— Открой дверь!
— Нет!
— Я не уйду. Ты же знаешь.
— Тогда мне придется ментов вызывать.
— Хочешь цирка? Окей, хули. Вызывай!
Злые слёзы щиплют сухую кожу щёк. Стоит в темноте прихожей, среди разгромленного собой же пространства. Кроссовки и сапоги свалились с обувницы. Пальто и всё ещё неубранные летние головные уборы заняли законное место обуви. За спиной валяются две полные дорожные сумки, о которые пол дня спотыкалась.
— Цирк устроил ты, когда при моих друзьях уверял, что всё у нас будет хорошо. А потом своим сказал, что я теперь неполноценная! — кричит так, что на дверь перед ней летят слюни.
— Да блядь! Я так не говорил! Я не помню, сколько выпил. Не помню, чё ел и сколько спал. Но я точно помню, что не говорил такого о тебе.
— Звучит неубедительно. Так что уходи, Глеб! Если тебе сейчас плохо, то меня, блядь, просто нет. Ты понимаешь?! После всего услышанного меня нет! — концентрация иссякла и начинаются слезы, — Я хочу, чтобы меня не было априори в этом мире. Чтобы двадцать семь лет назад я не рождалась.
— Так чё ты сразу схватила вещи и ушла то? Дверь открой и поговорим нормально.
— Нет! Если в тебе есть хоть капля уважения ко мне, прошу, уйди!
После истошных криков тишина казалась чужой. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем Аля слышит звук лифта.
Звонок в дверь резко выводит из сна. Тело покоилось под тремя одеялами, но входной замок всё равно касаются холодные пальцы. Фигура слегка изменилась за последнюю недели, но всё же не критично. Кости не торчали, синяки под глазами не темнее, чем обычно. Губы высушены сном, не более. — Ты сегодня уже ела? — Денис ставит пакет с продуктами на ближайший кухонный стул. — Да. — Отлично. Какое блюдо мне сегодня благодарить за твой аппетит? — широкая улыбка оголяет зубы. — ‘Цезарь’, — отпивает из коробки яблочный сок. — Погоди, я же позавчера его в тебя еле запихал. Ты что, — усаживается поближе к подруге, — получается, не ела с позавчера? — Это было позавчера? Друг тяжело вздыхает и мотает головой. — Аля, так нельзя. Есть нужно через ‘не хочу’. Особенно сейчас. Доктор сказал, организму силы нужны на восстановление. В комнату вваливается Даша и Лёша. Не дают пройти друг другу вперед, пихая в плечо. — Нет, я первая. — Да с хуя ли? — Потому что я девочка, Лёша! — Скажи мне то, чего я не знаю, — продолжает не уступать рыжий. Это не вызывает улыбку у хозяйки квартиры. Она вообще уже третью неделю не улыбалась. Хотя почти каждый день друзья приезжают, чтобы попытаться улучшить ей настроение. Прошло двадцать дней с выписки и семь с последнего разговора с Глебом. Второе добивало окончательно. Факт расставания всё ещё не укладывался в голове. А последний диалог прокручивался в любую свободную минуту. Таких у Али стало слишком много. «А зачем? Только продукты на меня переводить. Организм и с таким количеством еды восстановится. Было бы что восстанавливать ещё. Не тело, а консервная банка.» — Саня, ты где? — Лёша машет перед лицом так близко, что слегка задевает нос девушки. — А?! А! Да, я поела ‘Цезарь’. Друзья переглянулись и уставились на то, как суетливо Аля стала складывать в холодильник привезенные продукты. — Саш, — Даша начинает помогать, — может прогуляемся? Тебе не надоело дома торчать? — Нет, мне тут хорошо. — Не правда. Ты ненавидишь быть тут одна. — Всё меняется. Парни выходят на балкон, и Даша слегка притягивает подругу к себе. В глазах читает безразличие ко всему, что сейчас есть вокруг. — Позвони ему. Тебе ведь без него ещё хуже. — А ему будет плохо со мной такой! — бутылки, стоящие на дверце холодильника, зазвенели от хлопка, — Как там сказали? Неполноценной? — уходя отдергивает руку. — Ды Саааша, мало ли что кто-то сказал по пьяне, — идёт следом. — Почему ты не веришь, что он сказал это не со зла? Он от бессилия, наверное. — Ебать, блядь! — Аля останавливается в коридоре и разводит руками, — Бедный Глеб. Как ему тяжело. Давайте все пожалеем Глеба? Всем селом! — Я не о том, что его надо жалеть. Он там сам прекрасно с этим справляется, — Даша сохраняет ровный тон. — Я о том, что вы оба могли понять друг друга неправильно. — Даха, оставь её, — голос Дениса слышится неподалеку. Рядом оказывается Лёша и, взяв свою подругу детства под руку, что-то шепчет на ухо. Чмокнув Алю в щеку, уводит Дашу за собой в гостиную. — Она просто беспокоится за тебя, Альк. Не обижайся на неё, — Денис кивает в сторону кухни, — Пока сюда ехали, она мне и Жёлтому скушала мозг. Даже предложила поговорить с Глебом, чтобы надоумить его приехать ещё раз. — Надеюсь, вы эту идею оставили? Ты же понимаешь, что я вам за это ‘спасибо’ не скажу? — зыркает исподлобья. — Прекрати, — закатывает глаза. — Я что, тебя не знаю, что ли? Лучше скажи мне, ты спала сегодня? — Вроде бы час или, может, три. — Всё те же сны? — по столу скользит рука и косается девичьих пальчиков. В ответ лишь немой кивок и обреченно опущенный взгляд. — Слушай, давай ты поживешь у меня? Буду тебе и поваром, и аниматором, и охранником твоего одиночества, когда захочешь. В ответ лишь немое мотание головой в стороны. — Ладно, — растянуто вздыхает, — как скажешь. Ну, может, тогда обследование пройдем? Я нашел ещё одну клинику, через знакомую. Говорят, там много раз помогали, когда другие не могли. Да и с профессором из нашего падика разговаривал. Он тоже готов твои анализы глянуть, Альк. И психологов на выбор я уже подобр… — Дэн, — твердый голос подает признаки жизни, — спасибо. Я очень ценю всё, что ты делаешь. Что вы делаете. Но хочу я сейчас