Дорогая шлюха

      Стук в дверь.       — Виктор Сергеевич? — удивлённо спросила Алина.       — Я переночую у тебя пару ночей?       — Мой диван — твой диван, — быстро и с готовностью произносит девушка, всем видом приглашая войти в квартиру.       Я повесил пальто, снял обувь и последовал за ней в гостиную. Её квартира мало чем отличается от моей, только кухня у неё отдельная, а так — стандартная двушка.       — Пепельницу и коньяк нести? — уже из кухни крикнула моя давняя подруга.       — Неси, сегодня я буду курить тут, — чётко даю понять, что настроение у меня паршивое.       — Вик, что случилось? — Алина протянула мне бутылку, а сама поставила две рюмки.       — А где пепельница? — интересуюсь я в ответ, вытягивая пробку.       Алина тут же побежала на кухню и возвратилась с уже порезанным лимоном на маленьком блюдце и пепельницей.       — Может, ещё что-нибудь нарезать?       — Не стоит. — Я закурил, а подруга взяла стул и села напротив, притянув одну ногу к себе.       — Вик, что стряслось? Что-то с Игорем? — Она уже не на шутку обеспокоена: голос звучит нервно, а руки даже немного трясутся от волнения.       — Я ударил его и ушёл. — Залпом выпиваю первую рюмку, не дожидаясь, когда она ко мне присоединится, и затягиваюсь.       — В смысле ударил? Как ударил? Приятно ударил или случайно? Ему понравилось, или он заплакал? Что? Как? Расскажи нормально! — тараторит Алина, вскочив со стула и пытаясь найти свой айкос.       — Да что рассказывать, ёбнул ему пощёчину со всей силы, — ещё одна затяжка, — он упал, а я в дверь.       — Ну, дал ты ему пощёчину, и что? Ты ему и на сессии давал пощёчины, и ты говорил, что у него встал. В чём проблема-то, не пойму? — Девушка вставила стик в своё устройство нагрева табака и возвратилась на стул в ту же позу, в которой сидела ранее.       — Сегодня я решил отдать ему карту, которую заказал для него, и обозначил условие, что пока не пойму, что он может правильно распоряжаться деньгами, буду переводить ему небольшие суммы, — затяжка и выдох, — а он начал психовать, что я ему не доверяю, слово за слово — и вот результат.       — Да-а-а… — протягивает Алина, берёт наконец-то свою рюмку и решительно выпивает её, закусив кружком лимона. Даже не морщится. — Ну а ты чего хотел? Держишь пацана непонятно за кого! Отношений у тебя с ним нет, потому что он «маленький» и у тебя сомнения, что он гей; лайфстайл, как говоришь, с ним не применим; дедди ты тоже быть не хочешь… Ты хоть сам знаешь, зачем ты его к себе домой взял и заботишься о нём, а? — делая частые затяжки, подначивает подруга.       — Алин! Сама знаешь, что я пиздец как запутался уже! — Затягиваюсь последний раз и тушу. — Ему, походу, Инна нравится.       — С чего ты это взял? — Алина разлила ещё по рюмке. — Ты вообще, смотрю, кукушкой поехал. Пацан по уши в тебя влюблён, а ты не замечаешь!       — Да ни хрена он не влюблён, просто некуда ему идти; а даже если влюблён слегка, то просто от неопытности. Он путает возбуждение саба и влюблённость в человека. Когда сойдётся с Инессой, пазл в его голове сложится.       Замахиваю вторую порцию коньяка, а подружка моя смеётся:       — Ну ты даёшь, это же надо такого себе напридумывать! На Игоре чуть ли не на лбу написано: «Я гей!» — Лихо опрокидывает свою рюмку и опять закусывает лимоном.       — Да я тебе серьёзно говорю, я поэтому и карту-то решил ему сегодня отдать, чтоб он не просил у меня денег на свиданки с Инной, — ставлю рюмку обратно на стол. — Его телефон всё время пищит от СМС, он и не скрывает, что они переписываются… А сегодня я просто не выдержал, когда он сидел и хихикал от её сообщений.       — О как? – Алина вздёрнула бровь. — То есть ты уже психуешь от ревности, а что же будет, когда они начнут встречаться? Будешь делать вид, что страшно рад за них? А сам каждый раз будешь дергаться при получении СМС о списании суммы, воображая себе, где они гуляют, в каких барах сидят, что покупают, чем занимаются? Будешь благородно сдерживать своё бешенство или же станешь отрываться на подчинённых и клиентах?..       — Блять, Алина, хватит уже. Ты к чему ведёшь? — мне становится совсем не по себе от её «пророчеств».       — Вик, Виктор, друг мой и босс, посмотри на меня! Мы с тобой тоже дружим уже не первый год! Ты знаешь, что у меня происходит, я — что у тебя. Я уверена, что с Инной они просто друзья, не более! Так что завязывай ты вот эти пиздострадания, вали к своему сладкому мальчику и трахни уже его наконец, а то парень, глядя на тебя, точно когда-нибудь захлебнётся слюной! — выносит вердикт Алина.       — Алин, я для него просто шлюха, он сам сказал, что я самая дорогая шлюха в его жизни. Я поэтому и вмазал, не сдержался — ударил со всей дури и ушёл… Если бы не ушёл, то точно выкинул бы его из квартиры.       — И что? Нас часто путают с проститутками. Так что теперь? Не знаю, как там у тебя, но когда ко мне попадают новенькие, не все понимают нашу специфику. Отчасти это правда ведь: да, мы не трахаемся с клиентами, но всё же то, что мы делаем, является в некотором роде секс-услугой. — Алина разливает по третьей стопке, а я молчу и обдумываю её слова. — Знаешь, ты ведь так ему ничего толком и не объяснил. Ты знал, что он боится тебе такие вопросы задавать и задаёт их мне? Он просил, чтоб я ему показала темницу. Вик, ты даже темницу ему ни одну не показал! Он секретарь и не знает, как мы работаем! Ты Инну в первую же неделю заставил учить все основные понятия, фетиши и девайсы, а Игорька ты бережёшь! Как-то нечестно, согласись? — с издёвкой смотрит она на меня.       — Я не знаю… мне кажется, что, если я начну ему всё объяснять, он просто сбежит — и всё, я не могу… И вообще, я заигрался, надо уже прекращать всё это с ним и найти ему квартиру, если он ещё сам не съехал.       — А на хрена он тогда тебе сдался? Сначала ты мне сказал: «Алин, я нашёл хорошего секретаря», потом через пару часов ты уже позвонил и сказал: «Алин, ему некуда идти, я, наверное, у себя его оставлю на пару дней и поищу ему квартиру». Прошла пара дней — ты опять мне что сказал? «Алин, ну он совсем ребёнок, я научу его готовить и стирать и точно отправлю в свободное плаванье». Прошла ещё неделя — и ты опять: «Алин, ты ничего не понимаешь, ты слишком жестока к парню, вспомни себя». Так вот, я помню, как ты обращался со мной и с теми, кто пришёл после меня. Ты со всеми держишь себя в рамках «босс — подчинённый», ты даже нашу дружбу никогда не афишировал. А когда я пришла к тебе после разрыва отношений в семь лет, что ты мне сказал? «Можешь поспать недельку и ищи новую квартиру, а вообще хватит ныть, тряпка, — было и было, ты доминант, так что соответствуй». И это были самые добрые слова тогда от тебя. Так что не пизди мне тут, что ты с ним не можешь быть вместе, — всё ты можешь! Возьми себя в руки и признайся ему наконец, что он тебе нужен, а там уже разберёшься, какие отношения с ним строить. — Я пытался что-то произнести, но Алина мне показала указательный палец, в знак того, что ещё не закончила. — Только не смей говорить, что он слишком молод для тебя, восемнадцать ему есть, и он хочет тебя, только ты вот ни хрена не видишь! — Она замолчала и стала опять курить свой айкос, как будто выговорилась и теперь размякла от такого облегчения.       — Алин, хочешь, скажу честно? — Она закатила глаза, но кивнула в ответ. — Я один из самых узнаваемых садистов в нашем обществе, и я влюбился в молоденького, наивного и хрупкого парня, которого страшно бить, страшно трогать, всё с ним мне страшно! Я вообще себя не понимаю! Если я решусь быть с ним, то что мне делать с моими наклонностями? Это не в моей воле: я рано или поздно сорвусь и просто причиню ему боль, я сто раз себе представлял секс с ним, и каждый раз я не выдерживал и ломал ему что-то… руку, ногу... душил… Ему просто опасно быть со мной. — Я достал новую сигарету и закурил, как никогда осознавая всю безвыходность положения.       — Ты уверен, что влюбился в него? Может, все-таки отцовский инстинкт там сработал, а?       — Ты чё, не слышишь? Я говорю тебе, что отыметь его хочу, а ты про отцовский инстинкт! Сама только что заливала, что возраст — это хуйня и не обращай внимания, а теперь выдаёт, что я как папочка, — стряхивая пепел, возмущаюсь я.       — Ой, прости… Честно, вы будете отлично смотреться вместе, у вас не такая и большая разница, десять лет — это фигня на самом деле... Кстати, а он девственник во всех смыслах или только с мужчинами? — с хитрой улыбкой спросила Алина.       — Скорее всего, первое. Помнишь, я рассказывал, как отвозил его домой? — Подруга кивнула в ответ. — Он сказал тогда, что секса у него ещё не было. Так что, думаю, во всех смыслах, — ответил я как на духу, разливая следующую порцию алкоголя.       — А у тебя, если не секрет, первый секс с кем был, с женщиной или мужчиной?       — Ух, первый был с женщиной, точнее, с проституткой. — Мы чокаемся и выпиваем уже по четвёртой стопке. — Помнишь, я говорил, что у меня отчим — мент? — Алина опять кивнула. — Так вот, он крышевал местный бордель, девочек по вызову. Он договорился с их сутенёром, сплавил мать на дачу, а сам привёз мне одну из «бабочек» и ушёл, дав ей задание, чтоб я точно кончил. — Я потянулся за лимоном, чтоб закусить, а то с обеда ничего не ел и знатно уже опьянел. — Она поволокла меня в спальню моей матери, где была большая двухспальная кровать, и давай раздеваться, а мне даже как-то стыдно было на неё смотреть: я тогда учился в одиннадцатом классе и уже точно знал, что у меня стоит на парней. Она швырнула меня на кровать, начала по мне ёрзать, тереться грудью об меня, а мне хоть бы что, только противно до ужаса. Как сейчас помню, пахла она духами «Кузнецкий мост», ну представь!       — Да, представляю, — смеётся Алина и вновь вставляет стик в айкос.       — И вот, она начинает стягивать с меня штаны, а у меня там всё мертвым-мертво, — подкуриваю уже я, — и начинает сосать мой мёртвый член, — выдыхаю дым, — сосёт так усердно и стонет, как в порнофильмах. Я лежу и понимаю: надо что-то делать, иначе это будет пипец, отчим вернётся, и она ему скажет, что у меня не встал, — стряхиваю пепел, а Алина жуёт лимон и смотрит на меня. — Я начинаю вспоминать парня со двора, который летом качался на турниках во дворе, чтоб хоть как-то. Тут у меня чуть-чуть привстаёт, и она тоже выдыхает. Я пытаюсь вообще на неё не смотреть и не слушать, только представлять, типа мне парень тот отсасывает, и вроде всё идет хорошо, но потом она берёт мою руку и тащит к своей груди, чтоб я потрогал, и тут я начинаю её молить: «Не надо, мне неприятно их трогать». — Затягиваюсь, а Алина уже еле сдерживает смех. — Девица в шоке, останавливается и говорит: «Со мной что-то не так?». Я тоже не промах, смотрю на неё и заявляю: «Нет у тебя хуя, поэтому и не так». Мы с ней потом ещё посидели на кровати, поболтали, она поняла, что ничего со мной не сделать, оделись и пошли пить чай на кухню. Я попросил её, чтобы она отчиму сказала, что я её выебал, взамен отдал ей новый плеер, который мне мама подарила, а матери сказал, что потерял его.       — И чё, отчим поверил? — хихикая, поинтересовалась Алина.       — Не знаю, но когда я в институте выселился с общаги и стал жить с преподом, он не сильно удивился, что препод — мужик, — улыбаясь, тушу сигарету.       — Ну вот видишь, ты всегда хотел только мужчин, почему ты думаешь, что Игорь не такой?       — Алин, блин, у него вся жизнь впереди, у него ещё есть шанс стать нормальным. — Откидываюсь на диван и задираю голову к потолку.       — Что? Ты до сих пор не принял себя и свою ориентацию? — подпрыгивает Алина со стула и плюхается ко мне на диван.       — Да как сказать, принял, и давно, — я вздохнул, совсем как Игорь, и выдохнул. — Знаешь, быть в России геем — это не то же самое, что быть лесби или би. Рано или поздно одному из партнёров становится скучно, и он начинает изменять, а я так больше не хочу и не могу… Ну подумай, какое может быть будущее у нас с Игорем? Он молод, даже если я подпущу его к себе, через несколько лет он уйдёт от меня к другому… А я опять буду собирать себя по кускам. — Алина положила голову мне на плечо. — В обычных, нормальных парах всё логично: встречи, поцелуи, секс, свадьба и дети. А нам что достаётся? Презрение общества и несколько совместных лет — и всё… Быть геем — это приговор на одиночество рано или поздно.       — Вик, ну хватит, я не могу это слушать уже… Ещё чуть-чуть, и ты меня доведёшь до слёз… Лесби тоже быть непросто, но ты прав, у нас больше возможностей, чтоб создать семью. — Алина приподняла голову. — Но ты другой, и Игорь тоже. Я предлагаю тебе компромисс. Ты же сам говорил, что у парня есть наклонности на роль саба?! Так покажи ему эту сторону, посмотри и пойми, есть у вас будущее или нет. Может, он тоже тебя зацепил только как саб? Что скажешь?       — А что тут сказать? Как ты себе это представляешь? — тяжело вздыхаю.       — Смотри, ты сам знаешь: если в тебе есть сущность садиста или мазохиста, рано или поздно ты начинаешь искать этому выход, правильно? — Я киваю. Походу, меня подловили. — Так вот, научи правильно принимать боль, научи быть осторожным, различать, что безопасно для него, а что нет, покажи ему правильные границы! — очень воодушевлённо толкает речь подруга. — Чтоб не получилось так, что когда он всё-таки от тебя уйдёт, — она показывает пальцами знаки кавычек, — то попадёт в зависимые отношения с человеком, который рано или поздно прибьёт твою «детку».       Ей удалось, я попался в её ловушку, она задела за живое — я никак не могу допустить, чтоб мой мальчик пострадал.       — Твою мать… Ну ты и змея-я-я, — улыбаюсь и тяну её в объятья. — Ты меня поймала, это просто так тебе с рук не сойдёт! — Отпускаю её и смотрю ей в глаза, понимая, как же она чертовски права!       Какое-то время мы ещё посидели на диване, облокотившись о спинку, я обнимал её за плечо, а она лежала на моём плече. Мы долго разговаривали, обсуждали всё, что накопилось у каждого из нас на душе. Алина навела меня на мысль, что жить целый месяц мне с Игорем просто так, как соседи, изначально было опасно, и рано или поздно скандал бы произошёл. Я садист со стажем, и меня трудно впечатлить, однако забыть ту самую сессию с ним никак не могу: его эмоции переклинили что-то во мне — с клиентами такого быть не может, как бы я себя ни обманывал, как бы много я ни работал… С Игорем что-то особенное, как у неё с постоянной «любимой клиенткой». Воспоминания будоражили меня, и моё напряжение, не имея возможности реализоваться в сессиях, искало другой выход. А истерика Игоря — это тоже был вопрос времени, он таял от меня и не получал ничего взамен, что довело его до ручки. А я, хоть и более опытный человек, не хотел замечать, что ему это необходимо: в его жизни до меня ему всё время причиняли моральную боль: родители его не замечали, отец постоянно оскорблял, а мать игнорировала, друзья постоянно давили на него, заставляли прогнуться под себя, даже учёба для него — это пытка радости: учись хорошо и усердствуй, как бы ни устал зубрить. А теперь месяц свободы от всего этого морального давления и никакой боли: истерика была не за горами, а я не понял, просто игнорировал его сущность «нижнего».       Я так воодушевился от нашего с Алиной разговора, что был готов вернуться домой, но Алина напомнила, что садиться пьяным за руль — плохая идея, и даже если я уеду на такси, то алкоголь всё равно не выветрится так быстро, как хотелось бы. А достойного разговора с Игорем у выпившего меня не выйдет. Настоящая обломщица. Хотел написать Игорю СМС, чтоб не волновался, где я, но и тут потерпел крах: Алина напомнила, что лучшее наказание саба — это ожидание. Змея в человеческом обличии, но она была чертовски права!       Она расстелила мне диван, мы допили бутылку, покурили на балконе, пока проветривалась комната, и разошлись по спальным местам.       — Спокойной ночи, босс!       — Приятных снов, змея ты подколодная!

