Люди сами себе устраивают проблемы — никто не заставляет их выбирать скучные профессии, жениться не на тех людях или покупать неудобные туфли Фаина Раневская
— Виктор, пора вставать, — сквозь сон услышал я голос Андрея. Глаза даже через прикрытые веки ослепило светом, а звук раздвигающихся штор резанул по ушам. — Сергеевич, я тянул как мог, но Борисовна уже второй раз звонила. — Сколько времени? — простонал я, с трудом возвращаясь к реальности. — Уже двенадцать, через два часа встреча у нотариуса, — чуть тише произнёс Андрей. — Виктор, пора уже. Всё же этот день настал. Я открыл глаза и, щурясь, осмотрелся. Яркий свет солнца освещал спальню. Одеяло давно сползло куда-то вниз, прикрывая только икры ног. Я лежал один в огромной кровати, на самом её краю. Как ещё не свалился! Андрей сидел напротив меня в кресле, перебирая пальцами металлическую зажигалку, и пытался уловить мой взгляд. — Уже вернулся? — задал я гениальный вопрос. — Как видишь, — сухо произнёс он. И что этот тон должен значить? Я перевернулся на спину и, раскинув руки, уставился в потолок. Всё тело ломило, голова трещала. Обычное алкогольное похмелье. Всё как всегда, кроме разве того факта, что вечер накануне я помнил лишь кусками. Это уже что-то новенькое. Прекрасное начало прекрасного дня! — Значит, он всё-таки приехал, — констатировал я очевидный факт. Иначе встречи у нотариуса сегодня не было бы. — И как тебе это удалось? Хотя знаешь, мне ровным счётом посрать, привёз и хорошо. — Я уже заметил, что тебе на всё насрать, — в голосе Андрея сквозил упрёк. — Я тебе звонил, писал! Почему трубку не брал? Ты хоть помнишь, как я тебя домой привёз? «Завёлся», — подумал я про себя. Читать нотации было в его стиле в последние несколько месяцев. Время от времени у меня возникало жгучее желание набить ему морду за подобные вольности, но, честно говоря, если бы он продолжал себя вести с былым пиететом и подобострастием, я бы не выходил из запоев. — По физиономии твоей видно, что ни черта ты не помнишь! Таблетки на тумбочке, выпей! Я, словно тряпичная кукла, потянулся за стаканом с водой и тремя разными таблетками. Проглотив лекарства и жадно выпив всю воду, я уселся на краю кровати, пытаясь удержать тяжёлую голову в равновесии. — Рассказывай. Но учти, если мне станет скучно, я могу опять уснуть, — демонстративно зевнул я. — Вчера Дарья не знала, как тебя заставить уехать, вызвонила меня. Вик, ты уже даже её не слушаешь! — Андрей потянулся в карман за пачкой сигарет и достал одну, тыча ею в меня. — Я приехал, и знаешь, что я увидел? — Не кури при мне и не тут! — прорычал я. Он словно специально злил меня. Но нельзя не признать, это был очень действенный способ взбодрить меня, когда я находился в подобном состоянии. — Окей, не буду, — в тон мне ответил тот. — Так вот, ты сидел в випке. Слабо богу, хоть там! Пил вторую бутылку, закинув ноги на стол, ржал как псих и кидался в двух официантов купюрами, заставляя их целоваться. Не выдержав, я расхохотался. Вошедший в роль проповедника Андрей сидел с каменным лицом, но мне было плевать: жаль только, что помнил всё отрывками. — Смешно тебе? Посмотри, что ты наделал! — Андрей закатал рукава своей чёрной обтягивающей водолазки и стал показывать синяки, похожие на следы от сжатия ладоней. — Сам виноват, — холодно произнёс я и, встав, пошатнувшись, с кровати, направился в ванную. — Сергеевич, мне ни хуя не смешно! А если бы тебя сфоткали, или кто-нибудь из персонала проболтается журналистам? Ты об этом думаешь вообще? — последовав за мною, бурчал он. — Это твоя работа — чистить за мной, — остановившись, произнёс я. — Виктор, ты усложняешь мне работу в разы! Ты знал, что я улетел, и я просил… — он вздохнул, — не покидать дом. — Слышь, нянька по вызову, ты заигрался уже, не кажется?! — рявкнул я, смотря в зеркало в ванной на его рожу, маячившую за моей спиной. — Я пил в закрытом клубе своей супруги, где персонал меня знает как облупленного и глупостей творить не будет! — Бывшей супруги… — поправил меня этот душнила. — Виктор, месяц назад ты получил свидетельство о расторжении брака! Скривившись от его слов, я умыл лицо, подошел к унитазу и начал ссать. Плевать, что он рядом. — Сергеевич, ваш брак с самого начала был фиктивный и ты это знаешь! А ведёшь себя, как будто Дарья тебя предала и сбежала к другому… Не просыхаешь почти с тех пор, как она переехала! — Заткнись, ты ни хуя не знаешь, каким был мой брак, — процедил я сквозь зубы. — У нас была замечательная семья, у нас есть