока не притрагивается — знает, что если прочитает о какой-нибудь лёгкой на вид технике, то непременно её проверит. А Сичень вполне доходчиво ему объяснил, что будет в случае неправильной организации ци. И сильно повезёт, если ничего. Ожидание выматывает. Мэн Яо устал ничего не делать. Он не прибирается — есть слуги, он не тренируется — телу вредно, только и может, что читать, да как старик ходить туда-сюда. Юноша бы в жизни не подумал, что будет скучать по оживлённой обстановке борделя. Но там не соскучишься, тебя вечно окружают довольные и не очень проститутки, иногда приятные, но чаще мерзкие гости. В таком темпе нет времени думать и рассуждать о превратностях судьбы, нужно жить здесь и сейчас, решать актуальные, а не абстрактные проблемы, улаживать конфликты. Время течёт незаметно, и в то же время ужасно томительно. С того момента, как глава вышел из домика, Мэн Яо его не видел. Был ли тот занят делами? Не забыл ли он вообще о просьбе? Неизвестность убивала. Однако этот день становится лучше, когда во время занятий Мэн Яо чинно прогуливается по коридорам и выходит к широким ставням, из-за которых доносятся голоса. Каким-то шестым чувством юноша понимает, что это не просто лекционная аудитория. Он как можно более бесшумно прислоняется к стене рядом и прислоняется к ней, полностью сосредотачиваясь. — …не понимаю их цели. Они утверждают, что хотят лишь помочь, но их планы… Странные. Идея только на словах хорошая, но какие последствия нас ожидают, если мы согласимся? Сложно представить, — шорох ткани и покашливание. — Я согласен со старейшиной Ду. Фактически, нас очень тонко предупреждают. «Берите наших адептов на охоту, всё же есть монстры, с которыми даже лучшие из Гусу Лань не смогут справиться». Но когда у нас были свирепые мертвецы в последних раз? Разве мы не занимаемся тем, что хороним тела и успокаиваем злых духов? Да будь это даже демон, разве есть вероятность, что те, как утверждается, с ними разделаются? — Странное это дело. А что, если они будут ходить за нашими адептами по пятам и присваивать их заслуги? У нас уже были подобные прецеденты на соревнованиях по Ночной охоте. Где гарантия, что за всем этим не стоит гнусный помысел? Мэн Яо складывает два и два. Очевидно, чем обеспокоены старейшины, но непонятно, как они поступят. — Господа старейшины, я призываю вас к тишине! Ситуация складывается не в нашу пользу, — раздается голос Лань Циженя. — Но наш орден всегда чётко следовал правилам и не собирается делать послабления для каких-то отдельных случаев. Эта просьба Вэней не будет удовлетворена, и завтра утром я пошлю гонца с ответом. В сложное время важно помнить, кто мы такие. Особенно нам с вами, господа! Мэн Яо мысленно хлопает. Ободрил так ободрил! Должно быть старейшины горделиво вскинули подбородки в ответ на эти слова. Экие важные птицы собрались в одной комнате! — На повестке дня ещё один вопрос. В наш орден желает вступить некий юноша, однако обстоятельства осложняют дело, — Лань Цижень, судя по звукам, встаёт из-за стола и проходит вдоль комнаты. Мэн Яо приоткрывает рот и сжимает кулаки от злости. Не может он выдавать эту информацию всем на блюдечке! Что знают двое, то знают все. Все эти старики — любители почесать языком, даром, что благородные господа! Неужели факт его происхождения станет достоянием общественности. С другой стороны, ну и что? Кто он таков? Было бы горестно, будь он величайшим господином или главой ордена. А так, кому есть дело до бесславного ублюдка? Ну, посудачат месяцок-другой, ну, поругается жена на Гуаншаня. А с Мэн Яо ничего не станется, как жил, так и будет. Но, Боги, как жестоко давать ему шанс на новую жизнь, чтобы потом вернуть его обратно туда, откуда подобрали! Разве есть такая справедливость… — Что за обстоятельства? — прерывает его самоуничижительные размышления голос одного из старейшин. — Юноше уже около пятнадцати лет, но его Ядро до сих пор не окрепло. Исходя из моих наблюдений — оно пока слишком слабо для этого, и я не могу утверждать точных сроков по его укреплению, но не ближайшее время однозначно, — шорох ткани и тихие шаги. — Как вы знаете в приоритете нашего ордена создание благонравственных и сильных как телом, так и духом бойцов. В основе многих наших техник лежит умение