***
Я прислушивался к разговору с неожиданным интересом. Впрочем, мною руководило не только желание отвлечься от багрово-черной атмосферы подвала, где меня развлекали бумага, карандаши и собственное воображение (я долгие годы вынашивал идею стать художником комиксов, мне нравилось воображать сюжеты и, если был в настроении, делать наброски, но в эти дни страх мешал и думать, и рисовать). Я отлично понимал, что мне выдался шанс разузнать обстановку, шанс, на который я и не рассчитывал, и Марк, вероятно, тоже... Думаю, он предпочел бы принять гостью во дворе, — пригласил бы в летнюю веранду или шатер, — но у нее бы заболели глаза. Никто не читает важные бумаги при плохом освещении. Голос дамы казался мне громким, пронзительным; наверное, так же громко и уверенно разговаривал я сам в расслабленном состоянии. Или просто Марк говорил тихо. С моим новым слухом оказалось легко запутаться. К моему огромному разочарованию, их беседа не представляла собой ничего интересного — Марк некоторое время не платил за электроэнергию, и, если он не погасит долг хотя бы частично, услуга будет отключена такого-то числа. Я было напрягся, прикидывая, чем отключение света может обернуться для меня самого, но Марк отвечал спокойно, уверяя, что до отключения не доведет. Интересно, откуда он берет деньги, лениво подумал я. Решив, что ничего, кроме размера его долга, мне сегодня узнать не светит, я с удивлением осознал, насколько мне от этого обидно. Как ребенку, которому показали конфету в красивом фантике, но не отдали. Но вдруг внимание зацепилось за одну фразу. — Н., кстати, возвращаться не собирается? — громкий голос дамы, казалось мне, разносился по всему дому, вплоть до крысиных убежищ за шкафами и за отошедшими от стен обоями. — Этим летом, думаю, нет. Почудились ли мне эти напряженные нотки в его ответе? Я готов был поспорить, что ему не терпелось выпроводить ее. Он отлично знал, что я из своей норы слышу каждое слово. — Чего так? Давно ее не видно, только вы... Как только доверенность написала на такого молодого-то... — Ей не до этого. — Тон Марка стал мрачнее. Раздражали ли его слова дамы? — И, думаю, это нескоро изменится. Я вам не говорил, но она четвертым беременна. Он попрощался с дамой и закрыл за ней дверь (снова щелчок замка), а я сделал вывод, что некая Н. — настоящая хозяйка этого дома. Съемная дача. Прячет пленника в съемном доме, уверенный, что в ближайшее время владелица не обрадует жильца нежданным визитом. О, вряд ли ей понравится то, что тут происходит.***
Когда Марк спустился ко мне, я заметил, как что-то сверкнуло у него на лице, как будто глаза по-кошачьи засветились в темноте. Очки. К дужкам привязана веревочка, уходящая за шею. Заметив, что я его разглядываю, он снял их, сложил, и они повисли на его груди. Более любопытной вещью стала сумка на его плече. Я подумал, что он с такой ношей мог бы упасть с лестницы, пока спускался, ведь выглядела сумка набитой доверху. Что там может быть? Годовой запас гуаши всех оттенков, на которую у меня вечно не хватало денег? Или он ограбил банк крови? — А у меня для тебя сюрприз, — сказал он, с облегчением уронив сумку на кровать. Как человек, выросший на кинофильмах и романах о вампирах, чьи физические характеристики мощно превосходили человеческие, я удивился. — Я хотел отдать тебе это сразу, как приду, но меня перехватили, — он улыбнулся уголком губ, что больше походило на кривую ухмылку. — Ну, открой. — Ну-ка? — я изобразил интерес, хотя меня совершенно не волновало, что он принес, будь это хоть кисти с позолотой. Однако, когда я с трудом расстегнул непослушную молнию и заглянул внутрь, мне стало, как выражалась моя мать, тихо нехорошо, хотя сторонний наблюдатель не увидел бы ничего странного. На поверхности лежал маленький плюшевый динозавр с кучей мелких стразиков на месте рта и на кончиках лап; рядом — карманный MP3-плеер со спутанными, как клубок змей, наушниками; календарь на пружинах с отдельной страницей для каждого из 366 дней, с фотографиями пейзажей, цветов и насекомых крупным планом на странице каждого дня, но замечательный не этим, а тем, что в нем не указывались ни дни недели, ни год — он был «пожизненным». В не високосный год двадцать девятое февраля, страничку с изображением зимнего леса, можно было просто пролистнуть. Я это знал, как знал, что в старый плеер загружены все песни из первого альбома группы Би-2, и что плюшевого динозавра я спонтанно купил в торговом центре с помощью подарочного сертификата в период новогодних праздников десять лет назад, и долго засыпал с игрушкой в обнимку, как ребенок, о чем никому не рассказывал. В то время мне часто снились кошмары. — Я понимаю, что забираться в твою квартиру без спроса было с моей стороны... как минимум, невежливо, — в голосе Марка действительно слышалась неловкость, — но я сказал себе, что мои действия оправданы. У тебя ж здесь ничего толком нет, кроме рисовальных принадлежностей, и я подумал, что ты помираешь со скуки. Он поехал ко мне домой, отпер дверь ключами, которые лежали у меня в кармане в ночь похищения, и взял из квартиры все, что посчитал нужным, и что уместилось в сумку. Здесь оказался даже мой альбом с фотографиями. Думаю, он не отказал себе в том, чтобы просмотреть его. Раньше я думал, что Марк стремится перерезать все ниточки, связывающие меня с прошлым, но я ошибался — он сам притащил мне это прошлое, чтобы я не тосковал и не тянулся ко всему, от чего меня оторвали. Вещи, которых ты лишен, всегда привлекательны, но стоит получить их обратно — и они могут наскучить в тот же день. Я не мог полностью согласиться с его логикой, но чувствовал, что рассуждал он именно так. Я сказал, что это очень мило, хотя сомневался, что смог обмануть его.