Дорогая шлюха

      Девушка проводила меня до двери. Глубоко вздохнув, я переступил порог комнаты. Поздоровавшись со всеми, я сел недалеко от Борисовны, с торца стола, так чтобы видеть нотариуса, который сидел напротив меня. Анатолий вежливо ответил на приветствие, а Алла Борисовна метнула на меня строгий и недовольный взгляд. Когда-то такой взгляд мог бы всерьёз выбить меня из колеи, но эти времена давно уже прошли. Я по-прежнему любил и уважал её не меньше, чем родную мать, но уже не воспринимал её как богиню, перед лицом которой я, простой смертный, должен благоговейно трепетать. Я с невинным видом кивнул Алле в ответ, одновременно пытаясь рассмотреть Игоря, который сидел рядом с ней. Парень, с ручкой в руках, внимательно изучал бумаги — вероятно, подготовленное нотариусом заявление о вступлении в наследство — и слушал пояснения Анатолия, не обращая никакого внимания на моё появление. Я, предоставленный ненадолго самому себе, достал телефон и уткнулся в него, пытаясь делать вид, что чрезвычайно занят, но мой взгляд, конечно же, постоянно возвращался к Игорю.       Всё же его причёска изменилась — из-за высокой спинки кресла я не мог это заметить сразу. Волосы по бокам и сзади были подстрижены более коротко, открывая шею, что очень шло ему, но пряди светлых вьющихся локонов всё так же падали ему на глаза, закрывая от меня часть лица. На нем была белая водолазка, закатанная до локтей, — на её фоне кожа казалась молочным шоколадом от загара. Он явно возмужал — рельеф мышц на руках и груди, прямая осанка, уверенная поза. Даже лёгкая щетина была на лице, к которой так и тянуло прикоснуться: раньше я не замечал, что у него вообще растут волосы на лице, но сейчас они были. Из незрелого юноши, почти что подростка, он превратился в мужчину — по сравнению со мной молодого, но всё же мужчину. Игорь поднял голову, спрашивая что-то у Анатолия, и я замер. Я всегда восхищался редкой особенностью его внешности — очень светлые, почти что как мел, волосы, и тёмные густые ресницы, составляющие удивительный и гармоничный контраст с волосами. От загара на его лице появились чуть видимые веснушки — не рыжие, а светло-коричные, и в сочетании с его тёмными бровями и ресницами это выглядело идеально. Я невольно облизал губы. Стало даже немного стыдно — чувство, мне явно несвойственное, — но не смотреть на Игоря было просто невозможно. Когда-то он напоминал мне ангела, и можно было бы предположить, что когда его внешность потеряет детские черты, это впечатление пропадёт. Но нет, даже повзрослевший, с небритой щетиной, веснушками и загаром, он казался неземным созданием.       И странное дело, сейчас, поглядывая исподтишка за Игорем, я чувствовал, как меня охватывает нелогичная, непонятная радость. Пять минут назад я боялся увидеть его, злился на него и на себя, а сейчас понимал, что рад увидеть его — даже при таких невесёлых обстоятельствах; даже понимая, что я ему безразличен; что он, скорее всего, совсем уже не тот человек, которого я знал; что, получив наследство, он уедет обратно во Францию и больше встретиться поводов у нас не будет… Потом… потом мне будет, наверное, очень хреново, но сейчас я наслаждался моментом этого почти что счастья.       Спустя несколько минут моего появления Анатолий отошёл куда-то в сторону, а вернувшись, положив передо мной небольшой кожаный кейс.       — Это коллекция часов покойного, — открыв кейс, негромко произнёс он. — Она не упомянута в завещании. Владимир попросил передать вам её в случае, если Игорь Владимирович вернётся в Москву. Теперь она ваша.       Я удивлённо кивнул и уставился на неожиданный подарок, а Анатолий вернулся к Игорю. Внутри футляра лежало с десяток часов дорогих марок — все в классическом сдержанном стиле и в отличном состоянии. Я понял намёк Владимира: он не раз говорил, что время — это самая ценная вещь в жизни. Он прекрасно знал, что именно время он забрал у нас с Игорем, время, которое мы могли быть вместе. Но зачем он оставил мне свои часы? В знак извинения? Не зная, что и думать, я закрыл кейс и поставил его на свободный стул рядом, в то время как Анатолий обратился ко всем нам:       — Так как все здесь присутствующие уже ознакомлены с содержанием завещания, зачитывать его нет необходимости. Напомню лишь, что, согласно воле покойного, его сын, Игорь Владимирович, наследует дом, банковские счета и акции холдинга. При этом условия наследования завещанного имущества Игорем Владимировичем могут быть озвучены только при личном присутствии самого наследника и после подписания им заявления о вступлении в наследство. Также покойный выразил пожелание, чтобы при оглашении условий наследования присутствовали, конечно же, при их на то согласии, остальные владельцы акций холдинга.       После этого Анатолий подтвердил, что Игорь вступил в наследство, подписав необходимые бумаги. На этом я выдохнул с облегчением — мне до последнего казалось, что Игорь выкинет какой-нибудь финт. Если бы Игорь не принял наследство, деньги со счетов Владимира и средства, вырученные от продажи дома на аукционе, ушли бы на благотворительность нескольким фондам — в основном они были посвящены борьбе с раком, — а акции Владимира отошли бы ко мне.       Затем Анатолий перешёл к оглашению особых условий наследования, что на юридическом языке называлось завещательным возложением. Увлечённый разглядыванием Игоря и своими мыслями, я немного выпал из ситуации, и до меня не сразу дошёл смысл зачитанного. А когда всё же дошёл, я решил было, что ослышался. В горле внезапно пересохло, да так, что я даже поперхнулся — не специально, конечно, но Алла вновь недобро зыркнула на меня. Впрочем, она тоже выглядела чрезвычайно озадаченной.       — Анатолий Григорьевич, я правильно понимаю, что Игорю Владимировичу надо прожить год в Москве? — наплевав на маску отстранённого свидетеля, переспросил я нотариуса.       — Именно так, — бесстрастно подтвердил Анатолий. — Если Игорь Владимирович желает получить доступ к счетам Владимира, ему необходимо прожить год, не покидая пределов Московской области. Конечно же, если Игорь Владимирович будет вынужден покинуть указанный регион по независящим от него обстоятельствам, тогда условия завещательного возложения не будут считаться нарушенным.       — Чего-то такого и следовало ожидать, зная моего отца. Что ж, по крайней мере, я убедился, что этот самодур остался верен себе до конца жизни, — презрительно фыркнул Игорь, так и не удостоив меня своим взглядом. — И не надо делать вид, Виктор Сергеевич, что для вас это желание папеньки стало новостью.       Я непроизвольно улыбнулся на этих его словах, обращенных ко мне. Они показались мне хорошим знаком — лучше уж презрение, чем полный игнор. Он думает, что я знаю все подковырки в завещании его отца? Конечно, я знаю не больше остальных. Но он думает обо мне — пускай и плохо, но всё же думает!       — А что будет, если Игорь не захочет жить в Москве? — спросила Алла, успокаивающе сжав ладонь крестника.       — Тогда я, как исполнитель воли умершего, последую указаниям завещания и осуществлю переводы средств в фонды, которые были уже озвучены.       — А если я соглашусь, вы станете следить за моими перемещениями? — холодно поинтересовался Игорь. Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. — И как вы собираетесь это делать? Приставите наблюдателей? Трекеры установите? Или чип под кожу зашьёте?       — Игорь Владимирович, я не намерен разглашать способы, но могу вас уверить, что буду действовать исключительно в рамках закона, — улыбаясь, ответил Анатолий. — И если вы согласитесь принять условия наследования, то советую вам не рисковать, проверяя мои возможности. Вы же понимаете, что Владимир был не просто моим клиентом, но и товарищем, поэтому я сделаю всё, чтобы осуществить его последнюю волю. Кроме того, во избежание недоразумений, вынужден вас предупредить — даже если в течение года я получу достоверные доказательства, что вы нарушили условия, я не буду никому разглашать информацию об этом до конца назначенного срока. Так что вы не будете знать, осталось ли замеченным нарушение условий и стоит ли и дальше продолжать бороться за наследство.       Слушая Анатолия, я всё больше недоумевал. Честно говоря, я не мог понять мотивов Владимира. Неужели он надеялся, что Игорь примет его условия? Тогда пришлось бы признать, что он совсем его не знал: может, когда-то такие фокусы и прокатили бы с ним, но сейчас… Блять, неужели болезнь всё же повлияла на разум Владимира? И как я должен после такого преподнести Игорю, что отец его любил и желал только лучшего?       Я знал, что Владимир продолжал заботиться о сыне, насколько это было возможно в тех обстоятельствах. Когда Игорь принял решение остаться во Франции, Владимир стал оплачивать его проживание там. Разумеется, деньги он перечислял бывшей жене. Договор у них был простой — он обеспечивает её и сына, а она сообщает Владимиру минимум об Игоре и не раскрывает сыну, откуда деньги. Игорю мать сказала, что ей удалось накопить определённую сумму, достаточную для жизни в Париже им двоим. А когда Игорь подал документы в Парижскую школу экономики, он получил грант на обучение, спонсированный, естественно, его отцом. Правду об этом знали только три человека — Владимир, я и мать Игоря.       В завещании Надежда не была упомянута — Владимир не хотел давать никакого повода Игорю думать, что он поддерживает связь с его матерью. Но незадолго до смерти он продал ювелирную компанию, ранее которой руководила Надежда, а деньги от продажи он перечислил ей же. Без всяких условий, без ничего. Любил он эту «стерву», но ужиться вместе они не смогли, как я понял от Владимира. С его слов, она всю их совместную жизнь изменяла ему, а он без конца третировал её. Скандалы, обоюдные угрозы и отсутствие времени друг на друга сделали своё. И только после развода и на расстоянии они смогли общаться «по-человечески» — да и то, только из-за сына. Мне же так и не довелось нормально пообщаться с матерью Игоря. Было только пара телефонных разговоров, и я ещё тогда понял, что дама она непростая…       — Виктор, оставьте моего сына в покое! Если вы его хоть немного любите, вы должны понять, что так будет лучше для него, и больше не станете сюда названивать, — говорил красивый женский голос. — Поверьте, Игорь потом вам ещё спасибо скажет.       — Надежда, я вас прошу, просто убедите сына поговорить со мной, дать мне возможность объясниться. Если это ничего не изменит, я не буду больше беспокоить ни его, ни вас.       — Я ещё раз вам повторяю: Игорь не хочет больше с вами общаться, примите это. В России у вас нет будущего, а вы за ним во Францию ехать не собираетесь, так что не надо мне говорить про вашу любовь и чувства. Вы старше моего сына на десять лет, поиграли — и хватит.       — Вы же ничего не знаете! — почти кричал я.       — Я знаю достаточно, чтобы так говорить, — возразила женщина. — Игорю с вами небезопасно. Знаете, сколько раз Владимира пытались убить? А сколько раз посадить? И зачем Игорю всё это?       — Сейчас не девяностые годы, не надо сравнивать! Если бы Олег не влез в это дерьмо, всё было бы нормально! Обещаю, мы разберёмся с проблемами, и всё будет хорошо!       — Да что хорошего-то будет? Открыто жить в России вы не сможете никогда! И что вы можете ему предложить? Тайные встречи в качестве любовника женатого бизнесмена? Ну уж нет! Я не собираюсь помогать вам в этой затее! Здесь, во Франции, он сможет спокойно жить и любить, не боясь, что завтра его убьют из-за этого долбанного бизнеса или за то, что он гей! А вам сейчас надо думать о холдинге и растить сына. Всё, Виктор, прощайте!       Не успев ничего сказать в ответ, я услышал гудки оборванной связи.       Этот разговор состоялся через день после того, когда Игорь меня заблокировал везде, где только мог. Я не на шутку переживал за него и за нас, и не знал, как мне уговорить его выслушать меня. Звонил с других номеров, но он не брал трубку или сбрасывал вызов, как только слышал мой голос. В другое время я бы, наверное, попросил Аллу или Яну позвонить ему и поговорить с ним, но Алла была вся на нервах из-за состояния мужа, а Яна находилась в подавленном состоянии из-за смерти родителей и того, что случилось с братом. Я должен был их поддерживать, а не напрягать своими проблемами. Единственным человеком, на помощь кого я мог надеяться, была мать Игоря, но она не захотела мне помогать — оно и понятно. Так что мне оставалось успокаивать себя фразами типа «всё, что ни делается, делается к лучшему»…       Я даже не понял толком, когда всё окончательно покатилось «к лучшему» и в чём, собственно, была моя непростительная вина. Перед отъездом Игоря у нас произошёл разговор, который, конечно, нельзя было назвать приятным. Я рассказал Игорю про холдинг и про женитьбу, про состояние Валерия и про то, что не могу отказать Алле Борисовне. Игорь старался не подавать вида, но я понимал, что ему тяжело. Он замкнулся в себе, и я не знал, как мог бы ему помочь. Но я всё же надеялся, что поездка во Францию поможет ему развеяться. «Какой смысл Игорю оставаться в Москве?» — спрашивал я себя. — «Чтобы сидеть дома в одиночестве, а на улицу выходить только под конвоем охраны?» Большинство его сверстников посчитали бы возможность провести лето в Париже за счастье. Да и не обязательно ему всё время сидеть в Париже — можно и по Европе попутешествовать.       