Перемены. Нити

      Самайн. Время разгула тёмных сил. И одна из них, безносая и сумасшедшая, устроила показательный рейд на крохотную маггловскую деревню. В живых не осталось никого. А после, на пиру в поместье Малфоев, ещё и проредила собственные ряды, а некоторым добавила немного остроты и боли, чтобы не расслаблялись.       Я даже не проснулся. Я просто обнаружил себя в спальне Снейпа уже котом, вылизывающим вонючую чёрную метку. Снейпа трясло в лихорадке, тело корчилось в судорогах. Я трижды ходил блевать чёрной жижей в угол, а когда вернулся к нему в четвёртый раз, то заметил, что мужчина наконец успокоился. На всякий случай я проверил его метку — кожа перестала выглядеть воспалённой, а ещё самый нижний краешек рисунка… размазался. Как будто метка была нарисована красками, а кто-то неосторожно провёл по ней пальцем. Пока я вглядывался в рисунок, перед глазами расцвели разноцветные нити, опутывающие предплечья. Чёрная нить шла к метке, зелёные, жёлтые и красные обмотались и спутались на запястье словно проволочные браслеты.       Яркая жёлтая, совсем новая нить — обет о помощи Драко. Яркая зелёная, глубоко въевшаяся под кожу — данное самому себе обещание позаботиться о сыне Лили Эванс, это я понял каким-то внутренним чутьем. Что там остального было наверчено — я разбираться не стал. Он весь был обмотан этими нитями как катушка нитками. Я поддел когтём зелёную нить и разорвал. Этот человек спас мою жизнь не единожды и пора было отпустить его, даже если он сам противился. Сколько можно держаться за умершую подругу детства?       Снейп глубоко вздохнул во сне. Я вгляделся в его лицо. Сколько ему? Тридцать шесть? А выглядит на все сорок пять, с учётом того, что он маг. Самый молодой учитель в школе, а уже столько морщин. Я лизнул складочку между бровей.       Соскочил с кровати и поплёлся в гриффиндорскую гостиную. Он точно не обрадуется, увидев меня вновь.       На следующее утро, за завтраком, я немного обалдел от увиденного — той самой морщинки на лбу у Снейпа больше не было.       Самым лучшим моим решением в этом году, безусловно, было отправить Кричера в Хогвартс. Эльф следил за моей едой, и с начала года я не обнаружил ни одного зелья в своей тарелке, но порадоваться горячему омлету я не мог, рядом со мной разгорались нешуточные страсти. Рон в полглаза наблюдал за тем, как Джинни и Дин Томас пытаются вылизать друг другу десны, сам при этом под столом шарил по ноге под мантией Лаванды Браун, а напротив него сидела закипающая от ревности Гермиона. Устав наблюдать эту картину, я пробежался взглядом по залу и встретил несколько похотливых девичьих взглядов… в свою сторону. Вот это уже пугало.       Я чувствовал себя среди стаи похотливых обезьян в брачный период. Каждую неделю среди старшекурсников распадались и образовывались новые пары. Из ниш за портретами то и дело доносились звуки мокрых поцелуев, а преподаватели еженочно гоняли парочек с Астрономической башни. Я трижды вынюхивал в своём кубке любовные зелья разной степени паршивости, а затем ото всех напитков на столах стало явственно тянуть зельем подавления, — очевидно, Снейпу надоело всеобщее безумие. Мне казалось, даже ударная доза брома не способна подавить подростковые гормоны.       Я стал часто ночевать в своём плюшевом гнезде в выручайке, так как не все мои соседи умели качественно накладывать заглушающее на полог кровати, а Рон, кажется, даже не думал о том, что я слышу, как он насилует свой кулак. Невилл, также не увлекающийся рукоблудием, провожал меня таким грустным взглядом, что мне иногда хотелось взять его с собой. В конце концов, я посоветовал ему накладывать чары на свой полог, чтобы он не пропускал шум снаружи.       Ниточки рвались, струны звенели. Я больше не общался ни с Симусом, ни с Дином, ни с другими ребятами, за исключением крохотного круга людей. Если бы это было возможно, я прекратил бы общение и с некоторыми преподавателями, бросил бы учёбу, но прекрасно понимал, что пока не могу себе это позволить, не провоцируя скандал.       