Пан или пропал.

Осенним ветром я буду где-то Летать с тобой ветром по свету Ты не поймёшь, а я незаметно Шепну теплом: "Ах, солнце, где ты ?" Только ты не будь пока солнцем Слышишь, я буду петь тебе песни с крыш Я буду снова той, кем ты дышишь Осталось ветром лишь стать — Я — человек, такой же, как и вы. — Нираги рычит, болезненно сжимая свой пистолет, заставляя Ран неосознанно отзеркалить его движения. Он сжимает в ладони знакомый пластырь с волком, заставляя невольно коснуться кармана. Выронила что-ли… — Я просто хотел жить. Ран смотрела на Чишию и видела в истории его войны точку, тогда как в отражении Сугуру все активнее проявлялся хвостик запятой. И это ломало, ломало каждую чугунную кость в теле, потому что было совершенным непотребством… Сердце сжимается. От жалости, кажется. Но Хьюга не хочет. Не хочет его жалеть, не хочет даже думать о нем. Хватит с неё. Хватит закрывать глаза на все безумные выходки Нираги, заставляющее кровь стыть в жилах. Ноги подкашиваются от воспоминаний о десятке червей. Она оставила неприятный осадок на душе. И не только. Челюсть сводит от ломающих воспоминаний. Влажный язык скользил от линии челюсти до воротника рубашки, оставляя мерзкий мокрый след… тело помнило каждое его касание и горело адским пламенем, заставляя сжаться испуганно от мыслей. Тошно. От его присутствия тянет плеваться желчью, от его горячих ладоней хочется вспороть на себе кожу. От всего того, во что Ран, слепая дура, успела поверить, хочется ударить себя наотмашь. В нем не было ни капли искренности, он просто прирожденный актеришка… К черту, к черту, к черту! Даже думать не хотелось. Та игра могла обернуться чем угодно, если бы её глупость не сработала. — Какая невероятная жажда жизни у человека, которому и жить-то незачем. — Чишия поглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони, и Ран чувствует себя немного спокойнее, наслаждаясь прохладой его пальцев. Нираги не может заставить себя посмотреть на их сцепленные руки. Он смотрит куда угодно: в её звёздные глаза, полные страха и ненависти, на её губы, искривленные в непонятном подобии оскала, на шею, где совсем-совсем недавно были губы этого ебаного Шунтаро… до чего же Сугуру довёл свою девочку…? — Могу то же про тебя сказать. — Нираги скалится, рычит, готов наброситься на Чишию в любую секунду, но Ран… она заставляет не двигаться раньше времени. Хочется посмотреть на неё ещё. Его взгляд мечется с Шунтаро на Ран и наконец, замирает. Хьюга поглощена тьмой его псов, зачарована и уже готова к смерти. — Я, блять, люблю тебя, а ты выбираешь его? — эта фраза чувствуется желудком и нескончаемыми импульсами по всей коже. Нираги активно жестикулирует, размахивая пистолетом, а псы на дне глазниц разочарованно лают в аккомпанемент. Хьюга замирает разочарованно. Раньше псы не были настроены агрессивно. Что же она натворила? — Чем он лучше? — Он не делал ничего против моей воли. — Хьюга говорит это осторожно, стараясь не порушить тонкую душевную организацию психопата. Сердце проваливается к центру земли, плавясь где-то у ядра в железо-никелевом сплаве. — Я не пытался ее убить. — Чишия ехидно приподнимает уголки губ, секундно приподнимая брови. Нираги рычит, рычат и псы на дне глазниц. А Хьюге остаётся лишь испуганно поджать хвост и поспешить скрыться. Но незримо. Сжимается до размеров песчинки и падает в гору таких же, прячась и скрываясь… Нираги сжимает пистолет агрессивно. Со всей своей ненавистью. Делает к ней шаг, сокращая расстояние. Зрительный контакт не разрывался ни на секунду, ровно