***
Стоя с краю толпы придворных, возле трона, Киван Ланнистер наблюдал за въездом своего брата на боевом коне в Тронный зал под звуки труб. Гул голосов усилился, когда этот самый конь уронил несколько яблок на мраморный пол. Сир Киван же только поправил воротник своих красных с золотой отделкой доспехов. Тайвин спешился у подножия Железного трона, на котором, среди лезвий и шипов, возвышался Джоффри с тяжелой короной на голове. Король сошел со своего трона, и, приветственно обняв своего деда, провозгласил его Спасителем Города, а также предложил ему принять бразды правления государством, и, когда Тайвин с легким поклоном дал свое согласие, повесил ему на шею цепь десницы. Брат занял свое место за столом совета рядом с Серсеей, гордо сидевшей в великолепном платье из золотой парчи поверх бордового бархата и слащаво улыбавшимся лордом Варисом. Солнечные лучи, проходя через витражи, отбрасывали цветные блики по всему залу, как и хрустальная корона Верховного септона. Сир Гарлан Тирелл предложил Джоффри жениться на его сестре, Маргери, расторгнув помолвку с Сансой Старк. Когда король показательно разыграл сомнение, лорды и леди взревели, что хотят королеву Маргери, а не изменницу. Откуда им было знать, что в условия мира входило расторжение помолвки, и все это было лишь фарсом, пускай и необходимым? Киван Ланнистер отыскал глазами одиноко стоявшую на галерее рыжеволосую девушку с поникшей головой и робко сложенными на животе руками. После объявления о решении короля и Малого совета принять руку прекрасной золотой розы прозвучали крики «ура!», а губы девушки Старк дрогнули, словно в улыбке, хотя, возможно, ему показалось. Усаживаясь рядом с братом, Киван Ланнистер мысленно повторял свою часть в объявлении благодарностей и наград. Предыдущим вечером они вместе все обсудили и подробно распланировали, вплоть до поручения Серсее публично подтолкнуть Джоффри к согласию на новую помолвку. Тайвин до сих пор был зол и на дочь, и на внука за публичную казнь Эддарда Старка, и теперь, по прибытии в Королевскую Гавань, намеревался взять их обоих под контроль. Сам сир Киван был с ним согласен. Если бы Робб Старк не начинал восстание против них, то у Короны было бы больше сил для противостояния остальным узурпаторам. Тогда, может быть, Лансель не был бы ранен. По словам мейстера, сын может не выжить из-за начавшегося воспаления. Объявляя награды проявившим себя в битве при Черноводной вассалам Ланнистеров, сир Киван упомянул и о том, что сиру Ланселю Ланнистеру были пожалованы земли, замок и права дома Дарри. Он еще не сообщил своей жене последние новости. Она, бедная, наверняка будет разбита произошедшим с их сыном. По крайней мере, Мартин и Виллем скоро отправятся домой благодаря перемирию с Севером. Когда церемония подошла к концу и все начали расходиться, Тайвин обратился к Серсее: — Почему Джейме не присутствовал? — Я думала, что Джейме прибудет с вами, — лицо Серсеи приобрело озабоченный вид, — и боялась, что он тоже не смог присутствовать из-за ранений. — Джейме с небольшим отрядом и леди Арьей должны были прибыть еще до меня, — сказал Тайвин. Сир Киван заметил, как нога брата пару раз нервно дернулась под столом. — Девчонку нашли?! — воскликнула Серсея. — Почему вы мне ничего не сообщили? — Потому что это, для их же блага, должно было оставаться неизвестным большинству, — ответил Тайвин. — Не хочу вмешиваться в ваш разговор, — заговорил лорд Варис, — но у меня есть сведения по этому поводу. Евнух выждал паузу, пока Тайвин кивком не велел ему продолжать. — Несколько недель тому назад лорду Тириону пришло письмо от лорда Баквелла, сообщающее о том, что сир Джейме, Ваши люди и леди Арья, подвергшись нападению разбойников, сумели добраться до их замка, Оленьих Рогов. Лорд Тирион отправил туда сира Бронна с отрядом наемников, однако те вернулись в том же составе. — Паук заломал свои пухлые руки. — По их словам, и сир Джейме, и леди Арья действительно находятся там, но оба ранены, так что несколько дней в дороге им бы только навредили. Увы, лорд Тирион не успел больше ничего предпринять, поскольку Станнис Баратеон подобрался совсем близко к Королевской Гавани, и пришлось закрыть все ворота. — Тирион не сообщил мне ничего из этого, — недовольно сказала Серсея. Расскажи он это кому-то, или ты, или Джоффри послали бы отравленный пирожок младшей Старк, — подумал сир Киван. Он помнил ее гневное письмо, присланное Тайвину в Кастерли-Рок, повествующее о дочери Старка, покалечившей Джоффа, напав на него со своим лютоволком. Тайвин тогда ей ничего на это не ответил. Поздним вечером Киван поднялся в