сын, которого я люблю. А отсутствие секса между супругами, знаешь ли, не делает брак фиктивным! — Когда ты видел Васю в последний раз? — не растерялся тот, перейдя в ответное наступление. Я молча снял трусы и, пройдя мимо него, открыл дверцы душевой кабинки. Не доставало только ещё перед охранником оправдываться. — Как Даша с Васей переехали, ты не разу не видел сына! Я зашёл в душ. — Они съехали в конце мая, сейчас сентябрь. На этих словах я хлопнул дверьми и включил воду. Когда минут через десять я вышел из душа, Андрей, прислонившись к стене, вовсю дымил сигаретой. — Я говорил не курить при мне?! — А я просил не пить, но ты же пьёшь! — огрызнулся тот, но всё же выкинул бычок в унитаз и нажал на слив, а я стянул полотенце с вешалки и направился в спальню. — Так как всё прошло-то в целом? — спросил я как можно безразличнее. — Нормально… Вчера утром прилетели вместе, я организовал ему машину и выделил водителя из своих… — Где он остановился? — перебил я его. — В квартире, — с заминкой произнёс тот. — Какого хуя? — откинув полотенце, заорал я, понимая, о какой квартире идёт речь. — Сергеевич, прости, — недоумевающе промямлил Андрей, — насчёт этого не было никаких указаний. Игорь спросил, свободна ли она, я сказал, что да… Я, конечно, предлагал ему остановиться в доме отца или у Борисовны, но он сказал, что поедет к себе домой, и показал ключи от квартиры. — Вот же сучёныш! Надо было давно эту квартиру продать или сдать, — прошипел я и, надев трусы, снова заорал: — Таня! — Она внизу, кофе варит и бутерброды делает. Я продолжил одеваться под пристальным взглядом своей няньки — словно тот подозревал, что я собираюсь сбежать, как только он отвернётся. — Вик, я устал… — прошептал он, — прошу тебя, давай сегодня обойдёмся без приключений и разборок с Игорем! — Тебе что, мало платят?! — вновь вспылил я. — И в конце концов, тебя тут никто силком не держит! — Чёрт, Вик, я беспокоюсь за тебя! Ты спиваешься и не можешь себя контролировать… после смерти Владимира… — Я спиваюсь? — перебил его я. — То есть когда я купил тебе дом рядом со мной, я не спивался, да? Когда Даше купил ночной клуб, тоже не спивался? Когда Алине купил квартиру и перестал брать прибыль от Дома, тоже всё было хорошо, да? Когда я пахал как лошадь за троих, никто особо не беспокоился, как мне это удаётся. Но стоило немного отпустить ситуацию, и вы сразу дружно запели: обратись к психологу, давай закодируем тебя и так далее… — Я тебя понимаю, сам мать похоронил недавно, но я же не пускаюсь во все тяжкие! — Ну да, — я горько рассмеялся, — ты мать похоронил, а я то что… Я всего-то расстался с единственным человеком, которого по-настоящему любил. Женился на той, с кем ни разу не переспал и не пересплю, потому что так надо для бизнеса! Воспитываю неродного сына, который ни капли на меня не похож. Похоронил Валентиновича и смирился с тем, что Борисовна перебралась в Испанию. Я, блять, сидел на химии с Владимиром и носил его на руках, когда он не мог уже самостоятельно передвигаться; я держал его за руку, когда он последний раз вздохнул… За мной журналисты бегают по пятам, директора и управляющие по каждой проблемке достают вопросами, думать вообще не хотят, Борисовна вернулась в Москву и выносит мне мозг разговорами о морали и моей жизни… И чего это я, блять, расклеился? Слабак! Договорив, я, уже полностью одетый, схватил пиджак, открыл дверь спальни и отправился вниз на кухню. Спускаясь по лестнице, я вспомнил про мобильник, который с утра не попадался мне на глаза. — Телефон где? — не оборачиваясь, спросил я. — У меня, — Андрей протянул мне руку из-за спины, — держи… Я включил мобильный. Ну хоть зарядил! Присев за барную стойку на кухне, куда гувернантка поставила кофе и тарелку с маленькими бутербродами, я стал смотреть новые сообщения и пропущенные вызовы. Моя гувернантка — тихая спокойная женщина лет сорока. Я познакомился с ней в день похорон Валентиновича. Алла поспешно покинула страну и весь персонал распустила, а Татьяне некуда было идти. Своего жилья у неё не было, как и семьи, а возвратиться в деревню, из которой сбежала, будучи ещё подростком, она не могла. Прожив всю жизнь в семье Валерия и Аллы, она была полностью растеряна. Я заметил её, так как из всего персонала она одна не поднимала головы, а слезы полностью промочили перед её рубашки. Я и сам был подавлен горем, и мне показалось совершенно естественным подойти и обнять её, хотя раньше я видел её только мельком, когда бывал в гостях у Борисовны; и в