неЗависимость.

      — Дэээн, открывай давай!       Перестав насиловать звонок, Аля стучала кулаками по синей обивке двери. Хоть и расстегнула куртку ещё в лифте, всё равно ощущает, как пот сбегает вдоль позвоночника и за чёлкой у линии роста волос. Живот сдавливал голод и медлительность Дениса стала раздражать. Друг имел привычку ходить по квартире в наушниках, но, наученный печальным опытом, снимал, когда знал, что кто-то должен прийти.       «Если он забыл - ёбну! Сто раз же договаривались, что в условленное время никаких наушников. Сам ведь предложил пообедать вместе!» — мысль, полная гнева, завершилась, и гостья уже звонит на телефон.       Гудки не заканчиваются ни с первой, ни с пятой попытки. За дверью лай Аморе не утихает, и тревога зарождается сама собой. Даже будучи в наушниках, он бы заметил, что собака взволнованна.       — Я захожу. Если ты там голый, то сам виноват.       Ключ от квартиры снова был у неё после пропажи Дениса. Оставил на всякий случай, а случай бывает всякий. В конце концов, Амора так гарантировано могла оставаться сытой и выгулянной.       Замок поддаётся не сразу, потому что хозяин был не аккуратен из-за своего недуга. Сколько раз терял ключи или спьяну тормошил их в скважине так, что ломались или искривлялись. Поэтому Аля не удивляется, когда прикладывает усилия, чтобы попасть в нужный угол внутри отверстия и услышать заветный щелчок. Хоть и злится, но хочется скорее увидеть, потому что последняя встреча была две недели назад. После уехала с Глебом, и звонки не могли заменить личное общение. Тихо беспокоилась внутри все эти дни, но радовало, что Денис теперь не один. Он и Юля влюбились и в Новый год заявили, что решили быть вместе. Не просто так безотрывно общался с ней в декабре после концерта всю ночь.       Из полумрака коридора вылетает Аморе и с ходу запрыгивает на неё передними лапами.       — Тихо-тихо, малышка. И тебе привет. Тебя что, снова оставили без присмотра? — ощупывает стену на предмет выключателя, а другой рукой лохматит шерсть, — Где твой хоз…       Загорается свет, и ответ на вопрос предстает перед глазами. Развернувшаяся картина ударяет под дых своей схожестью на ситуацию чуть более годичной давности. Только теперь друг не висит, а лежит в проходе между коридором и кухней. Также как и тогда, девушка срывается с места и через секунду приземляется на пол. На зов всё так же никакой реакции, поэтому скоро проверяет пульс. Нет толчков ни на запястье, ни в районе сонной артерии, а наклонившись к лицу, не чувствует дыхания. Собака скачет вокруг и заполняет лаем всю квартиру. То тычет носом в тело Дениса, то в Алино. Последняя начинает осматривать лежачего не предмет повреждений, но совсем ничего из ряда вон не замечает. Срабатывают инстинкты и соображает, что нужно вызывать скорую.       — Да я не знаю, девушка. Машину пришлите, пожалуйста. Скорее! Пожалуйста! Я вас умоляю! — кричала в трубку на допрос, — Да боже ж ты мой, просто врачей отправьте сюда!       На другом конце диспетчер сохраняла спокойствие и призывала звонящую к тому же. В итоге сверяет услышанный ранее адрес и просит ожидать. Двигать парня было запрещено, поэтому, сняв куртку, укрывает его, а затем укладывается рядом и прижимается к руке. Аморе ложиться по другую сторону от хозяина, закинув морду на грудную клетку, и тихонько скулит. У подруги в это время тоже наворачиваются слезы.       — Туча, я тебя прошу, держись. Что бы с тобой ни было сейчас, прошу, не оставляй меня. Я готова больше не злиться на твои наушники.       