покои Тайвина в башне Десницы. Еще день назад их занимал Тирион, но теперь его переместили в куда меньшую комнату. Племянник был в бреду, и не понимал, что происходит. Когда сир Киван склонился у изголовья его кровати, тот лишь прохрипел что-то сквозь множество бинтов, обмотанных вокруг его головы. Одна половина моей семьи ранена, а другая — в опасности. С щемящим чувством в сердце, сир Киван зашел к своему брату, пройдя между двумя копейщиками Ланнистеров в алых плащах и украшенных львами полушлемах. Шурша разложенным на полу тростником, он сел в дантескунапротив Тайвина, который сидел за столом, занятый написанием письма. В спальне десницы мало что изменилось со времени его последнего визита, хотя это и было довольно давно. Легкий ветер шевелил светлые занавески, прикрывавшие высокие сводчатые окна. Рядом с ними стояла кровать с балдахином. Часть шелковой ткани свисала неровно, зацепившись за покрывало. Тайвин выглядел сосредоточенно и невозмутимо, и все же Кивану было знакомо это едва уловимое выражение лица. Он вздохнул. Ему вспомнился случай, когда Тайвин впервые переспал со шлюхой после своей женитьбы. Тогда прошло около двух лет со смерти Джоанны, и каждый из этих дней его брат мрачнел все больше и больше. Он отвернулся и от своих детей, убитых горем не меньше него, и от всех, кто пытался ему помочь, оставив на своем лице лишь каменную маску. Но одним вечером, чем-то похожим на этот, Тайвин пришел к нему в покои, на грани того, чтобы собственноручно убить кого-нибудь. Выпив штоф вина и сидя на полу, он рассказал Кивану о том, как проезжая верхом по набережной Ланниспорта, встретил светловолосую продажную девку. В тот вечер Тайвин сокрушался, что предал память своей жены, что больше никогда он не опустится в такую же грязь, не опозорит свой дом также, как их отец. И Киван действительно больше никогда не видел своего брата в таком состоянии, как и не видел он ни одной женщины в его постели. Они никогда не говорили об этом. И все же Киван, возможно, был единственным, кто порой замечал едва различимый цветочный шлейф в покоях Тайвина. Он не осуждал его, нет. Но все же, он был так суров с Тирионом… — Как думаешь, Баквеллы замышляют какую-то игру? — Голос Тайвина вырвал сира Кивана из задумчивости. — Нет, это вряд ли. На что они могли бы надеяться? Для требования выкупа у них слишком низкие стены. — Я понимаю, — Тайвин провел рукой по лицу. — Но, зная Джейме и младшую Старк, сложно представить, что должно было с ними произойти, чтобы кто-то из них напрямую заявил, что не в состоянии добраться до места, которое находится в том же королевстве, что и они. Тайвин помахал пергаментом, высушивая чернила на нем. — Я написал им письмо, — пояснил он.***
Арья терзала столбик у изголовья кровати столовым ножом. Ее держали в комнате под замком с самого их прибытия в этот уродливый замок, смахивавший скорее на землянку-переросток с несколькими кривыми башенками. Арья изучила каждый уголок своих не изобилующих развлечениями покоев. Узкая кровать около стены, скрипящая по-разному с левой и правой стороны. Пустой стол с тремя ножками, стул и гобелен с изображенным на нем цветущим садом. Арья проверила стену под ним, но там ничего не оказалось. Из интересного было только окно с видом на конюшни с широким подоконником, сидя на котором Арья наблюдала за сменяющимися временами дня. Она не была уверенна, сколько именно они здесь уже находились, поскольку первое время она много спала из-за макового молока, которое ей давал бородатый мейстер, лечивший ее раны. Поначалу они болели, особенно голова, когда Арья приходила в сознание, но теперь все уже почти прошло, и должны были остаться только небольшие шрамы. Арья вонзила нож в мягкую древесину так глубоко, что он там остался, даже когда она его отпустила. Этот нож она стащила, когда однажды к ней во время ее обеда заявились несколько мужчин в сопровождении самого лорда Баквелла, которые, посмотрев на нее и попросив представиться, вышли обратно. Они не выглядели как рыцари или как простолюдины. Прислонившись к двери, Арья подслушала часть их разговора, в котором мейстер объяснял, что от активных движений ее раны рискуют раскрыться, и что он бы пока не советовал брать ее в долгую дорогу. Спрятав нож под подушку, она села у окна и стала наблюдать за конюхами, седлавшими лошадей. Было оседлано уже три лошади, когда к Арье зашла одна из служанок, приносивших ей еду. — Лорд и леди Баквелл ожидают Вас на ужин сегодня вечером, — сказала женщина. — А почему именно сейчас? Что-то произошло? — Извините, мне велено ничего Вам не рассказывать, миледи, — ответили