Серёженька

К июлю жизнь как-то устаканилась и потекла своим чередом. Серега обучил на замену нового главного бариста — Вадима, который раньше работал за баром в ресторане у дяди Сережи. Младших барист, в которых у дяди Сережи ходили исключительно красивые и бестолковые девчонки, никто в этой роли не рассматривал. Поэтому Серега так и продолжил работать с Аней, став фактически управляющим кофейни, поскольку отвечал за работу с поставщиками и персоналом. Зарплату ему прибавили, и теперь он получал больше, чем когда совмещал две работы сразу. Славик сумел сохранить с дядей Сережей неплохие отношения и пообещал приезжать и проводить бесплатное обучение персонала всем новинкам, которые были в моде в столицах. Он это сделал с дальним расчетом, чтобы сбывать в заведение кофе новой компании, совладельцем которой он стал. Бизнес есть бизнес. Серега побывал на свадьбе Гали и Вити, напился там и даже целовался с какой-то девчонкой, которая висела на нем с начала банкета. Женщины не были ему противны, он просто не испытывал к ним влечения, особенно в трезвом состоянии. А в пьяном все казалось гораздо проще. Серега иногда думал, что мог бы даже жениться, если бы сильно приперло, но не видел ни одной веской причины для этого. Он подозревал, что многие геи в России живут, как Комаров или Сэм. Но для себя он такой жизни не хотел, у него не было планов делать карьеру ни в академической среде, ни в бандитской, и потому разыгрывать из себя отца семейства не имело смысла. Под конец банкета Серега немного протрезвел, стало грустно, и он незаметно выскользнул из заводской столовой, где на стенах, облицованных тусклой советской плиткой, были налеплены шарики и свадебные плакаты, и пошел домой. По дороге он смотрел на вечерний город, наполненный гуляющими парочками, и ему стало тоскливо оттого, что он никогда не сможет так же пройтись с тем, кого любит. А потом Серегу накрыло мыслью, что Илья тоже когда-нибудь женится и будет сидеть женихом на свадьбе в занюханной заводской столовой или пошлой кафешке с искусственным плющом на стенах и никогда больше не появится в его жизни. Злость на него уже прошла, но обида осталась. Серега любил его, хоть и понимал, что эти отношения никогда не станут тем, что ему действительно нужно. У подъезда стояла покоцанная зеленая девятка, и он бы не обратил на нее внимания, если бы оттуда не вылез Илья. Тот оперся спиной на машину, закуривая и глядя на него. Серега застыл у входа в подъезд, и на него налетела пожилая соседка с тележкой, он потеснился и снова посмотрел на Илью. — Пригласишь или на хуй пошлешь? — спросил тот. На нем был спортивный костюм и кроссовки, что вкупе с его машиной делало из него просто эталонного гопника. — Приглашу. Илья нырнул на заднее сиденье, вытащил оттуда черный пластиковый пакет и молча зашел в открытую Серегой подъездную дверь. Там, в темном подъезде, пахнущем пылью и кошачьей мочой, Илья поцеловал его, а потом быстро прошел вперед до Серегиной квартиры. Они молча разделись и трахались на узкой кровати, потом лежали обнявшись и боялись нарушить молчание. Илья принес бутылку водки и какой-то еды, но Серега не пил и не ел, а только смотрел, как тот закидывает в себя стопку за стопкой и закусывает покупными маринованными огурцами. Он рассматривал его и не мог понять, почему даже в такие дурацкие моменты Илья вызывал в нем странное теплое чувство, словно кто-то тянул его за ниточки изнутри, а сердце хотело выйти за пределы тела и обнять его целиком. Даже после всего произошедшего это чувство не ушло. И дело было даже не в сексе. Не только в нем. Серега теперь это точно знал. — Злишься на меня? — спросил Илья, заметив его долгий взгляд. — Нет, — ответил