Телефонные разговоры у нас не складывались. Я скучал по нему, но говорить о личном было непросто, да и не хотелось поднимать болезненные для нас обоих темы. Мы болтали о ничего не значащих мелочах, Игорь рассказывал о своих впечатлениях о Франции, а я делился рассказами о работе в холдинге, стараясь избегать опасных тем, наподобие моей женитьбы. Мы словно оказались в разных мирах, и с каждым днём всё больше отдалялись друг от друга. А одним прекрасным утром, через несколько дней после выписки Дарьи из роддома, я обнаружил поздравление Игоря под одной из фотографий в соцсетях — я стоял там с ребёнком на руках, Дарья держала меня под локоть, и мы старательно изображали счастливую пару. Я тут же набрал Игоря — было понятно, что у парня от ревности потекла крыша и надо было что-то срочно предпринимать, пока процесс не зашёл слишком далеко. Но, видимо, я опоздал.       — Игорь… доброе утро… — я внезапно осознал, что не знаю, как начать разговор. — Как ты там? И что это за сообщение?..       — А что такое? — зло хмыкнул тот. — Я что, не могу поздравить своего бывшего с удачной женитьбой и счастливым отцовством?       — Да что случилось-то? — опешил я от подобных заявлений. — Что ты там себе напридумывал? Я ведь всё тебе объяснил, ничего не скрывал от тебя!       — Конечно! Ты не скрывал от меня, что заставил Андрея следить за мной! — истерически засмеялся Игорь. — Он делал это так топорно, что только идиот бы не заметил!       — Игорь, пожалуйста, это ведь не имеет отношения к делу! — вздохнул я. Мне всё же пришла ответочка за ту глупость, о которой я уже и забыл.       За стеной в спальне спала Дарья с сыном. Не желая их беспокоить и понимая, что разговор будет не из лёгких, я пошёл в ванную и заперся там.       — Ты даже сейчас не можешь прямо признаться, что следил! — кричал между тем Игорь. — И с какой стати я должен тебе верить? Если ты не собирался жениться и работать на отца, то почему говорил, что боишься, что я уйду от тебя? Может, есть другие причины? Ты тайный агент Запада? Международный преступник? Последователь Сатаны?       — Игорь, давай ты успокоишься и мы нормально поговорим, — я старался держать себя в руках, но, похоже, мой терпеливый тон ещё сильней заводил Игоря.       — Ты мне всё время лгал! Ты говорил, что ничего не знал, что это всё будет фиктивно, что это временно! — он уже орал так, что динамик телефона разрывался. — Сплавил меня во Францию, чтобы не путался под ногами, пока ты семьёй обзаводишься! А что потом? Любовником сделать меня решил? Послушной собачкой, которая ждёт, когда хозяин соизволит поиграть с ней? Ты к этому меня готовил, да? Дрессировал так, чтобы у меня и мысли не возникло рыпаться?       — Ты чё, напился что ли? — наконец-то осёнило меня.       — Напился! — с вызовом ответил тот. — И что ты мне сделаешь, Мастер? Лекцию прочитаешь о вреде алкоголя?! Приедешь во Францию, чтобы выпороть меня? Я думал, что нашёл человека, который меня не предаст, но ты такой же, как отец! Не удивлюсь, если это он тебя ко мне подослал! Он, наверное, специально оставил подсказки, где тебя искать, а ты поди ещё деньги получал за то, что трахал меня!       — Прекрати уже! — сорвался я. — Ложись и проспись, тогда поговорим.       — Что прекратить? Глаза на тебя открывать? Хрен тебе, уважаемый Виктор Сергеевич, я обратно лапшу вашу на уши вешать не собираюсь! Признайся уже, что акции тебе тоже достались за то, чтобы ты забо-о-тился обо мне! Я же, блять, ничтожество, ни на что не годное, без твёрдой хозяйской руки пропаду!       — Игорь, пожалуйста… — взмолился я. — я никогда так не думал о тебе!..       Но он уже не слышал меня. Просто выливал то, что накопилось в душе.       — Да что я, у тебя все по струнке дрессированные ходят! Знали и молчали. Конечно, попробуй они только что-нибудь пикнуть не то, вмиг бы вылетели с работы!.. И Яна ещё… подруга называется… Как же это всё мерзко… Живи как знаешь, любви вам с Дашей! А я как дурак ей ещё вечеринку организовал на проводы в декрет!..       Он сбросил вызов. Я несколько минут слонялся по ванной, словно зверь в клетке — хотелось орать и крушить всё вокруг, но сейчас я не мог позволить себе такое. Не хватало ещё напугать Дашу и ребёнка. Я уже собирался перезвонить, и, наплевав на гордость, просить прощения за все свои реальные и воображаемые грехи, как зазвучал входящий звонок. Это была Яна. Захлебываясь рыданиями, девушка сообщила, что её брат в реанимации — несколько часов назад его избили рядом с ночным клубом…       И всё-таки тем утром я даже не мог представить, что встречусь с Игорем только через пять лет, да ещё при таких обстоятельствах. И сейчас сознание словно отказывалось верить в реальность происходящего. После слов Анатолия я замер, ожидая реакцию Игоря. Сердце, будто воробей, зажатый в кулаке, трепыхалось из груди. С одной стороны, я был уже почти готов к тому, что Игорь пошлёт сейчас всю нашу компанию на хер и уйдёт, даже не дослушав до конца текст завещания. Однако Игорь сидел и молчал, только желваки играли на его лице, а нотариус продолжил говорить.       Было озвучено желание Владимира касаемо его дома. На данный момент за его состоянием следит семейная пара, которая давно проживала с Владимиром — домработница и её муж, который был и шофером, и садовником, и разнорабочим. Со счёта списывается зарплата данным людям, а коммунальные платежи оплачиваются автоматически, и в течение ближайшего года всё так и остаётся. Игорь имеет право жить в доме, но осуществить продажу сможет только через год — конечно, если проведёт этот год в России.       