***
Ночь приветствует его, как старого друга. Он аккуратно несёт с собой ношу, периодически вытирая пот со лба рукавом. На нём нет привычной маски, он хочет видеть всё от первого лица. Знакомая постройка выглядывает из-за других. Он смеётся бесшумно, крадётся под окнами, свет из которых заливает прилегающую землю. Подойдя к нужному месту, Мэн Яо вытаскивает всё, что взял с собой. В окне темно — обитатели спят. Он коротко молится, словно в насмешку будущим жертвам. Накидывает хворост и сухую траву, поливает её щедро вином. Его немного трясёт и словно морозит, но он продолжает, следя за тем, чтобы не попало на него самого. Он аккуратно перелазит в соседнее окно и находит нужную дверь. Легко подпирает её шкафом, который располагался около стены. Затем Мэн Яо вновь возвращается на изначальное место и достает трубочку, снимает с неё крышку и дует. Небольшой огонёк пляшет на кончике, и он подносит его к траве. Та загорается в мановение ока. Огонь растёт, поглощает жадно деревянные доски, ползёт выше и выше. Внутри раздаются крики, а Мэн Яо смотрит прямо в окно, наблюдая за чужими попытками выбраться. Его взгляд через завесу жара ловит напуганный мужчина с младенцем. Мэн Яо улыбается ему так сладко, что у мужчины начинают идти слёзы. Ему наконец тепло. Впервые он чувствует, что жив, с момента смерти матери. Мэн Яо снимает ханьфу и скидывает его в огонь. Уходит, сопровождаемый огнями праздника в его честь.***
Юньпин, потрясённый световым представлением, погружается в траур. Все боятся, не понимая, откуда пришёл удар. Ответственный орден обещает перепуганным жителям провести тщательное расследование, чтобы убедить всех, что они всё ещё в безопасности. Мэн Яо погружается в привычное состояние, когда он смотрит на всё будто читатель, заинтригованный рассказом. Отделяет свой разум от поступков, к которым причастен. Хотя подспудно он получил удовольствие от последнего своего преступления. Тайна личности поджигателя умерла вместе с хозяином заведения, поэтому у юноши больше нет причин задерживаться в Юньпине. Они отправились дальше к пункту назначения, но произошло то, чего Мэн Яо ожидал в последнюю очередь. Цишань Вэнь начали своё наступление.***
Он гнал во весь опор. В каждом населённом пункте останавливался, чтобы продать лошадь и заменить её на более выносливую. Одна только мысль о том, что случилось в его отсутствие, заставляла его сердце сжиматься в болезненных спазмах. Мэн Яо только и успел переодеться и спрятать маску за пазуху, прежде чем его глупые слуги заметили бы его пропажу. Он бросил их в одном из городов, где предполагалось переманить орден на свою сторону, хотя юноша и имел свои планы на этот союз. Но тут прилетела весточка гонцом от Сяолуна. Тот был в меру предан, да и был не против следить по его приказу. Подчинялся непосредственно юноше, минуя свои обязанности в ордене. «Было совершено нападение на Гусу. Цели не знаю. Результат — они убили главу ордена, многие убиты, верхушка разбежалась, возможно, спаслись, если не добили по дороге». Равнодушный тон, простые слова, но Гуанъяо готов был испустить дух прямо на месте. Его держала в узде только одна надежда — что Лань Сичень достаточно умён, чтобы не бросаться на передовую, и покинул орден, как только смог. Хотя и вполне трезво понимал, что Сичень никогда не бросит тех, кому нужна помощь. Он не мог толком есть, только пил воду, да закусывал маньтоу в коротких перерывах между городами. Минует неделя. Мэн Яо неуклюже парит на мече, пытаясь сократить расстояние до Гусу всеми возможными методами. Карта, которую он приобрёл в лавке, истрепалась настолько, что надписи на ней были едва читаемыми. Впрочем, юноше не нужно видеть её, чтобы помнить маршрут, но он всё равно оставляет метки углём, давая себе якорь. Поля сменяли леса, леса разбавлялись горами, пока постепенно пики гор не стали преобладать. Страшные заснеженные скалы протыкали тяжёлое пасмурное небо. Они возвышались