***

      Я накинул пальто и быстро надел свои найки, открыл дверь, посмотрел в коридор — его нет, — взял ключи от квартиры, запер дверь и побежал к лифту. Я спустился вниз, на подземную парковку, прибежал, запыхавшись, на место, где паркуется Виктор. Машины нет, его нет.       — Сука! Чёрт! — кричу на всю парковку, а в ответ глухая тишина: ни одной души, только бездушные машины и я в полной растерянности.       Я сел на асфальт на место его машины, прямо так, в пальто, ноги согнуты, я обнимаю колени, опустив голову к ним. Ну зачем я ему это сказал, зачем? Я идиот. Я ведь знаю, что по правилам дома с клиентами интим запрещён. Зачем? Я не понимаю. Глаза на мокром месте, с носа уже бежит вода, губа продолжает кровоточить, пачкая мои домашние штаны — штаны Виктора: он хотел мне купить свои, но я наотрез отказался отдавать ему эти. Да, они большие, да, часто сползают, но они — его. Обычные серые трикотажные спортивные штаны «найк». Мне нравится, что из-за того, что они больше, чем надо, я выгляжу в них как какой-то рэпер. Но сейчас я смотрю, как на них капает кровь и мои слёзы. Через минут пять истерики я успокаиваюсь. Надо позвонить ему. Чёрт, я не взял телефон! Возвращаюсь в квартиру. Пальто грязноё, на коленях кровь, я в слезах с разбитой губой. И кто теперь шлюха, он или я? По виду больше я подхожу под описание. Соседи по подъезду косятся на меня в лифте — мне пофигу, пытаются что-то говорить — я не слышу. Выхожу на своём этаже и плетусь в квартиру.       Захлопнул дверь и опустился на коврик, еле разулся, бросил пальто там же, где и кроссы, и стал искать телефон. Нашёл, но руки трясутся — я и хочу позвонить, и не могу. Что я ему скажу? Блять, какой я жалкий, сопливый дурак! Откидываю телефон на диван. Захожу в ванну, включаю кран, смотрюсь в зеркало. Кровь стекает в раковину, а вода уносит её в слив. След на щеке ещё не сошёл, но я не чувствую жжения, и даже скатывающиеся по повреждённой коже слёзы не доставляют мне дискомфорт. Сердце сжимается от боли, адреналин зашкаливает, хочется, чтоб всё прекратилось, чтобы взять и отмотать наш с ним диалог. Но жизнь не сериал: что сказано, то сказано. Умываюсь, вытираю лицо так, чтоб не задеть губу, достаю перекись и ватные диски, обрабатываю, зажимаю диском. В холодильнике нахожу банку колы, которая стала появляться, как я понял, с моим проживанием в квартире — Виктор вообще не пьёт газировку. Прикладываю к губе, чтоб холод остановил кровь и губа назавтра не разбухла. После моего первого пореза ножом Виктор часто мне рассказывал, что делать при оказании первой медицинской помощи. Я думал, что он чересчур уж беспокоится, но вот его мудрость сейчас спасает от следов, сделанных им самим. Ухмыляюсь, но тут же чувствую жжение на губе — лучше сейчас не смеяться.       Пока металлическая банка делает своё дело, я стягиваю одной рукой штаны, его штаны, которые он совсем недавно носил — они ещё пахнут им. Немного подворачиваю, так как на них нет резинки внизу. Пытаюсь застирать кровь холодной водой — сложно, конечно, одной рукой, но Роза говорила, что кровь надо сразу застирывать, иначе её не вывести, а эти найки для меня любимей даже тех с единорогами, которые были у меня в прошлой жизни, до Виктора. Видел бы он меня сейчас — точно бы гордился. Интересно, куда он уехал на машине и надолго ли? Он сегодня вернётся? От этих мыслей опять хочется реветь, но уже нельзя, хватит: вернётся и поговорим, я попрошу прощения, и всё будет как прежде. Закидываю в машинку штаны: пятна уже нет, но пусть постираются для верности. Поднимаю пальто, отряхиваю его от грязи, беру мокрую губку и стираю следы асфальтной пыли. Всё, с пальто тоже вопрос решён. Кровь уже остановилась: сильно, конечно, губа лопнула, но, как говорится, до свадьбы заживёт. Хотя, до чьей свадьбы? Опять смешно, геи же не выходят замуж!       