Когда Анатолий добрался до завещательных распоряжений относительно акций холдинга, все ощутимо напряглись. И оказалось, что не зря. У нас закрытое акционерное общество, и, в соответствии с его уставом, другие акционеры имеют преимущественное право покупки акций. Так вот, согласно завещанию, Игорь мог в течение года продать акции мне или Борисовне, но только по их первоначальной стоимости, а это навскидку несколько миллионов рублей, не больше, — сущие копейки по сравнению с расчётной стоимостью акций на сегодняшний день. Стать полноправным акционером Игорь сможет только через год — если выполнит условие. А заключается оно в следующем: я должен принять его на стажировку в компанию на год в качестве своего личного помощника. При этом уволить я его смогу только в крайнем случае — если докажу, что он сознательно уклоняется от своих обязанностей и намеренно приносит вред организации.       — Игорь Владимирович, у вас есть право покинуть страну на две недели и завершить все свои дела в месте, где вы проживаете, но на четырнадцатый день, начиная с завтрашнего дня, вы обязаны вернуться, — произнёс Анатолий. — Однако если Виктор Сергеевич предоставит мне на официальном бланке извещение, что на данный момент организация не готова принять вас на работу, акции становятся полностью ваши и вы можете их продать одному из собственников доли холдинга по реальной оценочной стоимости.       Я вновь посмотрел на Игоря, и наши глаза, наконец, встретились. Мне стало не по себе. Это уже не был тот полный обожания взгляд, который врезался в мою память. Игорь смотрел с холодным неудовольствием и высокомерием — и, наверное, даже не подозревал, насколько был сейчас похож своего отца.       — И каково же ваше решение, Виктор Сергеевич, — преувеличенно вежливо поинтересовался парень.        В комнате повисла тишина, все ждали моего ответа, а я судорожно пытался понять, как мне поступить.       Я не мог упустить предоставленный шанс — просто как человек, как мужчина, всё ещё не равнодушный к нему. Но и как гендиректор холдинга я был бы рад перспективе работать с ним: он был одним из самых ответственных и трудолюбивых людей, с которыми мне приходилось иметь дело, успешно совмещавшим работу секретаря, учёбу и ведение домашнего хозяйства. Да, у него не было опыта работы в бизнесе, но, учитывая его образование, была отличная теоретическая подготовка. Если даже я с моим техническим образованием смог, пусть и с немалым трудом, «переквалифицироваться» и освоиться с обязанностями гендиректора, то он с работой моего помощника справится влёт — было бы желание. А если он всерьёз увлечётся делом, то уже через пару лет сможет стать полноправным партнёром по бизнесу, ни в чём не уступая мне. Но это только в перспективе, точнее, в моих мечтаниях. Как мне его заинтересовать и как обучать? Он меня не видеть, не слышать не хочет, но вынужден будет подчиняться мне, как боссу…       — Я согласен, — произнёс я. — Мне давно нужен был личный помощник…       — Вот же тварь… — протянул Игорь, с досадой и горькой усмешкой вперемешку.       — Виктор… — тихо произнесла Борисовна.       — Ты же понимаешь, что меня заберут в армию? — сквозь зубы прошептал Игорь. — Ты можешь хоть раз поступить как мужик?       — Игорь Владимирович… — попытался заговорить нотариус, но Игорь перебил его.       — Я прожил пять лет во Франции. Сейчас я имею право подать на гражданство, но если я останусь здесь на год, то потом мне придётся всё начинать сначала, — медленно проговорил он, продолжая сверлить меня глазами.       — Игорь Владимирович, — уже громче и твёрже сказал Анатолий, — по поводу армии прошу вас не переживать. Этот вопрос уже улажен. Вам не придётся служить.       — Ах, блять, конечно, папик и об этом позаботился! — всплеснул руками Игорь.       — Игорь, подожди, не заводись… — попросила Борисовна, пытаясь ухватить его за руку. — Нам всем нужно осмыслить услышанное и обсудить, а потом уже принимать решение.       — Игорь Владимирович, у меня к вам деловое предложение, — вновь заговорил я. — Раз уж у вас есть две недели на раздумья, я предлагаю вам не покидать страну, а попробовать поработать со мной в холдинге, который отчасти принадлежал вашему отцу, а значит, принадлежит и вам. Думаю, это облегчит вам выбор.       — Я не питаю симпатии к вашему с отцом бизнесу, и не думаю, что за это время что-то изменится, — усмехнулся тот своей дерзкой улыбкой, одновременно будоражащей меня и злящей где-то внутри.       — Дослушайте до конца, — подхватив его настрой, произнёс я, ощущая как тянутся вверх уголки моих губ. — Вы теряете только две недели, и если по прошествии их вы всё так же категорично будете настроены покинуть страну, то я сам лично на четырнадцатый день принесу «отказную».       — И в чём подвох?! — сузил глаза Игорь.       — Ну, так как времени у нас не так уж и много, то нам придётся работать без выходных, — нагло продолжил я с деловым видом. — И, чтобы оптимизировать наше взаимодействие, вы освободите мою квартиру, которую заняли незаконно, и переедете в мой дом.       Борисовна с открытым ртом смотрела то на меня, то на Игоря. Видимо, это был один из тех немногих моментов, когда она не знала, что и сказать.       Игорь взял паузу, опустив глаза. На несколько мгновений в кабинете воцарила тишина, которая прервалась заливистым хохотом.       — Ты серьёзно думаешь, что мне настолько нужно это наследство, что я соглашусь на подобную авантюру? — произнёс он с нескрываемой иронией.       — Я предложил вам простое решение ваших финансовых проблем, если таковые имеются. Выбор за вами.       — Работаем вместе, живем вместе… м-м-м… как в старые добрые времена, да, господин начальник?       — Думаю, у вас остался мой номер телефона, — продолжил я, игнорируя его провокации. — Если вас заинтересует моё предложение, дайте знать. У вас есть сутки для принятия решения.       