словно стражи, защищающие чистый орден. Мэн Яо едва не расплакался от облегчения, когда увидел знакомые пейзажи. Обессиленно слетев с меча, он едва кубарем не катится по лестнице. Перед глазами немного туманно, но он справляется с ним. Допив остатки воды и заев вяленным мясом, Мэн Яо решает, что продержится ещё столько, сколько будет нужно. Он доходит до ворот, которые ныне валяются обугленные и полуразрушенные. Перешагивает через обломки величественных статуй, с тоской оглядывает почерневшие остатки домиков. Вокруг валяются трупы. Именно валяются. Мёртвые оставлены так, как умерли: на дорожках, в жухлой траве, на пороге домов. Очевидно, Вэни знали, что Лани проходят обряд, который не даёт им превратиться в лютого мертвеца после смерти. Тошнота накатывает, и Мэн Яо сглатывает желчь. Он смотрит на маленьких учеников, которые не успели спрятаться и были сожжены там, где спали в мирные деньки. Смотрит на взрослых, сплошь истыканных стрелами и пронзенных мечами. Те, вероятно, стояли до последнего вздоха. У кого-то отсутствовали части тел. С ужасом он обнаруживает среди останков своего учителя. Его нижняя губа дрожит, горло стягивает жёсткой леской, и он не может сделать даже вздоха. Несмотря на низкую температуру, тела закономерно разлагались, запах стоял тошнотворно сладкий. Он, дрожащий, оседает на землю и закрывает рот обеими руками. Слёзы жгут щеки, наружу рвётся крик. И он кричит, как дикий раненый зверь. Один живой среди сотни мертвецов. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Мэн Яо пытается убедить себя, что это нереально, но и сам понимает, что это совсем провальная затея. Он даёт себе время — неизвестно, сколько сидит на холодной земле, но встаёт, когда чувствует онемение. Щёлк. Лань Гуанъяо попозже оплачет всех и каждого. Сейчас важно пересчитать их и найти ответы на свои вопросы. Он кладёт в ряд тела и берёт бумагу с углём. Вносит тех, кого помнит, на ком есть именные пропуски. Часть оставляет безымянными, но вписывает их пол и примерный возраст. Он сжигает в полуразрушенном храме свечи и со слезами обещает, что похоронит всех, когда предоставится возможность. Плачет и потому, что не находит там важных людей. Братья скрываются где-то вместе с дядей и некоторыми старейшинами. Возможно, с ними есть ученики. А значит нужно искать лагерь. Вэни не побежали отслеживать оставшихся. Это было запугивание, показательная казнь для тех, кто вздумал противиться восходу Солнца. Неважно сколькие выживут, главное, что ущерб был нанесён невосполнимый. Куда могли бежать остатки клана? Ближе всего был бы Юньмен, но они пока не политические союзники, поэтому Гусу Лань не может просто заявиться и просить помощи. К тому же вполне возможно, что на них также будет в скором времени совершено нападение. Значит они будут двигаться на север к Цинхэ Не, минуя Ланьлин. Следует искать лагерь близ городов, где они могли бы пополнять провиант. Нет, не городов. Деревень. Была ниже вероятность, что их станут искать там в случае погони. Да и спрятаться в лесах легче, чем под каменными брусчатками улиц. Мэн Яо складывает бумаги себе за пазуху, аккуратно прижимает листы и становится на меч. Сейчас ему негде взять лошадь, поэтому он молится, что за неделю странствий с ранеными гусуланцы не ушли далеко. Он вновь пьёт воду и проверяет состояние Ядра. Несмотря на то, что он не успел его развить до удовлетворительного — для него — результата, в стрессовых условиях оно учится работать на износ и при этом восстанавливаться. …Холодный ветер пробирает до костей, меч периодически потряхивает, когда он видит лагерь. Небольшие палатки и тенты кучкуются вместе, горит слабый огонь, чтобы не привлекать лишнее внимание, одежда на адептах из белой стала почти серой. Мэн Яо снижается к земле далеко не так плавно, как хотелось бы. Когда он касается сапогами почвы, то мгновенно чувствует холод лезвия у шеи. Он совершенно не слышал шагов или шорохов