Свет луны лишь отражение величия солнца

Войти в орден Вэнь оказалось не так сложно, но требовалась должная подготовка. Прежде чем смешаться с толпой в красном, Мэн Яо провёл несколько часов у медной пластины, накладывая специальный материал на нижнюю часть лица. Так на его белоснежной — крестьянский загар сошёл с него достаточно быстро — коже появились уродливые бугры шрамов, которые змеились через губы и нос. Любой, кто увидел бы его, поспешил бы спрятать взгляд, лишь бы не видеть этого уродства. Материал застыл — стал полупрозрачной, эластичной маской. Для надёжности, конечно, Гуанъяо пообещал себе сделать побольше новых. Он вновь взглянул на своё мутное отражение. «Выглядишь, как должен», — пропел издевательский голос. Он взял маску, похожую на театральную, которая закрывала глаза, на небольшие собственноручно сделанные крючки подвесил кусок неплотной ткани. Теперь человек, который бы взглянул на него, смог увидеть лишь глаза в прорезях и нечёткие очертания рта — вполне достаточно, чтобы не вызывать подозрений. Характер он решил оставить свой, несмотря на то, что образ для дела он берёт выдуманный. Проще притворяться другим, когда поведение ровное, тогда не будет никаких пугающих скачков, которые бросятся в глаза. История же его персонажа такова: он младший сын некоего господина из какой-то далёкой ветки Вэней, живущей в глуши на юге. В общем, седьмая вода на киселе. Его семью вырезал, а лицо изуродовал неизвестный заклинатель, которому он и хочет отомстить, используя связи и возможности своей фамилии. Когда Мэн Яо пришёл к Вэнь Жоханю на поклон, решающим пунктом стали именно навыки. Несмотря на внешнее уродство, он доказал, что крайне хорош в организации празднований и званных вечеров — опыт публичного дома ему пригодился, и каким-то образом даже не в постели. Для этого он подробно изложил всю последовательность действий, объяснил нужность своей деятельности на пальцах. Для главы ордена, который был вынужден заниматься этим вместо военного дела, что немного будто бы не следовало статусу, это было как минимум заманчиво. Для того, чтобы не раскрыть себя раньше времени, Мэн Яо вывернул их соглашение, как сделку; что вроде как он не безвозмездный рабочий, который вдруг хочет помочь любимому клану, а человек, потерявший семью, тот, кто хочет отомстить. Такое объяснение проглотили гораздо охотнее, а потому оставили его на испытательный срок. Он должен был доказать свою лояльность. Огненно-красные одежды уже были на нём — он своровал их из прачечной, осталось выдать за действительность, что он чтил их правила и традиции. Все красиво умалчивали о его скрытом лице, пока Вэнь Жохань не взмахнул рукавом своего расшитого ханьфу и не затребовал немедленно снять маску. — Конечно, глава Вэнь, — Мэн Яо тонко улыбнулся, чтобы его маска натянулась и собралась складками на линии уголков губ, и отвёл с нижней части лица вуаль. Когда предводитель увидел скрытое, он даже не поморщился, но посмотрел на него, как на убогого. Оно и понятно, сам Жохань был подобно блистающей чёрной жемчужине — красив, но непреступен. Подобные шрамы оскорбляли его взор, а потому он вновь взмахнул рукой, давая негласное разрешение опустить обратно ткань. К сожалению, дела на него навалились быстрее, чем он мог бы рассчитать. Вместо того, чтобы заниматься целенаправленным шпионажем, он только и делал, что рассылал письма с приглашениями, изучал почти новый для себя язык — деловой. Учился формулировать обращения, читал истории кланов, чтобы не оскорбить подписью, бегал по поручениям вышестоящих. Он так сильно выдохся, что каждый вечер падал на кровать, подобно трупу, и засыпал таким же мёртвым сном до самых петухов. Так продолжалось до одного памятного, в худшем смысле этого слова, события. Утро начинается как обычно. Мэн Яо открывает глаза и тихо стонет, когда слышит стук прислуги. — Господин Вэнь. — А, да, он теперь Вэнь Гуанмин, не изменяя своему настоящему имени. — Вас вызывает глава ордена. — Спасибо, Сяолун, передай, что я уже в пути. Новоиспечённый