Посторонние

      — Может, перестанешь? — губы Цзинь Гуанъяо дрогнули, лишь на мгновение выдав удивление этому вопросу. Возможно, если бы Цзян Чэн не смотрел на него так пристально, он бы даже и не заметил эту перемену.       — Что глава Цзян имеет в виду? — и без того лисьи глаза сощурились ещё больше в уже даже нескрываемом любопытстве. Верхняя губа Ваньиня невольно дёрнулась, и он отвёл взгляд.       — Улыбка. Неужели не надоело это притворство?       В отдалённой беседке за Башней Кои повисла тишина. Где-то вдалеке в пруду плескались карпы, ветер сбросил с ближайшего цветущего дерева пару лепестков. Цзян Чэн молчал — Цзинь Гуанъяо тоже. Лишь спустя несколько мгновений он нашёлся с ответом:       — Почему притворство? — Ваньинь против воли нахмурился, снова переводя взгляд на главу ордена Цзинь. И на улыбку, которую он уже видел несколько сяоши кряду — весь Совет кланов и сейчас, когда они остались вдвоём. От её наигранности уже начинало воротить.       — Не знал, что такой проницательный человек может не замечать такой очевидной фальши за самим собой. Большое упущение, не думаешь, глава Цзинь? — язвительность в их разговорах уже давно стала нормой. Не то чтобы с другими людьми Цзян Чэн сильно себя сдерживал — главе клана Яо, например, каждый раз доставалось предостаточно. Но всё же он старался не переходить определённые рамки.       — А ты, значит, замечаешь? — здесь же в ответ Ваньинь получал если не едкие слова, то как минимум пронзительный взгляд, где-то на дне которого точно плясало с дюжину демонов. Так что мук совести за свою наглость — которую, впрочем, таковой не считал — он не чувствовал.       — Замечаю. И предпочёл бы, чтобы такая улыбка мне адресована не была.       Потому что точно так же улыбался отец — вежливо и одинаково всем, что главам орденов, что подчинённым, что собственным детям. Словно разницы между ними не было никакой. Это, если подумать, не так плохо… Но словно неживой холод, исходивший от лёгкого изгиба губ, в какой-то момент приелся.       Может, улыбка та и была искренней. Но в это почему-то не верилось. Нельзя ко всем относиться одинаково хорошо. Кому-то явно приходилось врать этой улыбкой. Цзян Чэну казалось, что врут ему. И даже если он ошибался, даже если сейчас это не так — повторять старые чувства не хотелось.       Хотя кто сказал, что к его просьбе собираются прислушиваться?       — Так лучше?       Тем удивительнее было то, что, повернувшись к главе Цзинь вновь, он в самом деле не увидел улыбку.       Видеть Цзинь Гуанъяо без привычно поднятых уголков губ было... Необычно. Внезапно пропала вся его уживчивость и впечатление человека, который рад всем и каждому в стенах Башни Кои. Исчезло обманчивое дружелюбие, которое многие воспринимали за чистую монету, готовность решить все проблемы сразу и избавить окружающих от всех неудобств, жертвуя своим временем и силами.       Остались только усталость и безразличие к происходящему. А в глазах, на самой глубине, словно странный огонёк давней обиды и почти злости — внезапности которого на обычно доброжелательном лице неподготовленному можно было бы и испугаться, но кто Ваньинь такой, чтобы пугаться взглядов?       У него самого, наверняка, взгляд не лучше.       — Значительно, — ответ нашёлся сам собой, пусть и с небольшой задержкой. Ведь как бы страшно-непривычно Гуанъяо сейчас ни выглядел, в нём наконец-то чувствовалось хотя бы немного естественности.       Цзян Чэн задержал взгляд на лице напротив, подмечая, как брови подскочили вверх. Собственные губы дёрнулись в победной ухмылке — мало кто мог похвастаться тем, что вывел из равновесия Верховного Заклинателя. Впрочем, до тихого смеха — как сейчас — тоже сложно было его довести.       Цзян Чэн вполне мог считать это достижением.       — Сколько знаю тебя, не перестаю удивляться, — отсмеявшись, Цзинь Гуанъяо отклонился назад, глядя почему-то уже не на собеседника, а на потолок беседки. Тоже необычно для него. — Признаю, без такого человека на Советах Кланов было бы до невозможного скучно.       — Такого? — теперь очередь Цзян Чэна была поднимать брови. Только уже не в удивлении — в вопросе.       — Своевольного, — в сторону Ваньиня направился острый взгляд. — Смелого, — Цзинь Гуанъяо вдруг встал, подходя ближе и садясь на скамейку рядом, почти касаясь чужих бёдер своими. — Открытого и закрытого одновременно, — вытянулся, словно кошка, оказываясь ровно на уровне глаз ссутулившегося Ваньиня. — Интересного.       Всё это непринуждённо, словно так и надо. И Цзян Чэн бы, может, и рад отстраниться — да только янтарные, по-цзиневски хитрые глаза словно приковывали к месту.       — Не понимаю, что во мне может быть интересно, —только от его насмешливого фырканья никакой взгляд бы не спас. В конце концов, Цзян Чэн тоже умел вводить в заблуждение.       — У тебя всегда всё написано на лице, — или не умел. В крайнем случае, с главой Цзинь это явно не работало. — Злишься, недоволен, раздражён… — тот приблизился ещё больше, протянул вперёд руку, отвёл чёлку за ухо. — А вот улыбку я твою ещё не видел. Очень интересно, что может заставить главу Цзян улыбаться.       Цзян Чэн вдруг почувствовал себя слишком открытым. Его словно просматривали насквозь, глядя на самое дно глаз и глубже. Чего Гуанъяо добивается такими странными речами и неоднозначными действиями? Не слишком ли далеко заходит, с их-то прохладными отношениями?       Только он собирался спросить, как почувствовал какое-то странное движение в ногах. Забыв о собеседнике, Цзян Чэн бросил настороженный взгляд вниз. У самых ног, едва не путаясь в ткани его одежд, копошился щенок.       — Феечка... — с долей изумления в голосе произнёс Цзян Чэн, прежде чем окончательно выпутаться из плена слов — и рук — Верховного заклинателя и опуститься на корточки перед собакой. Та, заметив, что на неё обратили внимание, оживилась и сразу же принялась ластиться к рукам. Он был и не против, с готовностью запуская пальцы в густую шерсть.       Краем уха Ваньинь услышал, как с губ Цзинь Гуанъяо слетел странный, похожий на смесь удивления и разочарования, звук, но не придал этому большого значения. Наверное, послышалось. Чтобы Ляньфан-цзунь, всегда умевший держать лицо, — и вдруг позволил себе такую неосторожность, как выражение реальных эмоций? Пф, да смешно!       — Ну и что ты тут делаешь? Решила воспользоваться моментом, пока А-Лин на занятиях, и сбежать? Неужели он ещё не научил, что Феечка всегда должна быть рядом с ним, м?       Руки переместились Фее за уши, мягко почёсывая. Странно, но от этого действия и самому стало как-то спокойнее. Губы сами собой растянулись в улыбке, когда щенок, с последней их встречи заметно подросший, радостно завилял хвостом, явно не осознавая того, что ему говорят, и скорее просто реагируя на мягкую интонацию.       Ведь как на это милое существо вообще можно злиться?       За спиной раздалось звучное «Хм», больше похожее на хитрую ухмылку. Только тут Цзян Чэн вспомнил, что в беседке он не один. Вдруг стало до невозможного неловко, а улыбка разом сошла с лица.       Но нельзя же показывать свою растерянность, верно? Он и так уже сегодня позволил себе небольшую слабость… Только что.       — Что смешного? — в слова, теперь адресованные Цзинь Гуанъяо, снова проскользнула привычная твёрдость.       — Да так… Просто не вяжется немного образ Саньду Шэншоу и эта кличка, — Ваньинь, даже не видя чужого лица, мог поспорить, что тот снова привычно мягко улыбался.       — А что не так с кличкой? — он ненадолго оторвался от щенка, так и норовившего залезть передними лапами ему на колени, снова возвращая всё внимание на себя, и повернулся к Цзинь Гуанъяо.       — Ну знаешь... Обычно собакам-оборотням дают более... Угрожающие имена.       — И что? — Цзян Чэн нахмурился. Серьёзно, почти как во время решения важных вопросов на Советах.       Он искренне не понимал, в чём проблема. Тёмную тварь угрожающей кличкой не напугаешь, а люди собак-оборотней и так побаиваются, как их ни назови. Так почему не назвать щенка так, как сердце лежит? Фея... Хорошая же кличка для такого замечательного существа.       Вот только Цзинь Гуанъяо, кажется, имел своё мнение на этот счёт. А может, ему просто нравилось выражение недоумения на лице Ваньиня. Так или иначе, на его вопросительный взгляд Верховный заклинатель самым наглым образом рассмеялся.       