Серёженька

Однажды в конце декабря Серега встал с утра и привычно стукнул в дверь спальни Оли. Илья был на сутках и должен был приехать часа через полтора. Серега прошел на кухню, включил кофе-машину и достал из холодильника йогурты и все для бутербродов — ничего другого Оля на завтрак не ела. — Оля, выходи! Уже восемь часов, — крикнул он. Но она не вышла. Тогда он пошел в ее спальню и постучал. — Уходи, — крикнула она из-за закрытой двери. — Ты заболела? Оля не ответила. У Сереги было сегодня полно встреч, и отменять их из-за ее капризов он не собирался. Взрослая уже девчонка. — Оля, выходи! Что там у тебя произошло? — крикнул он и снова постучал в дверь. — Ничего. Я не пойду сегодня в школу. Серега про себя выматерился и вернулся на кухню. Разбираться с подростковыми истериками с утра совсем не хотелось. Стояла предпраздничная пора, он то и дело ездил по клиентам с подарками, и к вечеру у него лицо болело от дежурной улыбки. Его выматывали эти встречи и предновогодняя суета, и он бы сейчас тоже с радостью, как Оля, сказал: «Я в школу сегодня не пойду». Серега сидел на кухне, пил черный кофе и думал о том, как изменилась его жизнь за последние месяцы. Он перестал писать блоги про обувь, ездить в дальние командировки, но зато теперь знал, что у амебы есть ложноножки, кошки блюют шерстью, а азотные удобрения не подходят для кактусов. Серега понял, что, внезапно для себя, стал родителем почти взрослого ребенка. Он пытался осмыслить, что чувствует по этому поводу, и не мог. Но он понял, чего он не чувствует. Из его жизни ушла подспудная тоска, которая преследовала его с детства и не уходила даже от приема антидепрессантов. Те не давали ей вырваться наружу, пустить корни и потопить Серегу в депрессии. Но сама тоска никуда не девалась. Она была с ним, сколько он себя помнил. С тех пор, как ему исполнилось лет восемь-девять и он понял, что у него нет нормальной семьи. Что бабушка только командует им и по большому счету не любит. Потому что практически никогда не разговаривает с ним по-человечески, а только орет, жалуется на жизнь и клянет Серегину мать за загубленную жизнь сына. Бабушка всерьез считала, что пьет он только из-за того, что Лилька-шлюха всю жизнь ему поломала. Серега лет до восьми не знал, кто такая Лилька-шлюха, потому что его мама пребывала в волшебной стране, а папа тоже постоянно где-то пропадал, и потому он жил с бабушкой, которая все время кричала и пила лекарства горстями. Единственным просветом в его жизни была учеба и чтение, потому что там можно было узнать о другой жизни — о королях, моряках, героях гражданской войны и прекрасных принцах и принцессах, с которыми Серега часто ассоциировал себя. Он довольно рано понял, что не такой, как все. И, поскольку до него никогда и никому не было дела, принял это в себе очень спокойно. Ему никогда не хотелось наряжаться в женские вещи, краситься и что-то в этом духе. Но Серега всегда знал, кто он такой — он тот, кому нравятся сильные мужчины. В юности он зачитывался фэнтези о героях меча и магии и представлял себя эльфом рядом с каким-нибудь берсерком или варваром. Потом в его жизнь пришли компьютерные игры, где такие фантазии было еще проще визуализировать. В них он прятался от осознания того, что он совсем один в этом мире, и все от той же тоски. И сейчас, когда в его жизнь вошла Оля, Серега ощутил, что больше себя так не чувствует. Стало ли ему от этого проще жить? Нет, не стало. Но эта девочка делала его жизнь более осмысленной и какой-то цельной. Словно Оля закрыла какую-то дыру в его душе, ту, которую был не в силах закрыть никто другой, даже Илья. Серега посмотрел на часы. Оля серьезно опаздывала в школу, а он через час должен был быть в кофейне. Серега поднялся и снова постучал в ее спальню. — Оля, открой и скажи, что с тобой случилось. Она молча открыла дверь, и Серега увидел, что