Пью тёплую колу на диване, смотрю в телефон: куча СМС от Инны и ничего от Виктора. Чёрт, походу, всё серьёзней, чем мне кажется или хочет казаться. Обидно, грустно и одиноко. Блин, он должен вернуться, он не оставит меня одного; ну сморозил я глупость, ну довёл его, но это не повод меня бросать. Блять, а вдруг он вернётся и скажет: «Выметайся»? Что тогда делать?! Я точно никуда не уйду, буду хоть валяться в его ногах и просить прощения, но точно не уйду, буду спать на коврике в прихожей, но не сдвинусь с места! Не бывать этому! Начинаю загоняться, злиться сам на себя, на сложившуюся ситуацию: страшно, что я могу его потерять.       Я надеваю толстовку и его тапочки, выхожу на балкон, где лежат сигареты и зажигалка. Не знаю, чем я думал, но беру сигарету, вставляю её в свой травмированный рот и поджигаю. Начинаю втягивать дым, как это делает Виктор, и тут же давлюсь, кашляю от едкого вещества. Фу, блин, и как он это делает? Но сигарету не тушу, пытаюсь снова затянуться, уже не так сильно, и снова кашляю — неприятно, горько, сухо. В голове мутнеет, ноги подкашиваются. Сажусь на плетёный стул, в котором часто сидит Виктор по утрам, попивая кофе и выкуривая первую сигарету за день. Он делает это так красиво, грациозно, а я выгляжу, как школьница за гаражом, скрывающаяся от родителей. Ещё раз пытаюсь затянуться — уже получше выходит, но всё равно непонятно, зачем он курит. Меня уже что-то подташнивать начинает, но злость куда-то уходит, а дым меня пьянит похлеще, чем алкоголь. Затягиваюсь опять, и мысли из головы пропали, глаза уже высохли. Тушу сигарету и встаю, пошатываясь. Захожу обратно в квартиру: кружится голова, надо прилечь на диван.       Почти что доползаю до дивана и падаю головой вниз на подушку. Блять, только бы не вырвало! Всё кружится, как будто перепил, но где-то через минуту я проваливаюсь в сон.       Я так и проспал всю ночь на диване, проснулся только в одиннадцать утра, и то из-за звонка. Взял трубку, не открывая глаз.       — Алло?       — Игорь, ты чё молчишь? Вчера весь вечер молчал, сейчас молчишь, я чё, тебя обидела? — опять тараторит Инна. И как с такой неуверенностью и нетерпением она стала верхней?       — О, ты? Да не-е-е, всё норм, просто устал и уснул рано. А ты чё так рано звонишь?       — Ничё не рано, у меня через час урок с Виктором, вот и подумала, что ты тоже сейчас приедешь…       Я не даю ей договорить.       — А сколько уже времени? — Подрываюсь с дивана, смотрю, что в квартире светло и тихо.       — Уже одиннадцать, а у вас вчера выходной был, значит, вы должны уже ехать из зала, а ты…       Перебиваю её опять, иначе её можно слушать до бесконечности. И вот же сучка, знает про нас всё, шпионка!       — Всё, Инна, давай, позже увидимся, — бросаю телефон.       