schroedin bug

      — Шин, милый! Давно тебя здесь не было видно, — добродушная старушка со смуглой кожей и видом здорового человека, привыкшего к физическому труду, встречает Чонгука на пороге торговой лавки, из которой аппетитно пахнет моти. Её лицо перепачкано мукой, седые волосы спрятаны под косынкой, а старенькая одежда прикрыта фартуком, на котором нитками вышиты цветы. Лицо худощавое, а уголки глаз прорезали глубокие морщинки — симметрично, по три с каждой стороны. Из-за этого кажется, что она вот-вот зажмурится от яркого света. Сказать, сколько старушке лет, трудновато, хотя, конечно, уже точно за семьдесят.       — Уж извините, совсем замотался, — Гук смущённо чешет макушку и по-детски водит носком кроссовка по порогу, словно понимает, что виноват, провинился. Старушка же артистично цокает, мол, как же ты мог про нас позабыть, и меняет сторону дверной таблички на надпись «закрыто».       — Проходи, проходи, — старушка кивает Чонгуку в сторону второго этажа, когда тот заходит внутрь лавки, а сама шлёпает тапочками на кухню. — Я пока вам с Тэхёном чай заварю.       — Спасибо, бабуль, — и с улыбкой кланяется, провожая чужую спину взглядом исподлобья.       Небольшая типичная японская постройка в два этажа, где на первом готовят и продают вкуснейшие моти, а на втором живут сами хозяева — и есть пристанище Тэхёна. Раньше, ещё до небесной катастрофы, он жил неподалёку вместе с родителями и младшим братом. В Японию они перебрались из-за работы отца, который в то время очень быстро поднимался по карьерой лестнице и вот-вот должен был стать директором японского филиала строительной фирмы. В общем, жили они хорошо и дружно. Ну прямо образцовая семья. Тэхён учился в местной школе и делал успехи в области точных наук. Он хотел пойти по стопам отца и когда-нибудь стать классным начальником, который дружит со своими подчинёнными и отлично справляется с поставленными задачами. Рос в нём начинающий трудоголик. Тэ даже японский выучил за короткие сроки, лишь бы продолжать подниматься всё выше и выше. Для семнадцатилетнего пацана у него был огромный мешок амбиций, и это, конечно, ему досталось от отца.       Но внезапно упавшее небо внесло свои коррективы в жизнь Тэхёна, оно перевернуло всё его сознание и действительность в одно чёртово мгновение.       Тэхён возвращался с курсов подготовки к экзаменам, когда первая плита вкусного голубого цвета придавила идущего перед ним паренька. Они вместе ходили в учебный центр, а теперь он лежал куском мёртвого мяса с раздробленным черепом. Тэхён даже не успел ничего понять, как вдруг на землю стали падать огромные глыбы неизвестного происхождения. Люди в страхе замерли. В этом же страхе они многочисленно гибли, пока Тэхён, словно ведомый какой-то тяжёлой и отчаянной силой, бежал домой, чудом избегая давки. Его ноги жили отдельно, они неслись вперёд, перешагивали через трупы, через обломки зданий, через кровавые лужи без отражений. В его сердце рос страх, он душил, он вёл к дому, где остались его родители и младший брат, где всегда был слышен смех и тёплые разговоры за вкусным ужином. Там были мама и папа, там были любовь и теплота, какую больше никто не мог Тэхёну так безгранично отдать.       Там была огромная небесная плита, которая упала на их домик с садом и забором, приятно обросшим плющом.       Всё крыльцо было пропитано вишнёвым соком, таким насыщенным и плотным. Хотя умом Тэхён, конечно, понимал, что это был совсем не сок. Отдалённо, на периферии вмиг поражённого сознания слышался хруст родных костей. Не своих. Тэ смотрел перед собой и будто бы видел смерть тех, кто его вырастил, кто оберегал его от страшных снов и слёз, тех, кто обещал всегда быть рядом. Его рука только успела потянуться навстречу к чьему-то телу, как вдруг выключили свет. А-а-а. Это, наверное, и на Тэхёна что-то сверху упало. Но ему было совсем не больно, просто немного сонливо. И, кажется, безразлично. Ну а дальше сплошной туман.       Очнулся Тэхён от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо и кряхтел на ухо. Упрямым спасателем оказалась бабуля из магазинчика моти, в который Тэ частенько захаживал после школы. Эти японские сладости очень сильно любил его брат, а потому в их доме моти были частым гостем кухонного стола. Но вот дом исчез под огромной плитой. Вместе с ним и кухонный стол с моти. Тэ валялся около забора с кровящей головой, но дышал уверенно — был жив. Старушка, которой повезло уцелеть вместе с магазинчиком, решила помочь остальным на улице, и её глаз сразу же зацепился за тело знакомого мальчишки, что так вежливо с ней каждый раз здоровался и приятно улыбался.       