***
Возможно, игнорировать себя в такой сложной ситуации — не лучшее решение, но единственное возможное теперь. В ближайшем городе, названием которого он даже не интересуется, юноша покупает номер на постоялом дворе, карту и пару сосудов вина. Достаточно, чтобы захмелеть, но мало, чтобы потеряться. Надо отвадить от себя подозрения. Есть несколько переменных, которые влияют на его судьбу решающим образом. Орден Ланей, второй наёмник, орден Вэней. Здесь словно задача с капустой, козлом и волком — кого ни перевези, всегда проигрываешь. Если он хочет спасти свою шкуру, то ему вполне достаточно убедить Вэней, что Лани повержены. Однако вмешивается наёмник, у которого могут быть инструкции, что делать в случае пропажи второго. Соответственно, он может поймать наёмника первым, но не успеть проконтролировать ситуацию, при которой Вэни бросают силы на уничтожение Ланей. Варианта с тем, чтобы убедить Ланей действовать вместе и убедить всех в своей смерти — нерабочий по обновлённым обстоятельствам. Но главная переменная здесь — сам Вэнь Гуанмин, который разворачивает карту. «Я возвращаюсь в орден и отрубаю голову одному из учеников, забираю все их жетоны. Трупы никто не считал, вряд ли их знают по именам в лицо. Приношу это Вэнь Жоханю. По дороге до него мне надо найти предателя. Как? Надеяться на то, что он засел в том же городе в ожидании ответа товарища. Я приду туда без грима — он только выдаст меня. Убью второго и отправлюсь в орден. Там скажу, что наёмники погибли, отстаивая честь ордена в борьбе с предателями. Да». С этого начинается его путь. Руки словно сами собой поднимали окоченевшие трупы, выбирали, кого обезглавить. Держали меч тоже сами, сами брали жетоны. Его гнилое нутро обливалось слезами, но сам он был непоколебим. Мешочек цянькунь весил так много, или это вина давила неподъёмным грузом? Он снял с себя кусочек белой ленты, который трепетно хранил всё это время, и повязал на ручке ворот. Он ел, что придётся, пил чуть ли не из подмёрзших луж. Осень вовсю бушевала, потому он приобрёл тёплую накидку с меховым воротом. Вот только холод не уходил, а держал в колючих тисках. Юнань, как и унылая осень, тоже словно притих. Деревья торчали из промёрзлой земли, люди, недовольные и угрюмые, бросали на него уничижительные взгляды. Экий вельможа приехал к ним, аль чиновник — пёс паршивый в парчовых одеждах да и только! Он пошёл в ту же гостиницу, в которой они остановились в своё время. Иногда самый очевидный вариант — самый правильный. Сумерки давно опустились на город, а потому не страшась быть запомненным, Вэнь Гуанмин бесшумно поднимается к комнате и прислушивается. Приглушённое ворчание и шёпот пламени свечи — вот и все звуки, однако их достаточно. Он протыкает тонкую бумажную стенку и смотрит, видя, как человек за столом что-то чертит и ругается. Юноша приоткрывает дверь и аккуратно пролазит внутрь. Его меч плавно соскальзывает с пояса и, словно змея в прыжке, набрасывается на шею воина. Тот не успевает даже закричать, когда его голова с мерзким глухим хлопком падает на стол. Он забирает все доказательства с собой и оставляет лишь брызги крови да звенящую тишину разбитого сердца. Он хоронит его на местном кладбище и ломает своим мечом его меч. Непригодное оружие скидывает в канаву рядом, зная, что теперь оно не пробудится, напитавшись тёмной энергией. Его гибкая лоза уникальная и наносит ранения, от которых невозможно оправиться. Он не может нащупать пульс трясущимися руками, отчего в его голове укрепляется мысль, что он теперь хладнокровный убийца. Несмотря на жар в ушах и непослушные руки, он в этот миг зовёт себя жестоким демоном. Но теперь не хочет раскаиваться за это. Возвращение в орден Вэней проходит так, как ожидалось. Взмыленный Вэнь Гуанмин вбегает внутрь переговорной и падает на колени, он кланяется проклятому монстру на троне и бьёт челом, выражая раскаяние, повторяя «я