Хотел ли я поступить по совести и освободить его от себя? И да, и нет. Я понимал, что если Игорь не согласится на моё предложение, я, конечно, всё равно напишу эту долбанную «отказную» — но Игорь-то об этом не знал. Говорят, «если любишь — отпусти». Но я уже один раз его отпустил, и легче мне от этого не стало. Все пять лет я маялся, не было и дня, чтобы я его не вспоминал, ни дня, чтобы не жалел, что отправил его в эту проклятую Францию. И сейчас я не готов был отказаться от него снова. Пусть он считает меня тварью — я и сам себя не уважаю из-за того, что не смог удержать его. Но сейчас у меня есть возможность побыть с ним рядом хотя бы четырнадцать дней. И я больше не собираюсь отказываться от своего во благо всех и вся. Я попытаюсь вернуть его, чего бы мне это не стоило. А если не смогу, так, может, удастся разлюбить, но об этом пока я не намерен был думать.       — Игорь Владимирович, у вас остались ещё вопросы? — обратился к Игорю Анатолий, видимо, посчитав наш диалог завершённым.       — Конечно, — повернулся к нему Игорь. — Если позволите, я хочу сам перечитать завещание и затем обсудить с вами все непонятные моменты.       — Это ваше право, — кивнул Анатолий, передавая ему копию документа.       Я спросил у нотариуса, необходимо ли ещё мое присутствие, и, получив отрицательный ответ, вышел из кабинета и смог, наконец, выдохнуть. Всё это время я с трудом скрывал своё волнение. И хоть со стороны, я наверное, казался той ещё сволочью, я не чувствовал себя гадко. Мне было хорошо. Впервые за очень долгое время я сделал что-то именно для себя — ни для бизнеса, ни для Аллы и Владимира, а только для себя. Мне дали возможность вернуть свою жизнь, и я сделал всё, что мог. Теперь выбор за ним.       Выходя из здания, я набрал Диме.       — Ты занят? — всё ещё чувствуя лёгкий мандраж, спросил я.       — Да не особо. Что-то случилось?       — Забери меня, я у нотариальной конторы.       — О, я как раз тут недалеко! А ты почему без машины?       — Расскажу по дороге, — ответил я.       Резников приехал довольно быстро — не прошло и десяти минут. Я сел в машину и скомандовал ехать на кладбище. Он удивился, но ничего мне не сказал.       — Виктор, и что теперь? А если он согласится, как ты с ним работать-то будешь? — спросил Дима, когда я рассказал ему в общих чертах, что произошло у нотариуса.       — Да уж как-нибудь поработаем, — усмехнулся я.       — Да ты весь в предвкушении, как я посмотрю, — подхватив мой смех, заметил Резников. — А если серьёзно, Игорь вообще знает о том, что тут было без него?       — Не знаю, Дим. Может, Андрей ему и рассказал, я не спрашивал, — вздохнул я. — Честно говоря, я даже не знаю, стоит ли ему рассказывать. Поймёт ли он меня и отца, или ещё больше разозлиться на нас за то, что скрыли от него правду и за него решили, как ему будет лучше.       — Ну, да, что-то я не подумал об этом, — с досадой ответил парень. — Мне-то казалось, если Игорь узнает, то у него не будет больше поводов на тебя обижаться… Ведь это из-за меня поднялся весь кипиш. Если бы я, долбоёбушка, был поосторожнее…       — Перестань, — прервал его я, — если бы не добрались до тебя, это мог быть я или Яна, Владимир, Алла… кто угодно… Ты открыл нам глаза, что все эти угрозы, которые мы получали, не просто болтовня. Это ты нас прости, мы должны были раньше отреагировать на них…       Резников поменялся в лице и ненадолго затих.       — Хорошо, что это случилось со мной. Мне это даже на пользу пошло, — усмехнулся он. — Когда меня отпиздили до полусмерти, то, можно сказать, мозги мне вправили, — а иначе так бы и продолжал считать себя баловнем судьбы, вокруг которого мир вертится…       И тут сложно было что-то возразить или добавить. Дима действительно сильно поменялся с того случая — и хоть я с ним лично знаком до этого не был, но мог судить со слов Игоря и Яны.       — А знаешь, ведь незадолго до этого я, словно мальчишка, ревновал его к тебе, — внезапно разоткровенничался я. — Я знаю, что ты его поцеловал.       Дмитрий повернулся и посмотрел на меня испуганно.       — Игорь проговорился, так что пришлось всё мне рассказать. Ох, я думал, когда тебя увижу, точно твою мордочку подправлю, — произнёс я с улыбкой. — Но так получилось, что когда мы встретились, ты лежал, прикованный к больничной койке, с кучей трубок по всему телу.       — Виктор, я не знаю, чем я думал, когда с какого–то хрена полез к Игорю, — покачал головой Дмитрий.       — Все мы немного бисексуальны, — пожал я плечами. На секунду мне ужасно захотелось рассказать Диме про наш с Инной «секс по телефону» и посмотреть на его реакцию. Можно сказать, я ему заранее отомстил за тот поцелуй, но Дима об этом никогда не узнает.       — Мне до сих пор стыдно за это, — произнёс он шёпотом.       — Успокойся, что было, то было.       — Спасибо.       Те важные люди, о которых говорил Владимир во время нашей первой встречи в офисе, оказались связаны с местной преступной группировкой, с которой у Олега были незаконные договоренности. Группировка выполняла «чистку», чтобы «сладкие» куски земель доставались нам, а не другим застройщикам. Все думали, что Олег сам честным путём выигрывал земли, выкупая их у государства, но, как оказалось, он прибегал к услугам местной «мафии». Конечно, Олег не мог в этом признаться, и подворовывал деньги у холдинга для оплаты её услуг. В какой-то момент Валерий обратил внимание на сомнительные расходы и провёл расследование в фирме. Выйдя на Олега, он рассказал об этом Владимиру — и понеслось.       В качестве жеста искупления перед Валерием и Владимиром, Олег отписал акции мне и поспешно покинул страну, перебравшись в Германию к жене, которая лечилась там от очередного запоя. Спустя месяц мать Дмитрия и Яны умерла от передоза, своровав медикаменты у медсестры. Потеря жены оказалась для Олега последней каплей. После её похорон он повесился в маленькой съёмной квартирке в Мюнхене. У него был заключён договор с похоронным бюро — как и его жену, его кремировали, а прах развеяли в поле.       Как оказалось, сбережений у Олега осталось не так уж и много — всё что мог, он давно потратил, пытаясь разобраться с группировкой, не зная, что его «партнёров» прикрывают свои люди среди ментов и в мэрии. В итоге он разворошил змеиное гнездо, но до самой своей смерти так и не узнал, чем обернулись его попытки самостоятельно «разрулить» проблему.       