Серёженька

Без пяти девять, когда Серега уже погасил в кофейне основной свет, туда вошел Илья. Он молча прошел к стойке и протянул руку. Серега так же молча положил ему на ладонь его золотые кольца, наклонился под стойку и достал оттуда кожаную кепку. Илья все это многозначительно нацепил на себя и выжидательно уставился на Серегу. Тот вышел из-за прилавка, осмотрел зал и пошел на выход. За ним двинулся Илья. Он припарковался прямо у входа и курил, опершись на капот, пока Серега опускал рольставни и ставил кофейню на охрану. Когда он закончил, Илья открыл перед ним дверь пассажирского сиденья. Серега сел, хлопнула дверь, Илья обошел машину, тоже сел, дернул рычаг передач и тронулся. Они ехали молча, Серега смотрел на трепещущий ароматизатор-елочку, который висел под зеркалом, и тяжело дышал. Внезапно машина резко остановилась у обочины. — Не могу терпеть, — хрипло сказал Илья и навалился на Серегу, накрывая его рот поцелуем. Они жадно целовались, Серега вцепился руками в полы его расстегнутой кожаной куртки, вдыхая запах кожи, табака и шипрового одеколона. — Давай прямо здесь? — прошептал Серега, расстегивая на Илье джинсы. — Бля, давай, — выдохнул тот, сунул руку в карман и достал пачку гандонов. Пока он возился с упаковкой, Серега скинул с себя куртку и жадно сосал его член. Потом Илья мягко оттолкнул его, отодвинул сиденье назад до упора, обернулся, взял из пластикового пакета тюбик лубриканта. Серега его перехватил, зажал во рту, расстегнул и спустил с себя джинсы. — Пиздец, здесь неудобно, — сказал Серега, пытаясь проникнуть в себя пальцами. В это время Илья спустил штаны и раскатал у себя по члену презерватив. — Иди сюда, — прохрипел он, дернул Серегу и посадил к себе на колени, лицом к ветровому стеклу. Тот приподнялся, и Илья направил член в его задницу. — Ай, сука, больно, — простонал Серега, вцепляясь пальцами в руль. — Щас, Серый, я аккуратно, — прошептал Илья и еще раз попытался в него войти. И когда Серега почувствовал, что он двигается в нужном направлении, сам медленно осел на его член. — Бля-а, — с утробным стоном сказал Илья и прижал Серегу к себе. — Какой же ты тесный… Серега упал головой на руль и закрыл глаза, пытаясь привыкнуть к ощущениям. Потом он стал медленно двигаться, а Илья снизу подмахивал. Они еблись всего несколько минут в самой неудобной позе, которую только могут изобразить два мужика в машине. И в конце этого нелепого секса Серега вскрикнул и упал всем корпусом на руль, нажав на клаксон и огласив округу противным воющим звуком. Придя в себя после оргазма, он откинулся назад и заржал. Илья под ним тоже усмехнулся. — Что, понравилось на хую сидеть? — А тебе понравилось быть снизу? — иронично спросил Серега. — Поговори мне тут, — хмыкнул Илья и сжал руками его задницу. — Давай слезай. Остальное дома доедим. В эту ночь они занимались сексом еще несколько раз. Часа в три ночи, наебавшись до полного изнеможения, Серега отрубился, чтобы в восемь утра проснуться оттого, что о его задницу трется Илья. — Ты ебарь-террорист, — сообщил ему Серега и еле выполз из-под него. Он залез в душ и ощупал свою задницу на предмет повреждений. Внутри было еще полно смазки с ночи. Он стал вымывать все оттуда душем, морщась от неприятных ощущений. — Больно? — спросил Илья, стоящий в дверях ванной. — Нормально, — отозвался Серега и задернул шторку. Ему было стремно это обсуждать. Он услышал, как Илья отливает, включает воду в раковине, а потом хлопает дверью. Когда Серега вышел из ванной, обмотав бедра полотенцем, Илья курил на кухне. На плите стоял закипающий чайник, на столе — остатки вчерашней снеди, которую тот купил вместе с бутылкой водки. Но они вчера почти не ели и не пили, а только трахались — стоя, сидя, лежа — по-всякому. — У тебя новый станок есть? — спросил Илья, потирая