Серёженька

— В Москве тебе надо купить одежду для выступления, — заметил Комаров, когда они сели в поезд. Серега впервые ехал в купе и с любопытством оглядывался, а потом уставился на Комарова. — У меня нет на это денег. — Зато у меня есть, — улыбнулся Комаров. — Не надо, — попросил Серега. Он вновь ощутил себя, как в машине у Сэма, который расплатился с ним штукарем за секс в бане. — Это важно для меня, Сережа, — просто объяснил Комаров. — Вот как? — спросил Серега, чувствуя, что начинает злиться. — Вам важно, чтобы я устроился на кафедру, теперь важно, чтобы я брал у вас деньги на одежду. Что еще для вас важно? Просто чтобы я понимал, к чему мне надо быть готовым. — Мне важно, чтобы ты оторвался от своей среды и начал жить так, как того заслуживаешь, — ответил Комаров и сложил руки на груди. — Вам так будет удобнее мной управлять? — И это тоже, — спокойно согласился Комаров. — Но ты ведь сам сказал, что хотел бы родиться в моей семье. Считай, ты сейчас в ней родился. Серега собирался что-то сказать, но вдруг ощутил, что ему хочется плакать. Комаров попал в его чувствительную точку и одновременно сделал ему и больно, и приятно. Он отвернулся к двери и закрыл глаза. Комаров встал, повернул рычаг в замке и обнял его сзади. — Сереженька, мальчик мой… дай мне возможность позаботиться о тебе. У тебя ведь никого нет, кто может помочь в этой жизни, кроме меня. Взамен я прошу совсем немного — лишь каплю любви и уважения… — И послушания, — прошептал Серега. — Хотя бы немного не помешало, — согласился Комаров и поцеловал его в шею. — Я прочитал в интернете, кто такой Антиной, — тихо сказал Серега, обернулся и посмотрел ему в глаза. — Я был прав — он плохо закончил. — Зато какая веха в искусстве, Сереженька, — Комаров поцеловал его в уголок рта и явно жаждал продолжения. — Будешь в Эрмитаже, посмотри на его бюсты, с тобой одно лицо… — Он был любовником императора и утонул в Ниле. Я не хочу быть на него похожим, — упрямо отозвался Серега. — Я думаю, он просто не слушался своего императора. Ему было двадцать лет, Адриану пятьдесят, и тот бы никогда не позволил ему плавать в Ниле, где полно крокодилов. — Ваш намек вполне понятен, Александр Михайлович, — Серега поднял на него взгляд, вздохнул и дал ему то, чего тот от него ждал. Прибыв на Казанский вокзал в шесть часов утра, они спустились в метро и проехали несколько станций по кольцевой ветке, а потом пересели на Сокольническую. Серега не особо следил за дорогой, доверившись Комарову, и с любопытством смотрел по сторонам. Он никогда не видел столько народу разом. Ему понравилось московское метро, было в нем что-то торжественное и мрачное одновременно, некоторые станции напоминали подземные храмы хтонических божеств, и сонные люди, выходящие из вагонов, казались принесенными им жертвами. Они вышли из метро и прошли по парку рядом с МГУ до гостиницы, зарегистрировались и оставили там сумки. — У нас есть время погулять по городу и купить тебе костюм, — сообщил Комаров. Следующие несколько часов они бродили в округе метро «Университет», Серега глядел на все с любопытством ребенка, которого впервые вывели в люди. Комаров рассказывал ему о своей учебе в аспирантуре МГУ, известных ученых, которых знал лично. Серега долго не мог сопоставить в своем сознании Дитмара Эльяшевича, о котором тот так запросто говорил, со знаменитым Розенталем, чьи справочники и учебники сопровождали Серегу со школы. Для него это имя было чем-то из разряда Ломоносова или Ньютона, то есть совсем энциклопедическим и далеким, как Альфа Центавра. А оказалось, что через Комарова он мог прикоснуться к столпам русской лингвистики так запросто. — Там регистрация будет до тринадцати, — сказал Комаров и посмотрел на часы. — Мы как раз успеваем. Он завел его в магазин мужской одежды, в котором, видимо, одевался сам. Серега в