ее постельное белье сорвано с кровати и лежит грудой на полу. — Месячные? — спросил он. Она кивнула и отвернулась. На ней был красный махровый халат с капюшоном, который она на себя натянула до носа. — Все нормально, Оль, — сказал Серега и сгреб постельное белье с пола. — Я сейчас в аптеку сгоняю и прокладки тебе принесу. — Я в школу не пойду, — буркнула она. — Ладно, — спокойно согласился Серега и вышел за дверь. Он бросил белье в машинку, оделся и спустился в аптеку, что была в их доме на первом этаже. По дороге он позвонил Илье и доложил обстановку. Тот молча выслушал и сказал: — Пиздец, я старый стал. — Успокойся, месячные — это еще не внуки, — пошутил Серега. — Типун тебе на язык. К весне Оля заметно повзрослела, у нее начала расти грудь, и ей стала мала одежда. Серега то и дело обновлял ей гардероб. Взросление сделало Олю как будто красивее. Она по-прежнему была очень похожа на Илью, но его черты на ее лице уже не казались такими грубыми. Оля начала краситься, Серега купил ей косметику, Илья смотрел на это с неодобрением. — А ты хочешь, чтобы она холодильники с тобой чинила? — спросил его Серега, когда тот стал высказывать ему претензии по поводу новой палетки теней, которую Оля тестировала и делала многочисленные селфи. — Но она выглядит как шлюха малолетняя, и фотки эти в интернет выкладывает, — недовольно отозвался Илья и затушил окурок. Они стояли на балконе вдвоем и смотрели в сырую мартовскую ночь. — Она девочка, Илюх. И хочет нравиться, — возразил Серега. — А ее аккаунт закрытый. У меня пароль есть. И я слежу, что и как ей там пишут. — А почему я про это не знаю? — набычился Илья. «Ну, наверное, потому что тебе некогда», — хотел сказать Серега, но лишь пожал плечами. Илья взял у него из рук телефон и скопировал себе все пароли и явки Оли в соцсетях. — Не покупай ей больше косметику. И хватит тратить хуеву тучу денег на ее шмотки. Если я молчу, это не значит, что мне пофигу, — сурово сказал он и вышел с балкона. Но Серега все равно тратил, потому что ему это нравилось. Нравилось видеть Олю в красивых нарядах, выбирать ей бижутерию и аксессуары. Он и сам любил хорошо одеваться. Поэтому они с Олей то и дело пропадали в торговых центрах, кочуя из магазинов подростковой одежды в магазины мужской. У Оли был консервативный вкус к ней. Прямо как у Ильи. Она не одобряла цветастые принты, одежду с которыми Серега то и дело норовил на себя надеть. — Ты в этом выглядишь, как гей, — тихо говорила она. — Я и есть гей, Оль, — так же тихо отзывался Серега. — Об этом нельзя никому рассказывать, — напоминала Оля и отбирала у него на кассе вещи самых эпатажных расцветок. Он над ней посмеивался и часто специально цеплял что-то яркое и китчевое, чтобы увидеть, как она закатывает глаза. — Тебе 34 года, ты старый для этого, — сказала она и в очередной раз отняла у него шапку с цветным помпоном, чтобы вернуть ее на полку. — И вообще, это «Глория Джинс», тут для тебя ничего нет. Она проследовала в отдел подростковой одежды, Серега хотел пойти за ней, когда услышал за спиной: — Здравствуй, Сережа. Он обернулся и не сразу узнал Комарова, который стоял в паре метров от него. Он заметно постарел, его щеки ввалились, а глаза запали, но выправка и чувство собственного достоинства по-прежнему были с ним. — Здравствуйте, Александр Михайлович. — Ты хорошо выглядишь, — заметил тот. — Вы тоже, — соврал Серега. — Неправда, — сокрушенно отозвался Комаров и посмотрел в сторону примерочных. Серега проследил за его взглядом и увидел там двух девушек-подростков. Та, что постарше, была высокой и бойкой, а младшая выглядела не совсем здоровой. По ее неловким движениям Серега понял, что у нее ДЦП. Обе они были на Комарова не похожи. Старшая девушка приносила одежду для младшей и помогала ее примерять. — Столько лет мы с тобой не виделись, Сережа, — тихо сказал Комаров, обращая