Но когда бабуле наконец-то удалось растормошить Тэхёна и помочь встать, то произошло странное: стоило мальчику открыть залитые кровью глаза и посмотреть на свою спасительницу, как он тут же громко закричал, схватился за волосы и начал драть их. Под нос он бубнил что-то неразборчивое и всё пятился, пока вновь не свалился на жёсткий асфальт. Выглядело это пугающе. Тэхён будто не мог остановить поток собственных мыслей, которые причиняли ему невыносимую боль, он тянулся грязными руками к глазам в попытке их расцарапать, наживую вытащить и выбросить прочь, как ненужный мусор. Его кидало из стороны в сторону, он свозил кожу на коленях об камни, пока его вопль сотрясал округу. И только когда на плечи Тэхёна легли чужие тёплые руки, а кусок ткани закрыл доступ глаз к свету, он замер и осел, будто бы вернулся к исходному состоянию. Но оно, конечно, было не так.       С того дня Тэ ничего не чувствовал. И это не какая-то там метафора, не преувеличение — это действительность, в которой, кажется, кто-то очень важный своей святой рукой нажал на кнопочку и выключил важную часть внутри многих людей. Тэхён даже прощаясь с трупами своей семьи не проронил ни слезинки, ни единого слова не сказал. По его поведению и отношению ко всему миру было видно, что один он точно не выживет. Его не интересовал ни быт, ни сон, ни то, что хотя бы иногда нужно кушать или же выходить на свежий воздух. Тэхён казался потерянным, никому не нужным ребёнком, поражённым молнией тотального безразличия. Бабуля, которая всё это время была с ним и старательно помогала лечить некрупные раны, предложила Тэ остаться у неё. Навсегда. Быть помощником по дому, работником в магазинчике на первом этаже и названным внуком. Ну что за чудо, что за доброта душевная! Получается, небо убило тысячи, но не похоронило настоящую человечность? Или просто Тэхёну очень сильно повезло.       В итоге он согласился на предложение старушки. То ли искренне, то ли от безвыходности. То ли он был настолько равнодушен к своей дальнейшей судьбе, что без раздумий решил остаться здесь, в маленьком магазинчике моти. Чуть позже с ним связалась Организация, которую, кстати, немного смутил тот факт, что кукла живёт с человеком и что человек не чурается её. Но, кажется, бабуля не понимала, что Тэхён перестал быть настоящим Тэхёном. Она уверенно думала о том, что смерть семьи настолько потрясла мальчика, что он замкнулся в себе и отгородился от реальности тканью. Никто её иллюзий рушить не стал. Тэ остался жить в этом домишке, вступил в Организацию и продолжил закрывать глаза на весь мир.       Чуть позже уже и сам Чонгук познакомился с этой добродушной старушкой. Он наплёл ей, что они с Тэхёном старые друзья и иногда он хотел бы проводить с ним время вместе, прямо как раньше. Ну не говорить же этому божьему одуванчику правду, в конце концов! Конечно, она была не против, она была очень даже «за», потому что переживала за Тэ и хотела, чтобы у него появились хорошие друзья. Желание исполнено. Своеобразно, конечно, но всё-таки.       На втором этаже магазинчика всего одна комнатушка да ванная сбоку. Помещение не очень просторное, но в нём смог поместиться письменный стол, шкаф с одеждой и всякой бытовой мелочью, а ещё два собранных с ночи матраса и одеяла. Не густо. Но никто не жалуется. В конце концов, до красоты жизни и быта сейчас никто не рвётся. Посередине комнаты стоит котацу, хотя вроде бы погода ещё не настолько холодная. Тэхён молча греется под ним, но когда в помещение заходит Чонгук, то сразу же оборачивается. Чувствует. Гость садится рядом, ставит локти на стол, а ноги протягивает под тёплый футон. Пока рядом никого нет, лицо Чонгука привычно строгое и уставшее, никаких улыбок и подростковых манер.       — Организация с тобой связывалась, ведь так? — без приветствий, сразу в лоб.       — Да, — Тэхён не избегает ответов, — приказано не спускать с тебя глаз, — блять, ну что за ирония? Тэхён-то точно глаз с него не спустит. Ну конечно!       — Я уж заметил, как ты весь обгляделся, — усмехается, но без язвы. По-доброму так. — Меня подозревают? — Тэ кивает. — В чём же?       — Задание оставлено без уточнений, — Организация настолько скрытная штука, что даже кукле с порученным заданием не объясняет его же суть. Ну что за ерунда? Никаких подсказок и намёков, ни черта сам не догадаешься, в чём же, собственно, дело.       — И что нового узнал? — без шуток даже самому интересно.       — Ты спать ложишься позднее из-за шумного соседа, — перечисляет, загибая пальцы, словно умник какой, — ещё твоя соседка недавно умерла, и из-за этого к тебе приходила полиция.       — Рассказал об этом? — Чонгук выжидающе грызёт щёку изнутри, наблюдает за Тэхёном, что не колеблется, не переживает, ведёт себя естественно спокойно и повыше натягивает одеяло котацу. Видимо, мёрзнет.       — Конечно, — на лестнице слышится шлёпанье тапочек. — Сказали, что ты уже должен был привыкнуть к шуму за стеной.       Чонгук приподнимает брови и молча хлопает ресницами. До забавного удивлён. Кукла — безэмоциональная, внушительная и готовая к любым поручениям кукла — ослушалась приказа и начала действовать в своих интересах. Это что-то новенькое… Разовая акция? Системный сбой? Или же прогресс в развитии? Сложно предсказать дальнейшую реакцию Организации, если она что-то заподозрит или если станет ясным, что Тэхён мудрит. Но тот, видимо, не боится ничего такого, а просто делает что хочет делать. Это пугает и одновременно восхищает.       — А вот и чай! — бабуля медленно шлёпает по второму этажу и ставит поднос с ароматным лотосовым чаем на столик. Она очень рада, что к Тэхёну пришёл друг, и нисколько своего счастья не скрывает — всё на морщинисто-довольном лице написано.       Ей Чонгук искренне нравится, она всегда относится к нему по-доброму, ещё и коробочку свежих моти на прощание дарит. Говорит, мол, молодым нужно хорошо кушать. Чонгук и не спорит никогда, лишь улыбается — прямо как сейчас: ярко-ярко, кажется, практически неподдельно — и обещает приходить почаще. «Чаще», конечно, не получается ввиду постоянной занятости приказами Организации. Но иногда Гук всё-таки захаживает сюда и будто бы лечится. Сложно объяснить, но такое чувство появляется, словно чья-то осторожная рука на осколки неба в сердце прикладывает отвар из целебных трав и умертвляет всю печаль. Оно всё временный эффект, но даже так — очень дорогой душе (если она всё ещё у контракторов имеется, конечно же).       — У Вас самый вкусный чай, — подлизывается Чонгук и широко улыбается, когда бабуля подвигает к нему чайничек и моти на блюдце.       — Льстец, — хохочет она и ласково ерошит парню тёмные волосы, что до сих пор пахнут ржавчиной реки. — Вы посидите тут пока, а я вниз пойду, нужно подготовиться к завтрашнему рабочему дню, — и подмигивает своим японским глазом, в уголках которого тянутся лучики морщинистой кожи.       Вообще на работе ей каждодневно помогает Тэхён. Он наловчился таскать ящики с продуктами для начинки и мешки с мукой, держать прилавок в чистоте и протирать скопившуюся на полках лавки пыль. Инвалидности повязка на глазах ему не придаёт. Но сейчас старушка на его попытку встать и помочь машет рукой, мол, оставайся с другом, я и сама справлюсь. Чудо, а не женщина!       Когда шлёпанье её тапочек спускается на первый этаж, Чонгук вновь меняется в лице, приобретает обыденную сдержанность. Уголки губ падают вниз, глаза не горят, а голос тянется металлом, никак не жизнерадостностью. Он, совершенно не заинтересованный чаем, пододвигается к Тэхёну ближе и, недолго на него посмотрев, поправляет повязку на глазах, которая слегка переехала набок. Парнишка от таких манипуляций морщится, но не уворачивается, ждёт, когда чужие тёплые руки закончат начатое.       — Если вдруг почувствуешь что-то неладное, то сразу же свяжись со мной, — предупреждает Чонгук и, посмотрев на тихого Тэхёна, щёлкает ему по носу. — Выполняй все поручения Организации и не задавай лишних вопросов, — Тэхён кивает. Он, если что, и не собирался лезть на рожон. Куклы — существа не такие уж и глупые, какими могут показаться на первый взгляд.       Чонгук кивкам Тэхёна верит и вновь возвращается к чаю, молчаливо переваривая эти сутки. Он, увы, не может предугадать действия Организации. Он не знает, отчего к нему сейчас такая подозрительность. Ладно бы были на то причины. Но он чист! Он всегда выполняет поставленные задачи, работает без лишних вопросов, да и вообще отлично справляется со сложностями. Последний случай с пустым автозаком не в счёт. Организация всегда спокойно полагалась на Чонгука, она знала, что он беспроблемный контрактор, который умеет держать рот на замке, а ножи — во внутренних карманах плаща. Никаких ошибок — никаких следов. Гук в этом смысле прославленный профессионал.       Но что же такого могло случиться, что его карьера виртуоза медленно начала осыпаться? Можно ли в этом обвинить новоявленного Ким Намджуна? С него ведь всё и началось. А если быть более точным, то с дела попрыгунчика. После встречи Чонгука с этим серьёзным полицейским Организация стала пристально за ним наблюдать. И что странно: наблюдать не за человеком из органов, а за своим бойцом, который славился работоспособностью и холодностью в выполнении порученных дел. Гук будто бы лишний шаг сделал.       