заросший подбородок. Серега кивнул, достал молотый кофе, который спиздил из кофейни, заварил его в две чашки и сел на табуретку. Они молча ели и курили, Серега чувствовал накатывающую тоску от осознания, что сейчас Илья снова уедет, а он останется один и будет перебирать эти воспоминания, как Скупой рыцарь Пушкина. До общения с Комаровым он не мыслил такими категориями, а теперь стал замечать вечные сюжеты и в своей жизни. Это ее немного украшало, но сути не меняло. Илья снова его бросит, и ничто это не сможет изменить. Серега жадно курил, глядя в его лицо, пытаясь сохранить в памяти его черты. — Что, хреново выгляжу? — спросил Илья, по-своему истолковав долгий взгляд Сереги. — Я вчера с колонии откинулся. — Правда? — удивленно спросил тот. — А почему не сказал? — Да нам не до этого было вчера, — усмехнулся Илья и выпустил вверх несколько колец дыма. — Меня сегодня родоки домой ждут. Я тут на Кряжу сидел, пацаны тачку и бабла прямо ко входу подогнали. Но грех к тебе было не заглянуть. — Прямо сейчас уезжаешь? — проглотив ком в горле, спросил Серега. — Не, сначала тебя еще пару раз выебу, если ты не против, — Илья затушил бычок в пепельнице, встал и направился в спальню. Серега продолжал сидеть и курить. Так он словно продлевал мгновение, когда они были вместе. Спустя пару минут Илья вернулся с лубрикантом и свежей пачкой гандонов — он их вчера словно на роту солдат закупил. — Эй, ты че грустный? Я тебе вчера жопу порвал? — спросил он и потянул Серегу к себе. Тот встал и заглянул ему в глаза. — Нет. Я просто не хочу, чтобы ты уезжал. Илья на это ничего не сказал, просто притянул его к себе и стал жадно целовать. Серега обхватил руками голову Ильи, проник языком в его рот, обшаривая его внутри, скользя по гладким, словно отполированным зубам, впуская его язык внутрь себя. Полотенце упало на пол, он этого даже не заметил, когда сел голой жопой на старый кухонный стол. Илья смахнул все оттуда одним движением, и остатки завтрака попадали на пол с грохотом. Он взял в руку член Сереги и стал его жестко дрочить, потом отпустил, поднял с пола пачку гандонов и вытащил оттуда один. Спустя пару минут они уже трахались, наполняя квартиру ритмичным стуком стола о кафельную стену кухни. Под ними на полу был рассыпан кофе, в полном беспорядке валялись вилки, чашки, пластиковые упаковки от колбасы и сыра. И когда Илья сделал последний рывок внутри тела Сереги, тот прошептал: — Я люблю тебя. — Серёженька, — тихо сказал Илья и заглянул ему в глаза. — Не надо так делать. Он вышел из него, отстранился, выбросил гандон в мусорное ведро и снова пошел в спальню. А Серега снова остался один на кухне. Он сел голой задницей на холодный подоконник и закурил. На улице таяли сугробы и порывистый ветер колыхал ветви старой березы. Он слышал, как Илья собирается, но не повернул голову, чтобы его проводить. Серега не хотел видеть, как он уходит. — Эй, — крикнул Илья из прихожей и, не услышав ответа, прошел на кухню. Он был уже полностью одет. — Ничего не говори сейчас, — попросил Серега и закрыл глаза. Илья кивнул, пошел к двери, но остановился на пороге, вернулся на кухню, поцеловал Серегу в губы, а потом быстро, словно боясь задержаться лишнее мгновение, вышел из квартиры и хлопнул дверью. Серега вскочил с подоконника, схватил тяжелую хрустальную пепельницу, полную окурков, и запустил ее в стену. — Сука! — заорал он и вылетел из кухни, чтобы рухнуть на кровать и пролежать там вниз лицом до конца дня. На него накатило вдруг такое отчаяние, какого он не помнил за собой со дня смерти бабушки. Вечером ему позвонил Комаров: — Сережа, ты почему на пары не ходишь? Мы же договаривались. — Я заболел, Александр Михайлович, — соврал Серега. — Простудился? — голос Комарова был сочувственно-встревоженный. — Да. — Выздоравливай