***
Может, нас обоих охватила паника. Может, не было причин бить тревогу. Позже Марк сам подумал, что поторопился... но сожаления в его мыслях я не уловил. Когда моя особая диета вышла боком, он нашел способ сделать так, чтобы я перестал помирать, но и не поправился полностью, и был очень собой доволен.***
Из полудремы меня выдернул звук шагов нескольких человек. Я почти свыкся с усиленной громкостью звуков и чужой тяжелый шаг больше не звучал для меня, как гром с неба. Несколько человек — вот что было ненормальным. Я напряг слух, будто в этом была необходимость, но они молчали. Кто-то откинул часть ковра, закрывающего дверь в полу. В тех редких случаях, когда я бывал наверху, я видел это со стороны — никто и не догадается, что под ковром прячется вход в вампирский бункер на случаи солнцеапокалипсиса. А ковры лежали во всех комнатах, за исключением ванной и туалета, которым никто не пользовался. Я периодически слышал, как Марк пылесосит эти ковры, и у меня прямо уши закладывало, такой стоял шум. Дверь со скрипом поднялась. Я знал, что для этого требуется взяться за железную «петельку» и потянуть на себя. Мне всегда казалось, что Марк открывает ее с трудом, так тяжело она двигалась. Я увидел чьи-то ноги. Большие кроссовки и свисающие до пола голубые джинсы. В тот раз я впервые по-новому учуял запах человека. Марк помог человеку спуститься по лестнице. Шнурок на правой кроссовке свободно болтался, и я ожидал, что гость вот-вот грохнется, но он делал каждый шаг медленно и осторожно. В детстве родные всегда говорили мне ходить по лестницам аккуратно. Марк посмотрел на меня, и через секунду я уже знал имя человека. На подбородке у Марка я заметил каплю чего-то красного. Поскольку вампиры не едят ягоды, не приходилось долго гадать, в чем он измазался. Взгляд человека блуждал, скользя по всему и не цепляясь ни за что. Марк, едва достававший макушкой гостю до плеч, теперь в упор смотрел на меня. Он «рассказывал». Я узнал, что человека зовут Тимофей (удивительно редкое имя), ему сорок, и он доучился до четвертого класса. Серьезный уровень для умственно отсталого. Он вышел погулять вместе с матерью, она всегда утверждала, что ему нужен свежий воздух. Сейчас она лежит в грязи за гаражами, выпитая наполовину. Может, перед смертью она успела увидеть, как сын садится в чужую машину. Ему всегда нравилось кататься на машинах. А на щеках Марка горел розовый румянец. Человек больше не выглядел растерянным; теперь он тоже смотрел на меня. «Он видит, со мной что-то не так, даже если пока не может сформулировать, что», — подумал я. В подвале не было зеркала («...ты такой впечатлительный, что будешь поначалу пугаться собственного отражения», говорил Марк), и я не мог увидеть свое лицо, но я знал, какая бледная у меня кожа. По сравнению со мной Марк, напившийся крови его матери, смотрелся почти по-человечески. — Давай-давай, — позвал Марк отчетливым шепотом, будто боялся спугнуть жертву, и поманил меня рукой. Я ощутил смутное дежа-вю. Меня хватило только на глупое мотание головой. От Марка понесло нетерпением. Когда я против воли тронулся с места, в глазах человека впервые вспыхнул испуг. Должно быть, ранее я стоял совершенно неподвижно. Я подумал, что он смотрит на меня так, как я смотрел на Марка в первый день. Не думайте, что я не сопротивлялся. Следовать его воле было страшно и противно, но, как ни пытался я остановиться, мои ноги шли вперед. Шаг мой был неуклюжий, как у куклы, которая еле-еле может двигать конечностями, неумело подражая живым людям. Только в глазах отражалась молчаливая просьба — «не надо». Марк не запер дверь изнутри. Запирал ли он ее изнутри раньше? Я никогда не обращал внимания. Если бы я убедил его освободить меня от его власти... если бы убедил, что сделаю все добровольно... что я все понимаю... был бы у меня шанс сбежать? Даже под гипнозом ноги держали меня плохо. Голова потяжелела от перемены позы. — А сейчас очень быстро, — сказал Марк и ни я, ни человек не успели ахнуть, прежде чем он резко наклонился к его шее — на ней нервно пульсировала жилка — и впился зубами вместо меня. «У меня режутся такие же зубы», — подумал я. Кровь человека испачкала ворот рубашки. На такой же сцене прервался мой сон, о котором я давно уже не думал. Память совершенно неуместно выбросила строчки из песни «Сектора газа», которую в молодости слушала мама: «Не пугайся, дорогая, у меня на шее кровь; что со мною, я не знаю, ты мне воду приготовь...»*. Вот об этом я и думал в короткий момент перед тем, как безвольно присосаться к ранкам на его шее. Вблизи запах человека чувствовался особенно сильно.***
Кровь тут же подступила обратно к горлу. Я тяжело сел на кровать и зажал ладонью рот, знал, что это плохо выглядит со стороны, но удерживать пищу в себе становилось все труднее. Марк еще не успел убрать труп, когда меня вывернуло наизнанку. Мне хватило быстроты реакции, чтобы склониться над полом, дабы не запачкать кровать. Правда, мои колени не уцелели. Марк предположил, что мне не подходит эта группа крови.