так же, как не размыкались ладони Чишии и Ран. Будь Хьюга повыше, тёмные пряди коснулись бы девичьего лба. Хьюга прерывисто дышала. Она смотрела ему в глаза, впитывая образ. Он был так близко, что в любой момент мог сомкнуть свои длинные пальцы на ее шее. Прямо сейчас, когда расстояние между ними всего в два кулака, мог коснуться ее горла пистолетом. Каждый взмах темных ресниц и каждый вздох Нираги приводили в еще большую нервозность. Ран замирает в ожидании беззвучного взрыва, который унесет ее бездыханное тело куда-то в глубокую яму. Но Шунтаро специально выставляет ладонь вперёд, толкая Сугуру подальше. Не хватало ещё, чтобы его Нимфея словила паническую атаку. — Соблюдай дистанцию, ладно? Скрутило желудок. Она смотрела на Нираги с опаской. Не впервые, конечно, но за всю свою жизнь Ран впервые чувствовала его ярость и боль. Просто потому, что теперь он был близко. Потому что тяжело дышал сквозь раздутые ноздри, а об его скулу можно было вспороть вену. Ран задыхается от чувства вины, что засело под кожей паразитом и пило ее кровь. С каждой минутой становилось все тяжелее. С каждой минувшей секундой на шею давило все больше ответственности и тревог, и сердце беспомощно билось о ребра, оставляя гематому на изнанке груди. — Да ебись все конем! — оглушающе. Ран бросается в сторону, падая на Чишию. Оба чудом избегают выстрела. Пистолет больно бьёт по собственному же лицу, и Хьюга хмурится, ожидая, что случайно выстрелит в себя. Песок чудесным образом оказывается во рту и где-то под рубашкой. Чишия шипит, ударяясь виском о булыжник. В глазах на время плывёт, но они одновременно подрываются и бегут, уворачиваясь от пуль. Хотя, судя по тому, в какой близости свинец врезается в песок — Нираги не хочет их убивать. Даже ранить не пытается. По крайней мере, в Ран. Шунтаро кидает что-то в сторону Сугуру, хватая поднявшуюся Нимфею за руку. Это «что-то» взрывается позади и даёт достаточно времени, чтобы сбежать подальше. Этот чёрт ещё и бомбу сделал! Как только… как? Они стремительно бежали по мокрой дороге к ближайшему дому. Тьма сгущающегося вечера обволакивала их и надежно укрывала от посторонних глаз. Солнце давно уже закатилось и больше не освещало Токио, к которому так быстро приближались бесконечно усталые и до смерти перепуганные путники. Их всего двое, и они измождены практически до предела этой продолжительной сумасшедшей гонкой, но не сбавляли темп ни на минуту. Хриплое и частое дыхание попеременно вырывалось из их раскрытых ртов и тут же уносилось куда-то вдаль порывистым ветром. Ран ненавидела одышку от бега — вместе с ней всегда учащалось сердцебиение, и в голове перестукиванием отзывалась пульсация аорты. Следом неминуемо приходила головная боль, и это было худшим из наказаний. Мигрень только отступила — не хватало, чтобы она вернулась с новой силой, принося вместе с истощением верную смерть. И Хьюга снова была похожа на комок нервов, который, если тронешь, тут же разлетится к чертям собачьим. Хьюга сейчас чувствует себя целым созвездием ран, которые не кровоточат только потому, что их держат нитки и упорство. Но никаких телесных повреждений у Хьюги нет, кроме начавшего кровоточить плеча. Но это не смертельные мелочи. Хотелось зарыться во что-то тёплое носом и уснуть желательно на долго. Желательно, чтобы после проснуться и посчитать, что Пограничье — ночной кошмар, который рассеется с первым же солнечным лучом. Но вместо всего этого был Чишия, протягивающий ей бутылку воды. Ран не знала, где он её взял, но с радостью приняла. Это было лучшим