позади себя, оттого его прошибает мурашками. — Ты кто будешь? — Тяжёлое горячее дыхание около уха, запах крови, ярости. Противник выше, очевидно, выше и сильнее. Широкие ладони обхватывают саблю, но рука не дрожит под весом оружия. Адепты оборачиваются на них, слыша шум, и замирают. Их руки скользят к поясу, где болтается меч. Они сильно напуганы, словно это не один заклинатель, а орда напала на их захудалый лагерь. Но затем из ропщущей толпы выходит Он. Мэн Яо замирает, из глаз катятся непритворные слёзы облегчения. Медовые в ответ расширяются, и вот Сичень уже подбегает к юноше, но сабля так и остаётся на месте. — Старший брат, прошу, это Лань Гуанъяо, он наш! — С явным нежеланием лезвие уходит от чужого горла, и юноша наконец хватается за замызганные кровью и грязью чужие рукава. — Ты нашёл нас… — Гэгэ, я-. Но мир перед глазами меркнет, и юное тело, испытав облегчение, падает на землю.***
Лань Гуанъяо просыпается, накрытый чем-то тяжёлым. Он поворачивает голову и натыкается взглядом на чужой мягкий. Сичень рад его видеть до безумия. — Приношу извинения за неудобства. Не ожидал, что моё тело предаст меня в такой момент. — Юноша садится, не без помощи заклинателя, и разминает шею. — Ох, тебе вообще не стоит переживать из-за этого! — Сичень выглядит исхудавшим. При том, что Гусу Лань никогда не баловал питательной мясной пищей, всё же тогда люди выглядели действительно здоровыми и счастливыми. Сейчас от былого осталась лишь тень. — Я не знал ничего об этой осаде, клянусь, гэгэ, — бесцветным голосом проговорил Мэн Яо. — Мне донесли о падении клана, когда я был далеко отсюда. От меня скрыли это по какой-то причине, хотя до этого предоставляли сведения высокой степени секретности. Они оба замолчали. Было бессмысленно гадать, что было бы если бы, но мысленно заклинатели возвращаются к тому злополучному дню, когда всё могло пойти иначе, расскажи им кто-нибудь о готовящемся нападении. — Что произошло? — Тонкая ладонь Сиченя плотно обхватывает чужое запястье, будто бы считая пульс и следя за током ци. — Был обычный день, пока Цишань Вэнь не пришли с большим количеством вооружённых солдат и не потребовали отдать наши территории под дозорные башни. — Заклинатель с лентой проводит большим пальцем по тонкой коже. — Мы предложили обсудить этот вопрос, но они высказали, что территории так или иначе будут их. Важнее были запретные знания ордена: разрушительные техники, запрещённые виды применения оружия, убийственные мелодии. Знаешь, я, может, никогда и не участвовал в поединках с реальными людьми, но всё равно понимал, что это всё лишь предлоги. Как ты и говорил, они чудовищными темпами наращивают своё влияние и не собираются ждать, пока кланы начнут торговаться. Будут применять силу, чтобы подчинить. Это было быстро. Они начали поджигать траву, пока другая их часть атаковала с мечами. Дядя и А-Чжань остались защищать орден, мне было поручено спасать детей, и тех, кто не может сражаться. Отцу пришлось прервать уединение из-за нападения. К сожалению, он не смог защитить себя, — голос Сиченя задрожал. — Вэни бросили его к ногам дяди со словами «теперь ваш орден принадлежит нам». Это разбило сердце дяди и А-Чжаня. —«Почему он не говорит про своё сердце», — думает Яо. — Тогда это была единственная мысль, которую я ухватил, помогая раненым уйти тайными тропами. Я даже не знаю, живы ли они. — Гэгэ, посмотри на меня. — Сичень поднял на него воспалённые глаза. — Я был там после всего, я искал вас. Там не было их тел, скорее всего, они успели сбежать и сейчас скрываются. У меня совсем маленькая сеть пока, но я обещаю, что буду искать. — Спасибо, А-Яо, это больше, чем я могу просить, спасибо. — Сичень глубоко вдыхает и выпрямляется. Он хочет что-то добавить, но… Неожиданно край палатки отодвигается, и внутрь входит грузный, свирепый мужчина. Он смотрит чёрными глазами сначала на Сиченя затем на больного. — Ох, старший брат, ты здесь. Познакомься