и обязательно приходи на лингвистику. Я подготовил для тебя несколько интересных монографий по теме твоей курсовой. — Хорошо, Александр Михайлович, спасибо, — сухо сказал Серега, а потом, ощущая неприятную паузу, добавил: — Извините меня, я был неправ, когда мы общались в последний раз. — Ты передумал работать в кафе? — в голосе Комарова была слышна улыбка. — Нет. Но я вам нагрубил. И мне стыдно, — Серега шмыгнул носом. — Сережа, у тебя правда есть диагноз по психиатрии? — серьезно спросил Комаров. — Да. — Можно узнать, какой? — Я точно не помню, Александр Михайлович, — вяло ответил Серега. — Если не хочешь, не говори, — нервно отозвался Комаров. — Да нет… я просто не помню, дисмиссия какая-то. — Дистимия? — поправил Александр Михайлович. — Да, вроде, — Серега потер глаза кулаком, у него закружилась голова от долгого лежания на кровати. — Сережа, ты ведь не простудился, верно? Серега молчал, кусая губы. — Тебе прописали какие-то препараты? Ты их пьешь? — не унимался Комаров. — Александр Михайлович, я приду послезавтра на пары. Не надо обо мне так беспокоиться. — Я скучаю по нашим беседам, Сережа, — вдруг тихо сказал тот. Серега тяжело вздохнул. — Я тоже скучаю, Александр Михайлович, — отозвался он и повесил трубку. Этот разговор окончательно лишил его сил, он лег и забылся беспокойным, с множеством неясных тревожных сновидений сном. На следующий день он пришел на работу в мрачном настроении и с порога наорал на уборщицу за грязь в зале. Аня посмотрела на него с любопытством, а потом подошла вплотную и положила руку ему на член. — А я все думаю, когда ты ко мне приставать начнешь? А ты, значит… — Замолчи, — Серега резко оттолкнул ее от себя. — Я молчу о твоих делах, ты молчишь о моих. Иначе быстро вылетишь отсюда, поняла? — Да, поняла, поняла, — усмехнулась Аня и отступила. — И не надо так грубить. Видать, твой бандит… — Заткнись, блядь, — рявкнул Серега. — Иди салфетки по столам разложи. Мы открываемся через две минуты. Весь день у Сереги все валилось из рук. Он никак не мог выкинуть из головы момент, когда Илья поцеловал его на прощанье. Это было даже больнее, чем когда он уходил в прошлый раз, матерясь на кого-то по телефону. С тех пор Серега на кухню даже не заходил, ему было невыносимо видеть весь этот срач с рассыпанными окурками и кофе по всему полу вперемешку с остатками жратвы, которую Илья подогнал. Все это там сейчас наверняка заплесневело и воняло. Но это была хуйня по сравнению с тем адом, что творился у него в душе. На следующий день он просидел две пары у Комарова и поднялся к нему на кафедру. От того не укрылось его мрачное настроение. — Сережа, ты же понимаешь, что такие диагнозы просто так никто ставить не будет? Тебе обязательно нужно пить лекарства, — серьезно сказал он, усадив его на диван. — Александр Михайлович, давайте не будем об этом, иначе я опять вам нагрублю, — попросил тот, глядя в потолок. — Но, если в качества лекарства вы предложите мне коньяк, то я не откажусь. Комаров усмехнулся и открыл свой допотопный советский сейф, где хранил все свои алкогольные трофеи. — Думаю, Курвуазье должен тебя немного развеселить, — с мягкой улыбкой сказал он. — Звучит весьма куртуазно, — заметил Серега и посмотрел на пузатую бутылку, из которой Комаров доставал тугую пробку. — Мы с вами как в романе Ремарка пьем коньяк, грустим и предаемся разврату. — Не надо при мне упоминать этого пошляка, Сережа, — усмехнулся Комаров и протянул ему коньячную рюмку. — Если уж ты решил обсудить немцев, давай вспомним Томаса Манна. — Он нудный, — поморщился Серега и отпил теплого коньяка. Напиток раскрылся ярким цветочным ароматом и приятным вкусом на языке. — Это ты просто «Смерть в Венеции» не читал, — с улыбкой возразил Комаров, сел рядом с ним и обхватил рукой его голову. Поглаживая