Они, к слову, действительно были в ушах. Аккуратно достает один и слышит ‘Юкко - На кирпичах’. Этот трек уносит в день, когда на бывшую работу не прошла второй этап собеседования и сидела дома вся в слезах. Денис, получив отказ развеяться, нагрянул с пакетами в руках, а на полу подъезда вокруг него стояли растения в горшках разного размера. Развернув плед на полу балкона, разложил и расставил всё принесённое.       — Раз ты никуда не хочешь идти в такую чууудную погоду, то приглашаю на вот такой пикник. В нашем меню сегодня все ваши любимые вкусности и кусочек природы.       Весь вечер слушали песни, уничтожали принесённую еду, обсуждали коллег Дениса и новую девушку Наташу. А потом читал ей, пока не уснула. Любила слушать, как друг читает. Об этом никто не знал, потому что им нравилось иметь такой милый секрет на двоих. Всегда мечтала о старшем брате, который нянчился бы с ней, когда мама на работе. Защищал и читал. У подружки в садике был такой. Каждый раз уходила тихо плакать к шкафчикам, когда слушала очередной рассказ о минувшем вечернем чтении чужого брата. Завидовала, когда видела довольную улыбку на лице той девчонки и не понимала, почему ей так не повезло. Надо же было встретить в сознательном возрасте Дениса, который прекрасно читал по ролям.       ‘…Я оставляю свою номер. На кирпичах и бетоне. Твое лицо и твое имя. Фломастером на перилах…’       Слышит в левом ухе и трет лицо о мягкий рукав толстовки, надетой на голое мужское тело. Пока ткань впитывает слёзы, слышит резкий аромат. Тяжелый и прохладный. Это его любимый парфюм, который блондин считает ‘запахом настоящего мужчины’. Он навевает воспоминание о том дне, когда проел десертной ложечкой Áлин мозг. Близилась первая годовщина с Наташей, и Денис отчаянно боялся выбрать ни тот подарок. Прибегнул ко всему, чему мог: прочекал подписки в инстаграмме, составил список всевозможных упоминаний чего бы то ни было в разговорах. Точнее, что смог вспомнить. Но когда услышал визг после открытия подарочной коробки, как ни в чём ни бывало выдал: ‘Та я купил первое, что попалось. Даже не старался’.       «Брутал, ага. Тучный паникёр форэва», — ухмылка касается лица, но тут же тает.       Подняв голову, проверяет, не открыл ли вдруг глаза. Нет, всё так же спокоен и тих. Снова набирает скорую, чтобы сообщить, что прошло почти десять минут и пора бы уже быть тут.       — Вы называетесь ‘скорой’ помощью вообще-то!       — Девушка! Во-первых, прошло не больше пяти минут. Во-вторых, мы машины с бригадой из воздуха по вашему берём? Все на вызовах. Вам сказано ждать, вот и ждите!       Вот и ждёт. А что остаётся? Амора, всё это время напоминающая о себе лишь редким скулением, протяжно поднимается. Звучит рваный лязг когтей, пока обходит хозяина, еле волоча лапы. Приземляется между ног Али и Дениса, пытаясь просунуть морду под их руки.       — Хорошо, что ты есть, подруга, — поглаживает по голове и понимает, что нужно написать в чат.       Через минуты телефон оповестил о групповом видео-звонке. Кто-то сказал, что уже едет, кто-то, что отпрашивается с работы и будет выезжать. Не было только Стаса, который, похоже, ещё не видел сообщение. Сердце сжалось ещё больше после мысли: а что будет с ним?       «Так! Всё будет нормально со Стасом, потому что с Дэном всё нормально», — как бы в подтверждение своих мыслей, надеется найти открытые глаза, когда поднимает голову, но всё ещё ничего не изменилось.       В этот момент домофон оповещает, что кто-то пришел. Не спрашивая, открывает и бежит на лестничную площадку, поручив Аморе присмотреть за хозяином. От нетерпения смотрит через лестничные пролеты, как двое заходят скользя рукой по перилам. Кажется, что двигаются они медленно, и это злит.       — Наконец-то вы здесь! Пойдемте скорее! — кричит на эмоциях, сама того не замечая, когда двери лифта наконец-то открываются.       