с Лань Гуанъяо! — Ты хотел сказать со шпионом? Это тот самый таинственный информатор, который не узнал о том, что на его орден готовится нападение? — Мужчина скрещивает на груди и со скептицизмом оглядывает Лань Гуанъяо с ног до головы. Проститутки имеют дела с клиентами и похуже Минцзюэ. К тому же ему действительно нечем себя обелить, есть надежда только на то, что все в лагере в достаточной степени доверяют самому Сиченю. Впрочем, это всё лирика. Хочет Не Минцзюэ или нет, но при первой реальной угрозе его жизни с этого момента он сбежит. Сичень в безопасности, люди из ордена тоже, поэтому он вполне может их покинуть. — Я попрошу, у этого шпиона есть имя, будь добр уважать его! — Не Минцзюэ не идёт против слов своего названного брата и лишь шумно кашляет. — Лань Гуанъяо, между прочим, друг А-Сана! Это он зря. Лань Гуанъяо до конца не знает, какие отношения у братьев Не. Но, беря во внимание поведение старшего и младшего, ясно, как день, что они совершенные противоположности. Хуайсан — умный, но избалованный ребёнок, Минцзюэ — угрюмый, но заботливый старший брат. И последний, аки доблестный герой, стремится защитить свою кровинушку. Общение с сомнительной личностью явно противоречит планам главы. — Какого чёрта тебе надо от моего брата? Думаешь его переманить к Вэням? Не выйдет! — Сичень останавливает взмахом рукава, смотрит строго из-под ресниц. — Гэгэ, господин Не, давайте выйдем к остальным, мне нужно сделать важное объявление. — Положил конец в высшей степени глупому спору. Доказывать свою невиновность словами бессмысленно, но с этим отлично справятся действия. Они выходят все вместе. Гуанъяо лезет за пазуху и достает конверт с бумагами, подходит с ними к ближайшей бочке. Люди обступают его, повинуясь безмолвной просьбе. Листы разложены по порядку, и Мэн Яо приступает к зачитыванию имён, стирая все свои чувства в момент времени. Он не слышит рыданий, вопросов, громких криков, лишь продолжает чеканить имена. Когда имена заканчиваются, он делает оговорку. — Далее в списке условно обозначены те, кого я не смог опознать или не знал имени. Я описал так подробно, как смог. Если вы узнаете кого-то, то говорите мне — я внесу в список. Список будто бесконечен. Некоторых удалось опознать, некоторые так и потонули в неизвестности. После того, как отгремел последний слог, Мэн Яо передаёт листы стоящему рядом Сиченю и оседает на колени. Затем сгибается и упирается ладонями и лбом в землю. — Этот недостойный просит прощения за то, что не успел похоронить наших падших братьев и сестёр. Но я обещаю, что как только всё закончится, мы вернёмся и сделаем это. Тишина оглушает. А затем крики и ропот раздаются с новой силой. Юношу подхватывают под руки и обнимают, трясут, он чувствует слёзы на своей одежде. В голове шумит, и из звуков есть только громкий стук сердца в ушах. Он отсчитывает ровные промежутки времени. Он не смотрит на людей, а смотрит поверх них, вглубь них, будто тут и вовсе два человека. «Теперь ты видишь?» — сообщает его мёртвый взгляд. Взгляд Сиченя ему расшифровать трудно.***
Лань Гуанъяо решает остаться в стихийном поселении на короткий срок. Повлияли на это скорее эмоции, чем рассудок, но это уже не играет роли. Все проблемы решатся будут по мере их поступления, пока строить планы слишком рано. А людям здесь нужна помощь. Он уходит в город, не боясь погони, закупает огромное количество продуктов: овощей, мяса, рыбы, специй, чая. Находит, где можно купить тканей и приобретает несколько недорогих, но тёплых вариантов. Удочка, силки, верёвки, телега, лошадь — всё, что может облегчить перемещение на дальние дистанции. Лань Гуанъяо помогает готовить, покуда не многим слугам удалось спастись, убирать, подшивать и вышивать. Показывает молодым заклинателям, как разводить костёр без талисманов, учит изготавливать горящие трубки. В один из дней он, проходя мимо медленно замерзающей реки, видит Сиченя, который тщетно