другого, — натужно поднимает тело. — Иди за мной. Оказавшись в одной комнате со всеми навещающими, Аля просит какое-то время не тревожить её. Обещая написать, когда будет готова. — Я ничего не могу делать. Ни работать, ни верить в лучшее, ни общаться с людьми, ни искать выходы из ситуации. Поэтому, пожалуйста, сделайте, как прошу. Двое на диване кивают, а Денис просит звонить в любое время, если появится малейшее желание. Аля обещает так и сделать, но в реальность этого молча не верит. Всё и правда изменилось. Теперь быть дома одной стало комфортно. Даже Денис перестал быть человеком, которого всегда готова видеть. Работа утеряла свою значимость. Творчество не ощущается спасением от негативных мыслей. А нежелание следить за Глебом в социальных сетях сменилось ежедневной потребностью обновлять его тг-канал. Последнее было разрушающим, но остановиться уже не могла. На считанные секунды становилось легче, когда видела, что у него происходит. Парень выкладывал либо работу, либо непонятные посиделки с друзьями. Иногда бывали и одинокие попойки. Могла различить это по тексту. Причину резких перемен публике Глеб не озвучивал. Глеб три дня дождя: “я поверил, что моя мечта может исполнится, но жизнь снова втащила мне с вертухи” Глеб три дня дождя: “больно, что тебя нет рядом. пиздец как больно, что с тобой случилось такое. ты не заслуживаешь. кто угодно, но не ты. и я бы написал сотни песен со словами прости, но ты не станешь слушать” Глеб три дня дождя: “прости” Глеб три дня дождя: “хотя ты и не читаешь” На второй день добровольной изоляции решает дойти до любимой кофейни. За последние двое суток из еды в неё попал только банан, но это не волновало. Захотелось кофе, хотя лучше бы молока для крепкого сна. К слову, этот вид досуга всё так же был близок к нулю. Каждый раз, закрывая глаза, видела либо день после операции, либо последний разговор с Глебом. И в одном и другом случае просыпалась на разбивающем сердце моменте. Радовало, что о некоторых нюансах бессознательное через сны всё же не напоминало. — Саня, это ты? — брюнетка за столиком неподалеку от кассы слегка дергает Алю за рукав пальто. Это была Катя, девушка из компании того самого бывшего. Аля узнаёт её сразу. Та была единственной, кто поддержал идею расставания: ‘Хоть ты из этой накро-воронки выберешься’. — Привет! — растерялась, увидев кого-то из прошлой жизни, — А ты что тут… Как ты? Отлично выглядишь. Просидели вместе около часа. Катя рассказала, как, наконец, взяла употребление под контроль. По последним отрывкам в памяти, она действительно визуально стала лучше. Волосы аккуратно убраны в хвост. Тонкие стрелки симметрично вытягивают и без того лисьи глаза. Белый пиджак оттенял смуглую кожу, которая явно была следствием солярия. Да и по разговору Катя казалась уже куда спокойнее, мягче. Но коммуникативный лимит исчерпался, и Аля собралась любезно прощаться. — Погоди! Мы все обо мне да обо мне. Скажи хоть пару слов о своей жизни. — Нечего особо сказать. Работаю в агентстве ‘Восход’. Сейчас на больничном. — Это достойно уважения! Надеюсь, все норм ща со здоровьем? Кстати, слышала про твою маму. Мне очень жаль, — вроде бы искреннее сострадание коснулось лица знакомой. — Да… Спасибо. Знаешь, мне уже пора. Было приятной неожиданностью тебя тут увидеть, — надевает пальто с мыслью, что застегнется на ходу. — Слушай, а мне к метро. Давай вместе? Тебе же в ту сторону вроде бы? Катя подрывается, набрасывает на себя куртку и бестактно хватает под руку. Отсутствие каких-либо сил не дает активно сопротивляться, и Аля решает просто молча пройтись. Благо тишину Катя заполняла без труда, рассказывая обо всём подряд. «Мда, она, конечно, стала приятнее, но пиздеть стала больше. За кой мне знать о твоих мужиках сейчас? Мы ведь даже не приятельницы. Ладно, ещё один перекресток и дороги разойдутся. Потерплю.» — Слушай, я хочу покурить. Где тут двор укромный есть? — Не знаю. Вроде тут полупустые квартиры, — без задней мысли указала на трехэтажное здание на вид времен СССР. — Чётко! Погнали туда. Не успела опомниться, как они уже стоят между гаражей, которые оказались во дворе дома. Катя достает из сумочки самокрутку. — Это что, джоин? — Аля узнает запах по первому выдоху. — Ага, — блаженная улыбка растягивает лицо. — Хочешь? — Нет, спасибо. Говорю же, я завязала. — Да ладно тебе. Видно, что ты вся напряженная, как булыжник. Не буду лезть с расспросами, но такой я тебя только один раз видела. Когда ты ребенка потеряла. — Я просто сплю плохо, — изо всех сил старается не реагировать на аналогию. — Ну вот, как раз поспишь. Держи короче, — извлекает из портсигара нетронутую скрутку и засовывает в карман той, что напротив. — Нет, — следом перекладывает в куртку, — спасибо. Как ты вообще спокойно гоняешь с таким при себе? — У меня мужик - мент. Я под крылом, считай, — самодовольно усмехается и делает последние затяжки. Дома, не раздеваясь, плюхается на диван гостиной. Зажигает лаволампу и командует ‘Алисе’ включить ‘kidd - падаем вниз’. Дабы вслушаться, прикрывает глаза, но зря. Тут же картинка палаты и доктора. Слова в треке растворяются в всплывшем: «— Александра, к сожалению, случился разрыв и далее внутренние кровотечение. В связи с этим мы были вынуждены удалить трубку. Забеременеть можно и с одной. Но, учитывая вашу историю болезни и осложнения, боюсь, теперь ваши шансы равны нулю.» Жадный вдох и максимально распахнутые веки выводят из транса. Стук сердца заложил уши. «Господи, зачем этот ебаный ад? Лучше бы я сдохла