его щеку большим пальцем, он сказал: — Рядом с тобой я довольно часто ощущаю себя тем старым писателем в зачумленном городе. — Мне должно это льстить? — спросил Серега, придвигаясь к нему вплотную. — Прочитай и сам реши, — ответил Комаров и поцеловал его в губы. С тех пор они возобновили свои регулярные встречи на кафедре, и это помогало Сереге хотя бы на время не думать об Илье. Он понимал, что его терзания бессмысленны, но каждый раз, когда залезал в холодильник и видел недопитую бутылку водки, купленную Ильей, его охватывали воспоминания, и ему не хотелось их отгонять. Он садился на подоконник и подолгу курил, глядя, как в город приходит весна, сугробы исчезают, а из-под них появляются горы прошлогоднего мусора и собачьего говна. Правда, спустя пару недель все это было уже прикрыто свежей зеленью и выглядело не так уныло и безнадежно. Так и Серегина жизнь, по сути, была таким же засранным газоном, куда прохожие кидали окурки, бутылки, гандоны и героиновые шприцы, а ему только оставалось это созерцать и философствовать. Разгребать это дерьмо не было сил, да и что он мог сделать? Чудесным образом позабыть о том, что он пидор из неблагополучной семьи, которого изнасиловал и отпиздил до полусмерти бомбила с дурацким именем Кузя? Или поверить в то, что Илье на него не похуй? Что однажды он вернется и останется с ним навсегда? Уверовать в благие намерения Комарова, который хочет пристроить его на кафедру, чтобы иметь над ним власть и пользоваться им не только в оставшиеся полтора года учебы, но и всю последующую жизнь? Или, может, ему надо вообразить, что внезапно в его унылое существование ворвется принц на белом коне и увезет его в волшебную страну под названием Нью-Йорк или Париж, где геев не пиздят и даже разрешают жениться? Нахуй. Гораздо честнее было признать, что его жизнь — дерьмо, из которого вырастает иногда что-то годное. Например, охуенный секс с Ильей. Или приятные посиделки на кафедре с коньяком и минетом. Ну и так, по мелочи — неплохая работа, приятный треп с Галей и Славиком, шашлыки с приятелями, компьютерные игры, интересные фильмы и книги. У кого-то и этого нет. Похожей мыслью Серега обычно заканчивал свои философские измышления на подоконнике, тушил сигарету в горе бычков и вытряхивал покоцанную хрустальную пепельницу. Так прошла весна, и наступила новая летняя сессия. Долгов у Сереги по ней не было, поэтому даже помощь Комарова не понадобилась. Тот по этому поводу шутил: — Теперь я могу быть уверен, что ты со мной по любви, а не по расчету. — По расчету, Александр Михайлович, по расчету, — усмехался Серега, катая по бокалу золотистый коньяк. — Или вы думаете, меня кто-то, кроме вас, угощает Курвуазье? А потом институт закрыли на летний ремонт, и им пришлось прервать эти встречи. Серега в свободные от работы дни часто зависал у Гали дома и на даче. Она стала встречаться с Витей со Стошки уже постоянно, и к середине лета он к ней окончательно переехал. К Сереге он относился нормально, а всех остальных дворовых приятелей терпеть не мог, справедливо полагая, что Галя с ними спала. — Я за десять лет учета в спидозной больнице, знаешь, как радар свой навострил? За километр голубых различаю, — сообщил он, когда они квасили втроем на Галиной кухне. Серега смущенно хмыкнул, но ничего не сказал. — Не бойся, мне на пидоров похуй. Даже хорошо, что они есть. Нам баб больше достанется, — довольно сказал Витя и хлопнул Галю по жопе. Та в ответ огрела его полотенцем по шее. — Ты, кстати, тест на ВИЧ сдавал когда-нибудь? — Не, так и не собрался, — признался Серега и нервно затянулся сигаретой. — Сдай. Хочешь, я с тобой схожу, если ты очкуешь? — предложила Галя. Серега испуганно посмотрел на нее и кивнул. Спустя неделю он узнал, что ВИЧа у него нет, как и всего остального венерического. Ну, хоть