этот же день предложил переехать ко мне и продолжить работу уже на меня. Это было лучшим выходом: Роза не могла жить с нами, у неё есть своя семья — муж, дети и внуки, — и каждый день ездить за город она тоже не могла, хотя за ней всегда приезжал водитель. Сейчас Роза бывает у меня раз в неделю — помогает Татьяне с домом. Хотя раньше, когда я был семейным человеком, она приезжала чаще. У меня была семья — по крайнее мере я так думал, — пусть не совсем обычная, но всё же… Мы не составляли с Дарьей брачного контракта, всё было на словах, она согласилась на фиктивный брак и проживать со мной в этом доме. Дом я выбрал и купил из готовых проектов: четыре спальни наверху, две внизу, кухня, столовая, зимний сад, гостиная, маленький спортивный зал и небольшая комната с диваном и телеком — моя любимая, с баром и тёмной мебелью. Закрытый загородный посёлок, тихо и спокойно, минут двадцать до Москвы, река и сосны как выйдешь из дома. Как раз то место, куда я хотел Игоря отвезти в конце семестра, но поездка туда так и не состоялась. Мне нравилось (или я себе внушил, что мне нравится) так жить — семьёй. И пускай у нас с Дарьей отдельные спальни и нет поцелуев по утрам, как и в принципе ничего интимного, но был ребёнок и всякие мелкие радости совместной жизни типа просмотра фильмов или лёгкой расслабляющей болтовни. Я сам захотел стать настоящим отцом Василия, не из-за журналистов, не потому что это хорошо для бизнеса, или потому что жалел Дарью. Просто, когда я первый раз взял его в руки, я почувствовал, что мы нужны друг другу. Я сам рос без отца и не хотел такой же участи для Васи: так что я его отец и точка. Конечно, когда мы расписывались, я беспокоился, что ничего не почувствую к чужому ребёнку. Слава богу, я ошибался. Каждый раз, когда я приходил домой, первым делом шёл увидеть сына, играл с ним или наблюдал, как он спит, и все мысли о моей паршивой жизни куда-то уходили, уплывали ровно до утра. А утром я слышал его смех и был готов вновь покорять горы. Первые года три Дарью всё устраивало. Вася подрос, уже начал говорить «папа» и «мама», и мы радовались, что вполне неплохо уживаемся друг с другом и что в нашей семье отношения куда лучше, чем во многих «нормальных» семьях. Рядом с сыном мы казались идеальной парой. Но Дарья начала уставать от двойной жизни, от тайных свиданий с мужчинами, которые она могла себе позволить только после тщательной проверки Андрея, чтоб не дай бог эти мужики не оказались мошенниками или подосланными казачками. Ей элементарно нельзя было никуда выйти без одобрения с его стороны, и это сильно угнетало. Она даже не могла сказать своим любовникам, почему «изменяет» мне: для них она была неверной женой, а с такими серьёзные и долгие отношения не строят. Конечно, я прекрасно понимал, что ей тяжело было приспособиться к такому образу жизни. Мне это всегда давалось легче — я ещё со школы понял, что геем быть «нехорошо», и привык это скрывать. Когда Дарья начала постоянно жаловаться, что живёт, как в клетке, я купил ей ночной клуб. И какое-то время она, казалось, была счастлива, что теперь у неё есть дело. Я начал было надеяться, что проблема решена, и даже стал подумывать, что, может, предложить ей завести общих детей — всё-таки правильней, чтобы ребёнок рос не один, а в окружении братьев и сестёр… Я так и не успел ей ничего предложить: случился скандал. Журналисты всё же поймали меня. Да так глупо — с Женькой, которого все за глаза до сих пор звали Лысым Качком. Проследили гады, как навещал его: заходил в подъезд и выходил оттуда через несколько часов. И ладно бы один раз, так, как назло, в течение месяца следили. А потом началось — одна статья, вторая, третья, с заголовками типа «Известный бизнесмен изменяет жене с мужчиной?» или «Что связывает гендиректора строительного холдинга с фитнес-моделями мужского пола?». Женя, к слову, только выиграл от этого: многие его клиенты, которые не знали о моём прошлом, постоянно интересовались мной у него. Можно сказать, он приобрел особую популярность в БДСМ-кругах. Поначалу мы все напряглись, но я придерживался чёткой линии поведения — я не оправдываюсь, я не даю повода для новых слухов и сплетен, моя жизнь не меняется. Несколько месяцев после этого выдались напряженными во всех планах, но, как ни странно, катастрофы не произошло. То ли сказалась неспокойная политическая ситуация, так что общественность быстро переключилась на другие темы, то ли помогли связи, которые я успел наладить за несколько лет, но обошлось