Солнечные дни дома Ралов

      — Неужели, миссис Гонсальес? — улыбка, расцветшая на губах Сайлоса Латрейна, словно цветок — летом, могла бы осветить банкетный зал в самом респектабельном отеле столицы не хуже солнца. Но Илейн этот сверкающий росчерк, протянувшийся от уха до уха на восковой маске вежливости, резал по глазам, словно искусственный свет светильника в морге. — Жалеете этого раба? Вы?       Она скривилась. Внутренне, конечно. В конце концов супруге наследного «принца» не пристало корчить рожи Премьер-министру.       «Он не раб!!!»       Ей следовало это прокричать не где-то глубоко внутри себя, а в лицо Латрейну. Или хотя бы сказать, гордо задрав подбородок. Ну или прошептать, ведь он всё равно прочтёт это по её губам. В том, что не раб по прежнему смотрел только на неё, Илейн не сомневалась.       Но вместо этого Илейн Гонсальес только отпила шампанского. Накрашенные губы мягко коснулись стекла, оставив на прозрачной поверхности след поцелуя. Даже пальцы, бережно перехватывающие ножку бокала, не дрогнули.       А ведь если подумать, то в ошейнике и на цепи, поставленный на колени, кем же был Джонатан Рал, если не рабом?       Его привели на потеху публике, словно ручного зверя, на поводу. Со спутанными волосами, отросшей бородой и разодранной одеждой, через которые виднелись раны: зарубцевавшиеся и свежие.       Илейн кинула на Латрейна безразличный взгляд, прежде чем направиться к пленному волшебнику, по-прежнему держа бокал в руке. Но она знала, что Премьер-министр заметил на дне её зрачков тление затушенной усилием воли ярости.       Это было жалкое зрелище: окровавленные ошмётки одежды свисали с заметно схуднувшего тела. Сальные волосы, которые, конечно, никто не стриг, липли к исполосованному гримасой злобы лбу. Илейн никогда не видела Джонатана Рала — всегда гладко выбритого Джонатана Рала — заросшим. Хотя, разумеется, и борода ему была также к лицу. Даже если лицо было исполосовано не только мимикой.       Стоп.       Что с его лицом?       Она, откровенно наплевав на приличия, зажала его подбородок между своими пальцами. Колючая и жёсткая борода против нежной кожи и идеального маникюра. Вскинула его голову, словно его лицо — просто занятый экспонат. Впрочем, с красотой Джонатана Рала его лицо и правда имело смысл охранять наравне с национальным достоянием. Окинув взглядом черты, которые Илейн могла легко нарисовать по памяти, она убедилась, что ни шрам, рассёкший бровь, ни тонкая красная полоса, тянувшаяся через всю щеку к скуле не задевали глаз. И были единственным, что нарушало гармонию красоты пленённого волшебника. Вероятно, нарушали уже навсегда.       Илейн протянула руку к охраннику, державшему цепь от ошейника. Молча и не глядя.       — Забираете наш экспонат от нас, Ваше Высочество? — военный кичливо цокнул: — Прямо в присутствии мужа.       Илейн даже не повернула голову в сторону Антонио. Антонио, тупого и истеричного, нужного лишь для того, чтобы получить статус. Статус, чтобы затыкать Латрейна, когда ей это было нужно. Например, сейчас.       — О, не жадничайте, Сайлос. Я обещаю: ваша игрушка не будет потрёпанной. — Илейн провела языком по губам, ощущая химический привкус помады на кончике. — Слишком сильно.       Выдернув из руки охранника тяжёлую цепь, Илейн натянула её, направившись к выходу.       — Будь послушным мальчиком, Джонатан.       «И не смей смотреть на меня таким свирепым взглядом. В конце концов, этому я научилась у тебя».