ей. Когда Арья в сопровождении служанки и стражника спустилась в Великий Чертог Оленьих Рогов, который вмещал в себя только один продолговатый стол, там уже сидели хозяева замка, сир Джейме и несколько незнакомых ей людей, служащих, должно быть, дому Баквеллов. — Я рад, что мы все здесь собрались, — лорд Баквелл встал со своего места у изголовья стола, когда Арья села. Мужчина кашлянул, прочищая горло, прежде чем продолжить говорить. — Для нас было честью принимать у себя Вас, сир Джейме, и Вас тоже, леди Арья. Сегодня прилетел ворон от десницы короля, в котором сообщалось, что осада Королевской Гавани закончилась победой, и узурпатор Станнис Баратеон, вероятно, мертв. Так что въезд в столицу снова открыт, и завтра утром вы сможете туда отправиться. — Да, благодарю, — ответил Джейме Ланнистер, и Арья заметила, каким изможденным и мрачным он стал с тех пор, когда она видела его в последний раз. Даже тогда, в палатке для переговоров, он выглядел лучше. — Что Вы, не стоит благодарности, — пролепетала леди Баквелл. — Пожалуйста, приступайте к еде, наши повара очень старались. Где-то сверху звонко заиграла лютня, и перед Арьей поставили блюдо с жареной рыбой, картофелем и капустой. Когда лорд Баквелл пояснил, что это форель, сир Джейме издал один невеселый смешок. Он взял вилку в свою единственную, левую руку, и, отломив ею кусок картошки, отправил его себе в рот. Его правая рука была скрыта под рукавом, свисавшим на том месте, где должны были бы быть кисть, ладонь и пальцы. Глядя на его культю, Арья думала, скольких людей он убил своей правой рукой. Сотни, наверное. Этой рукой Джейме Ланнистер убил и Безумного короля. Скажи, ты бы позволила полумиллиону людей умереть? Ты бы убила своего отца собственными руками? И все же…***
Сидя на скамейке в углу внутреннего двора, Джейме смотрел на занятых тренировкой мужчин. Звон их мечей напоминал ему только о его последней битве. Из всех них, эту и битвой-то назвать можно было бы только из жалости. И тем не менее, руку ему отрубил безымянный разбойник в безымянной деревне. Джейме сотню раз проклял себя за то, что не надел наручи, и тысячу раз всех вокруг, когда его рану обрабатывали кипящим вином. Мейстер предлагал отрезать его руку по локоть, поскольку рана была неровной и грязной, но Джейме пообещал в таком случае сделать с ним то же самое. Та ночь была наполнена болью и искрами в глазах. И все это ради чего? — подумал Джейме. — У меня все равно теперь есть только одна бесполезная левая рука. Кто я теперь, без меча, без части себя? Услышав приближающиеся шаги, он быстрым движением вытер влагу под своими глазами. Арья Старк села около него, положив ладони на колени. Джейме ей ничего сказал, и продолжил молча слушать звуки столкновения мечей. Ему не хотелось с ней говорить. Ему вообще ни с кем не хотелось говорить. Все, даже его пятеро оставшихся людей, смотрели на него порой с оттенком жалости, порой с тенью насмешки, но явно без уважения, страха, восхищения, и всего того, что он привык видеть на лицах вокруг себя. Впрочем, за время его пребывания тут, к нему никто пообщаться и не подходил. — Завтра мы уже отправимся в Королевскую Гавань, — заговорила девочка, сорвав листок плюща, растущего на стене. Джейме не повернулся, чтобы посмотреть на нее. Единственным звуком, который он издал, был тихий выдох. — Какая разница, поедем ли мы завтра или через две недели? — спросил он. — Да никакой, в целом. Я бы предпочла остаток своих дней провести в здешней маленькой комнатке, в которой меня заперли, чем хоть сколько-то в столице. — К слову о комнатке. Сейчас ты, кажется, не в ней. — Нет. Меня почему-то решили не возвращать туда. — Должно быть, побоялись повторить участь тех бедняг в лагере. — А Вы им рассказали? Он отрицательно помотал головой. — Кто-то еще из моих людей мог бы. Ну или письмо моего лорда-отца оказало волшебное влияние. — Угу, в котором он написал, чтобы они пустили меня ходить, где мне вздумается, — она обвела рукой двор. — А Вы с самого начала ходили, где вздумается? Она меня слышала, в ту ночь, — внезапно понял Джейме. Но вслух только хмыкнул. — Под каким предлогом они могли бы меня где-то удержать? И зачем? — Не знаю, чтобы раны зажили? — пожала она плечами. Ее взгляд метнулся на его забинтованную культю, скрытую под рукавом, — Мне… жаль, — сказала она с промедлением, словно слова стали трудно ей даваться. — Неужели? — ядовито спросил Джейме. — Да, — посмотрев на него, она перевела взгляд на смятый в ладони листочек плюща. Джейме откинул голову назад, стукнувшись о каменную стену за лавочкой. По ясному небу медленно плыли облака.