таком сроду не бывал. Тут было все так серьезно и солидно, что он оробел. В поезде он внутренне смирился с тем, что Комаров теперь будет решать, как ему выглядеть. Очевидно, тот рассматривал его теперь как свой придаток, и потому Серегин внешний вид был важен ему для поддержания собственного престижа. «Похуй, пусть платит», — обреченно подумал Серега, глубоко затягиваясь сигаретой на перроне промежуточной станции, чтобы перебить вкус спермы во рту. В конце концов, Серега терпел от Комарова и делал для него достаточно, чтобы позволить купить ему пару штанов. — Настоящий молодой ученый, — довольно улыбнулся Комаров, разглядывая Серегу в примерочной. Серега посмотрел в зеркало и скис. Он выглядел как старпер или жених на свадьбе. То есть глупо и не в своей тарелке. Но кто платит, тот и музыку заказывает, подумал он. Единственным понравившимся ему приобретением стало серое драповое пальто, которое стоило какой-то баснословной для Сереги суммы. И то, что Комаров так легко с ней расстался в то время, как его жена и новорожденная дочь лежали в больнице, намекало на то, что деньгами он распоряжался единолично. Очевидно, что в семье он был таким же диктатором, как и на работе. МГУ поразил его всем, он был огромный, и все в нем казалось каким-то монструозным. Вообще, помпезный сталинский стиль Серегу всегда пугал, как бы намекая на его ничтожность и недостаточную преданность Родине. Конференция, где они участвовали, была общероссийской, туда съехались люди со всей страны, в коридорах и аудиториях были толпы народа. Когда он вышел читать свой доклад, у него подкашивались ноги. Серега читал его как во сне, но, судя, по довольному лицу Комарова, не облажался. В перерывах Комаров то и дело здоровался с кем-то в коридорах, в столовой представил его какому-то московскому профессору, который оглядел его так, словно скот на базаре покупал. — Не знал, что в волжских степях водятся такие породистые кони, — иронично заметил он Комарову, тот промолчал, но, очевидно, был доволен произведенным на коллегу эффектом. А Серега понял, что одевали его сегодня в том числе ради этого. — Вечером идем на банкет, — сообщил Комаров. — А он разве для всех? И для студентов тоже? — Серега так устал от толпы, что ни на какой банкет идти не хотел. — Он для профессоров, но я тебя проведу, — довольно улыбнулся Комаров и кивнул кому-то в толпе покидающих конференц-зал. — Не стоит, Александр Михайлович, мы с вами и так весь день были рядом. Если я и там появлюсь… — Да, ты прав, Сережа, — перебил Комаров, лицо его омрачилось. — Иди в гостиницу. Я приду часов в 11 вечера. — Хорошо, — кивнул Серега, внутри которого разливалось торжество. От него, наконец, отстанут, и он сможет снять с себя эти полушерстяные доспехи и спокойно прогуляться по Москве. Серега дошел пешком до гостиницы, которая была в том же комплексе зданий, повесил на вешалку костюм, переоделся в джинсы и услышал трель мобильного телефона. Звонили с незнакомого московского номера. — Как называется тот охуенный кофе, который ты мне варишь в своей кафешке? — вместо приветствия спросил Илья. Серега аж подпрыгнул от радости, услышав его голос. — Флэт-уайт, — выдохнул он в трубку. — Ага, значит, мне флэт-уайт, — сказал он кому-то, а потом вернулся к разговору с Серегой. — Короче, я завтра у тебя в обед буду. — Я завтра не могу… Я в Москве, — ответил тот. — Так и я в Москве. А ты какого хера тут забыл? — удивленно спросил Илья. — Долго объяснять. Я только в четверг буду дома. — А сейчас ты что там делаешь? — Штаны надеваю, — ответил Серега, и в его душе разочарование сменилось надеждой на встречу. — Это большая ошибка, Серый. Если я тебе звоню, штаны надо снимать, — развратно возразил Илья. — Ты сейчас где? Далеко от метро? — Нет, не очень. — Садись на красную ветку и езжай до Черкизовской. Выходи со стороны