даром в данной ситуации. После гребаного марафона под пулями, лучшее, что могла бы предложить планета — вода. И Хьюга очень надеялась, что после этой воды они не будут снова на грани смерти и отравления. — Всё прошло не так уж и плохо, кот? — Хьюга сжимает пальцы на коленях, поднимая взгляд на Шунтаро. Тому весело даже после смертельной гонки, а Ран отчего-то заражается его весельем и улыбается. Но криво, будто защемило какой-то нерв, и так, словно сейчас сердечный приступ случится. У Чишии, конечно же. — Верно. — Чишия кивает и задумчиво смотрит в окно. Улица была пуста. Точнее людей было много, мёртвых и уже начавших гнить, а это равносильно пустоте. — Но больше мы с ним разговаривать не будем. Хьюга смеётся почти беззвучно, осознавая, что грань между жизнью и смертью, оказывается, переступить легче лёгкого: одно неверное слово, одно неверное движение может послужить рычагом. Нарушив баланс, можно умереть. Вот это новости, однако. Очень странно, что мысли об этом появились только сейчас, а не тогда, когда смерть была намного-намного ближе. Ран хватается за грудь в том месте, где, очевидно, находится сердце. К нему присоединено множество трубочек и нервов с кровью, и однажды они поделят ее сердце на части, залив все его кровью. Но не сегодня. Это ли не повод для радости? Мысль об этом появилась сама, подтверждаемая громким стуком и колющей болью. Ещё немного и смерть нагонит её, наконец-то заберёт в свои владения, а может, и выкинет где-то в чертогах загробного мира, заставляя разбираться самой. Мать ждёт её там же, готовая вставить по пятое число за все глупости и нарушения правил. Главное из которых было — не доверять. Но Ран доверяет Чишие, и тот ещё ни разу (на её памяти) не подводил. Но каков шанс, что через пару минут все не пойдёт коту под хвост и не испортится до такой степени, что смерть покажется самым, самым лучшим решением? Кожаная куртка приземляется на стол, а из кармана вываливается листок бумажки с приклеенным к нему цветастым пластырем. Жёлтый жираф приветливо улыбался, жуя оранжевый цветок. Хьюга хмурится, подмечая, что бумажка-то не маленькая. Ровным мелким почерком были выведены слова, заставляющие вернуться в тюрьму. И ради всего святого, Аика! «Прости, я не думала, что кому-то ещё удастся меня найти. Раскрывать всю историю тебе через письмо опасно. Надеюсь, когда-нибудь ещё свидимся. Ты ведь подозревала, что я не простая студентка, так? С Сунато меня связывает много интересного, поведаю когда-нибудь, если доживём. Выбора у меня особо не было. Ран, ты поймёшь, если подумаешь. Всё его жертвы были взаимосвязаны, и о смерти Сакуры я знаю не понаслышке. Более того, я причастна к ней. Сейчас, когда столько воды утекло, ты вряд ли вспомнишь испуганную и забитую девчонку, пускающую искусственные слезы над могилой малышки Сакуры. Это была я. Сунато угрожал мне (как угрожает и сейчас. подвергать вас с Чишией риску я не желаю. Привет ему, кстати). Я была вынуждена ему помочь. Я знаю, что ты могла бы мне помочь, но я хочу справиться сама. Доверься мне. О Пограничье я знаю немало и думаю, что выход есть, если мы его найдём — выиграют все. Все вернутся в реальность. Я лишь должна этому поспособствовать и сбежать от Сунато. Я знаю, что сама залетела в липкую паучью сеть, но я справлюсь, не зря же я столько времени дурочку из себя строила. Спасибо за помощь и спасение от Такаторы, он забавный был. Надеюсь, что с тобой все сейчас хорошо, и ты доживёшь до момента нашей встречи. Была рада с тобой познакомиться, пусть даже в таких отвратных