какое-то дерьмо пролетело мимо, подумал Серега и купил на радостях бутылку водки, чтобы поставить ее тем, кому повезло меньше. Однажды в середине июля в кофейню без предупреждения пришел Комаров. Он с отстраненным любопытством оглядел заведение и направился к стойке. — Здравствуй, Сережа. — Здравствуйте, Александр Михайлович. Не ожидал увидеть вас здесь, — смущенно улыбнулся Серега. — Решил посмотреть, где ты работаешь, — тоже смущенно отозвался Комаров. Серега вышел из-за стойки, подвинул барный стул ближе. — Присаживайтесь, Александр Михайлович, я вас кофе угощу. — Спасибо, но я заплачу, Сережа, — Комаров сел на предложенный стул. — Нет, сегодня я вас угощаю. Я рад, что вы зашли, — искренне сказал Серега. — Вы ведь черный пьете? — Да, — улыбнулся Комаров и обернулся по сторонам. — Ты был прав, здесь довольно красиво. — Спасибо, — улыбнулся Серега и начал варить эспрессо. Аня стояла рядом и играла в игру на телефоне. Он не хотел при ней разговаривать с Комаровым, в то же время намеренно отсылать ее куда-то было бы еще большим палевом. В зале народу сейчас не было, лето — вообще мертвый сезон для кафе, особенно в выходные дни. Серега не стал наливать Комарову кофе в бумажный стакан, тот бы вряд ли оценил демократичность такого подхода. Он подал ему эспрессо в дорогой кофейной чашке из набора, который держали для особых гостей и самого хозяина заведения. — Благодарю, — сказал Комаров и протянул деньги. Серега не взял. Аня бросила быстрый внимательный взгляд на них двоих. — Я пойду покурю, — сказала она, криво улыбаясь. Серега молча кивнул, и они остались с Комаровым наедине. — Сережа, кофе замечательный, спасибо, — сказал тот, внимательно посмотрел на него и откинулся на стуле назад, словно дальнозоркость мешала ему рассмотреть Серегу целиком. — Значит, здесь ты собираешься провести остаток своих дней? Для тебя эти декорации милее, чем университет? Хотя, признаю, здесь довольно миленько. Современное бюргерство выглядит уже не так ужасно, как лет десять назад. Серега еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Он встал напротив Комарова и облокотился на стойку. — Александр Михайлович, мы с вами сейчас разыгрываем «Укрощение строптивой»? Или какой-то другой вечный сюжет? — Если помнишь, у Шекспира строптивая в итоге обрела свое счастье, подчинившись, — с усмешкой ответил Комаров. Он выглядел довольным тем, что Серега перевел их разговор в литературную плоскость. Ведь эту манеру он почерпнул у самого Комарова. — Но только она подчинилась законному супругу, а я вам не жена, — заметил Серега. Тот поморщился и отставил от себя чашку. — Ты мог бы в дальнейшем стать моим ассистентом на кафедре. А это в преподавательской среде, считай, что жена. — В браке есть равноправие, — возразил Серега, не глядя на него. — Ты думаешь, в моем браке с 28-летней девочкой есть равноправие? — саркастично заметил Комаров. — Через пару лет я буду деканом, и ты пойдешь вместе со мной еще выше. Я могу дать тебе то, что никто не даст — хорошую должность, связи, положение в обществе. А какие у тебя перспективы здесь? Что ты будешь делать с дипломом филфака без связей в нашем городе? Торговать пирожками? — Я уже ими торгую, Александр Михайлович. — Вот именно, Сережа, — Комаров протянул ладонь и накрыл ею руку Сереги. — Подумай, ведь это твой реальный, возможно, единственный шанс сделать карьеру. За место лаборанта студенты дерутся, а ты отказываешься… и я не понимаю, почему. — Потому что вы на меня давите, — честно признался Серега и отвел взгляд. — То есть, мне нужно быть хитрее? Использовать уловки, как Петруччо у Шекспира? — Нет, просто нужно оставить меня в покое. — А если я не хочу оставлять тебя в покое, Сережа? — нервно спросил Комаров и сжал его руку. — Александр Михайлович, я же от наших