сделал, что смог», как мантру. — Да прекрати же ты в конце концов! Расскажи, что произошло, — раздражённый, Вэнь Жохань машет ладонью, словно отгоняет назойливую муху. Вместо слов Вэнь Гуанмин достаёт мешочек и вытряхивает содержимое. Нарочито небрежно потрошит своё сердце на моменте, когда раздаётся глухой стук и звон множества жетонов, но ни один мускул не дёргается. Советники удивлены, но не подают виду до первой реакции предводителя. Однако долго ждать не приходится. — Где те, кого я к тебе приставил? «Он даже не помнит их имена». — Они не вернулись с тобой? — Мы избавлялись от остатков, которые смогли отыскать. К сожалению, господа заклинатели погибли, защищая меня. Я похоронил их достойно, как смог. «Тебя это не интересует, я знаю». — Среди убитых есть Нефриты или старик? — Нет. Их не было в обнаруженном нами лагере. Однако даже если они и живы сейчас, то несут значительные потери. Сомневаться в их полном разгроме нет нужды, владыка Вэнь. — Подобострастный поклон. Стоящий рядом Вэнь Чжулю щурится. — Вы действительно одолели стольких умелых воинов втроём? Разве это не звучит, как полная выдумка. Вэнь Гуанмин пожал плечами. — Я не говорил, что победили мы их честно. Пришлось сильно постараться, заманивая их в ловушки и придумывая стратегии, чтобы вывести из строя хотя бы треть. Вэнь Чжулю, вероятно единственный человек с высокой моралью, лишь неприязненно скривился, будто проглотил лимон. Вэнь Гуанмин не повёл и бровью. Плотная маска на его лице не давала проскользнуть ни единой эмоции. Шрамы вновь полосовали его кожу. Ткань едва трепыхалась под силой дыхания. Гуанмин знает, что к нему относятся с подозрением. Юноша бы сильнее усомнился, если бы ему доверяли — это бы означало, что кто-то точно не заслужил своих званий. Но сейчас принесённые доказательства действительно весомые, и некоторую долю симпатий он заслуживает. В конце он получает список провинций, куда ему нужно отправиться, — эта миссия могла растянуться на месяцы, если не рассчитывать время с максимальной эффективностью. Гуанмин чувствует себя ломовой лошадью, которую запрягли посеять ещё одно поле. Зачем они отсылают его? Он не понимает. Не доверяют общаться с вышестоящими, но запросто дают право на решение кучи внешних вопросов. Разве это логично? Тем не менее за это время он обучается писать письма разным почерком и полностью копировать манеру речи. Теперь его рука один в один высекает из дерева печати в форме символов кланов, юноша мастерски водит за нос почту Вэней и манипулирует ей, как хочет. Возиться пришлось с финансовыми отчётами, которые он переписывает от руки раз сто, просто чтобы понять, сколько присваивает себе, а сколько отсылает в орден. Заклинатель неглупый, он не забирает больше, чем это было бы заметно. Просто для комфортной жизни. Гуанмин может позволить себе всё: роскошную безбедную жизнь, любую еду, дорогие украшения и одежды. Но сердце рвётся к тому, кому так же ночью одиноко светит луна.***
Это очередная незначительная миссия для посла, а именно им себя считает Вэнь Гуанмин, только теперь в Куйчжоу. У него есть чёткое задание — вербовать под «своих» мелкие кланы, которые в будущем дадут армии Вэней численное преимущество. Очевидно, ни Вэнь Жохань, ни кто либо другой не говорил напрямую, зачем вообще ему это делать. Но и не дурака на такую важную работу взяли — Гуанмин всё понимает. Даже лучше, чем хотелось бы. Он толкает тяжёлые ставни двери, пока рядом топчется Вэнь Нин. Вэнь Нина он выторговал у сестренки Цин, — она ненавидит это обращение, — пообещав, что так у его брата больше шансов выжить. У этой ветки благородного рода в целом не так много привилегий. Да, у них выше звание, да, лучше происхождение. Но сам глава вытирает ноги об одарённого доктора, так почему слуги должны их уважать? Так что рядом с Гуанмином тот хотя бы не «потеряется» или «не упадёт случайно в силки», «не поскользнётся у