Это не было издёвкой и даже на насмешку не походило. Такой смех скорее походил на доброе снисхождение — а может, даже на умиление. Хотя последнюю мысль Цзян Чэн отчаянно отгонял от себя — вот уж что точно не вяжется с образом Саньду Шэншоу!       Пока эти мысли метались в голове, Цзинь Гуанъяо досмеялся — и вдруг опустился рядом с Ваньинем, одним лёгким, даже нежным движением ловя его лицо в свои ладони.       — Всё-таки ты и правда удивительный, — шёпот опалил дыханием, а уже в следующее мгновение губ мягко, но настойчиво коснулись.       Время как будто застыло. Даже Фея, передние лапы которой он удерживал в руках, замерла. Цзян Чэн несколько раз моргнул, пытаясь согнать морок. Но ни губы, ни тёплые руки на щеках, ни Цзинь Гуанъяо прямо перед глазами не исчезли.       Да что происходит сегодня? Они на улице, ещё даже не вечер, в Башне Кои сегодня особенно много людей — да к тому же оба они мужчины, которых пока ничего, кроме одного на двоих племянника, не связывает. И, по-хорошему, Цзян Чэну следовало бы ужаснуться и оттолкнуть… Но тело словно парализовало.       Да и прикосновение было вполне себе приятным.       Не успел Цзян Чэн отреагировать хоть как-то, как от него отстранились. Но не отпустили, всё так же мягко удерживая, не давая повернуть голову — и глядя словно подёрнутыми лёгкой дымкой глазами внимательно и неизменно хитро. Под этим взглядом Ваньинь впервые за долгое время почувствовал себя подростком, который ничего не смыслит ни в жизни, ни в людях.       — Пожалуй, румянец на щеках главы Цзян я могу записать в список своих достижений, — вот и со словами хитрый лис нашёлся быстрее. Цзян Чэн только было открыл рот, чтобы ответить — хоть что-то, хоть возмутиться, хоть высказать недовольство (в существовании которого он, впрочем, сомневался)… Но Цзинь Гуанъяо внезапно отпустил его и поднялся.       — А-Лин будет волноваться, если по завершении занятия не найдёт Фею, — как ни в чём не бывало, произнёс он, поправляя одеяния. — Думаю, нам следует навестить его, а заодно вернуть Фею.       — Нам? — повторил Ваньинь, продолжая хмуро смотреть на Верховного заклинателя снизу. В голове всё ещё было туманно, но надо же было сказать хоть что-то!       — С тобой она в любом случае пойдёт охотнее, — Гуанъяо пожал плечами, кивая на щенка. Словно этот ответ хоть что-то объяснял… — Ты ей явно нравишься больше меня. И, кажется, это даже взаимно. Хотя это даже обидно немного...       — Почему вдруг обидно? — последние слова Цзинь Гуанъяо, как ни странно, помогли прийти в чувства. В крайнем случае, вставая, Цзян Чэну удалось сорваться на привычную едкую усмешку.       Фея, которая снова крутилась у его ног, Ваньиня точно любила больше, чем главу Цзинь, пусть это именно он её и подарил А-Лину с полгода назад. Это льстило. Тем более, Саньду Шэншоу и сам предпочитал собак людям.       Особенно людям, которые так подозрительно щурятся, отвечая на вполне конкретный вопрос.       — Ну… Хотя бы потому, что улыбку у тебя вызываю не я, а мой подарок племяннику.       Цзян Чэн едва не поперхнулся воздухом. Он вдруг ясно почувствовал, что слова о «румянце на щеках главы Цзян» только что перестали быть метафорой. Лицо горело, даже если пару мгновений назад было привычно бледно.       С характером Цзинь Гуанъяо это можно было списать на шутку. Он часто кидал не совсем однозначные фразы, Ваньинь уже давно привык, иногда — очень редко — даже отвечал тем же. Но если взять в расчёт всё произошедшее сегодня… Шутка явно начала переходить границы.       Но так ли плохо это было?..       — Ладно, ладно, не волнуйся так. Конечно, глупо обижаться на собаку, — Цзинь Гуанъяо вновь рассмеялся, после чего отступил чуть в сторону, приглашая Ваньиня покинуть беседку первым и словно совсем не замечая противоречивой смеси эмоций на его лице. — Прошу, глава ордена Цзян. Занятия скоро закончатся, думаю, А-Лин будет рад продемонстрировать, чему он научился за время твоего отсутствия.       Цзян Чэн не ответил и молча вышел из беседки, изо всех сил стараясь спрятать взгляд и не смотреть на Цзинь Гуанъяо, к лицу которого снова вернулась эта ужасная фальшиво-вежливая улыбка. Фея, всё ещё радостно виляя хвостом и шумно хватая ртом воздух, побежала следом.