растирает испачканную в крови ткань между собой, создавая ещё большую грязь. Юноша улыбается и качает головой. — Гэгэ, ты так только испортишь свой драгоценный наряд. — Заклинатель присаживается на корточки рядом и забирает из чужих холодных рук ткань. — Надо делать вот так! Видишь, кровь так легче отходит. Сичень, кажется, совсем и не смотрел, что ему показывали, а наблюдал за лицом Мэн Яо всё это время. Юноша прокашливается, и заклинатель отмирает. — А, да, спасибо. — Он берёт ткань в руки и развешивает между ладоней. Пару мгновений он хмурит брови и разворачивается лицом к юноше, смущённо улыбаясь. — Напомни ещё раз, как это… Они тратят на стирку несколько палочек благовоний. Несмотря на то, сколько времени утекло, заклинатели абсолютно довольны. Они хохочут, мокрые, но горячие и взбудораженные. Мэн Яо чувствует, словно вернулся в свою тихую гавань, пока не поворачивает голову. Минцзюэ наблюдает за ними.***
Когда ситуация дойдёт до критической точки, Лань Гуанъяо не знал. Но то, что эта критическая точка будет, — сомнений не было. Он вот уже три дня был в лагере. Обстановка не менялась, все также дружелюбно разговаривают с ним, приглашают поболтать и заняться вместе бытовыми мелочами. За ранеными приглядывают врачи, поэтому ситуация настолько стабильная, насколько это возможно. Однако ближе к вечеру он старается, как можно более незаметно добраться до отдалённой палатки Не Минцзюэ, который пошёл на обход территории, по словам жителей. Его желание разузнать больше не связано с какой-то необходимостью, лишь праздное любопытство. Ладно, это не так. Несмотря на то, что он называет себя братом Сиченя, следует проверять таких людей с особой тщательностью — их стальные принципы гнутся под натиском эмоций. Юноша тихо подбирается к палатке, скользя на мече, чтобы не издавать вообще никакого шума. Но очень удивляет, когда свет в палатке уже горит — непозволительная роскошь оставлять зажжённой свечу в период острого дефицита всего, если тебя нет «дома». Юноша подходит в присядку к боку палатки, около ящиков с оружием или едой, он не знает. Судя по теням, внутри двое, судя по родным очертаниям, там Сичень. Мэн Яо закусывает губу. Неясная тревога бьётся в груди, когда он видит тень от какого-то мешка. Тот шевелится и стонет. — Брат, ты не можешь обвинять в дезертирстве Гуанъяо. Он помогал нам всё это время. Ты же сам помнишь ту карту, которую он прислал. Благодаря ей орден Цзинь смог обезвредить несколько мелких групп, которые готовились примкнуть к Вэням. — Взмахивает рукавом Сичень. Он возмущён и напуган, судя по голосу. Готовится перейти на повышенный тон. Мэн Яо замирает. — Тебе нужны доказательства? — Он пинает мешок, тот мычит. — Я нашёл это сегодня при утреннем обходе. На нём не было красной одежды, но зато есть клеймо. Смотри сам. — Грубая ткань рвётся, мешковина трескается по швам под натиском сильных ладоней. Раздаётся вздох Сиченя. — Это подосланный шпион от сам-знаешь-кого. Не знаешь? А я отвечу: твоего добродетеля Гуанъяо. Как бы он ни делал вид, я вижу его истинную натуру. И он крыса, Хуань, самая настоящая. — То, что ты поймал непонятного заказника, ничего не говорит о причастности к этой ситуации А-Яо. — Сичень замирает, выражая всем своим видом скепсис. Лань Гуанъяо ненавидит этот глупый театр теней. Где справедливость? — Думаешь, я бы стал стоять на своём, если бы не был уверен? Вот письмо, которое я нашёл у этого гада, когда обыскивал. Не стесняйся, читай вслух, — подколол господин Не. Сичень же действительно начал зачитывать текст. — Вэнь Гуанмин привёл нас ровнёхонько к лагерю недобитых Ланей, как ты и говорил. Отправь господину письмо с этими координатами. Я насчитал около 20 обычных адептов, Первого Нефрита и первого господина Не. Оба умелые воины, советую просить о внушительном подкреплении. Вэнь Шань. Они оба молчат, солдат в мешке продолжает ворочаться, но быстро замолкает, когда его насквозь пронзает