Вэнь быстро натянул алые, расшитые золотом одежды, и, посмотрев на себя в зеркало, юноша даже задумывается, а не живёт ли он сейчас жизнью мечты? Он богат, — жалуют за такую работу прилично, — его ханьфу из дорогой ткани, он ест невероятно вкусную, изысканную еду, а ещё может приказать любому слуге пойти и утопиться — настолько его власть не поддаётся сомнениям здесь. Это смешно, хоть и правда, но разве все эти вещи — не его мечта? В сущности своей, большинство Вэней не погружены в политику, он уже месяц наблюдает за орденом. Те хоть и плюются на других заклинателей, но не настроены враждебно. А на собрания главнокомандующих он не смог подобраться — его цингун слишком слаб, чтобы шагать по воздуху тихо и таиться в тенях. Поэтому пока что их план — большой секрет. Слуги здесь зашуганные, но над ними не надругаются, не бьют, не калечат. Они служат подобно другим слугам в других орденах. Всегда вежливые, прозорливые и понимающие. Яо и сам такой же, приспособился и научился выживать уже в трёх местах. А потому к слугам питает особую слабость и иногда может их поучать или журить по-доброму, а они только и рады расслабиться в присутствии благородного господина. Он завязывает ленту и закрепляет причёску. Подхватывает пояс и завязывает его вокруг талии. Кидает взгляд в медную тарелку и проверяет всё ли на месте, чтобы не предстать перед главой в неподобающем виде. Ханьшен удобно обвивает руку. Он плавно движется по коридору, не спешит и подлетает от нетерпения и волнения. Стражники открывают тяжёлые ворота, юноша проходит вперёд. Вэнь Жохань восседает на троне, а рядом стоит коренастый мужчина, который одним своим видом шевелит у вошедшего волосы на затылке. Щёлк. Вэнь Гуанмин глубоко кланяется и произносит стандартное приветствие. Пауза между тем висит достаточно долго и совсем не понятно для чего: глава действительно раздумывает или просто нагоняет страху? Оба варианта подходят — Жохань привык к неспешности, он стратег с сотней исходов, при этом не лишён некоторой театральности, поскольку обожает вот такие показные выступления со своей стороны. — Дорогой Гуанмин, — начинает он равнодушным голосом, — я наблюдал за твоими действиями весь месяц, и хочу сказать, что приятно поражён результатами. Отрадно видеть, что есть кто-то, кто так старается и работает на благо нашей репутации. Мне кажется, что ты достиг достаточных успехов в ведении переговоров, даже в столь незначительных переписках. Сегодня нужно будет провести званый ужин, надеюсь, не откажешь заняться его организацией. Это будут очень дорогие гости из клана Сун. «Провалишься — умрёшь», — вот, что услышал Мэн Яо и кивнул, а затем и вовсе согнул спину в поклоне. Это его проверочное испытание, последний рубеж, попытка заработать доверие. Он не может избежать этого, да и не хочет. Неспешно удаляется, а выйдя, взмахом руки приманивает слугу. — Принеси мои записи, — не дожидаясь реакции, он идёт в зал, в котором обычно принимают важных гостей. Зал встречает его гулкой тишиной, и он отсчитывает в голове время. Вскоре сбегаются слуги, которые помогают ему носить вещи. Сяолун вручает ему листы, но юноша даже не смотрит в них. Он помнит, что писал, но для остальных надо делать вид, что у него обычная память. Символ клана Сун — тыквенные семечки, которые используются для изготовления знаменитого чая из Луаня. Приятный и ярко выраженный аромат подсолнечных семечек с очень неожиданным тягучим послевкусием. Этот чай невероятен, Мэн Яо сам пробовал его возможно лишь раз в жизни, но такое невозможно забыть. Они устанавливают столы под чётким руководством юноши, а затем занимаются украшением зала. Форма ткани за столом предводителя празднества принимает вид отдаленно похожий на герб клана — узор из семечек и чайных листьев. Клан Сун никогда не был особо лояльным к Вэням, но времена меняются, а как Мэн Яо может судить — деньги лишними не бывают. Они раскатывают невероятной красоты ковёр, явно дорогой и добротный. Видно, следят за ним с особой тщательностью. Левую сторону для самих