О любви, дружбе и странных веществах

      В дверь неожиданно и громко постучали. Клеопатра вздрогнула и чуть не выронила керамический горшок из рук.       – Войдите, – сказала она.       Клео стояла спиной к двери, но отчётливо слышала, как та открывается. Судя по шагам, это была явно не её рыжая подруга. И Клеопатра была готова к приходу кого-нибудь, кому понадобится именно Николь. Она знала, как объяснить погром в кабинете, разбитые горшки и грохот, который, она в этом не сомневалась, мог кто-нибудь услышать.       – Николь здесь нет. Она попросила меня приглядеть за кактусами, – даже не потрудившись спросить, кто там, говорила Клео.       Она взяла мешок, стоящий перед её глазами на столе и стала высыпать его содержимое в этот керамический горшок. Земля. Это была земля.       – Приходите через полчаса. – На этом она замолчала.       – А где она?       Услышав знакомый голос, Клеопатра поспешила обернуться.       – Тебя-то каким образом это касается?! – воскликнула она. – Что ты тут вообще забыл?       – А ты? – спросил Вару.       – Кактусы сажаю, – буркнула Клео, отворачиваясь.       Вару вдруг почему-то стало смешно. Он осмелился заглянуть через плечо Клеопатры, зная, что она может и убить за такое.       Девушка аккуратно сажала в землю тот самый кактус с иглами, похожими на лезвия, который запустила в Зонтика.       – Ты почему всё ещё здесь? – спросила Клео, вздыхая.       – Где Николь? – не унимался Вару.       Терпение Клеопатры было на исходе. Она до сих пор не могла успокоиться, даже, если сил орать у неё уже не было.       Клео резко развернулась, но уже с кактусом в руках. Она держала его на уровне лица так, что иголки почти касались её носа.       – Ещё слово, и я его тебе в задницу засуну. – Сквозь стиснутые зубы и с явным негодованием в голосе эта угроза звучала вполне правдоподобно. А учитывая, что угрозы Клеопатры всегда сбывались...       Глядя на эти иголки-лезвия и представив всю абсурдность такой ситуации, Вару опять еле сдержал смех.       – Смешно, да? – Клеопатра сама понимая, что угрозы эти ни к чему не приведут, продолжала. – Хочешь проверить?       – Да не, пока не хочется. – Он изо всех сил пытался не смеяться. (А какой псих будет ржать над кактусом в жопе?) – Так, чё там с Николь?       Настроение Клеопатры из полу-шутливого сменилось на совершенно серьёзное.       – Шёл бы ты отсюда подобру-поздорову. А не то... – Она покосилась на кактус. – И Зонту скажи, чтобы к ней и близко не подходил.       Вару ожидал всего, что угодно, но явно не этого.       – А в чём, собственно, проблема?       – Я не позволю больше над ней издеваться! – воскликнула Клео.       – Издеваться?! – Поведение Клеопатры его настолько ошарашило, что рассказывать ей что-либо уже расхотелось.       – Я уверена, она больше не захочет терпеть такое отношение к себе, – продолжала Клео. – Лучше будет, если её не станут трогать. Послушай меня, пожалуйста, и иди нахер.       Она, закончив свой монолог, отвернулась обратно.       Вару такой расклад не устроил, он и не думал уходить.       – Ты башкой ударилась?! – воскликнул он. – Ты... – Но не мог найти подходящих слов. «Абсурд» – единственное слово, которым можно было бы описать то, что говорила Клео. Ход её мыслей был Вару совершенно не понятен.       Клео вздохнула и повернулась в последний раз. С кактусом было покончено, и теперь он находился в руках девушки, будучи в новом красивом горшке с узорами. Она, не говоря ни слова, замахнулась и швырнула бедный кактус в Вару. Расстояние между ними не достигало и двух метров, поэтому сейчас она попала.       Горшок оказался крепче предыдущего, потому отскочил на пол, не разбившись. Земля же посыпалась на пол и на одежду. Иголки кактуса зацепились за рукав, царапая ткань.       Было неожиданно, но не так уж больно. Однако сила удара заставила Вару отпрянуть на пару шагов. Теперь он окончательно убедился в неадекватности подруги и её любви швырять во всех подряд кактусами.       – Сколько можно! – возмутился тот. Клеопатра упорно молчала, сложив руки на груди. – Ну и иди к чёрту.       Дверь опять захлопнулась с невообразимым грохотом. Вероятно, это у них здесь фишка такая.       – Боже! – послышался женский голос.       Выходя из кабинета, он и не заметил девушку, стоящую прямо перед глазами. Она в свою очередь изрядно перепугалась.       – Разве можно так хлопать дверьми?! – продолжала она, хватаясь за сердце.       – Я не виноват, что эта дура..!       – Клео?       – Именно!       – Стой. – Резко голос Николь стал тише. – Что случилось? – Она обвела взглядом его одежду, и царапины, и пятна грязи привлекли её внимание.       – Если объяснять, то по ходу дела. – Вару попытался уйти от ответа. Ему не хотелось вываливать на Николь всё это месиво из информации прямо здесь и сейчас, где любой(в том числе и Клео) мог подслушать. Да и без громких восклицаний и прочих проявлений эмоций тут точно было бы не обойтись. – Это срочно, идём.       – Но я хотела заняться проверкой докладов! Объясни, в чём дело! – Николь попыталась толкнуть его и открыть дверь.       – Не могу! Это займёт слишком много времени.       Дверь снова открылась. На пороге показалась Клео собственной персоной. Её руки всё так же были скрещены на груди, а во взгляде читалась усталость и презрение с капелькой недавно погасшего гнева.       – Неужели вы думали, что можете безнаказанно орать посреди коридора? – предотвращая вопросы, сказала она.       – Ну, – начал Вару, вздыхая. – Ладно, раз уж все в сборе, может, дадите мне сказать?       – Валяй. – Клео ухмыльнулась.              Но чтобы не доверять рассказ человеку, владеющему ораторским мастерством настолько хорошо, что даже книги читал чуть ли не по слогам, можно самим восстановить полную хронологию событий.       – ...она прекрасна, – завершил свой монолог Зонт, сидя в одном из старых жёстких кресел и держа в руках бутылку пива.       В комнате было темно. Тусклая лампочка, болтаясь на полу-рваных проводах, плохо справлялась со своей прямой задачей, давая свет лишь на несколько сантиметров вокруг себя. Зато по комнате наматывали круги мухи и жужжали так противно, что давно можно было бы привыкнуть и считать это жужжание звуком в своей голове. Звуком, когда в мозгу напрягаются шестерёнки, а мысли под воздействием алкоголя пытаются идти друг за другом ровной временной линией, не создавая каши из воспоминаний и чувств.       Пока Зонт воодушевлённо рассказывал о своей любви, Вару сидел, оперевшись на руку, и спал.       – Ты меня не слушаешь. – Зонтик остановил рассказ, заметив это.       – А? – Вару поспешил выпрямиться. – Да не, ты говори дальше.       – Она меня не любит, – грустно заявил Зонт, опустив голову.       – Это почему же?       Зонтик пожал плечами.       – Вот бы мне какое-нибудь любовное зелье или типа того, – мечтательно протянул он, заглядывая в омут зелёных очков. И, если даже держать зрительный контакт с собеседником было по-сути невозможно, Вару казалось, что Зонтик смотрит прямо в душу. Обычно этот его взгляд ничего хорошего не предвещал.       – Ты что-то от меня хочешь? – Вару вздохнул.       – Ну, – начал Зонтик, опять растягивая гласные. – Я был бы очень признателен, если бы у тебя получилось создать нечто такое. Ну, знаешь, по старой дружбе.       Каким образом старая дружба давала гарантию на успех в приготовлении каких-то там сомнительных зелий, Вару так и не понял. Однако идея звучала как что-то очень интересное. Он согласился.       Горит горелка. Сверху над огнём нагревается колба. Жидкость в ней кипит и бурлит жёлтыми пузырями. Запаха жидкость, на удивление, не издавала никакого. Однако и должных ингредиентов Вару не мог найти довольно... Длительное время.       Он наблюдал, как жидкость выкипает и испаряется, после оседая на крышку и стенки колбы и стекает обратно. Подобные махинации вообще не должны были жидкости как-то навредить, только нагреть. Она не могла сгореть – гореть было нечему.       На старом столе плавилась лакировка. Чёрный след оставался от пламени горелки. На столе таких следов было уже несколько штук. Некоторые из них, вероятно, старше самого Вару. Запах скорее издавал подгоревший лак и полу-завядшие цветы, что стояли в вазе по правую сторону стола. Несколько ветхих роз, оставшихся после восьмого марта. (И как они ещё живы?)       От старого компьютера, года производства, этак, восьмидесятого, напоминающего кирпич, исходили странные жужжащие звуки. Он вибрировал и «кашлял», будто старый дед. И нагрелся настолько, что сидеть рядом с ним было жарко. Казалось, что он вот-вот взорвётся. Сверху на компьютере стояла кожаная красная сумка. Она подскакивала с каждым компьютерным «кашлем» и так и норовила упасть. Вероятно, какая-нибудь невнимательная преподша к вечеру так и не вспомнила про свою сумку. Во всяком случае, кабинет был свободен, а значит, что и за оставленные там вещи, как говорил Константин Сергеевич, администрация ответственности не несёт.       Сумка в конечном итоге всё-таки упала прямо под руку. Горелка, покосившись на бок, погасла. Колба перевернулась вместе с ней и покатилась по столу. Докатившись до края, она плачевно закончила своё существование осколками стекла на полу.       – Да твою мать! – воскликнул Вару, так злобно глядя на сумку, будто бы она была виновата во всех смертных грехах. Если бы у сумки были эмоции, то она бы непременно расплакалась.       Вдруг его внимание обратили на себя таблетки, выпавшие из сумки. «Morphine» – гласила надпись на упаковке.       В подобных случаях учёные обычно кричат «эврика!», и после всё получается само собой. Однако таблетки могли принадлежать какой-нибудь умирающей бабке-сердечнице, если не законченной наркоманке. Ведь подобные сумки нормальные люди не носят, да откуда бы они взяли морфин?       Нормальному человеку бы совесть не позволила скормить другу и грамма сомнительных таблеток из старушачьей сумки. Но у Вару совести не было.       Могло ли это вещество подействовать так как надо – он не знал.       А с другой стороны, Зонт будет сам виноват, если с ним что-то случится.       На том Вару и закончил свои размышления, надеясь, что таблетки всё-таки не очень опасные.       – Хочешь сказать, что во всех его сегодняшних страданиях виноват ты? – удивилась Николь.       – Нет, – сказал Вару. – Виноваты чьи-то таблетки.       Клеопатра укоризненно глядя на него, покачала головой. Однако её лицо выражало само спокойствие.       – И что дальше? К чему все эти откровенности? – спросила она.       – Что теперь с Зонтиком? – спохватилась вдруг Николь.       – Он, – Вару вдруг замолчал, не продолжая дальше. Но мгновение спустя опомнился: – Он... Не в лучшем состоянии.