в ту ночь.» Пытается нащупать телефон в кармане, чтобы в очередной раз проверить канал Глеба. И находит, но не только айфон. «Это ещё чт… Что? Как это? Откуда?» — в левой руке был целый и невредимый джоин, — «Как она умудрилась? Когда обнимались что ли?» Решив, что именно это является разгадкой, оставляет ‘подарок’ на столе и отправляется в душ. Было невыносимо уже пятый день подряд ощущать сальные волосы. «Катя права. Так хуево я выглядела лишь когда…» — рассматривает свое расплывчатое отражение на смесителе, — «И когда мамы не стало. Вот что чужая смерть делает со мной. Существую лишь биологически и только. А зачем? Мамой мне больше никогда не стать. Глебу такая я не нужна. А ведь и злюсь я не на него. Только я виновата, что дальше наши отношения не могут зайти. Не случится ни моя, ни его мечта. А ради чего тогда всё? Ради работы? Ради друзей? Ради чего? Всё это сплошная бессмыслица. Полнейшая неоправданная нужда, которая существует ради другой нужды.» Среди ряда полуиспользованных тюбиков и баночек наугад берет один. Нос улавливает знакомый запах, открывает глаза. Вода больно жжет слизистую, но все равно, не моргая, гипнотизирует находку. Гель, который Глеб купил после очередного душа. Толком не пользовалась им, потому что любила эксплуатировать вещи поочередно. Сначала одно должно исчерпать себя, чтобы иметь возможность взять другое. Однолюбка до костей и мозга. По итогу лишь ополаскивает тело водой, а подаренный гель бросает в урну. В телефоне висят некоторые непрочитанные сообщения с работы, которые намеренно игнорирует. Если изолировалась от друзей, то коллегам с их ‘как дела? ’ и подавно места нет. Но места достаточно для новостей из уже приевшегося тг-канала. «Где это он? Какой-то видовой номер? Черт! С таким освещением ничего не видно же.» Сохраняет ролик, выкручивает выдержку и вот уже на ограждение балкона в конце видео видно руки. «А чья вторая? Чья, блядь, вторая? Ты чё угараешь надо мной? Как тебе от себя не тошно?! Всего неделя прошла!» — телефон отпружинивает об обивку дивана и чудом не падает на пол, — «Нет я все правильно сделала! Ни черта он меня не любит. Пиздабол! Я тут пытаюсь хотя бы с балкона не сигануть, ни то что дальше жить. А он уже с кем-то! Работу ему не отменить, это понятно. Но это. Это! Чья, блядь, рука?!» Агрессия дает силы отмерять комнату шагами, хотя ещё минуту назад всё тело казалось неосязаемым. Вдруг вспоминает, как быстро Глеб переключился на общение с ней, когда Настя ушла. В груди холодеет, живот прихватывает и хочется блевать. Волосы ещё мокрые, поэтому мигом покрывается мурашками распахивая окно. Спасаясь от приступа паники, замечает оставленный Катей презент. Горчичного цвета трубочка выделяется на белом столе, как бурый мишка на снегу. И валяется так же вальяжно. Ни о чем больше не думая, ничего не анализируя, хватает скрутку и идет на балкон. «Терять мне уже нечего. И правда, может, хоть посплю нормально», — секунда торга с совестью и затяг. Всё мигом стало далёким и незнакомым. Волной тяжесть, а следом и легкость прокатываются сверху вниз по телу. С непривычки голова закружилась, и от этого захотелось прикрыть глаза. Там наконец-то ничего не ждало. Ни образы, ни звуки. Выкурив половину, тушит о свободный край пепельницы. В ней всё ещё покоятся окурки его ‘Winstonа’. Впервые за неделю начинает плакать. «Есть ли что-то более избитое, чем плакать на балконе, глядя на Его бычки? Есть ли кто-то более жалкий, чем я сейчас?» Следующей ночью снова не удалось уснуть самой. Раздражало, что и спать не может, и что-то полезное сделать. Устала от своего же нытья, но звонить всё ещё никому не хотела. Единственное общество, которого желала, было невозможным. А время, как назло, стало ещё более вязким после сна по накурке. Поэтому спасательный выход находится сам собой. Искать долго Катин номер не пришлось. Нужные цифры быстро нашлись в заброшенной годами ранее переписке. Старая знакомая не стала задавать лишние вопросы. Вызвав такси, Аля поехала на Патрики. «Не простой мент у неё мужик, видимо», — вылезая из такси класса ‘эконом’, смущенно оглядывает здание. Встреча проходит быстро, как и хотелось. Через два часа уже выходит на родной балкон и закуривает. И снова сон. Такой желанный, но недоступный без допинга. Однако через три дня спячки под травку сделалось ещё хуже. Смысл в днях потерялся окончательно. Всё, на что стала способна в таком состояние: спать, пить много сладкого чая и смотреть знакомые фильмы по подаренному Глебом проектору. В его тг-канал заходить начала каждые пятнадцать-двадцать минут. После того ролика злость поднималась на совершенно любую публикацию. Даже на жалкий стикер. Было немеющи страшно увидеть новую пассию. Злилась, плакала, злилась, плакала… Но не могла перестать обновлять. В какую-то из ночей, лёжа в ванной, впервые за месяц вдруг обращает внимание на живот. Всё это время избегала шрама даже взглядом, а тут дотронулась. В голову пришли строки и губы сами их пропели: — Сердце нараспашку. Затянет руки кабельная стяжка. Никто не мог подумать, что так страшно бывает наяву… Полноценный джоин выкуривает в уже похолодевшей воде, шлифуя существующее алкогольное опьянение. Под утро заснула прям там. Поэтому следующие сутки было решено провести без накурки. Пришла идея куда суровее, а именно съесть подарок от Катиного мужика. Пока Аля ждала, что знакомая отфасует нужную граммовку, мужчина по имени Толик налил джин. В прозрачной жидкости плавала свежая долька огурца, который покупательница