его внимание на себя. — Ты стал еще красивее. Серега смутился и не знал, что на это ответить. Он чувствовал себя странно в обществе человека, который когда-то был его преподом и любовником и, казалось, забыл о том, как плохо они расстались. — Это твоя дочь? — спросил Комаров, кивнув в сторону Оли. Она стояла поблизости и сосредоточенно выбирала свитер. — Это дочь мужчины, с которым я живу, — ответил Серега и внимательно посмотрел ему в лицо. Комаров нервно поморщился. — Сережа, тебе этот нравится? — крикнула Оля и показала розовый джемпер с черной надписью «GIRL RIOT». — Надпись уж слишком вызывающая, — с улыбкой заметил Серега. — Значит, покупаем, — кивнула Оля. — Я еще пойду джинсы себе поищу. — Ты мог бы сейчас тратить деньги на своих детей, — заметил Комаров, когда она направилась в дальний конец магазина, где на полках стопками лежали джинсы. Серега поднял на него прямой взгляд и холодно ответил: — Я гей с клинической депрессией, сын шизофренички и алкоголика. Родине не нужно еще больше таких, как я. — Ну да, родине нужны дети таких, как твой гопник, — съязвил Комаров, тоже глядя ему прямо в глаза. — Ты ведь с ним сейчас живешь? Черты той же босяцкой породы на лице этого ребенка… — Знаете, что, Александр Михайлович? Идите нахуй, — перебил его Серега и подошел ближе. — Я мог сколько угодно терпеть ваши попытки меня оскорбить. Все наше общение научило меня спокойно сносить ваше желание на мне потоптаться и доказать, какое я дерьмо. Но так проходиться по ребенку… девочке… Это подло и низко. Да ни один гопник бы до такого не опустился! Вы сами прожили не свою жизнь, а теперь мелко мстите всем, кто пытается жить как-то иначе… — Сережа… — Комаров смертельно побледнел и испуганно отшатнулся от него. — Прощайте, Александр Михайлович. И пусть ваши дети никогда не узнают, какой вы гандон, — выпалил Серега и пошел к Оле, чтобы увести ее из магазина. Дышать одним воздухом с Комаровым тут ему было невмоготу. Через три дня ему Вконтакте написала бывшая однокурсница Лена Перепелкина: «Привет! Ты знаешь, что Комаров позавчера умер? Похороны сегодня. В 12 будет прощание в институте. Приходи». В это время он был на работе и, увидев, сообщение, выронил телефон на кафельный пол кофейни. Экран треснул, и он перечитал эту новость, глядя сквозь многочисленные трещины несколько раз. Серега сел и тупо смотрел в окно на хмурый весенний день, серый ноздреватый снег и заляпанные грязью машины, стоящие на парковке. Он был сейчас в самой первой кофейне — той самой, куда иногда заходил Комаров, и где они болтали о литературе и его блестящем будущем в науке, которому не суждено было наступить. Он вспомнил, как часто выходил отсюда и шел прямиком в квартиру Комарова на улице Мичурина, дом 8, квартира 22, этот адрес Серега до сих пор знал наизусть. Воспоминания об их отношениях свалились на него, как тяжелый мартовский снег валится с крыш при наступлении оттепели. Он просидел какое-то время, пытаясь как-то выплыть из этих воспоминаний и осознания того, что буквально на днях виделся с Комаровым и нагрубил ему. В который раз за свою жизнь нагрубил. В последний раз. У него никак не укладывалось это в голове. Серега глянул время. Было 11 часов утра. Он еще успевал на прощание. Хотя идти туда совсем не хотелось. Тут в кофейню вошла Оля. — Нас сегодня отпустили с уроков. Каникулы начались, — сообщила она. Серега отрешенно кивнул. — Эй, что с тобой? — У меня умер знакомый. Оля помолчала, подвинула стул и села рядом. — Он старый был? — Да. — Понятно, — сказала Оля и погладила его по руке. Серега перевел взгляд на нее и только сейчас понял, что в глазах у него стоят слезы — лицо Оли расплывалось. — Мне надо сходить на похороны. Пойдешь со мной? Оля кивнула, встала и обняла его. Серега прижался к ней, вдруг понимая, что без нее ему туда идти страшно. Они перекусили в