Серега и понял, что не врет. Ведь по факту тот скандал, что закатил Илья у стен университета, положил конец его рабству у Комарова, из которого он сам не решался сбежать. — А я вот на тебя злюсь. Я из-за тебя Гелик разбил, — сказал Илья и опрокинул в себя новую стопку. — И с того дня все по пизде пошло. Пришлось от дел отойти и на дно залечь. На последние, считай, гуляем. — Ну, я из-за тебя тоже работу в универе потерял. И некоторые жизненные перспективы. Хоть они мне и не уперлись никуда, — заметил Серега. — Может, и тебе было пора завязывать? — Может, и пора. Но только я сам люблю решать, что и когда мне делать. А не так… — Илья не договорил и махнул рукой. — Пошли, покурим. В эту ночь они больше не разговаривали, а только трахались, курили и слушали песни Земфиры, диск которой заел у Сереги в музыкальном центре и его нельзя было сменить. Серега прижимался к Илье, лежа у него на груди, слушал его сердцебиение, и слова песни «Прости меня, моя любовь» казались очень подходящими случаю. Наступал ранний летний рассвет, они так и не уснули, и Илья снова полез к Сереге. Тот не стал возражать и лежал вниз лицом, придавленный к кровати телом Ильи, чувствовал его внутри себя, а его оргазм был больше похож на всхлип. И, когда он повернулся на спину и лег с ним рядом, Серега вдруг осознал: — Ты приехал попрощаться. — Да, — просто сказал Илья. Серега промолчал. — Снова будешь плакать? — спросил Илья, глядя в потолок. — Не сегодня. — Все еще любишь меня? — Да, — спокойно ответил Серега, встал и пошел в душ. Когда он оттуда вышел, Ильи уже не было в квартире. Он не удивился, даже ждал такой развязки. Выйдя на кухню, Серега сварил себе кофе и закурил. Его охватило какое-то странное отупение, словно бы этот разрыв он видел в кино, а не пережил сам, и все это было как-то не важно. Серега понимал, что это чувство временное, но он не пытался его прогнать. Ничего не ощущать казалось очень удобно. Его мобильник завибрировал, звонили с городского. Он нажал на прием входящего и молча выслушал раздраженную методистку, которая велела ему прийти сегодня же и забрать свой диплом, а заодно написать заявление на увольнение с кафедры. — Вас уволили по статье! — напоследок сказала она и бросила трубку. Сереге было похуй, по какой статье, он и думать забыл, что был связан с родным универом еще и официальным трудоустройством. Его последняя зарплата пришла неделю назад, но там были какие-то копейки, и он даже не стал вникать. У него был сегодня выходной, и потратить его на то, чтобы окончательно распрощаться с еще одной частью своего прошлого, показалось неплохой идеей. Он собрался и вышел на улицу, погода стояла прекрасная, и половину пути он прошел пешком. В универе он застал начало ремонта. Рабочие расставляли леса вдоль стен, а внутри здания несколько гастарбайтеров белили потолки. Серега прошел по коридору, аккуратно лавируя между мешками с цементом и ведрами побелки. В деканате никого не было, дверь была закрыта. Тогда Серега пошел в отдел кадров, оформил свой развод с универом официально, и зашел к методисту. Та сказала, что его диплом отдали Комарову, и Серега внутренне поежился. Он хотел бы избежать этой встречи, но понимал, что без этого разрыв с прошлым не будет окончательным. Дверь кафедры лингвистики была приоткрыта, Серега заглянул туда и увидел Комарова, сидящего за своим рабочим столом. Он молча прошел внутрь и прикрыл дверь. — Здравствуйте, Александр Михайлович. — Здравствуй, Сережа, — выдержав паузу, ответил тот, снял очки и откинулся на спинку стула. — За дипломом пришел? — Да. — А больше ничего не хочешь мне сказать? Серега вздохнул и оперся спиной о закрытую дверь, словно боялся проходить