реки», «не упадёт с лестницы», как во все предыдущие разы. Вэнь Нин в целом забавный юноша. После всех тягот, которые перенёс Гуанмин, компания мягкого и не навязчивого парня даже приятна. По большей части горе-лучник молчит или пыхтит, заикается, если задать вопрос. Но никогда не перечит и стойко сносит любые испытания. Эти самые испытания, конечно, Гуанмин не стремился устраивать, но иногда вынужденные привалы, дожди или ветра появлялись там, где их меньше всего ожидали. Поэтому они вдвоём искали пещеры, разводили костры, стирали мантии и отжимали носки — почти боевые товарищи. После смерти двоих наёмников, Гуанмин потратил все актёрские навыки, чтобы изображать скорбь по двоим уродам, хотя ничего и никогда не хотел сильнее, чем осквернить их могилы и могилы их родителей. Он бы порезал их на тоненькие кусочки, кости бросил собакам, а потом сжёг бы. Нет-нет. Он бы снял кожу, а потом сжёг. Нет. Он… — Господин? У вас очень странное выражение лица. Гуанмин трясёт головой и усмехается. Опять пропадает в своих мыслях. Слишком часто и не к добру это. Знал бы добряк Цюнлинь, что в голове у это посла. Они проходят внутрь ордена. Орден этот совсем небольшой: пространство тут не очень много, но видно, что каждый цунь отделан с любовью и аккуратностью, сады в холодное время оценить сложно, поэтому Гуанмин переводит взгляд на главное здание. На входе две каменных статуи, рядом с ними стоят слуги в искусно выделанной одежде. Заклинателей приглашают внутрь Юэян Чана. На возвышении в комнате уже стоит глава ордена Чан Цян. Он приветствует заклинателей, сгибая спину, и жестом руки приглашает гостей к столу. Вэнь Гуанмин совершенно не впечатлён. У него чёткие требования, и он знает, что должно быть исполнено по итогам переговоров. Фактически, это даже не переговоры, а фикция, создание образа ради повышения лояльности. Вероятно, все присутствующие и так это знают, но услужливо молчат, принимая во внимание статус. Всё здесь выглядит, как красивые декорации, нежели как обжитый орден. Приклеенные улыбки на слугах, совершенно пустые разговоры. Гуанмин смотрит на Цюнлиня, который весь извертелся и понурил голову — вот и главный показатель того, что им пора выдвигаться, но перед этим подвести черту в разговоре. — Господин Чан, ваш орден продемонстрировал свою преданность клану Вэнь всеми возможными способами, я действительно верю вам. Нет нужды здесь распыляться. — Глава нервно потирает руки. — Позвольте быть откровенным с вами, мне нужна ваша лояльность непосредственно ко мне, понимаете? Мы никогда не отрицаем возможности того, что шпионы могут следить за нами повсюду, а потому есть большой риск сорвать операцию, понимаете? Кланы должны действовать на опережение, понимаете? Я скажу вам по секрету. — Гуанмин подходит вплотную к главе и наклоняется, прикрывая рот рукавом. — Вы очень важны для нас. Вам оказана великая честь быть нашим помощником, а потому я прошу вас верить лишь мне и передавать любую информацию только мне и никому больше. Мы заключим такую сделку? — Господин Вэнь, право слово, вы одариваете нас своим вниманием, мне даже неловко, что мы так скромно вас встретили. Но я полностью разделяю вашу позицию и желаю плодородного сотрудничества наших кланов. — Цян нервно смеется и прокашливается. — Позвольте представить вам следующего главу, поскольку я уже стар. Но ему вы можете доверять ничуть не меньше, чем мне. Представься, олух! — шёпотом. — Чан Пин приветствует господ Вэней в нашем скромном клане. — Зелёный наивняк стоит и потеет тут, выпрашивая милости у людей, которые его младше. Впервые Гуанмин чувствует такую власть над ситуацией. Это даже малость весело. — Ну что в-вы! Не стоит так церем-мониально, всё ж-же мы п-п-партнёры! — Вэнь Нин явно не разделяет его высокомерия, но его слова спускают с небес на землю, напоминая о самом важном — работе. Они обсуждают, как будут высылать деньги на имя