Вэней Мэн Яо украшает так же, как и всегда: небольшие красные розы, по цвету напоминающие кровь, на фоне золотистой ткани подушек рядом с дубовыми столами. Мэн Яо остаётся доволен и велит внести холодные закуски, потому что час близится. Но слуги говорят, что повара ничего не отдавали, хотя юноша оформлял целый список, чем угостить гостей. Он недовольно встаёт, встревоженный промахом, и идёт на кухню. Когда он входит в помещение, то его встречает пустота. Лань Гуанъяо непонимающе хмурится и не может спланировать свои действия. Повара просто ушли? Разве бывает такое? Он возвращается обратно в зал, но лишь сильнее удивляется, когда видит, что все гости со стороны Вэней уже в сборе. Он не знает, кто это, но пару раз их лица мелькали после тайных собраний. Они радостно переговариваются, ожидая, видимо, начала. И Мэн Яо начинает нервно потеть, потому что ничего не готово, и скорее всего его голова полетит с плеч. Его неожиданно тянет вбок неизвестный слуга с прикрытым лицом, и юноша отступает. Он пытается спросить, что происходит, но к губам прикасается палец, и он замирает. По одному начинают входить такие неизвестные слуги, но теперь они держат подносы, накрытые тканью. Двери с правого боку открываются, и к столам толкают уже заклинателей клана Сун. Мэн Яо видит главу Сун Сяосиня, Сун Хуэя и госпожу Сун Лилин. Всё в этой атмосфере разом какое-то неправильное: бледные гости, довольные Вэни, отсутствие поваров, дальний павильон. Около трона появляется Вэнь Жохань: его волосы зачёсаны в элегантную прическу, на ханьфу надет доспех, словно он бог войны. Он ступает медленно, но плавно, обходит трон и присаживается. — Дорогие гости, вы удивительны в своей недальновидности, — глава хлопает, — вы настолько храбры, чтобы пойти против Солнца, но глупы, чтобы укрыть следы? Думаете, снабжение клана Ван спасло бы вас от поглощения нами? — зверь смеётся. — Это лишь ускорило процесс, глупцы. Выносите. Слуги, стоявшие с подносами, подходят к бледной троице и ставят на стол содержимое. — Ну же, приступайте к еде! — Вэнь Жохань даже не взглянул на то, что поставили ему. Его яростный взгляд сверкает в полумраке помещения. Изысканные украшения свисают со стен, смотрятся абсурдно — это уже не было праздником жизни, как то подразумевал организатор. Суны тяжело дышат. Сун Лилин шумно сглатывает и тянет ткань на себя. По залу разносится крик. Перед женщиной на столе лежит детская голова. Очевидно, покойнику не дали уйти с миром — над телом жестоко поиздевались, расчленили его и отдали матери. Госпожа громко плачет, слёзы размером с виноградину капают прямо на мёртвые глаза, которые смотрят будто с укором. Она отпихивает стол и встаёт. Трясёт головой, качается, как на ветру и дрожит. Раздаётся ещё один крик. Лилин хватается за живот, из которого торчит окровавленный клинок одного из стражников. Она тяжело оседает на пол, когда подол её наряда окрашивается в алый, а она сама подобна выпотрошенному оленю. Громкие рыдания звучат с бульканием, пока совсем не угасают в гнетущей тишине помещения. Мэн Яо не может осознать реальность. Это был лишь ужин. Ужин с хорошо знакомым кланом, который оказался предателем. Всех в нём вырезали, в том числе и детей, и принесли, как угощение. Разве такое может быть? Нет… НЕТ… НЕТ! Мэн Яо пытается щёлкать, пытается вернуться в реальность, но она где-то далеко. Он пребывает в прострации долгие мгновения, которые тянутся, словно вечность. Его щипают, и он оборачивается на одного из неприметных слуг. — Зовут, — только и всего. — …выйди сюда и помоги господам поднять вуали. Видимо, единственным достойным человеком была госпожа Сун, — вещает человек в алом. Мэн Яо на деревянных ногах идёт к столам. На него повернута голова ребёнка, которая после удара госпожи скатилась к коридору. Он пытается отвести взгляд, но ей словно и не надо, чтобы на неё смотрели, она делает это сама. Он чувствует эти два копья, что вонзаются в спину и давят на плечи. Он берёт лёгкую ткань, которая лежит на «блюде» сына господина Суна. Мужчина не