Очередной урок у Снейпа вызвал бурю эмоций. В этом году преподаватели сильно усложнили программу и требовали выполнения заклинаний невербально. С трансфигурацией я справлялся лучше всего — постоянная практика с парочкой томов «Домоводства» даже из Рона могла сделать искуснейшего мага. Однако к ЗОТС это относилось в меньшей степени. Я терялся от профессорского взгляда, а особенно — от его голоса. На этот раз он выбрал меня своим оппонентом для отработки связки нападение-защита. Он невербально нападал, я защищался. Я ждал, когда же он скажет, но он молча сверкал глазами, делал выпад палочкой, и я не успевал ставить щит. Казалось, что в этот день я разорю мадам Помфри на мазь от ушибов. — Отвратительно, мистер Поттер, — заключил Снейп. — Ещё раз!       Снова блеск его глаз и резкий взмах рукой. Я просто должен был поднять палочку, сделать нехитрый жест и проговорить про себя «протего». Снейп действовал просто — кидал «депульсо», которое отбрасывало меня назад. Однако на этот раз он вычертил кривую восьмерку с дополнительной петлёй, похожей на скрипичный ключ, и мне предстояло что-то совсем неприятное. Я сразу же завопил про себя «протего», но палочкой взмахнул немного неправильно, одновременно повторяя нужный жест левой рукой. И это сработало. Не знаю, чем запустил в меня Снейп, но его самого неплохо так приложило — отбросило на стену, где он здорово ударился головой. Мне стало не по себе. Приблизившись, я накинул диагностические чары — вот они мне здорово давались невербально! С профессором всё было в порядке, а шишку на затылке он сам залечит. — Неплохо, мистер Поттер, — проворчал Снейп, поднимаясь. — Надеюсь, ваш пример положительно повлияет на весь класс. Разбиться на пары! Поттер, вы со мной.       Я сглотнул.       К концу урока на мне не было живого места, однако, я смог ещё дважды повторить этот фокус — заклинание гораздо лучше работало не с палочкой в правой руке, а движением левой кистью.       Конечно же, он это заметил и оставил после урока. — Как вы это объясните, Поттер? — он скрестил руки на груди и уставился мне прямо в глаза. — Что б я знал, сэр, — честно ответил я. — Попробуйте другое заклинание.       Сосредоточившись, я смог трансфигурировать из сикля, найденного в кармане, стакан, а вот воды в него налить уже не смог, только с помощью палочки. — Будете приходить ко мне трижды в неделю на отработки.       Я мысленно взвыл. От восторга.       До самого Йоля я словно кружился в бешеном водовороте. Рон и Гермиона поссорились и не общались друг с другом, используя меня как буфер. Но ещё они тщательно компостировали мне мозги — Рон пытался чаще вытянуть на тренировку и в какие-то сомнительные развлечения, а Гермиона нудела насчёт того учебника Принца-полукровки, который достался мне. При этом «Домоводство», написанное поколениями тёмных волшебников, в прошлом году её не смущало. Ей, видите ли, не нравилось, что я уделываю её на зельях и ещё нахожу кучу самодельных заклинаний на полях. Рон попробовал на себе «левикорпус» и даже не обиделся, а Гермиона заявила, что это не одобрено министерством.       Рону я сказал тренироваться по методу Снейпа — очищать свою голову от всякой ерунды перед игрой, а Гермионе — что я сам не был одобрен министерством весь прошлый год. Оба не разговаривали со мной два дня, в течение которых я был почти счастлив.       