Гуанмина, все письма отправлять через специальные заведения, также подписывают документы и ужинают. Под конец вечера у юноши начинает трещать голова от жара разогретой в зале печи, да и острая еда заставила его желудок ворчать. Так что он начинает ёрзать на манер Вэнь Нина. Маска на лице ему очень сильно жмёт, сама кожа потеет и чешется. Он смотрит с ненавистью на всех присутствующих и в какой-то момент не выдерживает, вздыхая. Глава мгновенно спохватывается. — Господа, должно быть, устали! У вас есть место для ночлега? — Видимо готовясь отдать приказ, он уже заносит руку. — Конечно. Мы же прибыли сюда не просто так и знали, что останемся. — Гуанмин развлекается, смотря на побледневшее лицо Чан Цяня. — Мы покинем вас. Они накидывают тёплые плащи и идут по дорожке до выхода, сопровождаемые слугами. Когда ворота закрываются, Вэнь Нин будто разом сдувается. Его походка становится чуть более развязной, и выглядит он гораздо менее зажатым. — Хорошо, что мы у-у-у-шли. — Справедливости ради, рядом с Гуанмином Вэнь Нин стал заикаться гораздо меньше, чем раньше, хотя о полном избавлении от дефекта речи никто даже не мечтал. — Но господин, у нас нет места для ночлега, куда нам идти? Пока Вэнь Нин говорил, юноша осматривался. Его привлёк дальний переулок, откуда его чёткий слух улавливал странные завывания. Было бы нехорошо, будь это нечисть — им ни к чему лишний шум в этом городе. — Вот что, ты иди и разыщи нам, где переночевать, встретимся около конюшни, где мы оставили лошадей, понял? — Юноша уже разворачивается, но чувствуется слабую хватку на руке. — Вы уверены? — Смышленый Вэнь Нин как обычно не промах, но в бою он пока совершенно бесполезен. Гуанмин кивает ему. — Х-хорошо, будьте осторожны. Они расходятся. На улицах действительно темно, но слабый свет окон позволяет видеть дальше собственного носа. Он движется на звук. Завывание отчётливо доносится откуда-то с угла. Когда Гуанмин подходит ближе, звук мгновенно замолкает. «Неужели спугнул?» — но всё равно решает проверить. Каково его удивление, когда он поворачивает за угол и видит груду каких-то досок, мусора, травы и земли, накинутых в одну кучу. Заклинатель списывает на то, что ему, возможно, послышался звук, и это лишь ветер, но в тот же момент всем нутром чует маленькое движение внутри. Он подходит ближе и начинает раскапывать хлам, пока его рука не хватает что-то еле тёплое, тонкое, обёрнутое в грубую ткань. И это что-то крайне недовольно. — Отпусти, собака такая! Чавой тебе надо тут! Пиздуй отседова подобру-поздорову, ни то ручки-то отгрызу те! — В назидание «что-то» издаёт низкий рык. Вэнь Гуанмин под маской искренне улыбается. Ребёнок из-за всколоченных волос больше похож на зверёныша — с молочными тупыми зубами, но горящими глазами. Его одежда больше похожа на уродливо сшитый между собой холщовый мешок, ноги в странного вида потёртой обуви, нездоровый лихорадочный румянец отдаёт бледной синевой. Он думает задать вопрос, но заранее знает ответ: родителей нет, либо тем совсем всё равно на состояние своего ребенка. Тощий, как кустарная ветка, он походит на пятилетку, но чёткость произношения выдаёт в нём более взрослого. Затем его взгляд падает на нечто, что ребёнок прижимает к своей груди, и сердце заклинателя гулко отдаёт ему в голову. Фиолетово-чёрная кисть с обезображено висящим мизинцем, который, казалось, держался только на коже. Сколько мальчик пробыл в таком состоянии — неизвестно, но у Мэн Яо всё сжалось внутри, и он опустился на колени. — Проваливай, либо дай денег! — Обнажает зубы с выступающими клыками ребенок. Мэн Яо стягивает с лица ткань, а затем и маску. Он снимает плащ, мгновенно ощущая уличный мороз, и гуськом ползёт к пострадавшему. — Не подходи! — Тот если и удивился неожиданной смене имиджа, никак это не показывает. Подступить оказывается не так-то просто, поэтому Яо решает зайти с другого края. — Я не буду подходить