Даже Джин про это намекал. А уж он-то точно знает, о чём говорит. Тэхён тоже, видно, держит ухо в остро. И хотя его приставили следить за своим же напарником, а он всё равно остаётся прежним, не изменяя положения сторон. Уже за это его можно горячо благодарить. Но Чонгук в этом совершенно не мастак, а потому вместо слов и жестов в тишине кладёт на стол гору жвачек с Дораэмоном и уходит, не забыв поблагодарить бабулю за гостеприимность. Она лишь цокает и ставит руки в боки, мол, неужели уже уходить собрался? «Вы уж извините, но учёба зовёт!»       Тэхён на жвачки смотрит под наклоном, чувствует, как от них пахнет газировкой. Он на самом деле очень любит сладости. Просто никто его об этом не спрашивал, а потому, соответственно, он про это и не говорил. Но Чонгуку, видимо, слов не надо, он и так всё прекрасно понял. Потому у Тэ дрожит верхняя губа, словно хочет улыбнуться. Но такие функции куклам недоступны — мимические мышцы атрофированы. Как жаль. А Тэхён ведь очень бы хотел выразить свои чувства хотя бы так. Увы, небо не позволяет быть осознанным и трепетным. Наверное, уже и не позволит никогда.       За это тоже, кстати, очень жаль.

***

      Организация связывается с Чонгуком через трое суток. За это время он успел скиснуть под холодным солнцем в своей комнатушке на Асагая. В такие дни, когда нет никаких заданий, всё не знаешь, чем себя занять. Гук давно успел отвыкнуть от жизни мирской. Но даже так, для видимости занятого человека по утрам ему приходилось уходить из общежития и бродить по ближайшим районам несколько долгих и прохладных часов. Ничего нового, конечно, не находилось. Повсюду то развалы катастрофы, то бесхвостые (и бесхозные) коты, то редкие люди, которые привыкли торопиться и смотреть исключительно себе под ноги.       Чонгук же шёл в неизвестность: заходил в дряхлые бары и пробовал пиво — везде дрянное, лучше бы не тратился и сразу шёл в 7-Eleven, — ковырялся носком кроссовка в земле, пока сидел на одинокой лавочке и считал проезжающие мимо машины фиолетового цвета (двадцать две, если интересно), следил за пролетающими над головой вертолётами-блюстителями порядка и про себя посмеивался, мол, чего они только пытаются отыскать при дневном свете. Одни контракторы-идиоты (контракторы-камикадзе) решат учинить криминал, когда на улице светло и многолюдно.       С наступлением вечера Чонгук возвращался домой и как назло каждый раз встречал Тоору. Про утренний визит полицейских он ничего не говорил, вообще как будто бы выкинул из головы тот факт, что его соседку убили. Зато его очень волновали постоянные отказы Чонгука в общажной попойке. Тоору уже как только не пытался его соблазнить: и самодельное саке, которое передаётся в его семье из поколения в поколение, предлагал, и намекал, что сегодня к нему должны были заглянуть две красотки-старшекурсницы, и даже обещал, что перезнакомит Гука со всеми своими друзьями, а они у него просто супер-классные, весёлые, да ещё и при деньгах. Славный малый, в общем, этот Тоору. С ним было бы действительно приятно общаться и дружить. Да только Чонгука это на данном этапе жизни нисколько не интересовало, а потому он всё продолжал и продолжал искать причины того, почему он опять не сможет выпить сегодня вечером. Когда-нибудь все его отмазки обязательно перестанут работать, но пока нужно успешно ими напользоваться.       И вот, когда Тоору в очередной раз бился в попытке заманить Чонгука к себе на посиделки, последний заметил, как на его подоконник сел ворон с зелёным глазом. Спустя три дня. Вот это затишье! Гук быстро попрощался с соседом, и пока тот недоумевающе хлопал глазами, он суматошно хлопнул входной дверью, щёлкнул замком и забрал записку, что была оставлена на кухонном столе возле купленных днём апельсинов. Их, кстати, уже порядком успело скопиться в холодильнике. Нет, ну а что? Каждый выход за порог — новый килограмм фруктов. Пора бы уже начать их реализацию.       Чонгук осторожно разворачивает бумажку и вчитывается в чужой корявый почерк. Явно не рукой Джина написано. Тот всегда аккуратненько каждую палочку выводит, любит порядок даже в такой ерунде. А тут мало того, что всё чернилами заляпано, так ещё и само содержание заставляет напрячься. И пока Чонгук пытается разобрать иероглифы, его брови то в унисон сбегаются к переносице, то подскакивают вверх. Он всё не может понять, в чём смысл задания — даже как-то удивлён его составляющими, — но не видит смысла спорить с пустотой, а потому смывает записку в канализацию и недолго грызёт губу, застыв у зеркала в ванной.       Устроиться в книжный магазин, значит? Ага. Ну ладно. Надо, так надо.