может шевельнуться, с его висков течёт пот. Мэн Яо силится не заплакать, потому что сейчас он делает то, что не идёт ни в какие нормы морали. — Ой-ой, младший господин Сун, что же вы, бравый воин, а так трясётесь? Разве ваша первая ночная охота не прошла несколько лет назад? Не стыдно за свою слабость? — Любой слышит в голосе беззаботное веселье, словно хозяин этих слов подшучивает над давним другом, а рядом нет трупа матери. Под тканью оказываются зубы с остатками дёсен и два глаза. Сун Хуэй плачет беззвучно, но точно понимает, чья улыбка выложена на тарелке. Ему перерезают горло длинным клинком, и она падает назад, хрипя. Глава ордена сдёргивает ткань самостоятельно, надеясь проститься с жизнью быстрее. На подносе две детские ладони и пряди волос с заколкой. Мужчина сгибается и плачет. Сзади уже поджидает другой слуга с занесённым оружием, но вмешивается Мэн Яо. — Глава Вэнь, позвольте внести предложение. — Тот кивает. — Возможно, за прегрешения свои господин Сун заплатит слишком маленькую цену. Разве это наказание? Умереть, зная, что все твои друзья и семья мертвы. Наказание — это не дать возможности отомстить. — Ты прав, юноша, — он поворачивает голову к слуге. — Отрубите язык и руки по плечи. Отпустите его побегать по городу. Мэн Яо словно читатель, наблюдающий за сценой в книге: он где-то далеко, лишь тихий зритель без права выбора. Он под толщей воды, когда слышит свой смех, когда слышит свои слова о свинье. Это будто бы не его руки прикрывают рукавом улыбку, не его голова склоняется в снисходительном вопросе, не его рот говорит ужасные, мерзкие вещи. Сознание потухает, и он не может найти выход. Когда ему возвращают свет, он слышит одно: — А ты гораздо занимательнее, чем кажешься. Возможно, я бы доверил тебе нечто большое, чем письма да танцы. Ты будешь проверять как поживают дальние кланы, насколько они верны и лояльны. Ступай! Вэнь Гуанмин подобострастно кланяется и чинно выходит из зала, благородно задрав подбородок. Он выходит из павильона и стремительно движется к своей комнате. Щёлк. Мираж спадает с хлопком двери. Карнавальная маска слетает, а вместе с ней возвращаются все чувства: страх, ужас, стыд, грусть, злость. На этой карусели он стремительно раскручивается, и его уносит. Комната вместе с ним начинает кружить, под ногами ходит пол, пока щёки обжигает жаром. Этот жар опускается до самого желудка, отчего кажется, что его сердце истлело углями, и теперь у него новая оболочка — мерзкий монстр. Такой же как Вэнь Жохань. Тот совершил преступление, а Вэнь Гуанмин ему это позволил. Разве он не такой же преступник? Герой своей личной драмы падает на кровать, вцепляясь в одеяло. Он унёс из этого зала не только груз чужих, жестоких смертей, но и ужасающий секрет главы ордена, который увидел в нём своего единомышленника. Вэнь Жохань постигает тёмную энергию. Ужасающую материю, рождающуюся из чужих жертв, страданий и горя. Она подпитывается отчаяньем, дышит слезами, живёт смертями. Человек, желающий обуздать её, должен знать её нрав, должен соответствовать её натуре. Такие показательные казни — и есть способ насыщения носителя. У этого безумца нет Ядра, он попросил его уничтожить Вэнь Чжулю, который по долгу жизни служил Вэням верой и правдой. Разве будет заклинатель, который культивировал столько лет золотой эликсир, добровольно отказываться от благ почти вечной жизни? Однако власть затмила глаза человеку… или уже не человеку вовсе. Мэн Яо потерян в мареве безумия, он не может даже плакать — слёз просто нет. Есть только ужас и страх. Как защитить Сиченя? Как дать понять, что они в большей опасности, чем предполагали? Юноша не знал. «Рыба гниёт с головы, — сказал Не Хуайсан. — Я бы оставил правителя без придворных и слуг, чтобы убить его, пока он осознает, что совсем один». Но Мэн Яо не будет целиться в элиту, ведь теперь у него есть немного власти там, до куда редко добираются руки владельца солнца. Он обхватывает голову и пытается очистить её от мыслей, чтобы заснуть. Этой ночью живой позавидовал мёртвым.