Бегу к входной двери — ничего не изменилось; бегаю по квартире — нет никого: в ванной тишина, в спальне тоже пусто и кровать заправлена. Походу, дома его не было. Или был?! Бегу умываться, чистить зубы, в туалет. Не забыть выпить витамины, которые Виктор сказал принимать по утрам: ничего такого, витамин Д, омега-3 и комплекс какой-то для мужчин, но это стало привычкой, так что все витаминки залпом и водой запить. Быстро к шкафу, переодеваюсь, параллельно такси заказываю… Если я всё правильно понял, то Виктор сейчас едет в дом, я туда приеду и увижу его, и ему придётся со мной говорить! Пальто и найки, ключи, телефон — и закрываю дверь.       Пока ехал в такси, слушал музыку в наушниках, чтоб хоть как-то отвлечься от мыслей о предстоящем разговоре. Вот что я ему скажу? А он мне? Мне сразу падать на колени и молить, чтоб не гнал прочь, или лучше начать реветь, и он сам сжалится? Хотя нет, опять скажет, что я — плаксивая школьница… Блин, всё так сложно стало. Я так не переживал даже из-за Димы, когда он меня послал куда подальше, а он ведь друг детства, как сейчас из-за ссоры с Виктором, а он, по сути, мне никто, и всё же вся моя жизнь — это Виктор. Как тяжело! Правильно Виктор говорит, что я школьница: втюрился в него по уши и ничего и никого вокруг не замечаю, завишу от него, как рыбка от воды, и страдаю. Хотел стать самостоятельным, а стал полностью зависим от мужчины моей мечты! А это ведь он меня ещё к себе не подпускает, а если подпустит, то что тогда будет? Я, наверное, просто сдохну на месте, взорвусь как петарда и всё — нет больше «наивного мальчика». А лысый, кстати, чего не позвонил? Сегодня же и вправду зал, день спины, я помню; любимое моё шоу — смотреть, как два мучителя делают становую тягу и подтягиваются, кто больше может. Наверное, Виктор вчера его предупредил, знал, что зал отменяется. Походу, всё серьёзно, если мы зал пропускаем. Опять начинаю паниковать, опять думаю о том, что Виктор не захочет со мной говорить, и всё закончится раз и навсегда: и наше сожительство, и работа, и моя жизнь…       Такси останавливается у главных ворот, я выхожу. Смотрю по сторонам и вижу, как знакомая машина медленно выворачивает с закрытой парковки и двигает ко мне. Такси отъезжает, а я иду на проезжую часть и встаю на полосу, по которой двигается автомобиль Виктора. Я не вижу водителя, я не знаю, видит ли он меня, но машина уже близко, я закрываю глаза… Пусть он меня собьёт, и всё, разговоры будут не нужны, без него мне всё равно не жить… Так он не разобьёт мне сердце, он просто меня задавит… и не нужно будет мучиться и страдать… Я все отчётливей слышу шум двигателя, значит, ещё чуть-чуть — и всё… не надо больше ждать, когда он растает ко мне, не надо ждать, когда сжалится надо мной и даст хотя бы дотронуться до его прекрасного тела… не надо будет мечтать о его объятьях и нюхать перед стиркой его вещи, представляя, как он сильно сжимает меня и шепчет, что любит… Всё закончится здесь и сейчас, я умру под колёсами автомобиля любимого человека — человека, который раздавил меня ещё в первую встречу… который так и не узнает, как сильно я его люблю… Я слышу скрежет колёс от резкого торможения, щурюсь, машина едва касается меня, и я падаю спиной вниз на твёрдый асфальт быстро и резко. Я открываю глаза и смотрю, как светит солнце, слышу, как он выскакивает из машины и подбегает ко мне.       — Игорь! Игорь! Игорь! Сука, Игорь!!!       Я вижу, как он склоняется надо мной, вижу его взгляд — он в панике, он что-то орёт матом, костерит меня, но я не слышу, я заливаюсь смехом так громко, как могу, улыбаюсь от счастья, что он тут. Он не убил меня, а значит, есть ещё шанс!