без критических потерь. Холдинг продолжал работать, хотя с некоторыми ценными работниками и клиентами, которые, так сказать, приняли обнародованные сведения слишком близко к сердцу, пришлось расстаться. В каком-то смысле я смог вздохнуть свободнее, а главное, Владимир с Аллой поняли, что вякающие журналистские моськи не так уж страшны. Дарья тоже подуспокоилась: она всегда боялась, что станет звездой прессы как изменщица богатенькому муженьку, но нет, я её опередил. Конечно если бы я совершил каминг-аут, всё было бы по-другому — для меня и для холдинга. Но я при своей голове, да и представить такое в наше время в нашей стране — это что-то из области фантастики. Я продолжал и буду продолжать скрывать свою личную жизнь, но параноить по этому поводу в моём окружении станут гораздо меньше. Пересуды, конечно, были и будут, многие так или иначе догадываются о моей ориентации, но наличие сына заставляет этих многих сомневаться. Главное, чтобы те, кто у власти, и дальше закрывали глаза на то, что не касается бизнеса и деловых отношений. Когда шумиха вокруг моей персоны поутихла — Владимир к тому времени из-за болезни уже окончательно отошёл от дел — Даша начала уговаривать меня развестись с ней. Ей весь этот скандал придал уверенности и понимания, что ни я, ни мой бизнес не пропадём без неё. И хотя я догадывался, что рано или поздно это должно было случиться, но всё равно ощущал себя, как будто получил очередной удар под дых от судьбы: я знал, что мне будет не хватать общения с сыном и дружеской поддержки от жены. Мы похоронили Владимира, ещё будучи супругами, и Даша как могла подбадривала меня в то тяжёлое время, но дальше оттягивать неизбежное не было смысла. Даша выбрала квартиру недалеко от своего клуба — большую, пятикомнатную, чтоб места хватило для всех: для неё, для Васи и для Яны, — и они переехали. Яну к тому времени я воспринимал уже как младшую сестру: она была частым гостем в нашем доме и стала действительно близким человеком для Васи и для нас с Дашей. Когда они съехали, Яна согласилась пожить с ними какое-то время, больше для моральной поддержки Даши, чем для помощи с ребёнком, у которого и так няня всегда под боком. Мой дом опустел, остался я — алкоголик-трудоголик и тихая скромница Татьяна. А месяц назад я получил документы о разводе… — Виктор Сергеевич, раз вас сегодня будет возить Андрей, я вызвала службу ремонта автомобилей: машины заберут на пару дней, — произнесла Татьяна, убирая молоко в холодильник. — Не переживайте, там их помоют и проведут полноценное СТО, если какой-то машине потребуется ремонт, я напишу. — Таня? — повернулся я в её сторону. Следить за состоянием машин никогда не входило в её обязанности. — Это я ей сказал вызвать ремонтников, — пояснил Андрей. — Зачем? — Вик, у «лексуса» разбит задний габарит, «хаммер» стучит так, что боюсь, что он сдохнет скоро… а «мерс» твой любимый давно дал течь — весь охладитель вытек под ним в гараже, — стал перечислять тот. — Хочешь посмотри сам. Опасно на таких машинах ездить, тем более тебе. — У «лексуса» разбит габарит? — удивился я, отпивая свой кофе, к слову идеально сваренный Татьяной. — Да, ещё с прошлой недели. Ты сдавал пьяный назад на парковке у Дома и разбил. — Ладно, делайте что хотите… — махнул я рукой. — Но если ты это сделал специально, чтоб контролировать меня, то лучше тебе возить меня молча и стараться не бесить. — И в мыслях такого не было! — явно съязвил Андрей. Я закатил глаза и вновь взялся за телефон. — Лиза, на ближайшие дня два всем скажи, чтоб меня не трогали. Будут доставать, так и передай, чтобы своей головой думали… Ну если что-то совсем уже важное и неотложное, сама решай, стоит ли мне передавать. Елизавета была раньше моей секретаршей, впоследствии я её повысил до личного помощника: девчонка хорошая, схватывает всё на лету. Лет на пять младше меня, давно работает в фирме — попала сюда практически сразу после окончания универа. Та самая Лиза, которая встретила меня, когда я впервые приехал в головной офис холдинга. Я мало кому доверяю так, как Лизе и Андрею. Из всех своих подчинённых только их я считаю незаменимыми. Андрея, к слову, я подтянул сразу, определил его в отдел безопасности фирмы. Сначала он был под руководством опытного и бывалого начальника, который всему его научил. А позже сам начальник разделил их обязанности. Андрей полностью отвечает за меня и мою безопасность, сопровождает на всех сделках, косвенно контролирует многие отделы, такие как информационная