Как приручить Сюэ Яна (Сюэ прекрасен!)

Синчэнь успел лишь округлить глаза и разомкнуть губы. Оказавшись опрокинутым на пол, он выдохнул выбитый из легких воздух, и ахнул, выгибаясь – зубы сошлись на шее с такой жадностью, что тело пронзило как разрядом молнии. Отчего-то больно не было. Синчэнь ощущал укус и как от него по всему телу разливается волнами удовольствие, как трепещут жилы, как сладко выгибаются мышцы, прижимая к горячему и ласковому теплу нависшего над ним тела. – Шестнадцатилепестковая чакра, горловой лотос, – очень тихо и хрипло прошептал в укус Сун Лань, обжигая кожу горячим дыханием. Свежий укус приласкал язык, слизывая сладкие капли вина, и скользнул вниз к ключицам, выискивая следующую чакру. Горячий и влажный он заставлял кожу трепетать. Пояс нетерпеливо дергали, разматывая узлы, и вскоре украшения и ткани полетели прочь. Лепестки одежд разомкнулись, позволяя горячим губам ласкать ключицы и скользить ниже по гладкой прохладной коже, руки же нетерпеливо сдирали рубашку, оголяя грудь, живот и плечи, гладили бока, жадно терзая белую кожу и оставляя на ней алеющие следы. Над каждой чакрой зубы вновь сжимались и по меридианам вспышками проходили разряды ци, возбуждая еще сильнее. Проблеск сознания: на миг вынырнув из моря удовольствия, Синчэнь рывком перевернулся на живот и попытался отползти, но тут же был притянут обратно, чувствуя пальцами и коленями каждую неровность на циновке. Подняв таз вверх и, едва ли не прижавшись грудью к полу, он чувствовал горячие руки. Они снова прошлись по бокам, согревая их теплом, и легли на тазовые косточки, с силой притягивая к чему-то твердому и массивному, упирающемуся в место, тактично называемое «пониже спины». Ладони потянули за завязки на штанах и направились вниз по бедрам, сдвигая ткани и обнажая белую и гладкую, чуть прохладную кожу, согревая ее прикосновениями… – Сун…Лань… – тихо произнес внезапно протрезвевший Синчэнь. Что-то шло не по плану. – Вино! – моментально определил он виновника произошедшего. Кто ж знал, что оно так действует на людей, не зря его запрещают в монастырях! – Сун… Он смолк, почувствовав, как друг неохотно отстранился, повернувшись к столу, а после между поднятых ягодиц потекло что-то холодное, стекая каплями по промежности и устремляясь ручейком по линии спины. Прохладное прикосновение было таким неожиданным, что Синчэнь выдохнул, а после и вовсе тихо застонал, когда к охлажденной коже прикоснулись горячие губы и кончик языка… Они медленно, поцелуй за поцелуем продвигались все выше, пробуя на вкус каждый цунь кожи над чакрами. Ягодицы, ямочки, изящно прогнутая поясница, ложбина между лопатками, превратившаяся в небольшое янтарное озеро, и выше к шее, снова перехватывая ее зубами так сильно, что друг под ним ахнул, прогибаясь еще сильнее и уже сам, приникая к горячей груди и паху. Сознание вновь тонуло во хмелю, обнаженные ягодицы ластились к теплой ладони, а тело двигалось само, толкаясь на напряженный орган. В обеих головах не осталось ни одной здравой и трезвой мысли, только хмель и слишком долго сдерживаемые желания… Обжигающе горячая, влажная и массивная головка толкнулась навстречу отверстию, но… не смогла войти. Сун Лань засопел. С каждой попыткой озадаченное сопение становилось все громче. Он с неохотой отстранился и призадумался. Потянулся к книжке, но одного взгляда на иллюстрации хватило, чтобы понять что «медитации для продвинутых» тут не помогут – если бы «делать детей» можно было только такими способами, человечество уже вымерло – даже в среде заклинателей мало кто так выгнется. Сяо Синчэнь слабо пошевелился и прогнулся в пояснице чуть сильнее, тянясь к массивному органу и опускась по нему гладкими пальцами к своему телу и предательски узкому отверстию. Подумал над сложившейся проблемой. Прогнулся еще сильнее, расставляя колени чуть шире, чтобы стоящему между них Сун Ланю было удобнее. – Прости… Попробуй расширить пальцами, – неуверенно предложил он и тихо вздохнул, когда теплые шершавые пальцы прикоснулись к стыдливо розовеющему отверстию. Чуть наклонив голову, Сун Лань поглаживал его, вместо отвращения почему-то думая, что это похоже на цветок, а крошечные тонкие складочки – напоминают не то лучики, не то лепестки… Видя что друг не протестует, он чуть надавил и очень осторожно вставил кончик пальца. Тихий вздох. Сун Лань надавил чуть сильнее, настойчиво проникая внутрь, но сухие стеночки расступались неохотно, протестуя вторжению. Синчэнь не сказал ни слова, не выдал неприятные ощущения даже вздохом, но на внешней стороне ладоней, вцепившихся в пол, отчетливо проступили жилы. Сун Лань обвел взглядом комнату, выискивая что-то, чем можно было бы смазать пальцы, но кроме вина ничего не нашел. Еще немного мучительно подумав, он начал быстро сдирать с себя одежду, выискивая в складках пояса