обстоятельствах. Ты мне не простишь этого, но я сделала выбор. Я уверена в своём решении и без колебаний пожертвовала бы всем ещё раз ради тебя. Нас ведь связывает не только Пограничье… Вы с Чишией мило смотритесь. Хирата Аика.» Хирата… Хьюга зависает, перечитывая четвёртый раз эту гребаную фамилию. Подозреваемая в смерти Сакуры и едва ли не осужденная вместе с Бандой. Эта девчонка и правда оказалась не той, кем является на самом деле, и ей каким-то чудом удалось обвести всех вокруг пальца дважды, не допустив и малейшей оплошности. Это заставляло задуматься о собственной отставке. А девчонка и правда сильно изменилась… Ран помнила её ещё забитой малышкой с синяками на запястьях от железной хватки Сунато, режущей своим холодом. Надежда тлеет серым пеплом в её глазах с каждым днём всё больше. Хьюга помнит… помнит все до мельчайших подробностей. Как отбивала Аику от неизвестных мужчин, как кричала на Сунато за то, что не следит за ребёнком (Ран думала, что они родственники) и как смотрела на могилу и хнычущую девчонку, бросающуюся клятвами о непричастности и просьбами спасти её. Аика всю жизнь провела, стиснув зубы от скулящей боли. Ей говорили злостно: «Утри слёзы, соплячка». Ведь слёзы — непростительная слабость. И Ран правда хотела помочь, но Банду засудили, а малышка Хирата… черт бы знал, что с ней происходило потом. Хьюга знала, что что-то не так. Знала, что гребаный Банда неспроста заинтересовался юной особой. И если бы Ран не была увлечена своими махинациями с Уруми, то заметила бы все взгляды Аики, все её сигналы (а были ли они вообще?). Но, конечно, развлечения с Акамаки намного-намного интереснее! Какая же дура… — Я такая идиотка… — Хьюга падает на колени (вовсе не из-за того, что ноги ватными стали и не держат совсем, нет). Снова перечитывая текст. Чишия, заинтересованный, склонив голову, садится рядом, мельком пробегая взглядом по тексту. — Интересно… — Шунтаро улыбается, задумчиво переводя взгляд на поникшую Ран. Девушку так волнует дальнейшая судьба Аики, что она винит себя в том, чего не могла бы предвидеть. Хотя, возможно, вся эта история куда глубже уходит корнями в прошлое, скрытое за туманной завесой Пограничья. В прочем, Чишия бы тоже не понял все предпосылки вербования опоссума, ибо мысли были далеко от житейских проблем и метаний Аики. Если бы они отдали должное внимание махинациям Банды или хотя бы поговорили с самой Аикой, то, возможно, Хьюга бы не переживала так сильно. — Почему она тебя волнует? — Нас связывает прошлое. — Хьюга ограничивается сухим ответом, сминая лист в кулаке и снова потянувшись в куртке. В одном из карманов её ждала зажигалка, которой Ран, собственно, и подожгла злосчастный кусок бумажки. Шунтаро молча наблюдал за действиями. История эта личная и скрытая от чужих глаз. А раз Чишию в это не посвящают, значит, всё куда хуже, чем он мог предполагать. — Правда за правду? — Я к ней привязалась и не доверяю Банде, потому что он злоебучий кусок дерьма, играющий на её психике. — Хьюга выдала это без запинки, на одном дыхании, глядя прямо в тёмные глаза. И снова этот нечитаемый взгляд, заставляющий довериться. Чёрт! — Он сыграл на её чувствах и заставил стать соучастницей преступления. Но потом его засудили, а Аика пошла, как его очередная жертва. — Хорошо, я понял твою мысль. — Чишия прерывает, мягко дотрагиваясь до ладони в попытке успокоить. Всё же интересная эта Ран. — Что ты хочешь узнать? — Я оставлю это на потом. — Хьюга улыбается, стараясь отогнать мысли об очередной загубленной душе. Думать сейчас