управлять силой Ядра и применять её к инструментам и талисманам. Загвоздка здесь в том, что существует вероятность, что даже если мы бросим всё на раскрытие потенциала Ядра, оно может попросту не оправдать себя. Вопрос, нужен ли нам такой ученик? Мэн Яо замирает. Он не знает, что хуже: то, что он сын проститутки, или то, что заклинатель из него может и не выйти. Сердце заходится в бешенном темпе, и он со страхом ждёт мнения старейшин. — Извольте, господин Лань, на что тогда этот человек потратил свою жизнь, и почему пришёл так поздно? Не высокомерно ли это прийти в именитый орден и желать, чтобы за тебя сделали всю работу?! — разгорячился старейшина. — Повёлся ли этот юноша на то, что наши адепты сильны или на наличие секретных мощных техник, мне совершенно неинтересно. В конце концов, мы не можем помогать каждому, кто попросит, иначе быстро потеряем репутацию. Мэн Яо сжался. Ему свело скулы, и нос сморщился от усилий не заплакать. Дико свербит в глазах, а в ушах бьёт набатом. Он пытается собраться, чтобы принять их решение мужественно. Где наша не пропадала? Соберёт вещи и уйдёт бродячим музыкантом. Сбежит в Цинхэ Не и научится сражаться саблей, даже если хилый. Да любой орден возьмёт его, если правильно подмаслить! Юноша прикладывает руку ко рту, чтобы не издавать звуков. — Вряд ли из этого юноши получится невероятный заклинатель, и, думаю, за пятнадцать лет жизни он уже смирился с этим фактом. Зачем обнадёживать его лишний раз, — прошелестел тихий старый голос. — В наших правилах есть «проявляй милосердие в сложных ситуациях». Разве не будет милосерднее с нашей стороны направить его как слугу в дом любого господина? Чем заставлять его раз за разом перечитывать сутры, медитировать и тренироваться, зная, что всё это, как вода в дырявый кувшин. На место грусти в очередной раз пришёл гнев. Даже слёзы исчезли, словно испарились с горячего лица. «Да как смеете вы, не прожившие и дня на улице, судить о том, что лучше мне? Кто вас просил проявлять ко мне снисхождение, когда я сам могу принять решение? На моих плечах есть голова, я могу свернуть горы, только дайте возможность!» У Мэн Яо не хватает терпения. Он не может слушать дальше, как посторонние люди решают, достоин ли он жизни среди них или нет. Каждый шаг тяжело отдаётся в голове. И он ступает вперёд, не разбирая дороги. Топ. Топ. Топ. Нет! Это не в его характере! Топ. Топ. Топ. Он максимально аккуратно возвращается обратно и вновь прислоняется к стенке. Шумное дыхание иногда перебивает голоса из-за двери, но он слышит. — …все правила. Да, может показаться удивительным, да я и сам не поверил сначала. Однако, уважаемые старейшины, это совершенно правда! Его усилия должны быть вознаграждены достойно, с таким же уважением, которое он проявил к правилам нашего клана. — Совету нужно сделать перерыв для вынесения решения. Мэн Яо срывается с места и бежит по коридору, ныряя в какой-то поворот. Он слышит гул уставших старейшин и не замедляет бега. Успокаивается, лишь стоя под раскидистым деревом. Он думает о том, что мог выглядеть смешно со стороны, потому что его бег напоминал скорее танец безумной черепахи. Спину мучает сильная боль, а голова тяжелеет с каждой минутой всё сильнее. Сухожилия уже привычно тянет, но тут ничего нового. Мэн Яо разрабатывает мышцы постепенно, однако такая пробежка откидывает его достижения назад. Настроение ни к чёрту. Уже и не важно, что там нарешают старейшины, очевидно, что всё идёт не в его пользу. Поэтому чтобы успокоить и тело, и дух, он идёт в единственное безлюдное место (кроме их домика) — библиотеку. Неприятный сюрприз — Лань Чжань, который, судя по всему, переписывает книгу. Идеально ровная спина, правильное расположение рук относительно края стола, застывшее маской выражение лица — вот и весь Второй Нефрит. Мэн Яо присаживается за соседним столиком, для вида взяв случайную книгу. Он открывает первую страницу и усердно всматривается в текст, однако слова уплывают от него. Он слишком напряжён и совершенно не может успокоиться. Словно невидимый камень давит его своим весом к земле. Юноша всё ниже склоняет голову, пока чуть ли не упирается в книгу носом. Его немного потряхивает, и он понимает, что прийти сюда в момент слабости было плохой идеей. — Не