кофейне, вызвали такси и поехали в институт. Серега давно не был в этом районе города — не было такой необходимости. Он увидел, что фасад здания отштукатурили и покрасили в другой цвет. Они зашли внутрь, на входе вахтер, посмотрев в грустное лицо Сереги, пропустил их без всяких вопросов. В актовом зале было полно народу — студенты, преподаватели, коллеги. Они сидели группками или толпились возле гроба, вокруг которого было много венков. На видном месте стоял большой портрет Комарова с траурной черной лентой. На фото он был не таким, каким Серега его встретил в последний раз, а таким, как в дни их близкого знакомства. Приятное лицо, красиво зачесанные назад седоватые волосы и немного детские голубые глаза под очками в тонкой золотой оправе. Послышался шепот, на кафедру вышел ректор вуза и как-то сбивчиво и невнятно говорил, каким большим ученым и преподавателем был Комаров, сколько молодых специалистов вышло в мир под его руководством. Серега слушал вполуха, они с Олей сидели в последнем ряду, он оглядывался по сторонам, видел множество грустных студентов, его взгляд скользнул и остановился на парне через сиденье от них. Он даже не сразу понял, что в нем его так задело. Парень выглядел очень расстроенным и нервным. Но Серегу зацепило не это. На руке парня были часы. До боли знакомые. Серегу вдруг разобрал нервный смех, он закрыл лицо руками, чтобы не смущать им окружающих. Но этот жест привлек внимание парня, он на него посмотрел, и Серега понимающе ему кивнул. Тот дернулся и отвернулся. Ректор ушел с кафедры, несколько преподавателей быстро что-то сказали над гробом, и прощание закончилось. Народ потянулся к выходу, у гроба суетились какие-то люди, и Серега не стал подходить ближе. Он встал и потянул за собой Олю. В проходе они застряли из-за выходящей из зала толпы. Парень в часах «Ориент» стоял рядом с ними. И, когда основной народ схлынул, тот повернулся и посмотрел на Серегу. Он словно хотел что-то сказать, но не решался. — Ты его лаборант? — спросил Серега. — Ассистент. А вы? — Я тот, кто им не стал, — грустно ответил Серега и вдруг увидел идущую по проходу вдову Комарова. Она мало изменилась, была все такая же худая и похожая на мальчика. Проходя мимо, она остановилась, посмотрела на них с откровенной ненавистью и тихо сказала: — А вас я чтобы на кладбище не видела. Парень дернулся и отвернулся, а Серегу опять стал разбирать нервный смех. Оля потянула его за рукав и вопросительно на него посмотрела. — Пошли, — сказал она, и они все втроем вышли из зала. — Хочешь, кофе выпьем? — предложил Серега, глядя на парня, который не спешил от них отходить. Тот растерянно уставился ему в глаза и взволнованно кивнул. Мимо них проходили преподы и студенты, некоторые с любопытством смотрели на парня, и Серега понимал, почему. Они вышли из университета и отправились в ближайшее кафе, где подавали кофе и пирожные. Оля пошла по-хозяйски изучать витрину и допрашивать официанта, словно бы Серега был владельцем всех кафе в городе. Тот усмехнулся, глядя на нее, и перевел глаза на парня. — Сергей, — представился он и протянул руку. — Андрей, — парень пожал протянутую ладонь, а потом скрестил руки в замок. Он был среднего роста, с правильными чертами лица и немного вьющимися каштановыми волосами. В его глазах читались тоска и какое-то отчаяние. Серега угостил его кофе и не стал мучить вопросами, видя его состояние. Впрочем, ему и так было ясно, что с Андреем происходит. Лена Перепелкина вывалила ему в переписке все грязные сплетни, что ходили про Комарова в университете. Сама она преподавала в педагогическом колледже и была знакома со всей академической средой города. Лена написала, что Комарова нашли мертвым на кафедре с утра, лежащим на диване, с расстегнутыми штанами. Серега в красках представил эту картину, и его затошнило. Андрей пил кофе, бросал на него быстрые