безопасность, юристов и отдел связей с общественностью. А его босс отвечает за безопасность фирмы, но уже лично меня не касается. За прошедшие годы Андрей самовольно расширил круг своих обязанностей, став для меня одновременно нянькой, водителем и партнёром по пьяным разговорам, и активно злоупотребляет своим положением, пытаясь влиять на мою жизнь, если этим словом можно называть моё существование. — И ещё, скажи Константину, если он не договорится по этой земле с озером, я с него точно шкуру спущу, он и так упустил участок возле церкви. И Романова там настрой на проверку музея, если его ребята закосячат её, и мы опять отложим срок сдачи, то я его лично отправлю к мэру жопу подставлять. — Конечно. Я уже Романова запугала, пустила слух, что юристы веду переговоры с кандидатом из «Олимпии» на его место. — Ай ты моя хорошая, — засмеялся я в трубку, — но сильно там не пугай его, а то уйдет на больничный со своим сердцем. — Тут Лиза рассмеялась в ответ. — А если серьёзно, дай задание отделу кадров поискать кого-нибудь на его место, всё равно это долгий процесс — найти ему адекватную замену. — Будет сделано! И… Виктор Сергеевич, Алла Борисовна была недовольна, что вас с утра не было в холдинге, — понизив голос, с осторожностью произнесла девушка. — Мне показалось, она хотела с вами поговорить. — Твою мать, — не сдержался я, догадываясь, моя «вторая мама» хотела провести небольшую воспитательную беседу перед встречей у нотариуса. — Она ещё в офисе? — Нет, пять минут назад покинула здание. Сказала, что сегодня вряд ли уже вернётся. — Что ж, тогда ты сегодня остаешься за старшую, — пошутил я. — Надеюсь, продержитесь там до завтра без высшего руководства. Но если что, я на связи. Попрощавшись, я завершил вызов и посмотрел на Андрея, который доедал последний бутерброд. — Вот ты прогладит, хоть бы один мне оставил, — вздохнул я. — Ты уже съел один, а больше и не стал бы есть, я же тебя знаю. И вправду, хорошо знает, шельма. — Таня, а тренажёр починили? — прокричал я в сторону холла. — Давно уже, — отозвалась женщина. — недели две как. — Даже я это знал, — пробурчал Андрей. — А ты, смотрю, всё в моём доме знаешь, да? — ворчливо спросил я у него. — Конечно, это моя работа. — Твоя работа меня охранять, а не жить со мной, — в очередной раз напомнил я ему и, поднявшись со стула, обратился к женщине: — Таня, а тебе твоя машина нужна? — Конечно, надо продукты купить и костюмы забрать с химчистки… — Эх, Татьяна, обрекла ты мою задницу на общество этой занозы, — мотнув головой в сторону Андрея, смеясь, произнёс я. Татьяна сокрушённо вздохнула и молча провела нас до порога, закрыв за нами дверь. — Я покурю, — тут же бросил Андрей. — Кури, — великодушно разрешил я, подходя к новенькому чёрному «лексусу» начальника службы безопасности. Вообще-то моём гараже стоит служебный «роллс-ройс», к которому меня пытался «приучить» Владимир, но им я пользуюсь очень редко — не люблю я такие машины, слишком заметные и пафосные, как по мне. Да и садиться в такой машине самому за руль не комильфо. Так что общества Андрея мне сегодня всё равно не избежать. Из всех его машин я предпочитаю «ладу» — никто не подумает, что в ней сидит гендиректор крупного холдинга. Но сегодня «лексус» — мы едем к нотариусу, а не скрываемся от чужих глаз. — Сергеевич, можно спросить? — поинтересовался Андрей, делая первую затяжку. — Спрашивай. Но знай, спросишь не так — оставлю тут и поеду сам. — Ты готов встретиться с ним? — Вот встречу и узнаю, готов или нет, — пожал я плечами. — Дай сигарету. — Ты же бросил… — Это временно, ты же меня прекрасно знаешь, — не преминул подначить я его. Андрей, чуть помедлив, протянул пачку и зажигалку, подаренную ему Инной на день рождения — с его инициалами и надписью «лучшему другу». Я достал одну сигарету, покрутил в пальцах несколько секунд, сомневаясь, стоит ли. Не хотелось, чтоб сын видел отца курящим, но понимал, что увижу Игоря и меня точно накроет от воспоминаний. И вот как только я вспомнил про персиковый гель для душа и розовую шапку, которую, к слову, я какого-то хера положил в сейф, пальцы сами вставили фильтр в губы, а зажигалка дала огонь. Давно же хотел сжечь эту чёртову шапку, но так и не решился. Да что там говорить, я из-за неё сейфом стараюсь пореже пользоваться — до сих пор больно. Он словно ампутированная рука у инвалида — её уже давно нет, а она всё болит. Первая затяжка за пять лет, а я даже не поперхнулся. Дым проникает в лёгкие, запах пропитывает одежду и волосы, пепел