***

      В Организации всё схвачено. И если вдруг одному из принадлежащих ей контракторов необходимо временно устроиться на какую-либо работу в связи с поставленной задачей — будь то даже место у министра финансов под боком, — то в ближайшее время этот вопрос будет обязательно решён. Поэтому, когда Чонгук пришёл устраиваться на подработку в книжную лавку, то его уже там ждали. Не с распростёртыми объятиями, конечно, но всё-таки.       Местный управляющий на скорую руку показал ему что и как устроено, пробежался по отделам и небольшому складу, нехотя признался в сплошном убытке и, безынтересно пожелав удачи, оставил Чонгука одного. Он, конечно, в этой суматохе объяснений не понял ни черта, а потому решил самостоятельно и неторопливо осмотреть помещение.       Ну, обычный такой магазинчик. В нём не так уж велик выбор книг, в кассе пустовато, от цифр на ценниках хочется поскорее отвернуться, а залежи пыли на полках нисколько не привлекают глаз. На такой хаос, конечно, есть объяснения. Сейчас редко можно встретить человека, который увлекается литературой. Духовная сторона общества рухнула вместе с небом. Стало совершенно не до романов и биографий, в реальной жизни появилось настолько много проблем, что до выдуманной никак руки не доходили. Из-за этого стал сокращаться тираж выпуска книг, цены в попытке окупить аренду помещений и банальных трат на печать только росли, а это ещё больше влияло на спрос. Сейчас дело дошло до того, что он оказался буквально на нуле.       В лавку заходят лишь старики — которые максимум могут приобрести свежую газетёнку — или же остатки ярых ценителей прозы. Последних можно по пальцам пересчитать. Оттого Чонгук за свою новую — достаточно необычную и внезапную — должность нисколько не переживает. Уж книги по алфавиту расставить да пыль смахнуть он точно сможет. Единственное, конечно, волнует то, что о смысле своего задания он ни черта не знает. Организация стала играть какими-то загадками. Это Чонгуку ой как не нравится. Он словно потерял авторитет в определённых кругах и теперь его странным образом проверяют. Ещё и в одиночку.       От Джина никаких предложений о встрече не поступает, а Тэхёна в книжную лавку старым добрым помощником Чонгука не заслали. Не то чтобы он так сильно нуждался в содействии, но скрывать не станет — с Тэхёном под боком было как-то… комфортнее, что ли? Просто если вдруг со спины надвигалась грозовая туча, он сразу предупреждал и даже мог подсказать, где переждать её стальной дождь. А сейчас Гук один — и спина открыта, да? — надевает фирменный фартук с эмблемой книжного магазина и крепит на карман бейджик. «Цукими Шин».       На улице он выставляет стилизованную деревянную вывеску и зажигает витринное освещение, из-за чего кажется, что те небольшие остатки духовной роскоши в виде книг купаются в золоте. Выглядит красиво. Да только нахуй оно никому не надо. Чонгук и сам всей этой литературной чепухой не заинтересован. Как к прозе относился раньше, уже и не вспомнит, но сейчас явно очень прохладно. Уже не до этого. Жизнь ушла в новое русло, градус опустился до адских глубин, и ничего уже не надо, кроме знания о том, что обязательно встретишь завтрашний день живым. А для этого, кстати, надо ой как постараться.       Вдруг звенит дверной колокольчик. Да ладно? И пяти минут не прошло с открытия. Кто вообще мог сюда притащиться в такую рань? Чонгук быстренько ретируется за кассу и, натянув свою самую человечную из арсенала возможных улыбку, нараспев (как бы придурковато) здоровается. Ну а потом на мгновение — всего лишь на мгновение! — у него отвисает челюсть.       Помните разговор про контингент книжных магазинов? Ну старички там всякие да остатки эстетов. Так вот, есть ещё одни нечастые, но всё-таки гости прозаичных полок. И это фрики. Да-да, все такие из себя необычные и больные на душу фрики. Чонгук сейчас видит перед собой одного такого представителя. Стройный короткостриженый парень с очень правильными чертами лица. Настоящий красавчик — таких, пожалуй, не часто встретишь! Но ещё больше, чем лицо, внимание привлекала его одежда. Двоящийся в глазах пиджак и широкие штаны с принтом молодой зебры, сбежавшей из саванны на японские автострады, и галстук сочного зелёного цвета с мелким рисунком. Галстук сам по себе щегольский, да ещё и узел безупречно завязан. Каждая складка на одежде — как на фото из журнала мужской моды. Ещё на парне надеты чёрные мягкие кожаные туфли, отделанные бахромой, а на носу очки с тёмным стеклом, хотя утро сегодня выдалось дождливое. В руках посетителя клатч — и, наверное, не стоит говорить о том, что он чертовски дополнял весь этот хоть и хаотичный, но всё-таки образ.       — Эй, пацан, — заговорил человек-зебра и только после этого три раза резко брякнул по настольному звонку, чтобы позвать уже стоящего напротив работника. Чонгук вздрогнул от шума, словно вышел из сеанса гипнотического сна, и уже услужливо начал распинаться, как перед его носом вдруг защёлкали длинные пальцы в золотых кольцах. Посетитель явно что-то пытался вспомнить, а заодно бесился со своей дырявой памяти. Но пахло от его запястий очень классно. Кажется, ментолом и рождественским мандарином. — Балет. Балет знаешь, что такое? — наконец-то выдаёт мысль и внимательно пялится, приспустив на нос очки. Глаза живые. Карий льётся по радужке.       — Танцы? — отвечает Чонгук с интонацией вопроса. И что-то ему подсказывает, что правильного ответа он бы всё равно не дал. Человек-зебра с таких оскорблений начинает злиться и как-то по-детски топает ногой.       — Это искусство! Понимаешь? Искусство! — и машет в воздухе рукой, как бы посылая такие ответы нахуй. Чонгук же профессионально замечает татуировку на внутренней стороне левой ладони. «YES». Это значит, что на правой будет обязательно «NO»? Сложно сказать. От подобных экземпляров можно многое ожидать. — Ладно, чёрт с тобой, — ну спасибо большое! — Есть что-нибудь про балет? — выражается человек-зебра странно, будто бы иностранец. Ну или просто немного пьяный, завсегдатай кабаков.       — Сейчас поищу, — услужливо кивает Чонгук и шустро вылетает из-за прилавка, прокручивая в голове схему того, где примерно может стоять литература, связанная с театром, танцами и искусством в целом.       — Да уж, ты хорошо поищи, — и лучше бы Чонгук действительно нашёл то, что от него просят… Этот посетитель хоть и не выглядит убийственно грозным, но ауру проблем вокруг себя носит. Он ощущается как избалованный ребёнок, которого бросили в изломанный мир. Чонгук давно таких не встречал. Ему все попадаются жёсткие — ну и жестокие — контракторы, которых не то что искусство, да их порой собственные ощущения не интересуют. А тут такой занимательный человечек. Да и вообще, с чем связан столь диковинный выбор принта?!       Книга находится. А вместе с ней и восторг в чужих глазах. Хотя «книга» — это слишком громкое название для того, что предстало на прилавке. Оно обычный такой фотобук на тридцать страниц со снимками разных выступлений, разбросанных по годам и странам. Зато стоит очень даже кругло. Но человека-зебру это нисколько не смущает. Он воодушевлённо листает страницы, хлопает ресницами, словно боится заплакать, и, дойдя до конца, читает ценник, прикреплённый к задней стороне обложки. Семьдесят долларов. Хочется так по-торговому спросить (противным-противным голосом): «Вы брать будете?» Но человек-зебра без лишних слов кладёт купюры на стол и так же молча уходит, прижав книгу к груди. (И снова какой-то ребяческий жест).       Чонгук провожает первого — и, как окажется в конце рабочего дня, последнего — посетителя за утро, не в силах понять, какие после него остались впечатления. Вроде бы неплохой человек, но странный — жуть. Фриковатый. И это не только во внешнем виде прослеживается, а в поведении и даже каких-то обычных движениях. Но люди разные бывают, и этим они, кстати, хороши. В среде кукол и контракторов с этим похуже будет.       Но да ладно. Чонгук здесь не для обсуждения чужой внешности и прочих характеристик. (Правда, вопрос «зачем он здесь?» всё ещё остаётся открытым). Дел в лавке с головой хватает. Кажется, здесь не наводили порядок ещё со времён небесной катастрофы. Потому Чонгук — фанат чистоты и порядка — сразу же принимается за уборку. Пыли тут прямо-таки больше, чем самих книг, а отпечатков сальных пальцев на обложках запредельно много. Теперь так и хочется вывесить музейную табличку «руками не трогать». Нет, ну а что? Что за привычка не беречь чужие вещи? Тем более те, что выставлены на продажу.       