внимательные взгляды и спросил: — Вы тот самый Сережа? — Он тебе про меня рассказывал? — удивился тот. — Да. Повисла пауза, Серега отставил пустую чашку и внимательно посмотрел на Андрея. — Ты был с ним в день его смерти? На кафедре? — Да. Но… — Андрей заерзал и разлил кофе на стол. — Я не был там, когда он… ну… Комаров меня выгнал. Он вообще был не в себе в тот день. — А почему, он не сказал? — уточнил Серега, проглотив ком в горле. Андрей отрицательно покачал головой. — Я просто не знаю, как теперь дальше там работать. Все эти сплетни… У меня дисер на носу, а тут он умирает, и все псу под хвост, — бормотал тот, вытирая разлитый кофе салфеткой. Серегу резануло то, что Андрей так беспокоится о себе и как будто совсем не скорбит о Комарове. — Александр Михайлович обычно всегда помогал своим подопечным с научными работами, — заметил он. — Да, но кто меня теперь в Москву пропихнет? Он обещал, что после того, как я у него на кафедре пять лет отработаю, он туда мне поможет перевестись, — расстроено сказал Андрей. — И ты в это веришь? — холодно поинтересовался Серега. — Никогда бы он тебя не отпустил. Пока не нашел бы тебе замену. Андрей бросил на него затравленный взгляд и как-то сник. Серега достал свой разбитый телефон и вызвал такси. В кофейне еще было полно дел, которые встали, когда призраки прошлого вдруг так резко и неприятно напомнили о себе. И в ожидании машины Серега как-то отстранённо смотрел на Андрея, словно видя в нем себя образца 2006 года и искренне радуясь тому, что Илья тогда своим появлением на пороге вуза не дал ему стать таким же затравленным ассистентом Комарова и прожить жизнь в его тени. — Ты притащил мою дочь на похороны своего любовника, и еще с каким-то малолеткой в кафешке чаи гонял у нее на глазах. Ты, блядь, совсем охуел?! — выпалил Илья, ворвавшись в спальню, где Серега валялся в дурном настроении и даже не встретил его, когда тот вернулся после работы. — Успокойся, ничего не было, — ответил Серега, поднялся и проклял себя за то, что не попросил Олю держать язык за зубами. — Успокойся?! Я тебе, блядь, сейчас успокоюсь! — налетел на него Илья и дернул на себя. — Хочешь меня отпиздить? Ну, вперед, — вяло отозвался Серега. Ему было так гадко на душе, что крики Ильи уже ничего к этому не могли добавить. — Ты же понимаешь, что я из последних сил держусь, чтобы тебе по роже не съездить? Ты нахуя меня провоцируешь? — Илья обхватил его лицо руками и взбешенно сверлил его глазами. — Так и съезди. Я же не баба, — мрачно предложил Серега и оттолкнул его от себя. — Ты не баба, ты, блядь, Сереженька. Это еще хуже. Это как, сука, детей бить, — заорал Илья и пнул компьютерное кресло, которое откатилось и врезалось в стену. — Заткнись, блядь! Не смей так обо мне говорить! — выкрикнул в ответ Серега и толкнул его. — Я не обязан перед тобой оправдываться за свое прошлое. У тебя оно тоже есть. — Да мне похуй на то, что у тебя там было с тем старпером. Но, блядь, Ольга тут причем?! — Папа, он не виноват! — та влетела в спальню и повисла на отце. Тот развернулся и заорал: — Заткнись и выйди отсюда! Выйди, я сказал! — он пытался отцепить ее пальцы от своей руки, но она не отпускала. — Не обижай Сережу! — Я его не обижаю. Выйди нахуй отсюда, дай нам поговорить. Илья дотащил ее до двери и остановился. — Не бей его! — Да никого я бить не буду, Оля, просто дай взрослым поговорить! — выкрикнул он, аккуратно вытолкнул ее из комнаты, закрыл дверь и обернулся. — Ты, блядь, считаешь нормальным у нее на глазах парней кадрить? Я, сука, привез ее сюда, поселил у тебя в доме, а ты… — Ты из-за нее психуешь или ревнуешь просто? — перебил его Серега. — Да какая разница? Ты мне просто скажи, если мы тебе надоели, то мы уйдем. А ты ебись тут хоть с малолетками, хоть с хачами, хоть с дохлыми профессорами, — в бешенстве орал Илья. — Успокойся! Ну что ты