было плохой идеей: игра червей, полная тоски и сонной атмосферы, гонка под шальными за руку с любимым, дурацкое письмо, ставящее крест на дальнейшей связи с Аикой… все навалилось кучей, заставляя понуро направиться к кровати, не отпуская руки Шунтаро. Это было скорее по привычке. И с ним Ран чувствовала себя безопасней и… больше не ощущала касаний костлявых пальцев на плече, заставляющих сердце замедлиться, а кровь застыть в жилах. — Нам надо на ещё одну игру… — Хьюга устало зевнула, заваливаясь на пыльную кровать. Волноваться о чем-либо, кроме отдыха, не хотелось. Чишия слабо улыбнулся. — На случай, если король пик объявится. — Позже. — он по-кошачьи бесшумно занимает вторую половину, устраиваясь так, чтобы видеть сонное лицо Ран. Её эмоции всегда были восхитительно интересными и непонятными. Словно она свалилась с другой планеты… хотя, может, так и есть. Может, она правда не человек, а здесь, чтобы забрать у игроков нечто важное, нечто, появившееся недавно, нечто, вырывающее сердце вместе со способностью чувствовать. Может, её создал гейм-мастер, и сейчас она уничтожает сильного игрока, чтобы шанса пройти дальше не было ни у кого. Хьюга пробормотала что-то нечленораздельное и смутно похожее на «толкни в следующей жизни» и уткнулась носом в собственный локоть, игнорируя поползновения какого-то таракана, которого Шунтаро заботливо отбросил на пол. Вот он, тридцать девятый минус пребывания в Пограничье — насекомые, заползающие везде и всюду, чувствующие себя королями этого мира. Пожалуй, они стоят на одном уровне с тупыми игроками и Нираги. Металлический стул, на который, не задумываясь, плюхнулась Ран, был ледяным до ужаса, но встать шанса уже не было. Хьюга хмыкнула, забавляясь таким мерам предосторожности. Очевидно, игра будет интригующей, с кучей летальных исходов. Но! Ран стопроцентно победит и с такой же вероятностью застудит себе все, что только можно! Соперники, к слову, были в панике, завидев над собой чаши с серной кислотой. Страх и желание выжить могут затмить разум похлеще, чем ликер, именуемый в США дьявольской водой. Поэтому для тех, у кого нервы не могут держаться под контролем (хотя бы минимальным! Про тотальный и слова не было), в бубновые игры лучше не соваться. И Ран тоже, по идее, туда соваться не стоило, но раз Чишия пошёл, пойдёт и она. А почему нет? Эти люди совершенно точно уверены в своей победе. Вот только Кудзурю, являющийся бубновым королем, считал иначе. Островский однажды написал, что самое дорогое у человека — это жизнь, что она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества. В Пограничье людям даётся второй шанс. Шанс или испытание на подлость. Прошлое веса уже не имеет: будь ты там Матерью Терезой или Иудой Искариотом, здесь ты — никто. Игрок, пытающийся выжить, такой же, как и все здесь находящиеся. Однако в момент можно подняться: завербовать себе маленькую армию, как сделал это Шляпник, или просто показать себя лучшим в игре. Победить или сделать так, чтобы победили все и боготворили тебя. Это забавляло, ибо даже в месте, где все, по сути, должны быть равны, люди создают себе особые привилегии, ставя других ниже. Существует экологическая закономерность, справедливая почти для всех видов, в том числе и для человека. Большая плотность населения порождает внутривидовую агрессию. Повышение внутривидовой агрессии может уничтожить сам вид. А в случае с разумными формами еще и среду обитания. Кажется, тот, кто засунул их сюда, руководствовался данными заявлениями. Выживут здесь определенно только сильнейшие