мешочек цянькунь, в нем, среди вещей и запасных одежд лежал небольшой сосуд с ароматным маслом. Сун Лань никогда не протестовал против ограничений в еде, мирясь и с пресной кашей и с ее отсутствием, но ведь капля растительного масла не возбраняется даже монахам? С маслом дело пошло проще, пальцы скользнули вглубь и погладили стеночки, смазывая их ароматной жидкостью. Синчэнь тихо выдохнул, жилы на внешней стороне ладоней снова стали едва заметными. Второй палец нырнул уже куда увереннее, медленно расширяя вход… потом был третий палец, четвертый и только после, Сун Лань снова попробовал войти. Синчэнь снова вцепился в пол, сдерживая болезненный вздох от странного и непривычного ощущения. Влажная головка ритмично толкалась, лаская неохотно раскрывающийся цветок. Юноша чувствовал, как его тело само толкается ей навстречу, и как жжет плоть томительное ожидание проникновения. Голова снова начала кружиться, дыхание сбилось… Он не смог сдержат стона, когда массивное орудие вошло внутрь. Совсем немного, тут же застряло и подалось назад, но оба юноши по инерции снова толкнулись друг к другу, и новое проникновение оказалось глубже. Россыпи пританцовывающих мурашек пронеслись волной верх по позвоночнику, кружа там, где недавно протекла река дынного вина, и кожа все еще сохраняла сладость и пахла солнцем… Новый толчок, снова погружение, от которого перехватывает дыхание, а пальцы сами собой впиваются в циновку, снова массивное орудие подается назад, а потом… потом оно погрузилось так глубоко, что задело что-то внутри, отчего Синчэнь зажал себе рот, чтобы не закричать – слишком уж сильным было ощущение. Руки дрожали, перед глазами все плыло, в меридианах плескалась ци, золотое ядро резонировало, чакры трепетали. Остановившийся Сун Лань навис над другом, не зная, что делать и боясь даже шевельнуться. Он тяжело дышал, глядя на грациозно выгнутую спину и черную реку волос, затопившую циновку. Разбросанные одежды напоминали россыпи черно-белых лепестков. На улице продолжали петь струны, но в комнате отчетливо слышался каждый вздох и шорох. – Еще… – очень тихо выдохнул Синчэнь. – Пожалуйста… продолжай… Еще. Я хочу... еще. Сун Лань был очень осторожен и изо всех сил сдерживал звенящее желание вонзиться глубже. Он медленно двигался в слишком узком, но таком влажном, жарком и жадном пространстве, стеночки ласково обнимали желанного гостя, словно не хотели, чтобы он когда-либо покидал их. Синчэнь зажимал себе рот, пытаясь хоть как-то заглушить стоны. Хватило еще пяти погружений, чтобы юноша содрогнулся всем телом и отпрянул, соскальзывая с массивного и влажного жезла. Он сел, тяжело дыша и вздрагивая от каждого прикосновения воздуха к обнаженной коже. Сун Лань замер, не зная за что хвататься и почти испуганно глядя на друга – настолько больно? – Я… – тихо и смущенно произнес тот, продолжая тяжело дышать. – Подожди немного… Это… – он замолчал не в силах подобрать слов и опустил взгляд на свои бедра, краснея еще сильнее. – Слишком… сильные ощущения… Сун Лань тоже опустил взгляд и понял в чем дело – смущенный и сердитый на себя, встрепанный и пахнущий сладким солнцем и вином Синчэнь стирал с бедра жемчужные капли. Сун Лань перехватил руку и поднес к своему лицу, рассматривая капли семени. И без того смущенный юноша выдернул руку и отвернулся, нахохлившись как виноватый вороненок. Но стоило его взгляду упасть на трактат, как в глазах цвета сирени зажегся огонек. Юноша порывисто поднялся, быстро сдвинул на край стола всю посуду, после чего обошел его, чуть пошатываясь, и осторожно лег спиной на столешницу. Его голова свесилась с края и черные волосы потекли вниз. На все еще быстро вздымающейся груди поблескивали заострившиеся соски, живот подрагивал, а чуть приподнятые бедра пленили взгляд белизной и изяществом. На коже аллели следы рук и поцелуев. Улыбаясь, Синчэнь смотрел на друга, а глаза цвета сирени лучились весельем и озорством. Изящные кисти с тонкими гладкими пальцами легли на грудь и медленно поползли вверх, обхватывая горло. – Там написано… – очень тихо и хрипло сказал он, – что рот и горло должны быть на одном уровне… – тонкие губы улыбались. Сун Лань отрицательно покачал головой и отпрянул. – Да как я могу… – начал он, во все глаза глядя на друга. – Подобное непотребство… – Я хочу, – твердо произнес Синчэнь, сияя улыбкой. – И ты тоже. – Но… – Если ты поставишь колено на стол рядом с моей головой, то я смогу положить колени на твои плечи как на девятой странице… думаю так я еще выгнусь… – чуть менее уверенно произнес юноша, игнорируя растерянность друга. – … . – Сун Лань моргнул. Перевел взгляд на похабный трактат. Подивился иллюстрации и вдруг тихо рассмеялся. – О боги, Сяо Синчэнь! Да забудь ты уже об этой книге! Поцелуй оказался сладким и без вина, а теплые, чуть шершавые руки нежными и ласковыми...