***

      Новые разводы красного всё вливались в и так ставшую коралловой воду, но Рал так и не издал ни звука, упорно сжимая зубы. Раны были неглубокими, просто царапины, но иногда Илейн перебарщивала с нажимом на губку, и они кровили. Видно, порезы когда-то были глубже, просто уже поджили.       Можно было бы подумать, что Илейн — просто служанка, обмывавшая своего господина. Хотя какая служанка крутилась бы вокруг раздетого хозяина в кружевном белье и расходящемся махровом халате? Разве что очень бесстыдная. Достаточно бесстыдная, чтобы соблазнять господина. Или даже переспать с ним. Или даже не один раз согреть ему постель.       Можно было бы так подумать. Если бы от шеи «господина» не тянулась длинная цепь, змеёй свернувшаяся на залитом водой полу.       Когда Илейн сказала волшебнику встать, чтобы слить воду и набрать новую, он встал. Когда Илейн сказала снова залезть в ванную, он залез.       «Ну и кто теперь здесь хозяин?»       О, не то чтобы Джонатан Рал не сопротивлялся. Поначалу.       Клацанье зубов д’харианца слилось со щелчком двери, отгородившей Илейн Гонсальес и пленника от всего мира. Да уж. Столько времени прошло с тех пор, как Илейн оставалась с Джонатаном Ралом в замкнутом пространстве. Одна. Ей даже стало жарко: кровь ударила в виски вслед за мороком допитого залпом шампанского.       Она отшвырнула туфли на высоченных шпильках, кинула на тумбочку оттянувшие уши серьги. Кажется, мочки кровили. Босиком потопала в ванную. Топ-топ-топ. Чавкающий звук бил по ушам.       — Заходи, — кивнула она на дверь.       Волшебник только молча откинулся на стену. Если бы кандалы, соединённые короткой цепью, позволяли, он бы скрестил руки на груди. Но он мог только представлять, как делает это, пока стоял с опущенными руками, придававшими ему весьма оригинальный налёт покорности. Ох, и этот его особый взгляд! Глаза в глаза, не мигавший, выжидавший малейший проблеск слабости, трещину в самообладании противника, чтобы за эту трещину уцепиться и разломить соперника надвое.       — Не пойдёшь — поволоку на цепи, — иномирная выгнула бровь. — Как собаку.       Он пошёл. Молча. Но это не значило, что Илейн не слышала скрежета его зубов. Или не чувствовала, как воздух тяжелел, наливаясь ядом чернейших проклятий. Илейн только глаза закатила.       — Не ворчи, — пробормотала она, снова окатив водой отплёвывавшегося от пены Рала.       — Я похож на принцесску? — прошипел волшебник.       — С такой-то шевелюрой? — Илейн, надув губки, наклонилась к его лицу так, чтобы заглянуть прямо в глаза, намеренно похлопав ресницами. И наслаждаясь! Наслаждаясь до щекотки под рёбрами, до дрожавших в глумливой улыбке уголков губ, когда на виске Джонатана Рала аж вена запульсировала. Да-а, кажется, в то поганое время в Народном Дворце ей правда доставляло удовольствие доводить Магистра. Чёртова садистка! Она невинно протянула, как восьмилетка: — Да ты вылитый Рапунцель! Видишь надпись на той баночке? — Да, он определённо видел. «PRINCESS: «Засияй, когда софиты погаснут!» — Я её специально для тебя искала. Розовую.       А ещё Джонатан видел баночку с названием, похожим на ругательство. Некий «стайлер», который он даже предположить не брался, как и зачем наносился. Зато надпись была занятная: «Удовольствие по правилам и без». Кажется, он только что увидел девиз их с Илейн отношений.       — Хватит. Мазать. Мою голову. Абы чем, — прорычал волшебник, попытавшись встать. И получил струю из душа прямо в лицо. — Я пахну грёбанной розой!       — Ты пахнешь приторной карамелью, золотце.       — Марр!..       — Ещё одно слово — и вместо того, чтобы лить пол-литра дорогущего кондиционера, просто чтобы вычесать твои волосы, я отрежу эту мочалку под корень к чёртовой матери. И я Гонсальес. Рал.       — Ты могла бы и не быть Гонсальес!       