и маленькими группами, ибо те, на чьей стороне большее количество людей, уничтожат друг друга самостоятельно, как было с Пляжем. Лишь сильные дотянут до конца, и Ран надеется, что ей удастся это сделать. — Слушай, Кудзурю-Сан! — Ран смотрит на него внимательно, чуть щурясь, и улыбается. Ярко, заставляя всех посчитать её идиоткой. — Почему стулья холодные? Если ведёшь всех на скотобойню, то потрудись сделать все условия, чтобы умирать было… хотя бы тепло! — В следующий раз обязательно. — кривится. А Чишия улыбается. Чтобы игра была интересной, нужно играть за более сильного игрока. Сейчас все дотянувшие до пикового короля — сильны. Мозгами или физически. Кого это волнует? Важен сам факт превосходства над меньшинством. Поэтому они собираются в тандем. Изредка количество, конечно, доходит до квартета. Чаще всего один дополняет другого. В случае Ран и Чишии это не работает совсем. Хьюга, по её скромному мнению, весьма посредственна и не способна дополнить Чишию ни в чем, ибо считает того идеальным. Пусть в физическом плане он не слишком хорош, (Ран ещё хуже), это не важно. Мозги заменяют любые качества. Даже духовные. Сейчас, когда каждый сам за себя, Хьюга проиграет. Игра эта сложная и запутанная, с числами, которая требует от игроков стратегического выбора. А стратегия никогда не была сильной чертой Ран. Девушка ловит неуверенный взгляд Чишии, ободряюще улыбаясь. Широко и злостно, заставляя других зрителей отвернуться, поморщившись. — Кот, я помогу тебе выиграть. — Ран улыбается, не замечая, как непрошенные слова сами слетают с губ. Осознание собственной глупости заставляет рассмеяться, случайно перебивая говорившего Кудзурю. Тот смотрит на Хьюгу в непонимании, очевидно узнавая в ней старую знакомую с Пляжа. Игра была напряжённой. Хьюга была на грани вылета, оставаясь на плаву чудом. И сейчас с минус девятью она сидела напротив Кудзурю, поглядывая на Чишию. У того тоже было минус девять, потому что придурок решил забить, ибо его утомляли эти волнующиеся придурки. Придурки умерли, а сейчас черёд Хьюги умирать. — Хэй, кот, правда за правду, — Ран окликивает его, прежде, чем даёт ответ. Она уже все для себя решила: не ей тягаться с Бубновым королем, не ей оставаться в живых. И так много уже прожила для своей-то семьи. Шунтаро смотрит внимательно, очевидно, прикидывая, как выкрутить все так, чтобы малышка Нимфея осталась в живых. — Что ко мне чувствуешь? Здесь два будущих трупа, можно не волноваться. Шунтаро догадывается. Точнее, нет, он точно знает, что задумала эта идиотка, и играть по её правилам он не хочет. Но выбора, кажется, нет. Быть может, у неё есть план? Быть может, гейм-мастер подкинул ей парочку идей, как выжить. Или читерские коды, черт бы знал. Шунтаро пытается убить себя в том, что Хьюга знает, что делает, но сомневается. Сомневается и жалеет, что отправился на эту игру с ней. Ран смотрит, улыбаясь. Она не знает, что делает, но точно уверена, что позднее не пожалеет. в любом случае, Пограничье рано или поздно должно было задушить каждого жителя. Сейчас черёд Хьюги. — Я тебя люблю, Нимфея. — Я тебя тоже, кот. Ран улыбается и нажимает на цифру сто. — Ты же знаешь, я никогда не проигрываю. — она улыбается, посылая ему воздушный поцелуй. Сейчас все зависит от нее: либо умереть и дать шанс победить Шунтаро, либо выжить сейчас, но умереть потом. Выбор был очевиден, и Шунтаро был против. Она по птичьи склоняет голову вбок и смотрит открыто. Смотрит, как и в тот день. — Выживи, ладно? Это именно тот конец, который должен был её ожидать.