эскалаторов. Я тебя здесь встречу. Они договорились встретиться через час. Серега понятия не имел, сколько придется ехать, и заметно нервничал, когда понял, что опаздывает. В метро у него плохо работала мобильная связь, он выбежал в переход, оглянулся, совершенно не понимая, куда идти. Выйдя из метро, Серега посмотрел по сторонам — тут была уже совсем другая обстановка, не то что на станции «Университет»: шумела трасса, кругом было полно нерусских, у метро стояли «газели», в отдалении виднелись унылые многоэтажки, а с другой стороны — торговые палатки до горизонта. Он набрал временный номер Ильи, тот долго не отвечал, а потом заорал: — Блядь, ты где?! — Здесь… — испуганно ответил Серега, озираясь по сторонам. — Только хэзэ где… — Ты из метро вышел? Зайди обратно и иди к турникетам, я тебя там перехвачу. Серега вернулся в переход и тут же потерялся в толпе. Здесь было полно «челноков» с огромными клетчатыми баулами, азиатов и каких-то парней бандитского вида. Один из них налетел на него, и испуганный Серега даже не сразу узнал в нем Илью. — Ну ты пиздец вырядился, — сообщил тот, оглядывая его новое пальто. Серега еле сдержался, чтобы его не обнять. — Как старпер выгляжу, да? — Да, не… как мажор, — возразил Илья, хищно улыбнулся, а потом схватил его за рукав и потащил на улицу. — Я так рад тебя видеть, — не выдержал Серега, у которого сердце так часто билось, что он с трудом мог говорить. — А уж я как рад, Серый. С трудом хожу, — ответил Илья, выразительно на него посмотрел, и тут они вместе начали дико ржать. Они шли через толпу и смеялись, как сумасшедшие. Серега чувствовал, что все его существо словно накачали гелием, и, как только он выйдет из вестибюля наружу, то оторвется от земли и взлетит к серому московскому небу. И, видимо, что-то внутри него испугалось такого исхода — в приступе смеха Серега привалился к лестничным перилам, а потом резко дернулся и услышал треск. Карман его нового пальто повис рваным лоскутом вниз. — Блядь! — заорал Серега и остановился. Сзади на него налетел Илья. — Комаров меня убьет. — Все еще не ебешься с ним? Ну-ну, — заметил тот, перестав смеяться. — Не ебусь. Но когда он это увидит… все может быть, — мрачно отозвался Серега, в красках представляя реакцию Комарова на его внешний вид. — Подогнал тебе пальтишко, да? Добрый дяденька какой, — саркастично сказал Илья, заглядывая Сереге в глаза. Тот вдруг махнул рукой, дернул его на себя и сказал: — Да похуй. Главное, что мы встретились. Илья вдруг поцеловал его в губы прямо среди толпы, а потом развернулся и молча потащил за рукав на улицу. Серега так опешил, что ничего не соображал. Этот быстрый поцелуй у всех на глазах был как выход в открытый космос, он лишил его возможности дышать. Серега озирался по сторонам, видел, что на них никто не смотрит, всем было абсолютно насрать на двух таких не похожих друг на друга парней из провинции. И в этом безразличии Серега ощутил какую-то невероятную свободу. Он понял, что его тут никто не знает и он может делать почти все, что придет в голову. Они шли мимо каких-то киосков, ларьков с одеждой, лавируя между телегами торговцев, бабами с клетчатыми сумками и юркими азиатскими продавцами. У Сереги голова закружилась от этого пестрого мельтешения. — Куда мы идем? — спросил он. — Карман тебе пришивать, — отозвался Илья, не глядя на него. — Видишь, как мне твоя жопа дорога? Он привел Серегу к каморке какого-то вьетнамца, и тот, ни слова не говоря по-русски, взялся пришить карман. Серега заплатил ему двести рублей, и получил через пять минут свое пальто обратно. На гладком сером драпе шов был, конечно, виден, но это было всяко лучше, чем ходить с вырванным лоскутом. Потом Илья повел его мимо палаток куда-то одним ему ведомым путем, после истории с пальто веселье как-то пропало, но желание остаться наедине стало только