несешь?! — сквозь слезы сказал Серега. — Вы — это все, что у меня есть. Он сел на кровать и закрыл лицо руками. Его трясло. Илья подошел и навис над ним. — Тогда чтобы больше такой хуйни не было! Ты, я и она — все. — Так и есть, Илья, — Серега поднял на него глаза. — Я люблю тебя. — А это мы с тобой ночью обсудим. И разговор будет долгий. Так что готовь, блядь, жопу! — выкрикнул Илья, вышел из комнаты и хлопнул дверью. Серега снова повалился на кровать и лежал там до отбоя. К нему приходила Оля, пыталась с ним разговаривать, гладила по волосам, звала смотреть кино, но он был не в том состоянии. От похода на похороны, разговора с Андреем и скандала с Ильей его так накрыло, что даже сил с кровати встать не было. Он лежал, вяло тупил в телефон, механически отвечал на письма и сообщения, когда в спальню зашел Илья и, не включая свет, разделся и лег рядом. Он посмотрел на Серегу в свете подсветки его телефона и сказал: — Ты что-то совсем скис. Может, тебе опять те сильные таблетки начать пить? — Не… пройдет, — отмахнулся Серега и положил телефон на прикроватную тумбочку. — Но сейчас ты совсем грустненький, — Илья навис над ним и обхватил его лицо руками. — Да я по жизни грустненький, Илюх, — Серега вырвался и отвернулся от него, — И ты на меня наорал при Оле. Скоро и она начнет на меня орать, на тебя глядя. Илья включил ночник и уставился на него: — Стрелки не переводи. Ты весь день такой. — Так сегодня хоронили Комарова. — Ты его любил? — требовательно спросил Илья. — Нет, — ответил Серега. — Я всегда любил только тебя. Ты же знаешь. — Тогда чего ты так расстроился? — А ты расстраиваешься только когда умирает тот, кого ты любил? — поинтересовался Серега и сел на кровати, чтобы видеть его лицо. — Ты забыл, сколько хуйни он тебе сделал? — Илья поморщился. — Да я бы на твоем месте еще бы и на могилу ему нассал. — Ты совсем отбитый, — Серега покачал головой. — Эй, Серый, если ты продолжишь так париться, я это точно сделаю. Он уже отмучился, ему сколько было? Лет восемьдесят? — Илья схватил его за плечи и взволнованно смотрел ему в глаза. — А ты тут в свои депресняки впадаешь и таблетки пить не хочешь. Мне опять тебя в дурку насильно везти? — Ему было шестьдесят пять. И это я виноват, что он умер. — Ну, точно, пора в дурку ехать! — Я нагрубил ему, когда недавно его встретил, — хрипло сказал Серега и зажмурился. — И он на следующий день умер. — И чо?! — возмутился Илья. — Если ты нагрубил, значит, за дело. Ты же мухи не обидишь, пока тебе на яйца не наступить! Серега невесело хмыкнул и лег на бок, отвернувшись от него. Илья навис над ним, обнял и заставил перелечь на спину. — Но теперь он мертв, — возразил Серега. — А я мог бы и промолчать. Он был несчастным человеком. — Если не промолчал сейчас, значит, много раз промолчал тогда, — убежденно сказал Илья. — И мне похуй, каким человеком он был. Я только знаю, что он тебя раком ставил во всех смыслах. А ты, блядь, думал, я этого не вижу. Ты меня все ебарем-террористом звал, а сам с двумя сразу в любовь играл. — Можно подумать, ты мне верность хранил, — саркастично возразил Серега. — Не хранил. Но до такого блядства не опускался. Ты, бля, все думаешь, ты чистенький такой… — Да ничо я не думаю, — отмахнулся Серега и закрыл рукой глаза. — Мне просто стыдно, что я его до могилы довел. — Он был старый и сам себя до могилы довел. И ты это знаешь. Но тебе нравится терзаться. У тебя все депресняки от этого. Тебе, бля, просто нравится ебать себе мозг! — заорал Илья и дернул его на себя. — Неправда. — Правда. Иначе бы ты уже давно на хуе у меня прыгал, а не старых мертвых пидоров вспоминал. — У тебя всегда все так просто, — хмыкнул Серега. — А зачем усложнять? — поинтересовался Илья и скользнул рукой Сереге в трусы. Потом он жадно поцеловал его и навалился сверху. Серега раздвинул ноги и привычно сдался под его напором.