сабля. Предсмертные хрипы окрашивают атмосферу в красные тона. — Это не может быть правдой! — Сичень с подозрением озирается, словно это всё один заготовленный розыгрыш. — Тут слишком мало информации, которая бы указывала конкретно на А-Яо. Минцзюэ в два шага сокращает расстояние до Лань Хуаня и хватает его за плечи. — Одумайся! Тут прямым текстом сказано, что он привёл к нам хвост! Ты не можешь игнорировать это, безопасность всего лагеря зависит от нас. Невинные погибнут, потому что адепт, заигравшийся в шпиона, устроил нам западню! Мэн Яо горько хмыкнул. Он не хороший человек и не питает иллюзий по этому поводу. За свои недолгие месяцы «работы» у Вэней он побывал на парочке «ужинов», ему приходилось добывать информацию и пытать некоторых людей, не многие из которых действительно были близки к планам верхушки. Он закапывал трупы ради того, чтобы прислать примерную карту, найти закономерности в действиях, расчистить путь для отступающих в локальных стычках. Да, как и любой шпион, Мэн Яо прикрывал и свою спину, не сообщая некоторые жизненно важные сведения, чтобы его не раскрыли. Бесконечные жертвы были и будут на его руках, но Мэн Яо не мнит себя богом. Однако же какая теперь разница, да? Вся эта картина вызывает у него одно сплошное мрачное умиление. Неважно проститутка он или уважаемый заклинатель — его оценивают всегда одинаково. Моменты счастья неизбежно коротки в его жизни, он не успевает их попробовать на вкус. Есть и плюс, чёрная полоса жизни до боли знакома ему, а потому Мэн Яо чётко знает, что делать.***
Он приходит на рассвете к спящему Сиченю и трясёт его. Уставший, какой-то бледный и поблекший заклинатель сначала не понимает, что происходит. Когда его взгляд фокусируется на Мэн Яо, он сглатывает, но быстро прячет неуверенность за смущением. «Врать совсем не умеешь», — шепчет в мыслях Яо. — Гэгэ, ты можешь ответить мне на несколько вопросов? Это очень важно. — Конечно, А-Яо, что-то случилось? Мэн Яо сжимает и разжимает кулаки. Желваки напряжённо играют, ямочки отчётливо проступают на щеках. — Я нравлюсь тебе? — Ч-что? — Сичень делает по-совинному широкие глаза. — Конечно, ты мне нравишься! Не переживай, ты всем здесь нравишься! Ситуация заставляет пот течь по вискам Яо. — Нет, гэгэ, ты испытываешь ко мне чувства? — юноша проникновенно смотрит в чужие глаза. Надежда горит в них. — Ты имеешь в виду, как… — Сичень явно чувствует намёк, но боится произнести вслух слова. — Как к мужчине, гэгэ. Я нравлюсь тебе как мужчина? — он хватает за руку Сиченя, но тот словно сильнее пугается всей ситуации. — Я не понимаю. Не понимаю! Почему так внезапно к чему этот вопрос? Мэн Яо слышит ответ, который ожидал. Он склоняет голову и душит слёзы. Всё неважно, всё не сейчас. — Ты можешь прямо сейчас рассказать мне, куда вы направляетесь? Куда вы хотите идти? — Мэн Яо предельно сосредоточен. — Что происходит? — Юноша не отвечает, лишь смотрит, ожидая ответа. — Я не могу сказать тебе. И замирает, словно понимая, что он только что сказал. Его тёмные, как смоль, глаза из-за нулевого освещения смотрят на Мэн Яо. Тот вздыхает и широко улыбается. — Всё в порядке, гэгэ, ты поступил правильно. Не кори себя. — Тонкая игла входит в чужую шею, и Сичень не успевает вымолвить ни слова, прежде чем начинает падать. Но удара о дно палатки не происходит, заботливые ладони аккуратно укладывают его на разворошённую постель. — Скоро вы сможете вернуться в Гусу, я дам вам знак. Вам решать, верить или нет. — Распахнутые упрямые глаза Сиченя умоляют вытащить иглу, но Мэн Яо непреклонен. Он подбирает свой походных мешок и закидывает его в рукав, разворачивается на пятках и смотрит с печалью. — В изголовии ложа Сияет, светлеет луна. Показалась похожей На иней упавший она. Посмотрел на луну я, Лицо к небесам обратив, И припомнил родную Страну я, лицо опустив. «Люблю тебя» гаснет в предрассветной мгле. Мэн Яо встаёт на меч, и ветер уносит его на новый маршрут.