сильнее. Серега видел голодный блеск в глазах Ильи, который утратил разговорчивость и молча шел, следя за тем, чтобы тот не отставал. По дороге он завел его в аптеку и купил там презеры и смазку. Сзади них стоял какой-то кавказец, который ехидно хмыкнул, но тут же заткнулся, когда Илья повернул к нему голову. Серега вдруг вспомнил слова Комарова, что у Ильи лицо убийцы. Но сейчас это было даже на руку. Выйдя из аптеки, тот повел его к огромному административному зданию, по виду, построенному еще при советской власти. — Тут у наших пацанов офис. Ну и до хера где можно заныкаться. Я там пару раз ночевал. Серега плохо запомнил, как они поднимались на лифте и петляли по коридорам. В здании вроде и были охранники, но странного и подозрительного вида людей тут было гораздо больше, и потому они с Ильей не вызвали никакого подозрения. Илья провел его в пустующий офис, с силой надавив на хлипкую дверь, включил свет — замигала всего одна плоская потолочная лампа. Внутри было много хлама — в основном, старой советской мебели: полированных столов, стульев с отломанными сидениями, гипсовых кадок с землей и шкафов для бумаг. Закрыв дверь, они молча стали раздеваться. Илья одним движением сгреб весь хлам и пыль с большого письменного стола и усадил туда Серегу. Тот скинул с себя ботинки и штаны, впился губами в его рот и раздвинул ноги, притягивая ими Илью к себе. Тот вскоре отстранился, чтобы надеть презерватив. Серега хотел встать к нему спиной, но тот его удержал и щедро выдавил себе на член лубриканта. — Так будем ебаться. В глаза твои блядские смотреть хочу, — с хрипотцой в голосе сказал тот и попытался просунуть в него член. Серега дернулся, отполз назад. — Мне так больно. — Мне тоже больно, Сереженька, — многозначительно сказал Илья, притянул его к себе и резко направил член в его задницу. Серега вскрикнул и пнул его ногой. — Перестань! — он испытал что-то сродни панике и укрылся за своими поднятыми на стол коленками. — Ладно… — Илья снова привлек его к себе и погладил шершавыми ладонями по лицу. — Разве можно Бэмби обижать? Он поцеловал его взасос и развернул к себе спиной. Серега оперся на стол, почувствовал, как Илья аккуратно в него входит, и тихо застонал. — Опять больно? — Нет, нормально. Илья начал двигаться внутри его тела и довольно скоро кончил. Он отстранился, стянул с себя гандон, завязал его узлом и бросил в угол к прочему хламу. Серега сел на стол и посмотрел на него. Тот достал из брошенной рядом куртки сигарету и закурил. — Не догнал меня? — хмыкнул он. — Даже не пытался, — глухо отозвался Серега и положил руку на свой торчащий член. — Ты его когда-нибудь в дело пускаешь? Или он у тебя так, для украшения? — поинтересовался Илья, подходя ближе. — Да пошел ты! — Тихо, тихо, — миролюбиво сказал Илья, вложил в губы Сереги сигарету и помог ему кончить. Все это время они смотрели друг другу в глаза, как однажды уже было в Галиной ванной. Потом Илья поднял с пола выпавшую из Серегиного рта сигарету и затянулся. — Сейчас перекурим и по второму кругу. Жаль, выпить нельзя. Мне за руль. Серега ничего не ответил и надел трусы и штаны. Потом стал развязывать затянутый в спешке на узел шнурок у ботинка, который стащил с себя силой. — Не спеши, метро до часу работает. Времени вагон, чтобы вернуться к твоему старперу. Эй! — Илья перехватил Серегу за руку. Тот вырвался. — Если хочешь, чтобы я остался, перестань меня обижать. Он знал, что это прозвучало по-бабски, но ему было похуй. — Ладно, — просто сказал Илья и обнял его. — Ты меня не слушай, когда я злой, Сереженька. Ты же не дурак и все понимаешь. И я все понимаю, поверь. Я только с виду паренек простоватый. Серега закрыл глаза и вжался лбом в его грудь. Тот прижал его к себе, а потом отстранился и прошел к запыленному узкому окну. — Душно, пиздец, — сказал Илья и дернул старую