Снейп на отработках гонял меня по всей пройденной программе транфигурации и чар, чтобы я выполнял всё невербально и левой рукой без палочки. Чары получались через раз, а транфигурация, словно пластилин, была создана для моих рук, точнее — одной левой. В итоге я получил обычный маггловский тренажер для пальцев, какие используют гитаристы, и домашние задания по мелкой моторике. Больше всего меня повеселила маггловская девчачья игра в «верёвочку» — надо было натянуть между ладоней двух рук, связанную в кольцо, веревочку и с помощью только пальцев сплести какой-нибудь узор. Однажды, сидя на широком подоконнике одной из башен, я увлёкся этой ерундой и не заметил, как ко мне подкрался один нахальный слизеринец. — Ты чем это занят, Поттер? — он начал громко, растягивая слова, но к концу фразы утратил напор.       Я старательно выворачивал пальцы, чтоб закончить узор — четырёхлучевую звезду, вписанную в прямоугольник. Наконец у меня получилось, и я с улыбкой посмотрел на Драко. — Смотри! Здорово, да? — я протянул к нему растопыренные пальцы.       Он перевёл взгляд с моих рук на лицо, затем обратно. — Что это? — Это игра такая. Садись, я покажу.       Я достал из сумки вторую верёвочку и надел ему на пальцы. — Смотри, вот самый простой узор — «конвертик», — я протянул верёвочку между его пальцами, снял петли, поправил. — Видишь! Это довольно легко, но нужно проявить фантазию.       Я распутал свою звезду и довольно быстро изобразил на пальцах «лесенку». — Постой, — поспешил он, распутывая свой «конвертик». — Покажи ещё раз.       Я показал ему с десяток узоров, которым научился. Он улыбался так светло и искренне, когда у него получалось, что я смог разглядеть в нём ребёнка. Того маленького Драко, который восхищался чудесами магического мира, который интересовался новым, в котором не было страха за свою жизнь, семью, репутацию… Вот таким он должен был быть всегда. Если Луна Лавгуд не душила в себе свою странность и была такой какая есть — иная, одухотворённая, добрая и мягкосердечная, то Драко надевал на себя маски, как одежду — одну поверх другой. А должен был быть вот таким — восторженным, искренним, живым.       Я не удержался и влез в его плетение своими руками, и теперь мы тянули верёвочку вдвоём, вывязывая новые узоры. Окончательно запутавшись, мы соприкоснулись ладонями. Он пропустил свои тонкие белые пальцы между моими, легонько сжал. Я прикрыл глаза, наслаждаясь его теплом. — Спасибо, Поттер, — шепотом сказал он. — Я пришёл сюда от отчаяния. Сегодня был очень тяжёлый день. Ты сделал его лучше. И всё же, для чего тебе эта игра?       Я пожал плечами. — Это просто игра для развития моторики.       Он удивлённо уставился на меня.       Я хихикнул и чмокнул его в нос. Но отстраниться он мне не дал — каким-то чудом освободил одну руку из ниток и притянул меня к себе за шею, а затем глубоко поцеловал. Его язык мягко раскрывал мои губы, и я открыл рот. Он тут же воспользовался этим, проникая внутрь, вовлекая в новую, полную нежности игру. Я закрыл глаза и позволил ему вести. Его рука на моей шее перестала давить, пальцы зарылись в волосы на затылке, ногти прочесали огненные дорожки по коже, посылая дрожь, казалось, прямо в мозг. Я повёл пальцами и заставил верёвочку исчезнуть, чтобы притянуть его ближе, провести по спине, огладить бок, ощупать его красивое лицо. Его волосы, словно прохладные шелковые нити, струились под пальцами.       Он тихо застонал и отстранился. — Хватит, иначе это зайдёт слишком далеко, — сказал он, тяжело дыша. Его щеки раскраснелись, а зрачки расширились.       Я кивнул и снова погладил его по щеке. Он всё ещё был без масок, настоящий. — Уже поздно, нам надо возвращаться в свои спальни, — его голос по-прежнему был хриплым. Он грациозно поднялся, поправил одежду. Я с сожалением смотрел, как он надевает всё своё притворство обратно. Оно было безупречно, как и его одежда: чистокровный — блестящие ботинки, самоуверенный — брюки с острыми стрелками, заносчивый — белоснежная рубашка, богатый — расшитый жилет, аристократ — тёплая мантия с зелёным отворотом, который подсвечивал его глаза. — Спокойной ночи, Поттер, — холодно произнёс он, развернулся и удалился, подняв голову. Полная копия Люциуса Малфоя, только трости не хватает. — И тебе, — ответил я его удаляющимся шагам.