***

Мэн Яо сложно незаметно отправить письмо, он злится, но ничего не может сделать с этим. Почту Вэни отслеживают с завидной прытью. Вскрывают конверты перед отправкой, просвечивают над свечой, ищут шифры, проверяют адресата. Официально отправлять письма не вариант, а значит надо искать обходные пути. Слежка за ним прекращается, и он узнаёт о её существовании только после отсутствия парочки слуг. Поэтому он спокойно заходит в библиотеку и идёт к полкам с трактатами о контроле ци и засиживается за ними допоздна. Пока юноша ещё был в Гусу, он видел, как Сичень отправлял послания с помощью бабочек и воробьёв, которые были сотканы из собственной ци заклинателя. Тогда он побоялся спросить. Хотя, скорее, побоялся не оправдать ожиданий в случае, если он не осилит технику. Сейчас никаких ожиданий от него не было, поэтому он мог спокойно изучать, что хотел. Ну, не считая того, что целый клан замер в ожидании его писем, от которых зависит, сколько человек спасётся в этой пока что скрытной войне. Поэтому вместо физических тренировок, Яо доводит себя тренировками духовными. Потный, уставший и злой он падает на кровать и молотит ногами от собственного бессилия, как маленький ребёнок, когда не может осуществить, что хочет. Поэтому когда у него первый раз получается, он с выступающими слезами раскрывает ладони с сидящей внутри бабочкой и шепчет: «Теперь я буду посылать вам письма так». Колоссального количества сил требует подобное общение, но юноша ни о чём не жалеет, когда смотрит, как его ци поначалу неуклюже машет крыльями и вылетает в открытое окно. В библиотеке он также пробрался в запретную, но не скрытую секцию. Там нашёл много интересного про тёмных заклинателей. В качестве проводника искажённой энергии Вэнь Жохань использовал печать, созданную кем-то из более древних мастеров. Она напитывалась чужими страданиями, а тёмный заклинатель мог пропускать её через себя и использовать в своих целях. Конечно, такая сила требовала невероятного контроля, чем, на взгляд юного заклинателя, глава Вэней похвастаться не мог. Было бы неплохо заставить его полностью утратить контроль, но как? Мэн Яо пока не может придумать. Исказить нормальное восприятие мира, взбаламутить тонкое душевное равновесие, заставить трястись от страха и ярости — всё это требует детального подхода. Вэнь Гуанмин найдёт его.

***

Ему платят деньги. Возможно, это не золотые горы, но жалование в одном из самых богатых орденов приличное. Но сейчас эти деньги ему не нужны, и он тратит их на установление связей. Обо всём по порядку. Слуги, как муравьи, копошатся в каждом коридоре, в каждой комнате. Глазастые, ушастые, глупые и умные, все, как один, болтливые, охочие до сплетен. Они не учатся и не тренируются. Целыми днями заняты скучнейшими делами, безграмотные и необразованные. Мэн Яо знает таких, он и сам жил этой жизнью, оттого и боялся к ней вернуться. А ещё он знал, что этот страх основан не на возвращении к бедности, а на желании не расставаться с лучшей жизнью. Легко привыкнуть к купанию в роскоши, легко привыкнуть к хорошему отношению, легко привыкнуть уважать себя, легко привыкнуть тратить. А вот вернуться к бедной жизни, зная, что больше никогда не сможешь так, как раньше, бьёт наотмашь гораздо сильнее. Поэтому он сам подсаживает слуг на худший наркотик — деньги. Мелкий слушок пробежал среди господ? Спасибо, вот твой кусочек серебра. Кто-то куда-то пошёл без ведома начальства? Ты проделал хорошую работу, вот твоя награда. Они бегали к нему на поклон, но только если это было действительно важно. Яо быстро дал понять, что платить просто так не будет. Он наблюдал за Вэнь Чжулю, которому не было дела до слуг. Его недавно приставили к Вэнь Чжао, который своей мерзотностью был даже хуже Цзисюня. Тот мог таскать его за собой, чтобы попугать прислугу или воинов, которые вполне оправданно боялись солдата за спиной. Вэнь Чжулю стойко сносил унижения от молодого господина. И его противной вертихвостки — зазнавшейся прислужницы, которой повезло быть чуть симпатичнее других. Она была настолько противной, что Мэн Яо отказывался называть её по имени, а по возможности вообще с ней не пересекался. Правда с какой-то даже горькой иронией знал, что несмотря на обещанный ей