к тебе, но ты замёрз, я вижу. Возьми мой плащ. — Видя, что с рук маленький человек брать не хочет, заклинатель оставляет свёрнутую одежду прям рядом с худой ногой. Затем делает два шага назад и вновь садится на корточки. Зверёныш смотрит недоверчиво. Он ждёт, что за край плаща потянут или с него потребуют что-то взамен. Проходят долгие минуты, двое смотрят друг на друга. Мэн Яо ждёт, пока крепость падёт. И она падает. Молниеносным движением ребёнок хватает ткань, которая ещё хранила тепло своего владельца, и пытается одной рукой натянуть на себя. Когда ему худо-бедно удаётся это сделать, Мэн Яо поднимается. Детёныш мгновенно каменеет и смотрит пылающими глазами исподлобья. Заклинатель разворачивается и уходит, не произнося и слова. Как только Мэн Яо заворачивает за угол, то сразу ускоряет шаг. Он находит ближайшую лавочки с едой и просит что-то с минимальным содержанием масла. Ему выдают две паровые булочки и засахаренные ягоды. Да, возможно, ребёнку, который неизвестно сколько голодал, это дать будет не самым умным решением, но заклинатель преследовал другую цель. Холод постепенно проступает через плотные одеяния. Как этот ребёнок не умер от холода в такой мороз? Когда юноша возвращается, он наблюдает занимательную картину — маленького человека разморило от тепла, и он, накинув капюшон, клевал носом и безрезультатно боролся со сном. Однако, заслышав шаги, мгновенно сбрасывает это состояние, хотя звезды наверняка стоят перед глазами. Мэн Яо присаживается на почтительном расстоянии, стараясь изображать полное умиротворение, словно ничего странного не происходит. Он пытается максимально близко, насколько позволяет ситуация, положить булочку. Мгновение спустя заклинатель видит, как половина булки пропадает в маленьком рту, и от удивления поднимает брови. Маньтоу прикончена в момент, на что Мэн Яо совершенно не рассчитывал, однако без колебаний протягивает свою. Ребёнок глотает как можно быстрее всё, что попадает в рот. Когда он заканчивает, его проснувшийся после долгого голода живот просит ещё громким завыванием. — Прости-прости, я не думал, что так получится. У меня осталось только это. — Протягивает засахаренные ягоды на ладони. Ребёнок, недолго думая, грязной рукой выхватывает сколько может и суёт в рот. Ладонь закрывается. — Прошу, ешь медленнее. Они сладкие, но не сытные, нет толку быстрее их съедать, почувствуй вкус. — Мэн Яо не глупый, он знает, что не голод основная причина спешки, а то, что еду могут отнять в любой момент. Но акцент решает не делать и разжимает руку. Тот смотрит злобно, но теперь берёт по одной и нарочито медленно пережевывает. Яо выжидает. Движения мальчика становятся всё медленнее, он хлопает глазами заторможено, тело сотрясает слабая дрожь из-за потепления. — Послушай, я могу взять тебя с собой и помочь твоей руке. — Ребёнок мгновенно напрягается и скалит зубы. Эти два действия начинают утомлять заклинателя, но он опять не подаёт виду, позволяя доброжелательным ямочкам украшать красивое лицо. — Отойди от меня! Думаешь, покормил и я всё что хочешь сделаю? Ишь, рот раззявил! Да ничего мне этого и не нужно было. — Но плащ сбрасывать не спешит. Мэн Яо прикидывает в голове. Он может потратить на уговоры ещё часть времени, но на самом деле помощь нужно уже начинать оказывать. Сейчас кровь активнее пойдёт по венам, разогретая внезапным теплом, а значит все приостановленные процессы в руке возобновятся. За считанные секунды он дёргает мальчика на себя за полы плаща и пеленает его, как младенца. Ребёнок начинает рычать и вырываться, но Мэн Яо крепко держит и прижимает к себе. Напуганный зверёныш чувствует себя загнанным в угол, а потому впивается в плечо, надеясь застать незнакомца врасплох. Но тот даже не дёргается. Тёплая уверенная рука ложится на худую укутанную спину и гладит — медленно, не настойчиво. — Я не хочу вырубать тебя, мне нужно, чтобы ты видел, куда