Илейн дёрнулась. Сдавила пальцами ручку душа и не швырнула её только потому, что у неё были все шансы разбить ванную.       — Конечно! — прошипела она, оттягивая вихры волос, смотря, как кривится лицо бывшего любовника. — Я могла бы быть Марр — Раловской куклой для плотских утех! И, может быть, когда через пару лет наскучила бы тебе, ты меня наконец выпустил из своего проклятущего Дворца! А если бы мне «повезло» и я понесла, ты бы запер меня до тех пор, пока дети не вырастут достаточно, чтобы обойтись без матери. О, не смотри на меня так! Неужели ты правда думал, что тот месяц с тобой был сродни благословению? Да ты тщеславен, Джонатан! Ещё больше, чем я думала. А показать тебе, как это было на самом деле? Вставай!       Ох, если бы мог, волшебник бы испепелил её прямо на месте! Испепелил бы вероломную фаворитку, приведшую его к этому унижению: шагать за вражеской принцессой на поводу, будучи физически больше неё раза в два. Кто она такая, чтобы тягаться с ним силой? С ним, Джонатаном Ралом?!       О, она — Илейн Марр. Женщина, сумевшая хлопнуть дверью перед его носом до того, как он сам выкинет её, словно наскучившую игрушку. Женщина, сумевшая не только выкинуть его, а заполучить в свои руки конец от его цепей. Если ему будет суждено снять эти оковы, содрать этот Владетелев ошейник с собственной шеи, Джонатан обязательно возьмёт эту иномирную в жёны. Просто чтобы приставить к её имени собственную фамилию. Как клеймо.       Чтобы потом, когда оставаться рядом будет уже просто невыносимо, проверить, у кого же в итоге окажется злосчастный поводок. Кто останется с ошейником и будет обречён признать поражение?       — Ложись, — прорычала она.       — Какого?..       Ошейник согнул его почти пополам, ровно на тот уровень, чтобы Илейн могла впиться в его губы поцелуем. По подбородку Джонатана потекла тёплая змейка крови.       И теперь он вспомнил. Вспомнил с ужасом, заморозившим каждый позвонок, так и оставившим волшебника согнутым перед иномирной женщиной: она укусила его в ту ночь и по его подбородку точно также текла кровь.       Его дар сделал её заложницей его похоти.       Илейн Гонсальес не была колдуньей, она лишь держала в руках цепь. Тяжёлую, зловеще поблёскивавшую линию звеньев, тянувшуюся до самого Рада-Хань. В таком случае мог ли Джонатан сказать, что теперь его дар сделал своего хозяина заложником бывшей любовницы? И бывшей ли? Бывшие любовницы не стягивают с себя халат, не предстают перед мужчиной в одном кружеве, через которое просвечивают соски и лоно.       Он видел, как Илейн ухмыльнулась. Конечно же. Ведь они оба заметили, как отреагировало его тело, когда губка прошлась по его ногам. Благой Создатель, он правда не хотел, не хотел так очевидно выдавать своё желание, но, разумеется, не мог ничего поделать.       Илейн, стоя на коленях, распаляла его против его же согласия, водя по краю, топя в обжигавшей горячности кончика языка. Одной рукой натянув цепь, второй она впилась в его ягодицу до крови, вбирая в рот больше и внимательно смотря за каждой его реакцией, терпеливо ожидая, когда же доведёт Джонатан до края, когда же он сдастся и…       — Ложись, — прошептала она.       И, подчиняясь, ляжет на кровать, ведомый не то натянувшимися цепями, не то нитью не прошенного удовольствия, прошившей позвоночник.       Раз — и он не может пошевелить руками.       — Что?..       Он полулежал, подтянутый за кандалы к крюку, вбитому в стену. К крюку с достаточным изгибом, чтобы он не мог запросто стянуть звенья цепи с него.       — Остановись, — Илейн Гонсальес, обнажённая, перекинула ногу через его бёдра. — Стой. Я не…       — Не хочешь? — её дыхание обжигало его губы, но настоящие ожоги оставляли её слова и глаза. Он выглядел в ту ночь также? Обезумевшим от мести? Потерявшим остатки разума от жажды очернить её тело, поглумиться над её беспомощностью? Благой Создатель!.. — О, но ведь также, как и я тогда, ты всегда будешь достаточно возбуждён моим телом, чтобы продолжать использовать тебя. И я, чёрт возьми, хочу, Джонатан. И буду.       