статус будущей жены, Вэнь Чжао будет изменять ей, если уже этого не делает. Все его интрижки длились не более полугода, так что даже удивительно, что он продержался так долго конкретно с этой мерзкой пиявкой. На фоне неуверенного в себе садиста Вэнь Чжулю выделялся тем, что был пугающий, не делая при этом ничего. Только узнав, что он может плавить Ядра, Мэн Яо сразу решил, что убьёт его, несмотря ни на что. Такие опасные люди, как он, просто не должны существовать, а другие — учиться их технике. — Эй, ты! — издевательские пропел как-то Вэнь Чжао. — Ведёшь себя как безродный пес, не видишь, кто стоит перед тобой? В тот момент Вэнь Гуанмин пересекал небольшой мостик на улице, в надежде побыстрее добраться до своего павильона. — Молодой господин, — он вновь согнул руки впереди и поклонился. — Желаю хорошего дня! — Думаешь, раз быстро среагировал, я не замечу твою оплошность? — На самом деле, сложно было упрекнуть Мэн Яо в отсутствии манер: он бы поклонился в любом случае, просто гневный окрик его опередил. — Молодой господин, этот ничтожный просит прощения. Я не выразил должного почтения и был груб с вами. Позвольте узнать, как я могу загладить вину? — Слова сладкие, как мёд, но ядовитые, как жало осы. Человек поумнее сообразил бы, что здесь сокрыта насмешка, и Вэнь Чжулю услышал её, в отличие от своего господина. Раздался смешок. Вэнь Чжао внимательно осмотрел стоящего напротив с ног до головы, снова хмыкнул. Он шагнул вперёд и беспардонно дёрнул маску, открывая лицо юноши. Тот сразу же попытался отгородить своё лицо от постороннего взгляда, хотя на самом деле лишь проверял, не отклеился ли слой со шрамами. Руки были отодвинуты крепкой хваткой Вэнь Чжулю, которого привлекли помогать. — Да ты у нас уродец, боже мой. Твоё лицо настолько пугающее, что ты больше на гуля похож — того и гляди, станешь ночным кошмаром юных адептов, — Вэнь Чжао засмеялся, чувствуя власть. Поскольку у Вэнь Гуанмина была гордость, и он пережил трагедию, то терпеть бы такое отношение не стал. Даже от господина. Мэн Яо же спустил бы всё с рук, слегка улыбнувшись, но сейчас он не Мэн Яо. Щёлк. Щёлк. — Господин! Я получил эти шрамы в жестоком бою. Я знаю, что недостоин быть Вэнем за свой позорный проигрыш каким-то бандитам! Моё пребывание здесь — лишь временная мера, чтобы найти и отомстить за свою семью. Я хочу возвеличить клан Вэнь до небес, хочу собрать армию и смести со свету всех тех, кто против нас. Даже если моё лицо ужасно, я докажу, что внешность никак не помешает моим целям. Вэнь Чжулю не купился на эту пламенную речь — слишком очевидно, что это было сказано, чтобы пустить пыль в глаза. Но Вэнь Чжао зарумянился, вдохновлённый чужими словами. Его охрана, по мнению Мэн Яо, хоть и отвечала головой за безопасность господина, но выполняла для этой безопасности лишь необходимый минимум. То есть все интриги, сплетни и заговоры не касались его юрисдикции, только физическая и вполне реальная опасность в настоящем времени. — Ладно, возможно, ты не так жалок, как на первый взгляд, — с ехидной улыбкой продекларировал Вэнь Чжао. — Напоминаешь ты мне чем-то Вэнь Цин. Такой же забавный в своей глупой ярости. Свидимся. Бывай. Мэн Яо вновь поклонился. Вэнь Цин. Интересно.

***

Ближайшая поездка планируется через несколько дней, и Мэн Яо посвящает их тренировкам тела и Ядра. Он готовится к тому, что планирует провернуть, рискуя абсолютно всем в случае провала. «У нас всё хорошо, Вэй Усяня отправили домой за непослушание. Как ты?» Такое послание пришло недавно от Сиченя. Мэн Яо всё ещё думает, как ему ответить, потому что ему известен важный факт — Вэнь Чжао использует крайне нестабильную тёмную энергию. Для этого он умертвляет десятки людей и напитывает некий артефакт, который носит всегда с собой. Признаков безумия нет, не считая самого факта убийств и бессмысленного насилия. Нужно ли это Гусу? Смогут ли они помочь решить проблему с тёмной энергией? Довести Вэнь Жоханя до искажения ци, — которой у него нет, — дестабилизировать меридианы и ток крови. Убить мозг, не втыкая в него меч. Эти святоши? Мэн Яо смеётся, стоя на руках. Исключено. «Найди способ свести человека с ума без явного вмешательства», — всё равно записывает он вечером. Будь, что будет.