подает под ноги. — Вик, хочешь я тебя к Лысому Качку отвезу после? — Нет, не надо… он парня нашёл, так что секс по-дружбе с ним закончен, — сообщил я, выдыхая дым. — Сам припрётся, как порыбачить захочет. — Ну а Люся, может, его привезти на ночь? — не унимается Андрей. Ежу понятно, что пытается меня отвлечь. — Ой, не надо Люсю, он мальчик хороший, но заебал нытьём, — закатил я глаза. — А чё ноет-то? — Да что-то там с барбером с его не так, то ли ремонт хочет, то ли новые часики… не знаю. — Я узнаю, вдруг опять проблемы с конкурентами и на него давят… — Не лезь туда, — перебил я его, поморщившись. — Честно, заебал он, пусть сам разбирается… напомни лучше, чтоб я ему дарственную сделал, как приду в себя. Пора и с Люсей мне попрощаться, слишком много внимания мальчик требует. — Вик… — Что Вик? — делая последнюю затяжку, спросил я. — Думаешь, я не понимаю, что сам их всех отшиваю? Я прекрасно это знаю… Садись уже в машину, психолог хренов! Мы сели в машину — Андрей, конечно, со стороны водителя, а я развалился на переднем пассажирском. Спустя пару минут мы покинули территорию посёлка и выехали на трассу. — Знаешь, чего я хочу? — вновь заговорил я. — Чего? — Договорись с Дарьей, хочу сына на ночь к себе забрать, без няни. — Сергеевич, после вчерашнего… — Извинись там за меня, скажи, что мне стыдно. Купи синие розы двадцать одну штуку — она поймёт. Васе игрушку… Купи чебурашку, ему мультик про него нравится. — Я попытаюсь… — Не «попытаюсь», а «так точно». Привези сына к семи, вряд ли раньше освобожусь. С Борисовной будет серьёзный разговор… чует моя жопа. — Есть, босс. — И не беси меня. Подъехав к зданию нотариальной конторы, я подкурил новую сигарету, вернул пачку и зажигалку их хозяину и вышел из машины. — Андрей, — обратился я к нему через открытое окно, — купи мне айкос и стики к нему, только не фруктовые. — Сергеевич, ну на хрена тебе эта дрянь, давай я лучше твой сенатор найду? — Нет, не надо, айкос купи, от него запаха меньше. — Как скажешь, — с досадой произнёс он. — Может, мне с тобой? — Не стоит, Борисовна с охраной, — ответил я, махнув головой в сторону её машины, у которой тёрлись два бугая, — а я уж как-нибудь сам разберусь. Вали давай. — Есть, босс. Андрей отъехал, а я потоптался на улице несколько минут, выкуривая сигарету, и зашёл в здание. Меня встретила девушка на ресепшене и любезно провела на третий этаж. Я понял сразу, что мы идём в тот же зал, где оглашали завещание Владимира. Пока я следовал за девушкой, казалось, прошла вечность. Я вынул телефон и поставил на беззвучку, а затем расстегнул пиджак — резко стало жарко. Но с мыслями я ничего не мог поделать. Я знаю, что сейчас его увижу, и я надеялся, что Андрей привезёт его из Франции, но быть готовым к встрече было просто невозможно. После смерти Владимира его юристы связывались с Игорем, но ответ был простой — «от отца мне ничего не надо». Борисовна упрашивала приехать, но и ей он неизменно отвечал: «оставьте меня в покое». Несколько раз я пробовал звонить ему сам, но он никогда не отвечал на звонок. Можно было бы, конечно, попробовать позвонить ему с другого номера, но я сомневался, что это удачная идея. Когда срок подачи заявления на наследство подходил к концу, мы отправили Андрея во Францию: надеялись, он найдёт доводы, чтобы уговорить Игоря приехать, и он справился. Со стороны могло показаться глупым, что я хотел его приезда — ведь если бы он не явился, всего через сутки акции Владимира стали бы моими. Только мне эти акции ни к чему — я вернул бы их Игорю, если бы тот потребовал… Поднявшись на третий этаж, я заметил его ещё издалека, сквозь стеклянные стены зала. На самом деле я увидел только его затылок — он сидел в кресле, спиной к входной двери. Игорь не поменял ни цвет волос, ни стрижку, и эти волосы я узнал бы из тысяч других. Они особенные, и оттенок, и то, как ложатся в причёску. Что-то отдалённо похожее было у Люси, как только я его встретил, но всё же его волосы не пахли ни медом, ни молоком, да и прядки были как на подбор — лежали так, как приказал им хозяин. Спустя какое-то время Люся перекрасился, и я быстро охладел к нему, лишь изредка поддерживая встречи, откупаясь от его капризов подарками. Он был внешне похож на Игоря, только ростом ниже, сантиметров на десять. Но что их сильно различало, так это одежда: Игорь хоть и любил яркие вещи, но точно не кричащие, в отличие от Люси. От того всегда рябило в глазах как от ёлки на новый год — рваные джинсы, яркие футболки с рисунками и