нервно тыкала трубочкой. — Слушай, ты какая-то грустная. Катюшка ща тебе не веселье вынесет, так чтооо… — прокатывает по столу зип пакет, — Дарю! Это мы из Амстердама притаранили с ней. Ну, было больше, конечно, — смеётся в голос. — Но мы уже наелись и раздаём нуждающимся. — Я не нуждаюсь, — исподлобья зыркнула в глаза, цвет которых за бликами диоптрий было не разобрать. — Ну, тогда выбросишь. Хотяяя, я сомневаюсь, что мне показалось. Я же прокурор. Людей читаю неплохо. Так десять цветных таблеток оказались у Али в поясной сумке. Толик любезно подкинул их, пока та шнуровала кроссовки. «Видимо, у них с Катей это семейное. Хах, прокурор подкинул наркоту. Это прям ‘Криминальная Россия’», — ухмыльнулась, обнаружив подарочек уже по приезде домой. И вот спустя три дня Толик оказался прав. Аля стала нуждаться в веселье, пусть и искусственном. Иначе сердечно-сосудистая уже не выносила этой ежедневной бессмыслицы. А тут, спустя пятнадцать минут, захотелось включить бодрый плей-лист и порисовать. Будто энергия внезапно вернулась из далекой поездки. В мгновение оформила заказ холстов. Убралась во всей квартире и даже ни разу за три часа не чекнула канал Глеба. Обнаружив, что из выпивки дома ничего не осталась, решает прикупить пару бутылок на пути из художественного магазина. Ждать, пока приедут заказанные 40 на 50, не хотелось, поэтому направилась за теми, что поменьше. Так к вечеру вышла из круглосуточного во всеоружии. В одной руку, словно колокола, звенят бутылки. В другой чуть не распадается связка из разнокалиберных холстов. — Привет, Саш, — у подъезда сидела Юля. — Привет, — растерянная, застывает в паре метрах, — ты чего тут? — Да вот, — приподнимает пухлый бумажный пакет, через ручки которого был продет букетик гортензий, — приехала тебя проведать. Пустишь? — кивает в сторону металлической двери. — У меня дома хаос. Я гостей не ждала, — ложь полилась интуитивно. «Во-первых, я въебанная, Юль. Во-вторых, мне в соц. сетях то узнавать про Глеба невыносимо. А тут ещё и слушать про него придется.» — Да, Денис мне сказал. Я ему написала, когда ты трубку так и не взяла. — Я все контакты сейчас заблочила. У меня что-то типа детокса. — Что ж, можем тут посидеть. Будет пару минут хоть? — сдвигается к краю, освобождая место для приятельницы. Аля мнётся и неохотно садится рядом. Солнечные очки скрывают ненормально расширенные зрачки, а жвачка маскирует напряжение челюсти. — Мы с тобой, конечно, не подружки-подружки, но всё же… Мне очень грустно, что с тобой такое случилось. Пиздец как грустно. Но я даже не могу представить, как тебе сейчас, — сканирует фигуру Али. — Я могу что-то сделать? Может, тебе что-то нужно? Что угодно. Помощь какая может? — Хах, ты думаешь, мне кто-то сейчас может помочь? — мотает головой и окончательно опускает всё из рук на землю, — Мне сказали, что поможет только время. Да и то не со всем. В любом случае, думаю, машины времени у тебя нет. — Мда, это я понимаю. Но… Саш, это ща чисто моя инициатива, если что. Может вам с Глебом поговор… — Нет! — Ды погоди. — Нет! — подрывается. — Саня, притормози! — хватает за пакет, понимая, что та без вещей не уйдет, — Ему плохо. Он там в загул ушел. Мы все за него переживаем. У него тур уже вот-вот. Ты пойми, он тогда просто белую словил. Ну ляпнул, не подумав, что теперь семья будет неполная. — Да, я в курсе! Я слышала. Но, насколько мне известно, он справляется. Времени зря не теряет. Кстати! Как тебе она? Нравится? — О чём ты? — Юля морщится так, будто пытается разглядеть объяснение в спрятанных за очками глазах. — О девушке его новой. Ты же его близкая подруга, наверняка уже познакомилась. — Нет никакой девушки, Саша. Не знаю, откуда ты это взяла, но инфа фейковая. Слушай, ты ведь тоже ему наговорила потом. А он просто с горя сказал лишь то, что теперь детей точно не видать. Он же итак не мог, а сейчас у тебя осложнения. Но он не в тему, что ты ему не нужна. — Отпусти пакет, Юль. Езжай лучше к вашему Глебу и заботься о том, чтобы с ним ничего снова не случилось. — Саша, ещё раз тебе говорю, у вас просто недопонимание. Я ведь уже всякого его видела. Ну не выдержал он просто. Стал справляться со стрессом, как умеет. Выслушай ты его. Ты же любишь его. Он тебя тоже. Блядь, Саня! Поговори с ним. Чё ты так жестишь? — Да вы чё ахуели? Я отказалась от подруги, с которой больше десять лет дружила, потому что в нас с ним поверила! Ездила за ним на тусовки, чтобы вместе быть и забирать его оттуда! Делала все по дому! Переносила работу, чтобы с ним поехать туда-сюда! Спускала на нет его перепады настроения! И когда у меня происходит глобальный пиздец, это он то не выдерживает? Я вообще сдохнуть по этой логике должна! Это я, блядь, потеряла второй раз ребенка! Это у меня удалили один из репродуктивных органов! Мне диагностировали бесплодие! — вещество лишило способности рационально оценивать ситуацию, поэтому стало плевать, что весь двор это слышит. — Конечно, и тебе плохо. Мы все это понимаем. И Глеб тоже. Никто не спорит, что ты во всем случившемся заслуживаешь всё внимание и заботу. Да, ты чувствительная сейчас. Но нельзя же так резко, даже не разобравшись, всё обрубать. Ты скажи, что хотя бы не против поговорить. Глеб и сам приедет, если ты позовешь, — сохраняла баланс и покой в голосе, — Он сидит и думает, что дышать не достоин. Считает, что лишил тебя шанса на жизнь. Написывает там тебе. Ну прости ты дурака за неаккуратные высказывания. Ну не со зла он. Вы не поняли друг друга. Сашааа, — дергает за