советскую раму, она захрустела, но не поддалась. Тогда он с силой надавил, и рассохшееся дерево уступило. Он распахнул окно, и в комнату проник холодный ноябрьский воздух. Подоконник был узкий, а окно высокое, Илья встал на него, привалившись к косяку, одной ногой стоя на подоконнике, другой — на уличном карнизе. — Идем сюда. Вид охуенный. — Ну, нах, я высоты боюсь, — отозвался Серега и натянул пальто, с окна дуло. — Че как не мужик-то? — усмехнулся Илья и достал новую сигарету. Он стоял в майке и джинсах, и ему было норм. — Ты меня в жопу ебешь. Я для тебя по-любому не мужик, — глухо отозвался Серега и уставился на открывающуюся панораму. Пейзаж был унылый — сплошные павильоны, ларьки, а дальше рельсы и ряд кирпичных советских многоэтажек. — Пиздец, как с Безымянки не уезжал, — сказал он, тоже доставая сигареты. — А ты че думал, в сказку попал? — невесело хмыкнул Илья, выпуская пар и дым изо рта. — Весь мир — одна большая Безымянка или Камышин. — Камышин? — Родина моя, еб, — ответил Илья, глядя на вечерний Черкизон в мутном свете фонарей. — А говорил, что из Волгограда, — напомнил Серега, подходя ближе к окну и с опаской глядя на облупившийся бетонный карниз. — Волгоград — это жопа на карте мира, а Камышин — вот прямо самое очко, — авторитетно заявил тот. Серега рассмеялся, встал спиной к окну и продолжил хмыкать, выпуская дым изо рта. — Смешно тебе, да? — вскинулся Илья. — Ага. Как же ты родину любишь, раз то и дело в очко долбишься, — заржал Серега, а потом увидел, что Илья согнулся от разбирающего его смеха, схватил его за руку и дернул на себя. У того нога соскользнула с карниза, и он рухнул на Серегу, повалив на пол. — Ты ебанутый, — сообщил ему тот. — Сам ебанутый, такую хуйню порой порешь, а люди потом с двадцатого этажа падают, — со смехом сказал Илья, поднялся и помог ему встать. Их взгляды встретились. Они стали жадно целоваться и выбрались из этого захламленного офиса только через час, когда на телефон Сереги позвонил Комаров. Он не взял трубку, но Илья все понял без слов. Они молча стали одеваться, спустились по пожарной лестнице вниз и прошли мимо спящего охранника на улицу. Была уже ночь, но Черкизон не спал. — Провожу тебя, а то тебя, такого красивого, еще по дороге выебут, — сухо сказал Илья. Серега благодарно кивнул. Он боялся потеряться среди этих каменных джунглей и ларьков с шаурмой. Они расстались у турникетов. — Кстати, кофе в Москве хуйня полная, — сказал Илья ему на прощание. — Приезжай ко мне в кофейню, я тебе сварю как надо, — грустно улыбнулся Серега. — Ну, видимо, придется заехать, — усмехнулся Илья. — Бывай. Он протянул ему руку, Серега ее пожал, Илья притянул его ближе к себе. — Телефон включённым держи. — Ага. И в этот момент снова позвонил Комаров. Илья зыркнул на Серегу, повернулся и, не оглядываясь, пошел из метро. Тот тяжело вздохнул и снова сбросил звонок. Он еще успеет наговориться с Комаровым, а сейчас хотелось оставить в душе воспоминание об этой яркой и короткой встрече. Он прошел через турникет и встал на эскалатор, который плавно спускал его в уже привычный ад, где Комаров будет выносить ему мозги и ставить на колени. Сев в вагон, Серега отправил ему смс, обещая скоро прибыть. В вестибюле гостиницы он увидел на больших круглых часах, что наступила полночь. Карета Золушки уже превратилась в тыкву, принц растворился в толпе, а злая мачеха ждала на пороге. Серега посмотрел на себя в зеркало: все его новое пальто было в какой-то рыжей пыли, в ней же были джинсы и лицо. Очевидно, это были следы пребывания в захламленном офисе, где Принцу и Золушке случилось потрахаться. Серега попытался привести себя в порядок, потом поднялся на лифте до своего номера и постучал в дверь. Комаров открыл и молча впустил его. Серега зашел, снял ботинки и пальто, потом прошел в ванную. Тут была маленькая