внутрь кабинета, чтобы снова не попасться в сети этого старого паука. Видя, что он не собирается отвечать, Комаров достал синюю папку и положил ее на край стола. — Забирай. Было очень глупо не приходить на вручение. Серега прошел к столу, полез в рюкзак и вынул оттуда коробочку с надписью «Orient». Он положил ее на стол, а потом взял диплом и, не открывая, сунул в рюкзак. — Убери это, — дрогнувшим голосом сказал Комаров, указывая на часы. — Не хочу. Вы сказали, что это символ моей новой жизни. Но началась она не так, как вы задумали. В любом случае, они мне не нужны. Подарите их новому лаборанту. — Тебе не идет быть жестоким, Сережа. — Зато вам очень идет, — саркастично ответил тот и отвернулся, чтобы выйти с кафедры. — Ты мог бы сделать блестящую карьеру, но ты предпочел ее похоронить. Вернее, ты позволил это сделать своему маргиналу. Очередное доказательство того, что эмоции сильнее здравого смысла. Вся мировая литература об этом… — Все уже в прошлом, — перебил его Серега и замер на пороге. — Я желаю тебе, чтобы ты никогда не узнал, что такое поздняя любовь, Сережа. Уходи и не оборачивайся. Как Орфей. — Мне кажется, если ты спускался в ад, неважно, сколько раз ты обернулся по дороге, — грустно улыбнулся Серега и посмотрел Комарову в глаза на прощание, — потому что ты уже никогда не забудешь то, с чем столкнулся. — Значит, ты обречен на страдание и сожаление. — Как все мы, — спокойно ответил Серега и вышел за дверь. По дороге он больше не оглядывался. Сев в автобус, он достал из рюкзака свой диплом и увидел, что получил трояк по госэкзамену и четверку за дипломный проект. Мелкая мстительность Комарова была так предсказуема, Серега ничего другого и не ждал. Он доехал до дома и увидел, что Галя и Витя гуляют второй день свадьбы. Серега зарулил к ним, напился и трахнул девчонку, которая висла на нем вчера. Она в подъезде с него чуть штаны не сняла, пока он дверь в квартиру открывал. Глядя на то, как она стонет и закатывает под ним глаза, Серега в очередной раз убедился, что не испытывает от секса с женщинами практически никаких эмоций. Ему не было ни приятно, ни противно, — просто никак. Дрочить честнее. На следующий день, превозмогая муки похмелья, Серега сварил кофе, напоил им свою нечаянную подружку, чье имя все время забывал, и пошел на работу. По-настоящему его накрыло только в начале августа. Серега внезапно понял, что больше никогда не увидит Илью. Все это время он подсознательно ждал, что тот в очередной раз зарулит к нему на угнанной иномарке в кафе, — он привык к этим спонтанным встречам, и принять то, что все кончено, оказалось тяжело. Серега часто себя ловил на том, что проверяет мобильник на предмет звонков и смс, и тогда он стер номер Ильи из памяти телефона. Из своей собственной памяти стереть его образ он был не в силах. Его все чаще одолевала бессонница, он просыпался среди ночи и никак не мог уснуть, перед его глазами то и дело всплывали моменты прошлого — то путешествие в Москву, то визиты к Комарову, то скандал с Ильей у дверей универа. А то внезапно в красках вспоминался Кузя и все с ним связанное. Иногда его охватывал жгучий стыд, иногда злость, но чаще апатия. Серега садился на подоконник и встречал рассвет, выкуривая сигареты одну за другой. Глядя в окно, он выучил расписание работы дворников и мусорных машин, а также тех несчастных, кто выходил на работу очень рано. Иногда ему на глаза попадались собутыльники отца, и тогда Серега вспоминал его, а еще мать и бабушку. В такие моменты ему становилось совсем уж тоскливо, он варил кофе и шел на работу пешком, а если в этот день не работал, то заваливался в кровать с плеером в ушах, пытаясь перебить мысли в голове