ещё не вырванную ручку пакета, — просто встреться с ним. — Нет! — рывок и бутылки лязгают, будто разбились, — Не буду я с ним видеться. Я знаю, что поплыву, просто увидев его. А это себя предать. На предательство себя я не пойду. Спасибо, что побеспокоилась и приехала. Больше не нужно. Юля с грустными глазами лишь протягивает передачку и уходит. Дома Аля съедает ещё колесо, хотя первое не до конца отпустило. Но уж очень нужно скорее отвлечься от произошедшего диалога. Прошло тринадцать дней. В них Аля то съедала, чтобы быть бодрой, и рисовала. То курила, чтобы переключить тело и поспать. За этим всем забыла о работе, друзьях и почти умудрялась забывать об отсутствии органа внутри. О том, что Глеба больше нет рядом, ни разу забыть не удалось. Даже на жалкие пару минут. Хоть и стала меньше смотреть его сети после Юлиного визита. Неизвестно, сколько бы ещё изолировала себя от общества, если бы в пятничный вечер не раздался дверной звонок. В поле зрение глазка попадает четко три лица. — Ребята, что вы тут делаете? Сказала ведь, что напишу сама. — Привет, Альк, — Денис стоял во главе плеяды. — Прошло две недели. — Вообще-то семнадцать дней, — лопая жвачку, поправила Даша, стоявшая по правую руку от блондина. — Короче, мы волнуемся и приехали хотя бы твой голос услышать. — Ну вот, услышали. Со мной все нормально, — старалась сохранять максимально трезвую речь, потому что уже ‘приготовилась ко сну’. — Ты чё, реально даже на порог не пустишь? — Лёша просунулся в глазок слева, — Мы больше двух недель тебя не трогали. Я умру, если хотя бы не обниму тебя! Впервые за месяц улыбнулась от умиления совершенно искренне. Чувство стыда взыграло на задворках сознания, но всё же страх был больше. Будто провинившаяся хотела утаить от друзей то, что может оттолкнуть. Но ведь они столько раз доказывали, что будут рядом, несмотря ни на что. Да и знала за собой, что так или иначе признается позже. Поэтому, ведомая Стыдом, отодвигает Страх. — Ладно. Но подождите секунду… Я штаны натяну. Ложь. Ложь. Ложь. Прикрыла ей необходимость запрятать вес, который валялся на балконе. На ходу напшикав везде освежителем воздуха, поправляет волосы пальцами и открывает. Пред парнями и свежевыкрашенной рыжей Дашей предстает совершенно другая Аля. Не та, что в последний раз. Волосы обрамляли впалое лицо. Губы явно регулярно покусывали, а глаза стали больше из-за отека верхнего и нижнего века. Тело потерялось в мужской футболке. Из шорт торчали ноги, ляжки которых уменьшились минимум на размер. — Господь-Бог, — Даша всплескивает руками, — ты как умудрилась так высохнуть? — Ооой, начинается, — закатывая глаза уходит в гостиную. В приглушенном свете комнаты все размещаются рядом с Алей. Впервые в жизни хочется скорее заполнить дружескую тишину, но соображает плохо. В куче уже давно неразделимых эмоций все слова в миг таят. — Алька, а чё у тебя травой так пахнет? — Стас входит вальяжно, блаженно принюхиваясь. — А ты что тут делаешь? — еврейский ход, чтобы намеренно увести внимание от его вопроса. — Приехал на пару дней. Соскучился. Ну и плюс тебя проведать, — плюхается рядом, прямо в центр дивана. — Ты? Соскучился? По мне? — Большое видится на расстоянье, ю ноу? — внезапно поглаживает её по задранной коленке, — Так откуда у тебя запах травы? Его даже через этот дихлофос слышно. Пока все принюхивались из кухни доносится голос Лёши. — Ебааать, тут винзавод, ребята! И, кажется, мастерская сумасшедшего. Взгляд девушки покрылся паникой, когда все ринулись на зов. Сердце заплясало в горле. Лёша достал из нижних шкафов пакеты, забитые пустыми бутылками. Стас зачем-то вытаскивал ещё закрытые из холодильника. И пока они в ужасе матерились, Даша и Денис притихли на балконе. — Чё вы вопите то? Я просто решила начать сортировать мусор. Поэтому кажется, что много. Вот и всё. Стас, блядь, верни всё на место. И ты, Лёш, тоже, — не дожидаясь начинает сама пихать запасы в холод. — Аля, что ещё кроме травы ты употребляла? — словно чужой мужской голос донесся с балкона, — Хватит в молчанку играть, — Денис заходит на кухню. — Говори уже, как есть. На стол прилетает скрутка, которую, по всей видимости, в спешке уронила. Включается естественный механизм защиты и без того раздраженной психики. — Ой, бля, ну покурила мальца. Чё такого то? Зато я спала хотя бы. И сны эти вонючие по очереди не смотрела. Не разводите драмы, ребята. — Только это было? — Денис продолжал настаивать на конкретном ответе. Не выдержав напряжения, срывается в зал и прячется под одеяло. Так работало в детстве с мамой, но явно не сейчас. — Аля, нам уже всем ясно, что было что-то ещё. Просто скажи, что именно и сколько, чтобы мы поняли, как тебе помочь, — судя по громкости голоса, Лёша встал прямо над ней. — Через три дня я начала курить, а потом… Мне знакомый бесплатно дал какие-то колеса из Амстердама привезенные. Просто захотелось не только спать уже, а чем-то заниматься, чтобы сублимировать. Я бы иначе… — слезы стали наворачиваться, но пока это видела только одеяло. — Так, окей, — рядом, судя по голосу, садиться Денис. — И ты просто съедала и рисовала? — Иногда снюхивала. Волной по комнате прокатываются тяжелые вздохи. Под край одеяла подлезает мужская рука и, нащупав Áлину ступню, начинает поглаживать. От этого избитого жеста становится чуточку спокойнее, поэтому девушка высовывает глаза наружу. Теперь все видят, что злость и скованность пропали. В поношенном теле осталась только боль. — Ясно. И тебе становилось легче? — Мне становилось