встреч не отказываюсь, — смущенно отозвался Серега, он не ожидал от обычно мягкого Комарова такого напора. Тот убрал руку со стойки, словно осознав, что перешел границу. — В сентябре место лаборанта освободится, но я не смогу его держать вечно, Сережа. Прошу, подумай хорошо, — Комаров собрался уходить, но тот попросил: — Останьтесь, я вам кофе еще налью. Здесь довольно скучно бывает в это время дня. — А на кафедре лингвистики всегда интересно, — заметил Комаров, и на этот раз Серега закатил глаза. Они проболтали еще час, обсуждая тему его диплома, монографии и книги, которые нужно использовать в нем, после переключились на современную российскую прозу, о которой Комаров был невысокого мнения. Но даже ругать он умел так, что Сереге захотелось прочитать упомянутые книги Пелевина и Сорокина. Комаров ушел, только когда в кофейню завалилась толпа мажоров и Сереге с Аней пришлось их обслуживать. С тех пор он заходил в кофейню еще пару раз, а однажды, незадолго до начала учебного года, позвал к себе домой. И там после долгих бесед о литературе, впервые за время общения, они оба разделись до конца, и только потому, что Серега попросил об этом. — Мы с вами все время в полевых условиях встречаемся. Да и сейчас вы так себя ведете, словно в эту дверь в любую секунду могут войти, — сказал он, расстегивая на Комарове рубашку. — Тебя это обижает? — спросил тот и внимательно посмотрел ему в глаза. — Да. — Я еще понимаю, когда мне хочется увидеть тебя голым. Ты молодой и красивый. А я-то тебе раздетым зачем? — неохотно подчиняясь и вынимая руки из рукавов рубашки, спросил Комаров. — Затем, что вы хотите руководить моей жизнью, а сами не готовы быть со мной до конца. — Что ты имеешь в виду, Сережа? Анальный секс? — встревоженно спросил Комаров и нервно заерзал на диване, когда Серега снимал с него брюки, стоя перед ним на коленях на полу. — Вообще нет… Хотя и это тоже, — отозвался тот. — Но для начала можно просто полежать со мной рядом. А то я словно привокзальная минетчица… — Сережа, перестань говорить такие ужасные вещи! К тому же пошлые, — перебил его Комаров и встал с дивана, словно собираясь уйти. Хотя он был в собственной квартире, и сбегать ему было некуда. — Ну, не хотите — не надо, — устало отмахнулся Серега, отступил и поднял с пола брюки Комарова. Тот перехватил их, повесил на стул, а потом притянул к себе Серегу. Они опустились на диван и лежали в обнимку под какой-то ненавязчивый джаз, который Комаров включил на музыкальном центре. Комаров психовал, и у них даже оральным сексом толком не получилось заняться. — Ладно, не буду вас мучить, Александр Михайлович, — обреченно сказал Серега, поднялся, надел на себя майку и джинсы. Комаров тоже облачился в свою одежду, словно только в ней он чувствовал себя хозяином положения. — Куда ты сейчас пойдешь? Уже полночь, ты ни на чем не уедешь, — сказал Комаров, видя, что тот направляется к двери. — Оставайся ночевать. — Спасибо, Александр Михайлович, но я не люблю спать одетым, — упрямо отозвался Серега и присел завязать шнурки кроссовок. — Пешком дойду. — Сережа, останься, — тоном препода и начальника скомандовал Комаров. — Тебя опять могут избить по дороге. Оставайся, это приказ! Серега медленно поднял на него глаза и понял, что именно в такой коленопреклоненной позе он заводит Комарова больше всего. Тот смотрел на него сверху вниз и тяжело дышал. — Слушаюсь и повинуюсь, — сказал Серега, сделал пару шагов на коленях и расстегнул Комарову молнию на штанах. Тот не возражал, даже, напротив, у него появилась эрекция, какой Серега раньше не наблюдал. Тот сделал ему минет, а потом все-таки остался ночевать. За послушание Комаров отсосал у него дважды за ночь и один раз утром, когда Серега собирался на работу. Впрочем, тот все равно чувствовал, что его поимели.