Илейн зашипела, выругавшись сквозь зубы. Её тело отвыкло от него за эти шесть месяцев, внизу саднило. Почти также, как в первый раз, когда её телу пришлось впервые подстраиваться под его естество. Но теперь Илейн хотя бы могла контролировать глубину, а не только кричать и прокусывать костяшки пальцев до крови, почти до кости, потому что слишком быстро, слишком много. Слишком унизительно!       Теперь прокусывал кожу Джонатан. И даже не пальцев, ведь, как он тогда лишил её возможности двигаться, она лишила его рук, теперь напрягшихся, со страшно вздувшимися венами. Там, где металл впивался в запястья, текла кровь. Если бы мог, Джонатан Рал разорвал бы цепь надвое, как Илейн тогда хотела разорвать путы его дара. Волшебник морщился, гнул спину в попытке стянуть цепь с крюка, но Илейн по лицу видела, что ещё чуть-чуть, ещё пару раз опуститься чуть резче, глубже — и он сломается, застонет, признавая поражение.       Слеза скатилась по виску пленника, Илейн видела, как вместе с ней рушилась его самая суть, трескалась в радужке серых глаз. Она слизала эту каплю с его виска, наслаждаясь коктейлем удовольствия, отвращения и ужаса от её маленького жеста нежности. В ту ночь ей спину гладил. Точно также: отвратительно нежно.       Он вздрогнул, выгнулся, натягивая цепи и вгоняя их в плоть, и…       Она вскрикнула, распахнув глаза, когда в лёгких больше не осталось воздуха.       Джонатан Рал сумел снять цепи с крюка. Снять цепи, подмять под себя Илейн, обмотать её руки своими же цепями. И всадить так, что пришлось вспоминать, как дышать.       О, он бы сейчас с удовольствием оставил синяки по всему телу: следы от его пальцев и ногтей, впивавшихся в её мягкую плоть. Но нужно было удержать мерзавку в узде, связывая себя и её одними цепями, одними кандалами. Впиваясь ногтями в её пальцы и терзая тело рваным темпом в угаре похоти, ярости и… Боли. Боли за свою чудовищность, за её чудовищность. За желание упиваться этой чудовищностью — его, Джонатана, и её — снова и снова.       — Прости, — шептал он, кусая её губы до крови.       — Я скучала, — бормотала она, впиваясь в его пальцы ногтями.       Да, она скучала. По его сильным толчкам в её теле, по его жестоким поцелуям, по его безжалостности в постели скучала. Ей было противно до блевоты даже думать о том, чтобы провести ночь с мужем и сама мысль о том, что её трахает любовник на их несостоявшемся супружеском ложе, что на крюке, вбитом ради больных фантазий Гонсальеса, висела не она, а Джонатан Рал, приносила ей больной экстаз, сравнимый с тем ураганом удовольствия, которое — Илейн знала это — способен доставить только он, Джонатан Рал.       В его глазах сверкнула ненависть, буря ярости искрила молниями парализованного дара, так и не нашедшего выхода.       Вот оно.       Вот он — Магистр Джонатан Рал. Не истекавший кровью раб, над которым потешался Латрейн. Не игрушка короля-марионетки, не цепной пёс.       Это Император Д’Хары, боевой чародей. Ненависть к Илейн в нём крепла, каждое движение вместе с удовольствием приносило муку, но вместе с тем он вспоминал, кто он и что всегда им двигало.       — Давай… — срывалось с её онемевших губ, пока огонь его ярости разрывал её тело на части вместе с потоком удовольствия, — убьём их всех… Вместе.       — Владетель… — он содрогнулся, изливаясь в её лоно, придавливая своим весом к постели. — Владетель бы тебя побрал, Илейн!       Вот только Владетелю придётся подождать и подождать долго, потому что Джонатан её ему так просто не отдаст. Он найдёт способ сбросить эти оковы, разорвёт их надвое голыми руками, если понадобится, но больше не позволит так обращаться ни с ней, ни с собой.       Кроме того, похоже, теперь они квиты.