душевая кабина, раковина и унитаз. Он быстро разделся и полез в душ. Ему хотелось смыть с себя пыль и грязь, а также оттянуть время перед объяснением с Комаровым. Когда он открыл душевую кабину, тот стоял на пороге ванной и сердито смотрел на него. — Где ты был? — Гулял по Москве. — Достопримечательности осматривал? — скептически спросил Комаров. — Да, — отозвался Серега и ступил мокрой ногой на пол, придерживаясь за дверь кабины. Комаров бросил ему под ноги полотенце. — И что же тебя привлекло больше всего? Музеи, театры? — Музеи. На Антиноя ходил смотреть, — брякнул Серега, он зяб мокрый и голый перед Комаровым, не решаясь попросить полотенце, висящее за его спиной. — И в каком музее его выставляли? — В Эрмитаже. — Вот как? Решил, на какого Антиноя ты больше похож? Гермеса или Диониса? — ехидно спросил Комаров, и тут Серега понял, что прокололся. Причем, очень глупо. Он подошел к нему ближе и посмотрел в глаза. — А это важно, Александр Михайлович? Я же вернулся. В Ниле не утонул. — На Гермеса, — выдохнул Комаров, положив руку ему на грудь и скользнув ниже. — Бога хитрости, воровства, юношества и красноречия. — Как будет угодно моему императору, — подобострастно отозвался Серега, подходя еще ближе и ощущая его руку у себя в паху. — Не переигрывай, Сережа, — хрипло сказал Комаров и жадно его поцеловал. Было понятно, что эпитет ему понравился, хотя и звучал весьма фальшиво. Они зашли в спальню и легли на одну из односпальных кроватей, что была в их двухместном номере. Вскоре Серега понял, что у Комарова на эту ночь более серьезные планы, чем привычный для них минет. На тумбочке лежал флакон смазки. — Я не стал покупать презервативы, я их не люблю. Ты же ничем не болеешь, Сережа? — с тревогой спросил Комаров, пока тот снимал с него брюки. — Я чист, Александр Михайлович, — тихо сказал Серега и проглотил ком в горле, увидев, что у Комарова полный стояк. Он поднял на него глаза. — Врач прописал мне Виагру для сердца, Сережа, — смущенно прокомментировал Комаров и зарылся руками в его волосы. — Поласкай меня для начала. Серега послушно взял у него в рот, а потом так же безропотно выдавил немного смазки себе на пальцы, размял свой немного болевший после секса с Ильей анус и лег животом на кровать. Принимая в себя член Комарова, он ощущал себя шлюхой, и в этом чувстве было что-то гадкое и сладкое одновременно. И да, теперь он не сможет соврать Илье, что не ебется с Комаровым. Еще как ебется, и даже кончает под ним, — потому что тот и в анальном сексе никуда не спешил, был нежен и внимателен. — Все хорошо, Сереженька? — спросил он, лежа рядом с ним на боку. — Ты ведь хотел этого? — Конечно, хотел, — соврал Серега, чувствуя, как у него между ног растекается своя и чужая сперма. Эту ночь он почти не спал, слушая ровное дыхание Комарова на соседней кровати. Он понимал, что попал в двойной капкан и не видит оттуда выхода. Утром, сидя в кафе за чашкой кофе, Комаров спросил, что он видел вчера в Москве и как ему это понравилось. — Москва похожа на наш город, только в десять раз больше, — хмуро отозвался Серега. — Здесь есть места, в которых ты как будто у себя на районе. — Все зависит от точки зрения, Сережа, — возразил Комаров. — Ты по привычке нашел места, похожие на твои трущобы, но я предпочитаю смотреть на МГУ. Надо менять ориентиры. Серега молча кивнул, он не хотел развивать эту тему. Выходя на улицу, Комаров бросил взгляд на него и провел рукой по зашитому карману пальто. — Вижу, вчера не обошлось без приключений? — его лицо омрачилось. — Москва, как и Нил, полна крокодилов? — Да, но вы же сами говорили, что герой никогда не выходит прежним из испытаний. — Ты не литературный герой, Сережа, о тебе не напишут книгу, и потому приключения тебе ни к чему, — сухо возразил Комаров. — Тебе надо к диплому готовиться и в аспирантуру поступать.