нормально. Не лежать живым трупом было приятно. — А твои коллеги не заметили ничего странного при созвонах то? — Даша притащила туалетную бумагу и протянула вместо салфеток. — Я не работала. Заблочила всех и вся. — Чегооо?! Ты заблокировала даже работодателя? Алька, тебя же уволить могут, — Стас стал на удивление вовлеченным. — Ну да, если не уже. Но мне плевать. Уже плевать, — высмаркивает сопли, собранные за время тихих слез. Больше никто ничего не говорил. Денис с Лёшей ушли курить, Даша молча залипала на переливы лампы, а Стас покинул квартиру без объяснений. Из-за выкуренного и выпитого Аля задремала. В какой-то момент открыть глаза вынуждает возня в комнате. — Ооо! — в дверном проёме увидела Машу, — Чё пришла сказать своё любимое ‘а я же говорила’? — Привет. Нет, я пришла не для этого. — Дэ? Странно. Я думала, ты ждала этой возможности. — Нет, конечно, нет. Пришла сказать, что если тебе нужна будет какая-то помощь от меня, то я тут. — А! Ты за этим! Не, спасибо. Не хочу потом выслушивать, как много ты для меня сделала, а я такая не способная учиться на ошибках. В гостиной больше никого не было. Маша не двигается с места. Нетрезвый ум Али умудряется прочитать в глазах бывшей подруги сожаление и грусть. — Прости, что я тогда так проявила свое волнение. Это было ужасно некрасиво, но я не могла иначе в тот момент, — Аля нахально улыбается, но гостья, игнорируя, продолжает. — Всё это время я злилась на тебя. Но это, потому что мне было страшно, что тебя снова разрушат. А я люблю тебя и никогда не хотела этого. Присаживается на противоположной стороне дивана. Аля следила за каждым движением, как черный кот за прохожими. — Саша, мне очень жаль, что такое произошло. Что тебе снова пришлось пройти через эту потерю. Что в этот раз ты так пострадала, — линия нижнего века заметно увлажняется. — Милая, позволь помочь тебе с этим справиться? Клянусь, я больше ничего плохого ни про кого не скажу. Никогда. Это твоя жизнь. Я это приняла. Прости меня. Я очень по тебе скучаю. — Это правда, — за спиной провинившейся появляется Глеб, — Аль, пожалуйста, прости её. А то она уже мне весь мозг тобой проела, — брюнет улыбнулся. — Ну и меня прости заодно, пожалуйста. Я не должен был пропадать из-за вашей ситуации. Через минут десять взаимных слез девушки всё-таки обнялись. Глеб окольно умудрился присоединиться на короткие, но всё же обнимашки. — О! Четко я за вами заехал. Да, братан? — Стас хлопает Глеба по плечу и подмигивает Але. Та быстро догадывается, что младший Рубин пропал из квартиры не просто так. Спускался к машине, чтобы доложить парочке об идеальном моменте для примирения. К слову, старший времени тоже зря не терял и стал командовать, кто что должен делать. — Так, епта, папа Денис всё решил! — отрывает взгляд от телефона, заходя последним в гостиную, — Лексей и ты Малой, идите, сделайте кухню визуально приятной. Надо все эти стеклотары вытащить на помойку. Даш, Маш, помогите Але собрать вещи некоторые. Поживешь какое-то время у меня. И только не спорь. Я тя умоляю. Итак голова гудит, — адресует последние слова Але и с заранее нарисованной жалостью на лице складывает руки в мольбе. — Деловой, а ты чё делать будешь? — Стас пихает старшего в плечо. — А я до аптеки поеду. Я позвонил Женьку. Помните, сколько раз он меня откапывал? Ну так вот, он приедет через пару часов ко мне. Надо купить всё для того, чтобы он мог Альку на ноги поставить быстренько. Глеб, ты же на тачке? Подкинь меня. А потом, — снова обращается к лучшей подруге, — мы за тобой приедем. Поняла меня, козочка? — делает пальцами жест глаза в глаза и шлифует это всё доброй улыбкой. Никто не спорил. Все стали делать, как скомандовано. Благодаря слаженной работе Денис и его команда покинули квартиру на десятом, через полтора часа. Алю, как и планировалось, захватили с собой. После душа её ждала капельница. Маша вызвалась контролировать руку на случай, если пациентка заснет. — Сашка, а почему на всех картинах один и тот же вид с твоего балкона? — медленно поглаживала костлявую кисть. — Решила запечатлеть каждый день без него. Помогало фокус с мыслей на механику рук переносить. А торчала я почти всё время на балконе. Вот и рисовала этот вид. Иногда несколько раз в день. Размеры то разные. Глубокой ночью друзья разъехались. Аморе гоняла мяч по квартире, лязгала когтями, пока двое допивали третью кружку чая. Друг не читал нотаций на тему случившегося. Лишь озвучивает свои опасения. Но счастливо улыбается, услышав, что Аля готова попробовать начать учиться справляться самой. Без допинга. В ходе разговора успевает поплакать, наконец, не в одиночестве. Разделить слезы с кем-то всегда эффективнее, нежели лить их в одного. — Нет больше Храброй, Дэн. — Храбрость - не только пытаться обдурить мусоров, родная. Храбрость - признавать ошибки и слабость, — теплые губы встречаются с её виском. — Ты самый лучший человек во всём мире, Тучка. Я бы без тебя давно пропала без следа, — на этих словах ловит легкий щелчок в лоб. — Тучка сейчас ты, а не я. И ничего бы ты не пропала. Ты и до меня Храброй была. Идеальная по мягкости кровать принимает в объятья и Аля засыпает. Наконец-то спокойным, естественным, а главное, не одиноким сном. Наступило 2 ноября. В приоткрытое окно десятого этажа залетал прохладный воздух вкуса пока ещё осени. Прошедшая ночь была первой после недельного отсутствия дома. Друзья оставили здесь почти идеальную чистоту, поэтому варианта занять себя хотя бы уборкой не было. Но всё же одно важное