понимаешь? — из размышлений его выдёргивает голос. — Ч-что? — Текст сложный? Ты не можешь его понять? — Лань Чжань нарочито небрежно бросает на него оценивающий взгляд, а потом опять возвращает его на лист. По его лицу не очень понятно, волнуется ли он или это праздное любопытство. — Всё в порядке, молодой господин Лань. Прошу, не обращайте на меня внимания, — тот вновь окидывает юношу взглядом, но послушно возвращается к переписыванию. Мэн Яо думает о том, что ему делать на данный момент. Как вариант он может попробовать прочитать как можно больше книг, чтобы потом практиковаться самому. Может, попробовать украсть побольше денег во избежание попрошайничества в недалеком будущем. Но пока план не желает складываться, он даже не знает карту местности! Что толку представлять, если по факту из сведений только, что внизу находится город Цайи, где он сможет осесть на время. Очень много, ничего не скажешь. Он с гневом ворошит волосы и кусает губы. Те давно кровоточат от острых зубов, но эту боль юноша даже не замечает. Он гонит мысли по кругу. Побег. Нищета. Смерть. Побег. Нищета. Смерть. И нигде не видит выхода для себя. Он один, а вокруг такой страшный и холодный мир. Перед его глазами возникает образ мамы. Она с глупой надеждой продолжала жить, улыбаясь, словно всё приносило ей удовольствие. Неважно, насколько тяжёлым был день — она всегда касалась его волос или щёк и тихо шептала: — Ты — моё солнце, А-Яо. Как бы была я без тебя? — в эти моменты тогда ещё ребёнок замечал и небольшие морщинки от стресса, уставшие глаза и грустную улыбку. Но как теперь быть Мэн Яо без своего солнца? Он не умеет светить, как мама. Он не может светить. Неожиданно юноша чувствует хватку через одежду на запястье. Это мгновенно дёргает вверх из топи мрачных мыслей. Он поднимает голову и видит горящие золотым глаза Лань Чжаня. На лице застыл привычный холод, рука держит крепко. Заклинатель тянет на себя. Мэн Яо послушно встаёт. Как привязанный, он тащится за ним по всему ордену, не обращая внимание ни на что вокруг. Они доходят до домика, в котором он — временно — проживает, и Лань Чжань распахивает ставни, заводя второго внутрь. Уверенно шагает к чужой комнате и заводит в неё юношу. — Жди здесь, — бросает и выходит. Мэн Яо не понимает, что вообще происходит, но не найдя лучшего решения, послушно дожидается чего бы то ни было. Он смотрит на летающую в воздухе пыль, подсвеченную тёплым светом из окна. Вдыхает запах свежезажённых благовоний. Ощущает правильный фэншуй этого места. В таком доме приятно отдыхать и душой, и телом, словно специально создан для этого. Через долгие мгновенья в помещение влетает взмыленный Лань Сичень. На его уставшем лице искреннее беспокойство, он усиленно вертит головой. Когда его взгляд натыкается на сидящего с ровной спиной Мэн Яо, заклинатель на секунду стопорится, а потом, чуть ли не запинаясь, подбегает к нему. Его руки порхают над телом, словно проверяя на повреждения. А может и не «словно», судя по следующим словам. — Боги, Мэн Яо! Брат сказал, что тебе плохо! — он хватает его за плечи. — Я испугался, думал, что раны открылись или ещё чего! — Ну, я… — Мэн Яо смотрит на Лань Чжаня, который тактично пятится к стеночке. — А-Чжань, что это всё значит? — с мягким укором спрашивает Сичень. — Волосы, губы, — выдавливает из себя Второй Нефрит, и Первый хмурится. Поворачивает голову в сторону юноши и вновь осматривает, но уже гораздо внимательнее. Он замечает растрёпанную причёску и налитые нездоровой краснотой губы, которые напоминают по виду скорее наждачку. Всё как и сказал Лань Чжань — что-то не так. Лань Чжань, никого не спросив, выходит за дверь и, скорее всего, направляется в библиотеку, где его всё ещё ждут незавершённые дела. Никто из оставшихся не замечает его ухода. Сичень растерянно смотрит взглядом побитой собаки на Мэн Яо, и тот понимает, что соврать ему вряд ли сможет. Да и сейчас не хочется. Первый Нефрит — человек надёжный, и не устаёт это доказывать всем своим естеством. Можно сказать, что юноша даже уважает его за следование за своим внутренним компасом. Что он не подчиняется слепо правилам и словам своего слегка деспотичного дяди. Был ли он таким с рождения, или его так кто-то воспитал — тайна. И вряд ли Мэн Яо в скором