словами песен. Иногда получалось. Однажды в кофейню приехал из Питера Славик. Он рассказал, что дела в новой компании идут бодро, привез партию нового кофе и предложил устроить бесплатную дегустацию в кофейне. Дядя Сережа был падок на халяву и позвал на каппинг своих друзей и партнеров. Он любил понтоваться. В небольшую кофейню набился народ, состоящий сплошь из бандитов и барыг 90-х, доживших до наших дней. Дядя Сережа порол какую-то чушь, раскидывал понты, и, между прочим, объявил о скором открытии новой кофейни, а Серега со Славиком готовили все для дегустации. Кто-то тихонько тронул Серегу за плечо, он поднял взгляд и еле узнал Сэма. Тот сильно похудел и осунулся. Его одутловатое лицо словно сдулось и повисло вниз брылами, но зато ярко-голубые глаза стали заметнее на лице, которое в молодости, наверное, было даже привлекательным. Он улыбнулся ему вполне дружелюбно, и Серега ответил тем же. После мероприятия Сэм остался, долго болтал с дядей Сережей ни о чем, купил себе пачку кофе, тот от заведения подарил ему еще одну. Было видно, что Сэма тут держит не кофе и не дружба с хозяином заведения. Он бросал взгляды на Серегу и выгадывал, как бы к нему незаметно подойти. Тот не очень хотел с ним общаться, но наблюдать, как он мнется, было неприятно. Серега воспользовался тем, что по случаю каппинга в смену вышли обе младшие баристы, а Славик еще не ушел. Он незаметно кивнул Сэму и пошел на выход. Тот последовал за ним. Серега увел его за угол, достал пачку сигарет и прикурил. — А я вот бросил, — вместо приветствия сказал Сэм, оглядывая его с ног до головы. — Как меня в Анапе инфаркт на пляже срубил, так и не курю. Целый год в себя потом приходил. Тебе звонил, а ты номер сменил. — Да, было дело, — кивнул Серега и посмотрел себе под ноги. — Ко мне на дачу поедешь? — нервно спросил Сэм. Серега не ответил и только курил, стараясь не глядеть ему в глаза. — Я заплачу, — тихо сказал Сэм. — Я не проститутка, ты же знаешь, — ответил Серега и осмелился посмотреть ему в лицо. — Да мне и не нужна сейчас проститутка, Сережа. Сердце ни к черту… В баню нельзя ходить, пить нельзя, курить… про секс вообще молчу, — тихо говорил Сэм, запинаясь и явно стесняясь своей слабости. — Мне бы просто с мальчиком молодым полежать. Два года ничего такого не было, одни больницы, капельницы, медсестры… «Везет мне на престарелых сердечников и импотентов», — с тоской подумал Серега. Сэма было жалко. И, хоть он не хотел возобновлять знакомство, все-таки дал ему свой телефон. — С меня поляна и все что захочешь из бухла, — довольно сказал Сэм и пожал ему руку, дольше и крепче, чем это обычно делают. В этот момент из двери подсобки выглянул Славик и позвал Серегу. Тот улыбнулся на прощанье и зашел внутрь. Славик странно на него посмотрел и спросил: — Серьезно? Сереге стало стремно, он отвел взгляд, а потом тихо сказал: — В нашей деревне геям выбирать не приходится. — В Питере с этим попроще, наверное, — Славик тоже смутился и сменил тему, рассказав о договоренности с дядей Сережей на поставку пробной партии кофе в заведение. — Если он тебе предложит управлять новой кофейней, соглашайся, — сказал Славик на прощанье. — Я не потяну, Слав, — растерянно ответил Серега, нервно грызя ноготь на мизинце. — Тут все уже тобой налажено было, а там ни коня, ни возу, одни дяди Сережины понты. — Не дрейфь, ты справишься. Если что, мне звони в любое время, — Славик хлопнул его по плечу и вышел в большую жизнь, оставляя Серегу в его маленькой. Весь август и начало сентября Серега периодически зависал у Сэма на даче. Тот нанял себе нового слугу — старый к этому времени спился окончательно. Новый был молчаливый парень лет тридцати, с виду — деревенщина. За все время Серега не услышал от него ни слова, а потом понял, что он глухонемой и читает по губам. Словом, очень удобный копатель грядок на даче, куда ты возишь то жену с детьми, а то мальчиков для ебли. Впрочем, на нее Сэм после инфаркта был почти не способен и, очевидно, боялся, что откинется прямо во время секса. Поэтому все свелось к привычным для Сереги минетам, только, в отличие от Комарова, Сэм в рот не брал, ему было западло, а помогал рукой. Еще он любил укладывать Серегу на кровать, наваливаться сверху и заниматься взаимной мастурбацией, как бы имитируя половой акт. Того эти эрзацы не особенно заводили, но помирать с тоски по Илье в своей одинокой квартире было еще хуже. Сэм поил его португальским портвейном или чем другим на выбор Сереги, а сам не пил, но любил прихлебывать слабенький чаек и смотреть, как тот пьет и пьянеет. Он умел напиваться вприглядку. Подвозя его по утрам домой или на работу, Сэм неизменно доставал из борсетки зеленую тысячную купюру и молча протягивал Сереге. Тот брал, потому что понимал, что это плата за молчание. Сэму совсем не улыбалось, чтобы дядя Сережа узнал о его любви к молоденьким мальчикам. Серега пытался найти себе нового парня в интернете, но там были либо какие-то упыри, либо пидовки, либо кавказцы. Последних он опасался. И, если даже на фото оказывался кто-то привлекательный, при переписке выяснялось, что им не по пути. В городе был один гей-клуб, который официально им, конечно, не был, но славу соответствующую имел. Серега выбирался туда несколько раз. Это был бывший кинотеатр с гордым названием «Россия», но все звали его «Рашка». Это имя ему больше подходило, потому что отражало реальность — помещение со времен постройки в 50-х годах толком не ремонтировали, оно выглядело как типичный сельский клуб, хоть и располагалось в центре города. Внутри он был весь деревянный, один кинозал был переделан под танцпол, другой так и оставили для кино. По ночам там нон-стопом крутили фильмы, и в темном зале часто кто-то трахался по углам. Сереге там не понравилось, на танцполе было накурено, вентиляция не работала, воняло пивом и потом. Ходили туда не только геи, а все подряд — в основном, гопники с ближайших пригородов. Они заваливались целыми табунами и то и дело переговаривались друг с другом через весь зал. Однажды он там напился и сосался с кем-то в темноте под Аллу Пугачеву, еще как-то передернул на пару с огромным парнем, по виду дембелем. А один раз, когда тоска накрыла совсем, он сорвался туда среди ночи и потрахался в кинозале с каким-то гопником, в темноте похожим на Илью. Сереге не понравились эти анонимные поебушки, он не получил от них никакого удовольствия, чувствовал себя гадко и оттого считал себя каким-то неправильным геем. Даже тисканье с Сэмом казалось чем-то более чистым и здоровым. Потому что, помимо минетов и дрочки, они сидели по вечерам на веранде, пили чай и болтали. Болтал в основном Сэм, как и раньше, про машины и свои старые дела в 80-90-е. Он явно ностальгировал по тем временам, потому что тогда был моложе, здоровее, а жизнь казалась проще и понятнее. Хуй, опять же, стоял как надо. — Раньше все честнее было. Даже рэкетиры себя вели по понятиям. А сейчас все какое-то мутное. Москвичи едут к нам и берут все без спроса, губера своего поставят и давай, блядь, под себя все загребать. Хачей везде полно, — сокрушался он и прихлебывал свой чаек, глядя на красные всполохи августовского заката. Серега кивал, цедил портвейн и курил. Болтовня Сэма его отвлекала от собственных мрачных мыслей. Он думал о том, что, возможно, больше не влюбится так, как в Илью, и у него никогда не будет такого потрясающего секса. В 22 года