дело образовалось, поскольку после окончательного расторжения трудового договора Аля стала безработной. «Потерять такую любимую и желанную работу… И ладно, потерять, но сделать это умышленно… Мда, лучше бы уж я суицидальными наклонностями страдала, ей-богу. Раз! И всё. Это лучше, чем изощренно уничтожать себя во всех плоскостях жизни», — скролила сайт фрилансеров уже какой час подряд. Почти всё, что откладывала в течение года на желанный курс у своего зарубежного маэстро монтажа, потратила за недели. И вспомнить из этого времени могла немногое. Только повторяющиеся сны, к которым стала привыкать. Только зависимость. Только раз в несколько дней возвращающийся аппетит. Только врачи. Только попытки друзей помочь. Из этих ‘только’ сложился месяц. Бесконечный, одинокий и безжизненный месяц. Маша с Денисом были единственными, кто ещё не предложил рассмотреть вариант разговора с Глебом. И если с вернувшейся подругой всё было ясно, то вот с Денисом до недавнего времени нет. — …А то! Я там с ребятами заобщался, короче. Пока поднатаскаюсь у них опыта. Может, что запишем вместе. Но даже если нет, то через них можно будет выйти на ‘Избу’ со временем, — притормозила в коридоре, услышав знакомое название в диалоге братьев. — Каким образом, Стратег? — Денис приводил в божеский вид свою кухню после посиделок всей компании накануне. — Там некоторые вхожи в круг Лирика, как я узнал. Бля, Дэн, однажды я выстрелю. Я отвечаю тебе. Ну не может быть, чтобы просто так всё складывалось. Хоп! И ты в больничке с Глебом. Потом хоп! И Аля чуть матерью его ребенка не ста… — Шшш! Громкость контроль. — Сорян, — перешел почти на шёпот. — Ну, ты понял. Ща вот в баре Питера знакомлюсь с другими из этого круга. Всё явно благоволит моему вхождению в этот лейбл. Медленно, но уверенно. — Дай бог, братишка, дай бог. — Если не через год, то через два я обещаю тебе место в випке на моём концерте, — стоя за углом, не видела его, но слышала улыбку. — Верю, Малой, верю. Но давай будем пока потише, а лучше вообще рядом с Алькой не обсуждать эти темы? Я тебя прошу. Не хочу, чтобы она отъехала. Хочется обойтись в этот раз без больнички. — Базара ноль. Слушай, а чего она реально не поговорит с Глебом? Чел там мертвым ходит. Функционирует, конечно, судя по сетям. Но с таким же трудом, как когда с женой расходился. — Я знаю. Я с ним списывался, — тут Аля напряглась, и какая-то часть её захотела уйти в комнату и не слушать. — Он перепил тогда и реально сказал, что снова ему семью с любимой женщиной не создать. Как я понял, там чуваки были, которые с Алькой не особо коннектятся. Ну и они начали его раскачивать на этот диалог. Хотя видели, что она в комнату зашла и слышит всё. Я согласен, им реально просто бы поговорить. Но пока Алька себя ненавидит за случившееся, не бывать этому разговору. А когда перестанет - хуй его знает. А нужен ли будет этот разговор Глебу в тот момент - тоже вопрос. — Утопия получается? — Получается. Вспомнив этот подслушанный диалог, отвлекается от пролистывания вакансий и залипает на двадцать четыре деревянные рамы, ровненько выстроенные друг за другом возле стены. — Интересно, как ты там сейчас? — спрашивает пустоту. Смотрит на них с самой выжигающей грустью во вселенной. Осознание, что больше двадцати четырех дней не видела Глеба, не хотело укладываться в голове. Удалось подчистить тело от наркотиков. Но не мозг от мыслей о нем. Удалось пройти ещё одно обследование. Но не путь до мусорки, чтобы выбросить всё связанное с парнем. Удалось начать искать подработку, чтобы было на что жить. Но не силы признать невозможность их совместного бушущего. Её откатило назад, но это было не самым важным. Дальше виднелась лишь пустота - это было самым важным. Самым важным и пугающим. Этот страх постепенно стал пробуждать сомнения в собственной правоте. Близился день рождение, который должен был быть другим. Глеб собирался взять с собой на концерт, а потом поехать вместе в Москву и устроить праздник. А теперь там впереди неизвестность. И бегать от неё смысла уже не было. Пока носишься - её ядро растет внутри. Ты неизбежно опустишься на своё дно. Так чего изводить ноги беготнёй? Нырнуть уже в пустоту, а там будь что будет. АLЯ: “Ребята, я купила билет в Сочи) Через 5 часов самолет) Решила сделать спонтанный подарок себе на др. Прилечу накануне, если конечно не умру от сердечного приступа на посадке( Но время учиться делать это грязное дело одной, всё же почти 28) Не ссыте, празднование в силе) И тк я безработная - лучший подарок бабки. Люблю, до связи” На самом деле в аэропорту просит взрослую женщину побыть с ней рядом, чтобы в случае чего помочь отвлечься. Вычисляет самую разговорчивую даму и подсаживается к ней. Такой, которая из ничего заведет беседу с просто сидящим рядом. Конечно, и пару бокалов вина делают свою часть дела по проверенной уже ни раз схеме. Таким образом, впервые сама проходит регистрацию и садится в самолет. «Что со мной сделали эти события? Была ли я когда-то настолько безразлична к тому, что люблю или боюсь делать?» — безответно спрашивает себя и отправляет сообщение. АLЯ: “Знаешь, что самое обидное? Ты удивишься, но даже не то, что он сказал что сказал. Это ведь реально так. Я его мечту не исполню. Куда обиднее, что он не пытался мне помочь. Сам первый заговорил о любви, а получается любил он меня только из-за ребенка. То есть просто меня он не любил. Видимо я загремела в список «попытка заткнуть душевную дыру»” Туча: “Аля, ты только не ругайся сильно, пожалуйста) я