В итоге Чонгук — до пизды хозяйственный и до пизды уважающий труд — наводит идеальный порядок на стеллажах и обновляет списки доступных на данный момент книг. В кассе не совсем пусто — семьдесят долларов греют душу контрактора, вжившегося в роль ответственного работника, — стеклянные витрины вновь блестят, на полу ни песчинки, а в углах склада больше нет липкой паутины. Да-а, хороший день выдался. Чонгук прямо-таки гордится собой. Хотя никаких комплиментов от начальства не ждёт, а потому, когда рабочие часы заканчиваются, он снимает фартук и так по-хозяйски закрывает лавку. Странно, что в первый же день ему это доверили. Видимо, директору ужасно наплевать на эту литературную кладезь. Оно печально, на самом деле.       От общежития книжный магазин находится за несколько кварталов. А потому лучшим вариантом было бы спуститься в метро и за полчаса добраться до одинокой комнатушки с апельсинами. Но нет. Чонгук не хочет в очередной раз встретиться с Тоору, а потому выбирает долгую пешую прогулку с надеждой на то, что сосед уже успеет хорошенько выпить и забыть про него неприступного.       После девяти вечера на улицах всегда катастрофично пусто. После падения неба люди стали бояться темноты и того, что из неё может выпрыгнуть, больше прежнего. Чтобы предотвратить всеобщее негодование и беспорядки, в мире был по возможности сокращён рабочий день. Конечно, каким-то компаниям это дало существенный минус. Но драться за деньги, опять же, никто не стал. Ибо страх жил в каждом — и бедном, и богатом, — он же ими управлял, как шарнирными куклами.       Дабы поумерить всеобщее дрожание, Система запустила в каждом городе, в каждом районе патрули. Не то чтобы они особо спасали от гнёта контракторов, но всё же хотя бы немного успокаивали своим присутствием под окнами. Патрули представляли из себя команду полицейских: пять пеших вооружённых служащих, машина с воющей сиреной и водителем, который в любой момент мог вызвать по рации подкрепление. Ещё с высоты неба улочки прочёсывали вертолёты. Иногда это даже очень помогало в поимке преступников, ведь вертолёты были оборудованы обзорно-прицельной станцией и хорошим комплектом оружия. Но даже так — всех детей неба истребить не получится никогда. И этот факт каждодневно проезжается по тревоге человечества мощным бульдозером.       Чонгук иногда думает, а вот если бы и ему повезло — или же всё-таки не? — остаться обычным, без всех этих контрактов, то он бы тоже боялся? Он ужасно плохо помнит своё прошлое, но фантомно чувствует, что не был из числа робких мальчишек. Вероятно, именно поэтому, не испугавшись, вступил в ряды Организации. Там, кстати, контракторов узнаёшь с другой стороны. Они ведь тоже не всесильные, тоже умирают в борьбе за что-то своё и тоже ощущают страх. Просто немного иначе, на другом уровне. Это Система решила провозгласить детей неба главной опасностью человечества, буквально монстрами. Хотя некоторые из них живут обыкновенной жизнью, не пользуясь своими способностями. Таких и не отличить от обычного населения. А проблем с криминалом и до небесной катастрофы хватало, просто оно не было настолько явным.       Но и оставить всё как есть, конечно, нельзя. Оттого Чонгук реагирует очень спокойно, когда на улице дежурный полицейский просит его показать документы, удостоверяющие личность. Контрактор, вероятно, испугался бы рассекречивания своего имени и лица, сразу же сбежав, но тому, у кого поддельная жизнь с официальной печатью — бояться не чего. Чонгук, который Шин, быстро перестаёт быть интересным для блюстителя порядка, а потому спокойненько уходит, получая вслед заученное служебное: «Будьте осторожны по пути домой и хорошего Вам вечера». Ага, буду.       Чонгук заворачивает в леденяще тихий квартал с выстроившимися двухэтажными деревянными домами по бокам. Улочки здесь тесные, но извилистые, освещённые искусственным светом, падающим из жилых окон. Вокруг — ни души. Даже кот дороги не перейдёт. А некоторые убитые жизнью постройки и вовсе заколочены досками. В таких местах Гук отчего-то чувствует себя на своём месте. Вся эта ветхая тишь, вырубленное одиночество и теснота. Будто бы он дома. Хотя это всё, конечно, бред.       