После отъезда Олега в адрес Владимира, а затем и на Валерия с Аллой начали сыпаться угрозы и требования отказаться от части выгодных сделок. Вначале они не были сильно обеспокоены этим — за свою жизнь они успели побывать во многих передрягах. Тем не менее, всё ближайшее окружение руководства холдинга, и даже дети Олега, оказались под охраной. Но вот Резникова младшего эта неожиданная опёка раздражала. Он считал, что это ограничивает его свободу и что они никому с сестрой нужны — денег у них нет, как и влияния на холдинг. Однажды вечером, оставшись один — сестра часто работала по ночам в Доме — и дождавшись, когда охранники уснут, он сбежал на очередную тусовку. Уже под утро, когда тот был изрядно пьяный, какой-то незнакомый чувак предложил ему раскурить косячок за клубом. Там-то Диму и избили. И как назло — ни камер, ни свидетелей.       В больницу я приехал последний. В палате уже собрались Яна, Владимир, Валерий, и Алла. На парне не было живого места: четыре сломанных ребра, открытый перелом берцовой кости, сотрясение мозга и смещение челюсти, сломанный нос, переломанные пальцы и множество ушибов. Картина вышла страшная, мы все перепугались не на шутку.       Охрана была теперь везде и всюду, большинство из нас, получив разрешение на ношение оружия, сами вооружились. Мы съехали со своих домов. Я с Дарьей, Яной и Андреем перебрался в этот дом, где проживаю сейчас. Алла с Валерием переехали в квартиру в центре Москвы, сняв целый этаж — для себя и домашней прислуги. Владимир просто стал жить в холдинге, переделав кабинет Олега в небольшую спальню, а свою гувернантку и её мужа отправил в Грузию на пару месяцев, полностью оплатив им этот внеплановый отпуск. Диму мы перевезли в частную клинику и поставили круглосуточную охрану. Но всех родственников и близких не защитишь — особенно, если они живут в других городах, так что все находились в постоянном страхе и тревоге, хотя Владимир и пытался нас успокоить, что не в интересах преступников привлекать к себе лишнее внимание, калеча и тем более убивая людей. «Инцидент» с Дмитрием был, по его мнению, исключением: цели убить Дмитрия у преступников не было, они хотели отомстить Олегу и запугать остальных — и им это прекрасно удалось.       Я же в свою очередь осознал, что лучше Игоря пока не трогать: ему единственному ничего не угрожало во Франции. Его мать, конечно, всё знала, но не должна была ему говорить. Если бы Игорь узнал правду, он мог, плюнув на свою безопасность, вернуться в Москву. Я убеждал себя, что поговорю с ним, когда эта заварушка закончится, — тогда я ещё наивно верил, что это вопрос нескольких недель.       Однако недели шли, а ситуация не разрешалась. Связи не помогали, попытки узнать, что за люди стоят за бандитами, оказались безуспешны, а угрозы не останавливались. Проколотые шины, ночные звонки и посылки без указания адреса отправки. В них были записки типа «пора на покой» или «не вы, так другие» — расплывчатые фразы, которые могли означать что угодно. В коробках часто были конфеты, алкоголь и чётное количество цветов, в основном сухих. Полиция на это не реагировала от слова никак, оправдываясь, что такое сложно расценивать как угрозу. Расследование по нападению на Резникова младшего никак не продвигалось. Даже пресса и местные паблики не интересовались им.       Как только больному стало лучше, Алла уговорила Яну и Диму перейти на заочку, пообещав, что без работы они не останутся. Яна отказалась работать в холдинге, оправдываясь, что нашла свое призвание в Доме, но на заочку согласилась. Дима, у которого неожиданно оказалась масса свободного времени подумать о своей жизни, согласился на всё. Когда Диму выписали из больницы, Яна упросила Алину поселить брата на несколько месяцев в Доме — сама она большую часть времени проводила там, — чтобы приглядывать за ним в период реабилитации.       Владимир в то время практически единолично управлял холдингом — я тогда ещё был у него на подхвате, а Алла всё время проводила с больным мужем. Но, конечно, у Владимира физически не хватало времени на всё. Мы стали терять контракты, а с ними и прибыль — наши дома не покупались, а проверки проходили с огромным трудом. Мы понимали, что бизнесу ставят препоны, пытаясь взять нас измором, но противопоставить этому ничего не могли. Валерию становилось всё хуже, его и так больное сердце с трудом выдерживало все эти волнения. В один из декабрьских дней он не проснулся.       Несмотря ни на что, проститься с Валерием мы собрались в доме, который он когда-то построил для себя и Аллы, — мы просто устали бояться. А на кладбище произошёл ещё один «инцидент». После церемонии мы с Аллой задержались у могилы — остальные уехали, только несколько охранников околачивалось неподалёку. Я никак не мог её увести от свежего креста с табличкой; уже темнело, а она всё сидела на сырой земле рядом с ним. Алла не кричала, не истерила, но будто ушла в себя и с трудом воспринимала окружающее. Мне пришлось отойти, проверить мобильный, и тут ко мне приблизился какой-то бугай — явно посыльный. Он передал новый ультиматум: если мы в ближайшие полгода не отдадим холдинг конкурентам под видом слияния компаний, то смерти перестанут быть естественными. Когда он убрался, я повернулся, чтобы возвратиться к Борисовне, и увидел, что она стояла у меня за спиной с пистолетом в руках.       На следующий день Алла сообщила, что покидает страну и передает мне право управлять своим пакетом акций. Если бы она осталась, то, я уверен, она бы точно в конце концов застрелила кого-нибудь из группировки, а потом и себя. Анатолий Григорьевич оформил все необходимые документы, и она уехала.       Мы много раз обсуждали ультиматум с Владимиром, спорили друг с другом, пытали найти другие пути выхода из создавшегося положения, но всё больше понимали, что нам придётся уступить. Под Новый год моя мать и отчим настояли на визите. Я придумывал различные отмазки, ссылаясь на работу и на то, что мы праздновать не намерены, но они надавили на самое больное — мать до сих пор не видела внука. Они приехали к нам. Взгляд у отчима был намётан — не зря он долгие годы работал следователем, — так что ему сразу стало ясно, что Вася мне не родной. Поздно ночью первого января он взял три бутылки водки и сетку мандаринов, и мы с ним закрылись в моём маленьком тренажёрном зале. На первой бутылке я сопротивлялся, но на второй не выдержал — рассказал всё про группировку, про Олега и Владимира, про Аллу и Валерия и про наше отчаянное положение: выложил всё что знал, о чём догадывался и о чём думал. А под утро я, сам того не заметив, раскрыл следователю и свою душу, рассказав про свою ориентацию, первую «профессию» и про Игоря.       — Наконец-то ты мне признался, — произнёс он удовлетворенно, чистя последний мандарин. — Я давно знал, что ты из этих. Поэтому ты не навещал нас? Неужели ты думал, что я настолько гомофоб, что от тебя отрекусь? Виктор, ты взрослый мужик! Да всем давно насрать, с кем ты спишь! Тем более, я так понимаю, мать в курсе, что ты такой?       Потом отчим извинился за ту шлюху, которую мне подложил. Мы посмеялись на пьяной ноте, другого нам не оставалось. Он пообещал, что не расскажет матери правду о Васе и не выдаст мои проблемы.       Новогодние праздники отчим провёл очень активно, навестив нескольких своих старых знакомых в Москве. У него были свои связи в органах — кто-то капитан милиции, кто-то начальник ФСБ — все бывшие сослуживцы и верные друзья. Нашими проблемами наконец-то заинтересовались. Несколько месяцев продолжался сбор информации и слежка за преступной группировкой и за нами, пока мы для отвода глаз вели переговоры с конкурентами о слиянии. А затем начался второй этап. Переговоры «неожиданно» зашли в тупик, а Владимир и я стали появляться без охраны в людных местах, провоцируя преступников на ответные действия. И тут случилось непредвиденное.       Хотя у охраны был приказ не передвигаться в одиночку, Андрей за эти месяцы жизни без происшествий расслабился и ездил один в твёрдой уверенности, что на такого шкафа, как он, не нападут. Видимо, это оказалось слишком сильным искушением для преступников. Андрея похитили на парковке торгового центра, в мёртвой зоне от камер. Через пару часов нам поступил звонок с угрозами. Похищать человека было безумно глупо, но, видимо, у главаря банды сдали нервы. Хорошо, что я как будто предчувствовал что-то подобное: после случившегося на кладбище я купил несколько маячков, которые используют для отслеживания домашних питомцев и детей, и раздал их среди своего окружения, попросив не выходить без них из дома. Андрей тогда только посмеялся, но всё же установил трекер на любимых кроссовках — он носил их практически круглый год и редко надевал другую обувь.       В тот же день всю группировку взяли под арест. Андрей тогда отделался ушибами и ссадинами, но я с тех пор предпочитаю не отпускать его далеко от себя — даже подарил ему дом рядом с моим. Так и живём с тех пор — он охраняет меня, а я приглядываю за ним.       Всё произошедшее сильно сблизило меня с людьми, которые были для меня до этого просто подчиненными или знакомыми, да и они тоже сдружились между собой. Постепенно к нам вернулись контракты и деньги, я освоился в холдинге и стал полноправным партнёром Владимира. Самое главное, я понял, семья — это наше самое слабое место, но только вместе мы можем всё преодолеть. Пускай из родных у меня только мама, но остальные стали значить для меня не меньше, чем кровные родственники. Владимир был для меня старшим товарищем и наставником, отчим стал мне словно родной отец, а Андрей, Дима и Яна — младшими братьями и сестрой. Но даже находясь в кругу близких мне людей, я чувствовал пустоту — мне дико не хватало одного человека, с которым я не мог быть вместе…       — Виктор, приехали, — вырвал меня из воспоминаний Дима.       — Слушай, у тебя сигареты в заначке случайно не найдётся? — отстегивая ремень безопасности, поинтересовался я.       — Ты чего, знаешь же, что Инна всё повыкидывала. А ты что, опять закурил?       — Да не совсем, — неопределённо махнул я рукой.       Мы подошли к могилам Владимира и Валерия. Внутри ограды оставалось ещё одно место — для Борисовны. Я знал, что когда-нибудь это случится, и не мог смотреть на тот свободный участок — на меня накатывала тяжёлая грусть.       — Ну здравствуй, — смотря на мраморный памятник, поприветствовал я Владимира. — Подкинул ты мне сюрприз.       — Доброго дня, Валерий Валентинович, — сказал Дима. — Привет, крёстный, — повернулся он к могиле Владимира.       Какое-то время мы провели на кладбище, вспоминая покойных. Эх, если бы пять лет назад кто-то сказал мне, что мы с Резниковым будем вот так мирно беседовать, да ещё сидя у могилы Владимира и Валерия, я бы точно посмеялся над подобным заявлением. Но такова жизнь — жестока и очень иронична.       У нас были сложные взаимоотношения с Димой поначалу — мы далеко не сразу сблизились, — но не пустить его в свой круг я не мог — всё же он был братом Яны и Васи, да и сочувствовал я ему после того, что с ним случилось. После выздоровления Дима стал работать в одной из дочерних фирм холдинга. Через год его забрали в армию. Отслужив, он продолжил учиться и работать в холдинге. Его основные задачи — это поиск интересных проектов дизайна, общение с дизайнерами, архитекторами и ландшафтными специалистами и их привлечение в нашу компанию — как на разовой основе, так и на постоянной. И это его призвание: он привлекателен, болтлив, энергичен и самоуверен, а в его сфере работы без этих качеств никак.       — Так что там с твоим дизайнером? — выходя с кладбища, решил я спросить.       — Ты же говорил, что у тебя выходной. Вот завтра вызовешь и поорёшь на меня.       — Нахрена мне тебя вызывать завтра, если я сегодня могу узнать. Давай рассказывай, пока я спокоен.       — Да что-что, всё на том же месте. Обещал прилететь на следующей неделе и уже с проектами на пять домов.       — Ну-ну, посмотрим, — с иронией сказал я. — Ты узнавал у юристов, как разорвать с ним контракт?       — Виктор, ну правда, давай дадим ему ещё время. В этом комплексе из тридцати домов уже двадцать шесть в резерве, из них двенадцать выкуплены полностью. И всё из-за этого дизайнера!       — Люди реально странные — покупают дома под ключ, не видя проекта. Заставь его работать, сколько можно ждать! Скоро слухи пойдут, что мы тянем, и весь твой резерв откатится на ноль.       — Сергеевич, с ними так нельзя, у них, у творческих людей, муза, понимаешь…       — А у нас договор, в который не мешало бы потыкать его носом, — поморщился я. — Сообщи мне, когда он прилетит.       — Только не ты! Я тебя к нему не подпущу!       — Да с какого бы я с ним разговаривал? У меня есть дела и поважнее, чем пить шампанское и спорить об оттенках синего цвета. Я Игоря с тобой отправлю к нему.       — Игоря? Он меня ненавидит!       — Ой, а меня прям любит! — ляпнул я, после чего мы оба неловко рассмеялись. — Но раз Владимир хотел, чтобы он работал на холдинг, я сделаю всё, чтобы так и вышло.       Мы сели в машину. Я взглянул на часы: было начало седьмого.       — Домой? — спросил Дима, и получив кивок в ответ, завёл мотор.       Зайдя в дом, первым делом я устремился на кухню, привлечённый запахом еды.       — Вася тут?       Татьяна обернулась в испуге.       — Ой, Виктор Сергеевич, вы меня напугали… Они в зимнем саду, Васечка цветочки полить захотел, и я сказала Андрею, какие можно.       — Прости, Тань, забываю, что ты у нас пугливая, — уже разворачиваясь в обратном направлении, произнёс я.       — Виктор Сергеевич, — окликнула меня Татьяна, — мерсик вернули.       — Какая хорошая новость! — остановившись в дверях, ответил я. — А почему не лексус, там же только габарит?       — Не знаю, у мерса всё было просто — стандартная замена всех жидкостей, воздушного фильтра и одной свечи, плюс заменили бак под охладитель. А вот у лексуса что-то нашли, сказали, на днях сообщат.       — Пусть ищут, я к сыну.       Покинув наконец кухню, я быстрым шагом отправился в сад. Открыл стеклянную дверь и увидел своего ребёнка с лейкой.       — Папа! — закричал малыш и, отбросив лейку, подбежал ко мне. — Я так соскучился! Ты куда пропал?!       Я подхватил сына на руки, а он обхватил меня за шею.       — Привет, мой хороший. Я тоже очень скучал по тебе. Прости меня, я был очень занят, но обещаю, больше никуда не пропаду. — Я действительно чувствовал себя виноватым перед ним, и пообещал себе, что подобный нервный срыв, или что там у меня было, больше не повторится. — Ты цветочки поливал?       — Да, Андрей мне показывал куда, и я лил, — радостно ответил ребёнок.       — Кушать хочешь? Ты ведь помнишь, как вкусно тётя Таня готовит, м-м-м…       — Да мы недавно ели, — подойдя к нам, сказал Андрей. — Мы с Василием договорились, что он не расскажет маме про поездку в МакДак, да?       — Да-а-а… — кивнул ребёнок.       — Ох, этот дядя Андрей кормит тебя чем попало.       — Он не кормит, я сам ем! — возмущённо запротестовал Вася.       Я рассмеялся, уже который раз за день. Но сейчас это был беспечный весёлый смех, к которому не примешивалось ни капли грусти или сожаления. Андрей выдал мне устройство нагрева табака, демонстрируя своё пренебрежение к этому девайсу, и несколько пачек стиков. После мы с Васей проводили Андрея. Он спросил, конечно, как всё прошло, но я отмахнулся. Тем более, я уверен, что Дима уже рассказал Инне, а та уже написала в чат, где есть все, кроме меня — даже Борисовну, суки, добавили. Чат, кстати, так и назвали «семья без Вика». Ничего святого у них нет. Я знаю, что в нём все: Алина, Инна, Яна, Дима, Андрей, Даша и Борисовна. Все самые близкие, кроме моего отчима и мамы, но Дарья с ними близко общается, фотографиями Васи делится, так что, думаю, скоро и отчим узнает, что Игорь в городе.        Я поужинал в компании своего сына, который все же съел полтарелки овощного рагу — Вася ещё с первого прикорма влюбился в овощи и ел их в любом виде. Потом я искупал ребёнка в пенной ванне, укутал в полотенце, включил ему мультик про Лунтика, а сам вышел ненадолго за дверь. Позвонил Дарье, отчитался о вечере с сыном и пообещал, что завтра сам завезу его в детский сад. Закончив разговор, я увидел только что пришедшее СМС:       «Оформим как контракт и только посмей меня тронуть! Завтра буду в офисе к 9:00. И не смей опаздывать, господин начальник».       Не заржать на весь дом я просто не мог. Только Игорь способен был такое написать. В душе стало радостно и спокойно. Я тут же набрал ответ:       «Уважаемый Игорь Владимирович, распорядок своего рабочего дня я согласовываю с секретарём, а у вас будут другие обязанности, которые мы завтра и обсудим».       Положив телефон в домашние штаны, я вернулся к ребёнку.       — Пап, а спать я буду с тобой?       — Как хочешь. Если хочешь, я отнесу тебя в твою комнату.       — Нет, буду спать тут.       — Как прикажете, мой маленький принц, — хихикая над его серьезностью, ответил я. — Расскажи, как там у тебя дела в садике? Что нового?       — Ох, папа. Там есть Маша и она меня толкает.       — Маша? — я лёг рядом с рёбенком.       — Да, Маша. Такая — с косичкой.       — И она тебя толкает? — Вася кивнул. — А ты её толкаешь?       — Иногда.       — Надеюсь, не сильно? Ты ведь не хочешь сделать ей больно?       — Я чуть-чуть, как тётя Яна тётю Алю.       Вася пока не знает, что Яна и Дмитрий приходятся ему братом и сестрой — он называет их дядей и тётей, и их это устраивает. Конечно, когда ребёнок подрастёт и начнёт задавать вопросы, ему придётся рассказать правду — и это один из тех моментов, который подспудно тревожит меня.       — А как Яна Алину толкает? — удивился я.       — Ну так, по любви.       — По любви? — совсем опешил я.       — Ой, папа, мне нельзя говорить, — спрятавшись под одеяло, прошептал сын. Я тоже залез под одеяло и принялся его щекотать.       — А ну говори, по какой такой любви.       — Нельзя, ты не поймёшь. Я обещал, что никому не скажу!       Я продолжал его щекотать, а он смеяться, но так и не рассказал, по какой такой «любви» они толкают друг друга. В голове всплывали разные образы. Я не знал, что и думать, но решил не пытать сына. Лучше сам поговорю завтра с девушками: что это за тайны, в которые они зачем-то посвятили моего ребёнка?       Спустя минут тридцать болтовни и разговоров о жизни сына на новом месте, о садике и загадочной девочке Маше, Вася уснул на моём плече. Я накрыл его одеялом и глянул снова в мобильный в надежде увидеть новое СМС от Игоря, но его не оказалось. Я не выдержал и ещё раз перечитал то первое, но, как я надеялся, не последнее сообщение от него. Я был доволен всем, что подарил мне этот день: у меня появилась надежда, пусть сам Игорь и не давал мне особых поводов для неё, и Вася не обижается на меня, что я «бросил» его на несколько месяцев. Я не очень хорошо представлял, насколько удачно получится у меня совмещать личные отношения с воспитанием сына. Но тут, как говориться, не попробуешь — не узнаешь. Я завёл будильник и уснул, обнимая сына.