мы идём. — Зубы сжались сильнее. «Терпи, — приказал себе заклинатель, — терпи». Они приближаются к конюшне. Там стоит нервный Вэнь Нин. Он поглаживает одну из лошадей, которая заодно пытается сжевать его волосы. Заклинатель радостно вскрикивает, когда видит господина, но сразу настораживается. — Кто это? — Слышит рычание из-под ткани плаща. — Ваше лицо… Маска греется за пазухой. — Ты умеешь проводить операции? — Вэнь Гуанмин наклоняется к Цюнлиню, игнорируя ноющую боль в плече. Тот растерянно хлопает глазами. — Отвечай! — Н-нет, я видел, как моя сестра их делает, но сам никогда… — Отлично, веди нас в гостиницу. — Ребёнок забился сильнее в руках, но не издал ни звука — знал, что бездомный поберушка никому не нужен. Когда они приходят в симпатично обставленное помещение, Гуанмин быстро заказывает бочку с горячей водой, бинты и ужин на двоих. Просит также приготовить лёгкий шёлковый суп из чёрной курицы с ягодами годжи — на будущее для зверёныша. Дальше время течёт быстро. Он обездвиживает иглой ребёнка, затем даёт ему обезболивающее. Детские глаза смотрят на него с чёрной ненавистью, прожигают его. Это бьёт наотмашь по сердцу, но Мэн Яо не позволяет себе попасть под их влияние. Он накрывает тканью лицо, и достаёт свой меч. — Инфекция не добралась так глубоко, как могла бы, — задумчиво тянет Вэнь Нин, — возможно, из-за холода. Нам повезло — она пока не распространилась на пальцы, но мизинец уже не восстановить — т-там просто каша. — Резать умеешь? — Гуанмин ожидает отрицательного ответа и получает его. — Значит резать буду я, но под твоим руководством. Они протирают руку, трогают и изучают, решают, где и как правильно отсечь палец, чтобы сохранить подвижность кисти. Сама операция проходит на удивление быстро. Сложности возникают с тем, чтобы зашить рану, и Вэнь Нин, трясясь, как осиновый лист, садится за это занятие. На удивление, его руки с ниткой и иголкой не дрожат. Когда они убирают все признаки, указывающие на кровавую бойню, Мэн Яо подходит и снимает ткань с детской головы. Она намокла в районе глаз и прилипла. Ребёнок смотрит на заклинателя непонятным взглядом. Слова сами просятся наружу. — Мы смогли сохранить столько, сколько позволили обстоятельства. Мизинец будет заживать в районе нескольких месяцев, лучше принимать в это время обезболивающие травы. Сейчас я хочу вытащить иглу, но если ты решишь потрогать или размотать бинты на руке — не надо. Ты не обязан доверять мне на слово, но не делай себе хуже. — Всё время пока заклинатель говорил, он гладил безымянного по голове. — Если после того, как я дам тебе возможность говорить, ты захочешь уйти, то я выдам тебе всё необходимое — деньги, лекарства. Но есть и другая опция. Прожигающий взгляд, юноша вздыхает. — Ты можешь остаться с нами. — Вэнь Нин встречает хозяйку, которая принесла то, что просили. — Я пока не знаю, куда мы тебя пристроим, но просто поверь, что место найдётся. Юноша вытаскивает иглу, и ребёнок мгновенно ощетинивается и отползает. Маленький человек рассматривает свою забинтованную кисть и пытается понять, что чувствует по этому поводу. Неожиданно он ведёт носом и заинтересованно оглядывает комнату. Вэнь Нин как раз заканчивает с сервировкой стола, где стынет их ужин. Мэн Яо стреляет глазами и решает действовать нахрапом. Он подходит вплотную к ребёнку и берёт его за здоровую руку. Тот пытается выдернуть конечность, но заклинатель мягко тянет его за собой. — Давай поедим, я взял тебе вкусный суп. — У зверёныша округляются глаза, и на добив. — С курицей! Чёрного цвета, представляешь? Дорога-а-ая и очень вкусная! Согласен, Вэнь Нин? Вэни Нин — святая простота — кивает и хлопает глазками, зазывающе машет рукой. Ребёнок робко совершает нетвёрдые шаги, но им удаётся дойти до низкого столика. Встаёт новая проблема: даже слепому было бы видно, что руки детёныша, отогретые теплом печи, трясутся как бешеные. Едва ли он сможет