ща скажу то, что не собирался, потому что думал, что не будет ситуации необходимой для огласки этой информации. но раз выясняется, что его безучастие самое больное для тебя, то пожалуй передумаю)” Туча: “ты ошибаешься говоря, что он ничего не делал: все обследования на которые я тебя возил - это он их находил. больше скажу, я оплачивал только одно, и то это была символическая благодарность тому профессору. остальное всё делал Глеб. он мне писал и потом всегда узнавал итог, а еще спрашивал как ты с этим справляешь там. с тем, что ничего положительного всё никто не прогнозирует” По истечению двух дней благополучно возвращается в Москву и начинает готовиться к персональному празднику. За оформление переживать не пришлось, потому что девочки заранее сообщили, что берут эту часть на себя. Разделить заботу за еду и напитки вызвались Стас и Денис. В этот раз Аля действительно была как мамочка. В руках список продуктов, идущий строго по отделам гипермаркета. А перед глазами два брата, снующие туда-сюда под руководством. Стас по классике через пол часа начинает было ныть, что уже устал, но продолжает искать на полках озвученный именинницей товар. К вечеру все собрались на квартире и ждали 00:00, чтобы шумно встретить двадцать восьмой год хозяйки. Музыка, гул друзей, запах еды, минимальное освещение, яркие шары, запах цветов, снующая под ногами Аморе. Всё заполнило пространство вокруг героини вечера. Звенит полночь. Свечи, дрожа от желания, гасятся девушкой, стоящей на табуретки. Свист, аплодисменты, крики ‘Ура!’. На душе разлилось уже забытое тепло. В секунду показалось, что бед нет. Есть только эта любовь, которой её облепили, словно облачком. — Такс, мадмуазель, просим вашего внимания! — Лёша перехватывает Алю, когда та выходит из ванны, — Проследуйте, пожалуйста. В ответ лишь усмехнулась над манерами слегка подпитого друга. На кухне всучивают свеженалитый бокал игристого и ставят во главу угла. — Дорогая Александра! — начинает Денис. — Ебать! — поперхнулся Глеб. — Побойся бога, — усмехается Стас. — Я аж протрезвела, — икнув, проговаривает Даша. — Лан, шучу, — жестом лучший друг указал на необходимость вернуть тишину. — Алечка, мы с ребятами хотим вручить тебе подарок, который выбрать было не так уж сложно на самом деле. Несмотря на это, мы не могли изменить традиции и, конечно, переругались. Поэтому, если вдруг ты скажешь, что не принимаешь этот подарок, то девки нас официально могут отпиздить. Поэтому, прошу тебя, — протягивает конверт, — скажи, что принимаешь. — Манипулятор, — почти в голос шепчет Маша. С опаской и интересом Аля педантично открывает конверт. Перед глазами открытка из 90х: ‘С 45-ти летим!’. Снова улыбается. А распахнув открытку, застывает с этой самой улыбкой. — Вы чё психи? — не в силах оторвать взгляд от бумаги. — Год был непростой. Ты много работала для исполнения этой мечты, — начала Маша. — Случилось то, что случилось. Ты потратила все сбережения так, как посчитала нужным. Мы это понимаем, — перехватил Лёша. — Мы верим, что ты справишься со всем. Верим в твой талант и твое лучшее будущее, — как будто по отрепетированной цепочке произносит Глеб. — Мы любим тебя и хотим помочь. Как ты однажды помогла каждому из нас, — у Даши стали наворачиваться слезы. — Это не изменит случившегося. Не гарантирует тебе будущего, которое может рисоваться в голове, — робеет Стас. — Но это шанс. Мы хотим, чтобы он у тебя точно был в следующем году. Как ты и планировала, — приобнял брата Денис. Чем больше комментариев озвучивали друзья, тем сильнее нарастал спазм в горле. — Ребята… — подживает губы, — За что же я вас заслужила, — переводит плывущий взгляд с друзей на подарок. На листе А4 была выбита информация о том, что теперь Аля счастливый обладатель полугодичного курса по монтажу от Романа Аклохина. Тот курс, на который девушка копила почти год. Стоил он около трехсот тысяч, именно поэтому друзья боялись отказа. Знали, что не принимала помощь в этом вопросе даже от Глеба. Но это была уже немного не та Аля. Прижимает заветный подарок к груди и, визжа, топает ногами. Коллективные обнимашки и многократный возглас: ‘Спасибо-спасибо’. Ранняя встреча дня рождения подошла к концу. Друзья договариваются списаться днём и решить продолжить вечером празднование на дому или же выйти за пределы квартиры. Собирая стаканы по комнатам, Аля находит старшего Рубина на излюбленном балконе. — Я поехала туда, чтобы сменить обстановку, — наклоняясь через блондина, хватает сине-фиолетовый фужер, — Чтобы начать погружение в эту пустоту впереди, там, где нет всего этого шума, который исходил от всего. От квартиры, вещей, вас. Да чего уж там. Который исходил от каждого сантиметра Москвы, — со стаканами в руках, присаживается на выпяченную Денисом коленку. — Знаешь, ведь она никогда не была такой красивый, как когда мы были вместе. А эта дорога в направление его дома… Так часто ездила по ней последние месяцы, что будто могу дойти и в темноте. — И как погружение? — делает тугой и поэтичный выдох сигаретного дыма. — Больно. Страшно. Но потом легче. Много вопросов к себе возникло. К нему. И они так громко зазвучали внутри, что… — ловит молчание и тянет его, как Денис никотин. — Аля? — заглядывает в заслезившиеся глаза. — Что захотелось их задать, — моргает и наконец высвобождает влагу. — Скажешь, что это глупо? — Скажу, что наконец-то, — довольно тушит сигарету и достает телефон. — У него вроде завтра концерт в Самаре, да? Давай проверим? — А потом я встретила там Серёжу.