***

В лекарский павильон он попадает вполне умышленно. Он заинтересовался этой веткой Вэней, так как за каким-то чёртом их тут держат, хотя они седьмая вода на киселе. В округе их павильона гуляли старики да старушки, отчего Мэн Яо даже удивляется — целители все стереотипно старые? Он доходит до домика, из трубы которого валит дым. Насыщенный запах трав сбивает его с порога, и он без стука входит в дверь. Рядом с его головой пролетает что-то, и юноша еле успевает увернуться. В косяке торчат три длинные медицинские иглы. Мэн Яо сглатывает и почти делает шаг назад, но останавливает себя силой воли. — И вам добрый день, господа целители! — он церемонно кланяется, и наконец получает возможность осмотреться. — Чего приперся, думаешь, у нас тут дел нет? — отвлекает его невысокая девушка. У неё острые черты лица, где-то даже капризные, но взгляд выдаёт в ней боевого человека. Интонация грубая, защитная, слова с небольшим северным акцентом. — Сестра, зачем ты так с уважаемым господином? Вэнь Гуанмин важный человек при дворе Вэнь Жоханя, — невысокий парень с круглым лицом смотрит на неё жалостливо. Совесть после такого взгляда проснулась бы даже у камня, но явно не у лекаря. — Мы тут работаем день и ночь, пока нас кормят завтраками о нормальном доме, а как помощь любому прелюбодею нужна, так они о нас чудесным образом вспоминают. Тьфу! Я работаю только на главу и помогать безвозмездно каждому встречному-поперечному не буду. Нет времени! — её речь пестрит колоритом северных земель, и Яо понимает, о чём говорил Вэнь Чжао. — Вот что вам надобно, м? — Ах, госпожа, этот адепт лишь хотел попросить трав в дорогу на разные случ… — А я о чём, Вэнь Нин? Посмотри, приходят не сказать «Ваша просьба удовлетворена», — она корчит рожу, пародируя интонации чинуш, — а «Мне нужно то, сё, третье, десятое». Совести нет у вас! — Позвольте заметить, что вижу я вас в первый раз в своей жизни, а потому не могу в полной мере уразуметь вашу просьбу. Давайте так, вы выдвигаете список времени, я удовлетворяю вашу просьбу за несколько дней, насколько успеваю, вы даёте мне сбор трав. — А мне терять нечего, Вэнь Гуанмин, — она с вызовом смотрит на хитрого на вид адепта. — Вот список, а теперь извольте вынести свою сиятельную персону вон из моего домика! В списке нет ничего экстраординарного — всего лишь бытовые мелочи: кастрюли, бадьи, ткани, щётки, бочки. До конца неизвестно, почему конкретно этому павильону, состоящему из предположительно двух лекарей, позволяют существовать, но не дают и базовых вещей, которые есть чуть ли не у каждого слуги. Был ли это способ выразить своё презрение к дальним родственникам? Вполне возможно. Поскольку Мэн Яо важно располагать хоть какой-то информацией, он мгновенно призывает своего подручного, которому выдаёт список и просит достать всё до конца дня. Тот косится настороженно, но доверять своему господину привык — тот обладает невероятной по меркам человека интуицией. К вечеру все вещи успешно доставлены до павильона, и Мэн Яо стоит рядом с ними, ожидая реакции госпожи Вэнь. Цюнлинь — как он узнал — светится от счастья, хотя и избегает прямого взгляда. Своей мозолистой рукой он гладит крепкие края бочки, и словно просчитывает в уме, что он будет с ними делать позже. Шпион знает, что сделал верную ставку. Вэнь Цин смотрит на него настороженно. Холёный молодой господин набивается ей в друзья, не имея явных мотивов. Она не глупая и не первый год в этом клане. Всё, чему она была научена, это держать ухо востро. Глупо и самонадеянно пытаться просить о помощи, важно подстроиться и выжать максимум комфорта для всех. Вэнь Гуанмин с достоинством выдерживает этот взгляд. Прищур его невинных оленьих глаз еле заметен через толстую маску, но уверенность сквозит в его позе. — Слова вы на ветер не бросаете, господин, — язвительно, но даже чуть восхищённо протянула Вэнь Цин. — Повезло, что я тоже не из пустозвонов. Она машет рукой, пока открывает дверь в домик. Наконец, у Мэн Яо есть возможность осмотреться нормально, а не вскользь. На стенах сушатся травы, полки забиты плетёнными коробочками с выдвижными отсеками. У другой стены стоит шкаф, доверху набитый свитками и трактатами, рядом с ним сильно нагруженный стол, который, несмотря на свои