Ни дома, ни родителей, он ни черта не помнит. Но, попадая в такую вот тесноту кварталов, сконфуженно озирается с мыслью на языке о том, что когда-то это всё уже видел, я, наверное, когда-то здесь жил. Такие странные воспоминания раздражают и одновременно убивают. Примерно поэтому Чонгук хочет докопаться до правды, выяснить, как же всё-таки он — абсолютно точно кореец — очутился в Японии без связи с семьёй и ощущением себя в себе. Небо украло у него кое-что очень важное, и его поскорее хочется вернуть, раскрыть, как старую рану, как короб с барахлом, и отыскать забытые воспоминания, выяснить наконец, почему Чонгук — это Чонгук и почему в нём ноет сердце по неизвестным лицам семьи.       Это же так страшно — оказаться в чужой стране, в чужой шкуре с чувствами, которые вложило в тебя небо, оказавшееся настоящим врагом. Чонгуку ещё повезло, что чья-то рука — вероятно, божья — забрала у него чуть ли не все эмоции (их глубину уж точно). Иначе он бы не выдержал, взорвался. Наверное, небо предполагало такие исходы, оттого заранее позаботилось о своих детях, осушило их души. У Чонгука оставило лишь каплю какого-то рвения до правды, а всё остальное подчистую смело. Вот так просто в людях людей и убивают. Без лишних вопросов и слов.       Гук останавливается и смотрит в звёздное небо, что подделкой висит у него над головой. Чей же это всё суровый план? Какой такой псих решил, что имеет право руководить чужими жизнями? Это он же подослал к Чонгуку говорящую метафорами мёртвую куклу? Ну тогда бы уж записку с пояснением к ней приложил, а то как-то не по-отцовски получается.       Не по-семейному.       Вдруг за поворотом на соседнюю улицу слышатся шаги. Чонгук не любит изображать из себя спецагента, но прислушивается. Шаги не тяжёлые, но уверенные, будто бы знают, зачем сотрясают местную тишину. Дыхание у человека глубокое — видимо, курит, — а пальто длинное, оттого задевает щиколотки и негромко шуршит. Чонгук быстро обрисовывает вид идущего, а в шутку добавив ко всем этим обыкновенным приметам очки с зелёными стёклами и привычку внезапных появлений, узнаёт в полуночнике Джина.       А он как раз выходит из-за угла и выдыхает вонючий дым в чужое лицо.       И тебе здравствуй.

***

Срез доступной на данный момент информации:

*Обновлённая информация* *(Недействительная информация)*

Чон Чонгук

Сущность: контрактор; Код звезды: jk-997; Способность: иллюзионный транс; Плата за контракт: два литра апельсинового сока; Уровень опасности: высокий; Принадлежность: Организация; Возраст: неизвестен; Родной город: неизвестен; Состав семьи: неизвестен; Отличительные признаки: чёрный плащ с вшитым набором ножей; Характер: типичное для контрактора безразличие и спокойствие; редки проявления стремления узнать что-то важное исключительно для самого себя; Сильные стороны: умение управлять ситуацией; холодный расчёт; отличная адаптация к любым условиям; развиты навыки ближнего и дальнего боя; Слабые стороны: долгие разговоры; Увлечения: мытьё соковыжималки; затачивание ножей; Любит: лапшу быстрого приготовления; порядок в комнате; тёплую погоду; Не любит: сигареты Джина; звездопад; Хорошие отношения: неизвестно; Нейтральные отношения: Ким Сокджин; Ким Тэхён; Плохие отношения: неизвестно; Моральные принципы и жизненная философия: присутствует моральный нигилизм; Статус: жив.

Ким Тэхён

Сущность: кукла; Способность: медиум; Уровень опасности: неизвестен; Принадлежность: Организация; Возраст: 23 года; Родной город: неизвестен; Состав семьи: мать, отец и младший брат. Все мертвы; Отличительные признаки: повязка на глазах; скупость в общении; Характер: молчаливый и безразличный; тотально лишён эмоций; Сильные стороны: (беспрекословное подчинение) способность отделяться от тела тенью и перемещаться на дальние расстояния; Слабые стороны: (беспрекословное подчинение) неизвестно; Увлечения: неизвестны; Любит: одеваться не по погоде; помогать Чонгуку; слушать рассказы бабули; жвачки; Не любит: неизвестно; Хорошие отношения: Чон Чонгук; Нейтральные отношения: Ким Сокджин; Плохие отношения: неизвестно; Моральные принципы и жизненная философия: моральные принципы отсутствуют; Статус: жив.

У объекта были замечены отклонения от типичной жизнедеятельности куклы. Необходимо более тщательное наблюдение.