ровно двигать, а про то, чтобы держать, речи вообще не идёт. Но тут для беспризорника с улиц вопрос чести и достоинства. Повезло, что тактичность — второе (или четвёртое) имя Яо. — Твои руки пострадали от холода, есть большая вероятность, что восстанавливаться они будут продолжительное время. Позволь. — Не дожидаясь разрешения, Мэн Яо берёт сухую шершавую детскую ладонь и начинает её вертеть, словно лекарь. Он с важным видом кивает и задумчиво мычит, затем разворачивается к Вэнь Нину и спрашивает. — Как ты думаешь, можно нагружать эту руку? Этот спектакль для одного зрителя оказывается под угрозой срыва, потому что Вэнь Нин не сразу понимает, что от него хотят, но — надо отдать должное — он быстро берёт себя в руки. — Да, господин, сейчас лишняя нагрузка может снизить скорость восстановления тканей и привести к будущим проблемам с мелкой моторикой, — даже не заикаясь, протараторил недолекарь. Ребёнок смотрит на них поочередно, но с одинаковым недоверием. Он понимает, что что-то не так, но ему не хватает смекалки и опыта, чтобы понять, в чём конкретно его дурят. Когда Мэн Яо берёт в руку ложку, набирает суп и тянет к нему, беспризорник делает невероятно изумлённое лицо. Его мысли ведут борьбу, и детёныш смотрит на свои руки, перебирает в уме слова про лечение. С неподдельным страданием он всё же открывает рот, и Мэн Яо из последних сил сдерживает смешок. Впрочем, гордость быстро уходит на второй план, когда вкус шёлкового супа достигает его языка. Ребёнок ёрзает от нетерпения, прежде чем очередная ягода годжи или счищенный с кости кусок куриного крыла оказывается у него во рту. И несмотря на то, что порция не особо большая, видно, что он быстро наедается. — Как тебя зовут? — между делом интересуется Мэн Яо. Следует молчание, пока безымянный жуёт, раздумывая над ответом. С деланной ленцой и высокомерием произносит: — Сюэ Ян. — Задирает подбородок. — Вэнь Гуанмин, Вэнь Цюнлинь, — поочередно представляет всех заклинатель. — Т-ты мож-жешь звать нас гэгэ, мы не против. Гуанмин пожал плечами. Не страшно, ему без разницы. — А сейчас, Ян-Ян, я предлагаю тебе помыться. Нин-гэ тебе поможет. — Всё же настоящая искренность была лучше его лживой. Притворство дети хорошо чуют, а он пока не готов полностью раскрыться перед найдёнышем. Пока Вэнь Нин пытается отмыть человека на девяносто девять процентов состоящего из грязи, Мэн Яо спускает с плеча одежду и наблюдает тёмный синяк от чужих зубов. Хватка цепкая, как у тренированной собаки. Решение подобрать случайного ребёнка нельзя назвать ответственным. Но просто накормить и оставить дальше мёрзнуть человека с раздробленным пальцем — бесчеловечно. Мэн Яо хочется верить, что это во многом случайное решение сигнализирует о том, что несмотря на все свои прегрешения, он всё ещё способен на добрые дела. Не демон же он в конце концов? Сюэ Ян оказывается в целом милым ребёнком, пока не открывает рот. Тогда из него выходят такие слова, которые не все взрослые в своей речи используют. Мэн Яо решает узнать, что всё же стало с его рукой. — Кто сделал это с твоей рукой? — Сюэ Ян мгновенно оскалился, и его волосы словно встали дыбом. В целом он был похож на надувшуюся кошку. От истории у обоих заклинателей появились неприязненные мурашки. Совершенно глупая, неуместная шутка или намеренный розыгрыш — неважно. Главное, что всё закончилось катастрофой жизни одного конкретного человека. Под конец рассказа Сюэ Ян сидит на грани слёз. Мэн Яо рискует и подсаживается ближе, кладёт руку на худую спину — ребёнка завернули в какую-то местную одежду. И детёныш начинает плакать. До того горько, что даже у Вэнь Нина начинают дрожать губы от переполняющих эмоций. Сюэ Ян сгибается, стараясь не двигать больной рукой и прижимается к колену Гуанмина. Вэнь Нин садится вплотную и прижимает его к своему боку. Вместе они слушают грудной, отчаянный плач, а в голове рождается план мести.