исполинские размеры, представлял из себя скорее хламовник, чем рабочее место. Там было расчищено немного пространства для того, чтобы в тесноте расположиться с бумагой и чернилами, но ни о каком комфорте речи не шло. Мэн Яо ненавидел беспорядок, а потому не мог понять происходящего. Он поворачивает голову и смотрит на другой стол — там, судя по всему, сидит Вэнь Нин. В разы меньше бумаги и больше пространства. На стене рядом висит меч и даже два веера, а шкаф за столом имеет дверцы. Кое-где расположены талисманы, приносящие удачу и деньги, что несколько позабавило Яо. — Вот, забирай, мы в расчёте, — девушка перескакивала с уважительной речи до неуважительной за несколько мгновений, так что это стоило воспринять, как факт. Она прямо указала на дверь, делая намек ещё более жирным. Ну, под дурачка Мэн Яо тоже мастерски косить умеет. Он невзначай обходит руку и шагает к столу. Его взгляд ещё при входе зацепился за распечатанные письма на столе, и он мгновенно прилипает к ним взглядом, делая вид, что рассматривает рисунки акупунктурных точек на теле человека. — Тут есть небольшая проблема деликатного характера. Я уезжаю в места дальние, оттого брать с собой лекаря — это лишняя морока, понимаете? — он поворачивает голову в ожидании ответа. Настороженный кивок. Он вновь смотрит на стол, цепляя предложения из писем. — Вы знаете специфику нашего клана. К сожалению, вести дела чисто достаточно сложно. Я прикладываю максимальные усилия для того, чтобы минимизировать потери. — У него ещё не было никаких потерь, как и поездок в общем, но растекаться мыслью по древу он любил, умел, практиковал. Память в моменте работала с невероятной чёткостью. — Однако ситуации бывают разные, и я предпочитаю быть готовым, если не ко всему, то хотя бы к большей части. Могу ли я просить вас об одолжении? Оно в рамках разумного, да и вы тоже будете вознаграждены. Все вы, я имею в виду. — Та словно начала что-то подозревать, но Мэн Яо не даёт её мысли оформиться и резко поворачивается корпусом, делая свою позу выжидающей. — Каков характер просьбы? — она скрещивает руки на груди и смотрит с ещё большим подозрением. — Хочу уметь накладывать швы и заживлять сложные раны. Знаю, что в ваших силах научить меня этому. Обещаю, этот адепт — прилежный ученик. — В чём выгода? — Вы будете жить без нужды, я могу обеспечить вам безопасность в перспективе. Вы знаете, что для нашего ордена нет хорошего конца. День всегда уступает ночи, а солнце прячется на западе. — Это опасный выпад. Он доверял своей чуйке, он верил, что раскрыл мотивы тому человеку. От него сложно скрыть суть вещей: изгои в своем клане, статус без должного уважения, дом, битком набитый немощными. И одна она — сильная, но гибкая, как прут. Но даже прут можно разломать, приложив достаточно сил. Молчание повисает в воздухе. Вэнь Нин бледнеет и прикрывает рот рукавом в приступе тревоги, Вэнь Цин вздыхает и обдумывает. Смотрит на стол. — Прочитал? — Да. Она вновь вздыхает. — Я помогу тебе, если ты дашь нам сбежать после. — Дам. Она кивает и манит его к столу.

***

«Разлагается и тело, и душа… Нет антипода, нет сопротивления… Ци человека не способна… Тёмная энергия приносит несчастья её носителю… Могущество имеет свои последствия…» — гласили отрывки.

***

Мэн Яо усаживается на коня. Ему предлагали поездку в повозке и паланкине, но растягивать сомнительное удовольствие долгой поездки на ещё больший срок не хотелось. Он запахивает ворот ханьфу и поправляет пояс. Рядом едут воины, и в этот раз он без своего слуги. Вэнь Жохань не закончил со своими проверками, поэтому он вынужден терпеть компанию грубых воинов, которые скорее сбегут, чем бросятся защищать господина. Они обсуждали его раннее, совершенно не стесняясь, когда готовили лошадей в конюшне. Мэн Яо усмехнулся. Его меч смертельно нежный обнимал его руку, струны таились в рукавах, и он сам был напряжён. Поездка обещала быть тяжёлой и нудной. Однако он получил инструкции и знал, что нужно сделать. Что шло немного вразрез с тем, чего он хотел. Это был последний рубеж, отделяющий его от потери человечности. Граница войны проходила здесь, и он брал на себя ответственность за будущие прегрешения, несовершённые убийства, за будущих жертв. Им предстоял первый город. Юньпин.