думать о таком очень неприятно. Вскоре жизнь в лице дяди Сережи предоставила ему возможность отвлечься от бесконечного копания в прошлом и жалости к себе. Теперь Серега еще занимался делами новой кофейни, которая открывалась в центре города. Там вовсю шел ремонт, а он с помощью Славика, который из Питера давал ему консультации по скайпу, занимался всей начинкой заведения. Он теперь был главным баристой, и дядя Сережа даже послал его на курсы в Москву. Там Серега три дня не вылезал из флагманской кофейни крупной сети, узнал много нового и даже попробовал свои силы в соревнованиях барист. Он не занял никакого места, но зато перестал чувствовать себя самозванцем и решил обязательно выиграть в следующий раз. Серега понял, что теперь, когда над ним не довлеет учеба в институте, у него есть потребность учиться тому, что для него действительно важно. Варка кофе его всегда успокаивала, читать о сортах и разбираться в технологиях приготовления напитка было увлекательно. Он подумал и решил, что остаться и развиваться в этой сфере — не такая уж плохая идея, что бы там ни думал об этом Комаров. Серега уже сейчас зарабатывал больше профессора, если не брать в расчет взятки. Он стал лучше одеваться, поменял кое-что из мебели и даже сделал небольшой ремонт. Его квартира не перестала быть убогой хрущевкой, но все-таки теперь ее нельзя было назвать бомжатником. В зале он установил большой телевизор, выкинул старый диван, купил новый и повесил на окна шторы. Раньше их никогда не было, потому что по пьянке отец их постоянно срывал, когда выходил курить на балкон. Полностью обставлять квартиру Серега не стал. Во-первых, потому что все же пока не был Рокфеллером, а во-вторых, отец мог откинуться с зоны раньше, чем через девять лет, которые ему присудили. И потому всерьез в обстановку вкладываться не стоило. Когда дачный сезон закончился, свидания с Сэмом перенеслись в его холостяцкую квартиру в новостройке, которая была недалеко от Серегиной хаты. Тот впервые увидел вживую, как выглядит евроремонт, больше всего его поразили джакузи и подсветка шкафов в кухонном гарнитуре. Почему-то именно эти излишества Серега особенно полюбил и пообещал себе приобрести, как только разбогатеет. Сэм часто заезжал за ним, и они ехали в эту полупустую квартиру, лежали на неудобном кожаном диване, тискались и смотрели телек. Серега ловил себя на мысли, что обрел в его лице нового Комарова, но только поглупее и побогаче. Хорошей стороной Сэма было то, что он не пытался руководить его жизнью и не строил планов на их совместное будущее. В этом же была и проблема — с Комаровым Серега привык, что он кому-то нужен на перспективу и для интеллектуальной беседы, а не просто как молодое тело. Ему было неприятно выступать в этой роли. Он бы и не длил эти бессмысленные отношения, если бы у него была хоть какая-то альтернатива. Сереге был нужен в постели нормальный актив, как Илья, все прочие изводы гейского секса его мало возбуждали, особенно, если не подкреплялись ничем, кроме бесконечного стариковского нытья, болтовни о неинтересных ему вещах и штукаря при прощании. Но никакой альтернативы он за прошедшие с разрыва с Ильей месяцы так и не нашел. Иногда он заходил утешаться к Гале, она родила мальчика, и назвала его, как обещала. Серега нянчился с тезкой, а уставшая мама курила в форточку. Они пили пиво и трепались. Из-за ВИЧа Галя грудью не кормила, и потому ни в чем себя не ограничивала. — Ты, Серега, однолюб, — однажды сказала она, выпуская дым изо рта. — И потому у тебя такой пиздец в жизни. Будешь как моя тетка Валька из Кронштадта, та как влюбилась в моряка в 16 лет, так и сорок лет к себе никого больше не подпускает. А этот