стразами, и пиджаки, скорее всего женские. Не то что меня это отталкивало, но из-за его вида и яркого образа встречи с ним всегда были опасным мероприятием. Но эта схожесть с Игорем, пускай только внешняя, интуитивно тянула меня к нему и в то же мгновение разочаровывала — это точно не мой мальчик, не мой дьяволёнок, это всего навсего разукрашенный парень, которому я нужен в качестве богатого папочки. И мне бы думать, что за сюрприз Владимир подкинул напоследок с этим его особым условием к завещанию, но я не могу. Все мысли о белобрысой голове, меня трясёт как хочется увидеть настоящего, оригинального Игоря, и одновременно чувства кричат «Не надо, уходи!». И вообще-то моё присутствие у нотариуса сегодня не обязательно. Но я не могу уйти. Пять лет назад я принял на себя определённые обязательства. Да, я плохо понимал, что я буду делать и что я потеряю, став совладельцем холдинга, но я рискнул. Ради него и ради Аллы. И сейчас развернуться и не входить будет трусостью. Мне нужно было исполнить последнюю волю Владимира и попытаться помирить его с сыном хотя бы посмертно. Да, он был далеко не лучшим отцом, но он и сам за это поплатился и не заслуживал он всё же, чтобы его сын ненавидел его всю жизнь. А я до сих пор не представляю, как смогу выполнить просьбу Владимира, если сам боюсь даже встретиться с Игорем. О том, чтобы поговорить с ним «о нас», я даже не думал. Потому что если бы начал думать, то можно такого себе напридумывать, что сам уже запутаешься, где желания и домыслы, а где реальность. За пять лет Франция наверняка стала Игорю родным домом. Он успешно получил высшее образование и уже нашел себе работу. И, судя по фоткам в соцсетях, недостатка в друзьях и приятелях у него нет. Да я и не сомневался, что он быстро освоится в новых условиях. Плохо только, что Игорь ни с кем из родственников и друзей, оставшихся в Москве, не контачит. Даже с Аллой Борисовной очень мало общается. А я для него тем более уже никто, пусть он и дуется, наверное, до сих пор на меня, судя по этой выходке с квартирой. Но тут его можно понять, всё же я, пусть и не нарочно, задел его гордость, а по молодости — по себе сужу — это очень остро воспринимается. Как бы то ни было, у него теперь своя жизнь, а у меня своя. С кучей обязательств: сын, бизнес, близкие люди и работники, которые в той или иной мере зависят от меня. И главная моя задача сейчас — не проебать отношения с сыном, как Владимир с Игорем…***
— Виктор, не надо меня каждый раз возить-то. Водитель с сиделкой справятся. Лучше с сыном это время проведи… А то становишься таким как я… вечно в работе… вечно занятый… — прошептал мне Владимир после очередной химии, когда я вёз его домой. — Да он ещё мелкий, у нас с ним полно времени, — смеясь ответил я, пытаясь приободрить больного мужчину. — Мне тоже так казалась… Но видишь… Время штука такая… Всегда кажется, что оно ещё есть… — он говорил уже с трудом и частыми остановками. — Перестань, ты всё для него сделал. Он сейчас живёт счастливо в Европе и радуется жизни… за нас троих. — Надеюсь… Вик… Ты прости меня… — Не надо, я не держу на тебя зла, ты же знаешь, — вцепившись крепче руль, пытался я прекратить его покаянную речь. — Ты, как и обещал, всему меня обучил, что знал сам. Ты давай, руки-то не опускай, нам ещё с тобой Васю рыбачить надо научить. Он тяжело усмехнулся и вскоре уснул. А я продолжил вести машину, понимая, что Васю я буду учить сам рыбачить. Было грустно, что мы познакомились так поздно и в таких обстоятельствах (сессии с ним я за знакомство не считал). Работая с Владимиром, я мог видеть его в разных обстоятельствах и, не смотря на его скверный характер, не мог уже воспринимать его как картонного мерзавца и самодура, каким его видел Игорь. Когда же он заболел, мы ещё больше сблизились с ним, и он открыл мне свою поганую душонку, которая оказалась не такой уж и дерьмовой. Теперь то я понимал, что он сильно любил сына, хоть ему этого и не показывал, оберегал его по-своему, в соответствии со своими представлениями об отеческой заботе… Но тут в жизни Игоря появился я, показав, что можно жить, не завися от денег отца и без тоталитарного режима в доме… Я ехал тогда и думал, как бы всё сложилось, если бы нас с Владимиром познакомили раньше, до того, как я встретился с Игорем… — Я любил мать Игоря… всю жизнь… я так и не смог найти кого-то как она… и близко не было… — начал в очередной раз Владимир делиться откровениями, лёжа под капельницей. Мы уже не ездили с ним на химию, врач поселился