времени сможет получить ответ. Заклинатель берёт его ладони в свои, и немой вопрос повисает в воздухе. Тот глубоко вдыхает, понимая, что сейчас скажет. — Этот ничтожный подслушал собрание старейшин, — вдох, — и там был о вопрос о моём… обо мне… я… Ха-а, они обсуждали моё вступление в орден. Высказали свои опасения в не очень лицеприятной форме. Поэтому я подумал, что моё пребывание здесь с этого момента сильно ограничено по времени, и запаниковал. — Но как об этом узнал Лань Чжань? — Сичень погладил чужие ладони большими пальцами. — Я пришёл в библиотеку, хотел успокоиться, но сделал ещё хуже, — Мэн Яо покраснел от стыда. — Видимо, молодой господин сделал выводы из моего состояния. Воцаряется тишина. Каждый думает о том, что делать сейчас. Заклинатель задумчиво смотрит на их руки, а юноша опять крутит в голове мысли. Ничего путного из них не выходит, всё также на грани отчаянья попытки рассчитать, что же можно сделать. Через несколько мгновений Лань Сичень вздрагивает и будто разом весь расслабляется, и от того атмосфера постепенно становится менее напряженной. Мэн Яо тоже выдыхает и прикрывает глаза. Невозможно не думать о превратностях судьбы, и о том, что будет. Но именно в этот момент ему хочется просто раствориться в чужом неравнодушии и маленькой заботе. — Лао Мэн, я был на том собрании, — юноша вскидывает голову. — Я пока не могу полноценно принимать участие в обсуждении важных вопросов, а потому и молчал всё время. Твои переживания напрасны — ты прекрасно проявил себя перед дядей! И он дал о тебе неплохие рекомендации. Старейшины долго совещались, но всё же решили дать тебе шанс! Правда узнать это ты должен был от них, а не от меня. Но ситуация… Сам понимаешь. Мэн Яо застывает. С лица разом сходят все краски, и он прикладывает ладонь ко рту. Вся его поза говорит об искреннем удивлении. Сичень на это лишь весело улыбается. — Ты молодец, Лао Мэн. Правда, молодец! Гусу Лань с его жёсткими законами, строгими учителями и пресной едой внезапно кажется Персиковым источником.***
Конечно, потом приходится разыгрывать целый фарс перед стариком и изображать ничего не знающего и застенчивого юношу. Мэн Яо без злорадства и ехидства счастлив лишний раз услышать о том, что отныне у него есть место в клане. Да, зыбкое, да, никаких чётких перспектив. Но разве у него в руках не вся мощь мира теперь? Разве он не может бросить все силы на развитие под чутким контролем учителей? — На совещании мы пришли к выводу, что давать тебе ленту сейчас не будет иметь никакого смысла, поэтому мы вручим её на твоё шестнадцатилетние вместе со вторым именем, — только и добавил Лань Цижень, сразу развернувшись на каблуках к двери. — Поздравляю. Мэн Яо счастлив и теперь его будни перестраиваются. Его тело чуть окрепло, и теперь ему дозволено посещать некоторые лекции вместе с другими учениками. Правда всем этим ученикам около десяти лет, но тот не обижается — азы важны. С тренировками тела и Ядра приходится осторожничать. Пока что он оправился далеко не от всех повреждений, а значит тренировки с мечом будут лишь больше выматывать мышцы, чем помогать восстанавливаться и совершенствоваться. Однако теперь Ядро помогают тренировать не только Сичень, но и старейшины. Старик Сяо заставляет его медитировать пока не отнимутся ноги, а старик Сун помогает ощущать меридианы с помощью какой-то особенной техники. Не обходится и без того, что эти заклинатели смотрят на него свысока, но Мэн Яо лишь вежливо кланяется в ответ в своей безукоризненной манере. «Рука не поднимется ударить улыбающееся лицо» — гласит мудрость, которой сейчас руководствуется юноша. Неважно как они на него смотрят, всё равно могут лишь шептаться за спиной и презрительно фыркать на его добродушную улыбку. Он сделает Гусу Лань великим орденом и отхватит себе важную должность. Так что недолго им осталась плеваться ядом — скоро они согнутся в благодарностях. И Мэн Яо уже разрабатывает план. В этом царстве лицемеров у него есть только одна отдушина — общение с гэгэ. Тот никогда не отказывает в аудиенции, хотя и занят часто так, что не поднимает головы от документов, хоть он и не глава ордена. Но в скором времени ветер меняет направление, провоцируя потопы. И все настораживаются. Потому что беда приходит не одна.