мудак приплывал к ней ебаться пару лет, а как она залетела, так и дорогу забыл. У Гали всегда была в запасе очередная поучительная история из жизни ее родственников, чье количество, судя по обилию этих баек, приближалось к населению небольшого города. — Но я-то не залечу, — заметил Серега, прижимая к себе хнычущего младенца, у которого были колики. — Вот и хуево, так бы хоть кого-то небезответно любил. Душа у тебя бабская, Серега. Может, тебе жениться? Кстати, Кристинка все интересуется, спрашивал ты о ней или нет. — А кто такая Кристинка? — Вот теперь верю, что ты мужик, — хмыкнула Галя. — Трахнул бабу и забыл, как зовут. Серега смущенно улыбнулся. Галя потрепала его по волосам и забрала сына. А потом пришел Витя, начал ругаться, что пьют без него и дома срач, и Серега под шумок свалил домой. В ноябре наступил момент, когда он снова стал работать почти без выходных. В новой кофейне было полно дел — Серега набирал и обучал персонал, тестировал, устанавливал оборудование и даже руководил рабочими в отсутствие дяди Сережи. Тот стал часто запивать и мог не появляться неделями, дела без его решений стояли. Потом он появлялся, смурной и недовольный, видел, что Серега справляется, раздавал пиздюли и ценные указания, платил по счетам, выдавал деньги на расходы и снова пропадал на несколько дней. Так Серега метался между двумя заведениями, был все время в делах, и понемногу стал забывать об Илье. Ему так казалось, пока однажды, поздно возвращаясь домой с работы, он не обнаружил в темном подъезде тело, лежащее на пороге его квартиры. Первой мыслью было — отец вернулся. Тот часто спал в подъезде, когда терял ключи. Серега включил фонарик на мобильнике, посветил и узнал Илью. Тот лежал в позе эмбриона, и от него несло водярой за километр. Серега открыл дверь и втащил его в квартиру. Илья был очень тяжелый. Он оставил его в коридоре, сполз по стенке вниз и сел на пол. Серега смотрел на обросшее щетиной пьяное лицо Ильи, рваную куртку и грязные джинсы в свете 40-ваттной лампочки, и беззвучно плакал. Он сидел рядом с ним, обхватив голову руками, и не мог унять рыдания, которые рвались из него. Серега бы не объяснил внятно, почему сейчас плачет. Вероятно, все эти месяцы разлуки он копил в себе тоску по Илье, и только сейчас она нашла выход наружу. Ему бы хотелось сейчас исчезнуть, раствориться, умереть, только чтобы не чувствовать ту боль, что буквально пару минут назад он не замечал у себя внутри. Словно в его душе вскрылся старый гнойник, и теперь он кровоточил и отчаянно болел. Серега вытирал слезы рукавом пуховика и вскоре уже не мог нормально дышать носом. Жизнь с алкашом научила Серегу разбираться в степенях опьянения, было понятно, что адекватным Илья будет не раньше, чем через сутки. Он положил руку ему на голову и погладил по отросшим светлым волосам. Тот даже не пошевелился. Сереге было его жалко, судя по виду, пил он не один день. А еще больше было жалко себя, потому что в очередной раз стало ясно: трэш из его жизни никуда не уходил. — Господи, за что мне этот пиздец? — прошептал Серега и посмотрел в потолок прихожей, где на старые патрон и лампочку он повесил современный белый плафон вместо той хрустальной люстры, что когда-то продал отец. Избавив его от одного алкаша, жизнь заботливо подкинула другого. Только этот второй ему был дороже всех на свете, а на первого хуй забить. Отойдя от потрясения, он дотащил Илью до дивана, но оставил на полу, потому что по опыту знал, что тот обмочится раньше, чем придет в себя настолько, чтобы дойти до сортира. Серега положил ему подушку под голову, снял с него куртку и штаны, укрыл одеялом. А потом сам лег спать. Против ожиданий, уснул почти мгновенно.