на втором этаже и пару сиделок всегда были неподалеку. Соседняя с рабочим кабинетом комната стала больничной палатой — множество подключенных приборов, медицинская кровать, шкаф с лекарствами. — Береги силы, у нас по планам ванна, а ты у нас гордый слишком, чтоб тебя сиделка мыла. А гею, видимо, ты больше доверяешь, старый извращенец. — Лучше ты… чем они… — Эх, вот поправишься, заставлю тебя мочалкой поработать… А сам буду лежать и кайфовать, что человек, который орал, что нас всех убить надо, обслуживает меня, — пошутил я. — Вик, ты же… всё ещё… любишь его… я знаю… — Владимир, не надо… правда. — Верни его… я херню нёс… специально… когда после смерти Леры… сказал, что хорошо… что он не с тобой… — у него уходили силы, и он с трудом мог говорить, но он очень хотел, чтоб я его услышал. — Сам себя убеждал, что так лучше для всех вышло… — Не надо, — с досадой тихо сказал я. — Надо… ты ведь страдаешь… я думаю, он тоже… вы должны быть вместе… — Береги силы, я тебя прошу, позже поговорим об этом. Но позже разговора не случилось. Через несколько дней, вечером, Владимир, необычно бодрый, попросил меня после водных процедур: — Набери Толику, скажи чтобы приехал. А то что-то давно не виделись. — Хорошо, наберу. — И, Вик, останься у меня сегодня. Завтра ведь выходной, может, отвезёшь меня на природу хоть на пару часиков, а то достали уже эти четыре комнаты. Я немного удивился такому пожеланию, но и обрадовался. Раз он чувствует себя хорошо, значит, надо пользоваться моментом. Я-то мог переночевать и дома, но спорить с Владимиром не хотелось. Я позвонил Анатолию — нотариусу, с которым Владимир составлял завещание. Тот был давним его другом, одним из немногих людей, с которым Владимира связывали не только деньги. Анатолий был владельцем юридической фирмы и адвокатской конторы, но всё же по первому звонку в случае какой-то надобности приезжал к нему. Этот вечер не был исключением и ровно через тридцать минут друг прошёл к нему в комнату. Около часа они провели вместе, после чего Анатолий покинул дом, а Владимир тут же уснул. Я же, попросив у домработницы бельё, расстелил себе на диване в кабинете Владимира, который стал, по сути, моей гостевой комнатой. Я привык уже работать в его доме, домой ездил только ночевать и изредка ездил в холдинг и на объекты. Пытался успеть везде, в чём Андрей немало мне помогал. Не знаю почему, но когда я работал в доме Владимира, ко мне приходили гениальные идеи, которые осуществить было просто. Всё что я придумал и сделал там, было успешным. Проснулся я ночью от звонка колокольчика. У Владимира рядом с кроватью было две кнопки — для вызова врача и сиделки. А если Владимир хотел видеть меня, то просто звонил в детский колокольчик, — в соседней комнате звук его был прекрасно слышен. Конечно, когда я его принёс Владимиру, то не мог не пошутить, что теперь стал мальчиком по вызову. — Вик… я изменил… — Завещание? Да? Владимир кивнул в ответ. — В нём… если он… не вернётся… до исте… — До истечения срока? Он опять кивнул мне. — Фирма твоя… обещай мне… — Что обещать? Что я не развалю холдинг? Ты же знаешь, что я никуда не денусь с подводной лодки. Он протянул мне свою ладонь, и я взял её, сев рядом с ним у кровати. Он сжал мою руку, наверное, так сильно, как только мог в его состоянии. Я посмотрел на него и понял, что это последний наш разговор. На лице ранее сильного духом мужчины я увидел следы слёз. Мои губы задрожали, но я пытался сохранять спокойствие, не вполне пока осознавая, что происходит. — Я обещаю, я не развалю холдинг, я сохраню ваше с Валерием дело, клянусь. — Обещай мне… что скажешь ему… что как я его люблю… — Обещаю, скажу, — поспешно проговорил я. В тот момент меня разобрала злость на себя, что рядом с Владимиром нет его сына. Надо было ехать в эту грёбаную Францию и любыми способами заставить Игоря вернуться и увидеться с отцом! — И обещай… что скажешь… что любишь его… — он посмотрел на меня так, как, наверное, никогда не смотрел: сердце сжалось, слёзы всё же потекли по щекам. — Обещаю… В тот момент я мог пообещать что угодно. Внутри поднимался шторм из эмоций и чувств, которые, казалось, во мне давно атрофировались. Он закрыл глаза, и хватка его ладони ослабла. Неожиданно для самого себя я начал истерично всхлипывать, роняя слёзы на его постель. Его лицо стало спокойным и умиротворённым, казалось, он даже чуть улыбался. А через несколько секунд я услышал, как прибор у его кровати начал пищать и линия на мониторе превратилась в одну сплошную…