В квартире снова начинаются расспросы, в которых всё, что может сказать, так это то, как обнаружила Дениса. Чтобы не мешать врачу, уселась в противоположном углу коридора, держа Аморе в объятьях. Та не унималась и чередовала лай с скулением.       — Мора, пожалуйста, не плачь. Сиди смирно. Сейчас всё будет хорошо. Кому говорю, сиди тихо! — прикрикивает последнее, и собака тут же, прижав уши, притихла.       Целует в макушку, чтобы загладить вину за повышенный голос, и улыбается тому, как всё-таки Денис хорошо воспитал четвероногую подругу. Если бы не пропадал иногда, то его можно было бы спокойно назвать хорошим отцом. Когда мокрый нос елозит по белоснежным рукам, Аля смеётся. Видимо, прощена.       — Девушка, — она поднимает голову и тут же вскакивает, — мне жаль, но, к сожалению, он умер. Минимум два часа назад. Более точную информацию только вскрытие покажет.       В кино существует эффект вертиго, который держит героя в центре кадра и отдаляет задний план. Он создаёт напряжение и концентрирует внимание смотрящего. Аля чувствует себя центре такого кадра. Слова врача одновременно звучат будто у самого уха и в то же время вдалеке. На вопрос, вызывала ли полицию, мотает головой и уходит в подъезд. Не покидает чувство, что мозг глюкнул и всё это дереализация. Каждый вдох требует усилия и зарождается ощущение, что память стёрлась. В голове кроме этой новости нет ничего. Не за что ухватиться, чтобы вернуться к реальности. Руки сами набирают Глеба, видимо на бессознательном уровне, решая, что больше никто сейчас не поможет, не сделать глупость. От одного звука его голоса и такого нежного ‘милая’, дыхание возвращается и слезы начинают течь проливным дождем. Оседает на бетонную ступеньку, не выдерживая веса своего же тела. Пытается послушаться и успокоить рвущуюся наружу истерику, но, так и не сумев произнести ‘умер’, всё же зарыдала. На звуки прибегает медбрат и сквозь крики пытается увести в квартиру, чтобы можно было сделать укол.       — Алло, это Юрий, сотрудник скорой помощи. Александра перезвонит вам позже.       Смерть всегда приходит внезапно. Это самая пугающая черта Смерти. Ни её категоричность и ни её извращенность, а именно внезапность. Кто-то верит, что души живут вечно и есть шанс встретиться снова в другой жизни. Кто-то считает, что ‘уйдя’, мы можем быть снова вместе на ‘том’ свете. Всё это попытки залатать то, что навсегда оставляет Смерть - гулкую пустоту. Нет такого горя, которого нельзя пережить? Да! Всякую ли пустоту можно заполнить другими? Нет! Свято место хоть и не бывает пусто, но если все мы уникальны и неповторимы, то о какой замене может идти речь? Так или иначе, потеряв человека, ты остаешься с этой вечной бесконечностью. А отзывается она тоской в груди. И если при жизни ты бесконечно любили человека, то после будешь бесконечно скучать.       Через время приезжает полиция, а потом ребята и Юля. Пока подруга уже покойного обтекает возле стены на кухне, потому что успокоительное оказалось мощное, Юля впадает в настоящий припадок. При другом случае бы пошла и поддержала девушку, но сейчас всё, что может - это смотреть издалека, как духовного брата упаковывают и кладут на носилки. Идентифицирует перед собой всех друзей, на лицах которых либо слезы, либо окаменение. Ребята пытаются с ней поговорить, но за неё отвечает сотрудник полиции.       — Она под успокоительным. Молодые люди, вы кем покойному приходитесь? Александра нам показания пока что так и не смогла дать. Так что пройдемте со мной в соседнюю комнату, мне нужно задать вам некоторые вопросы при понятых.       Через пару минут рядом приземляется Юля. Видимо, тоже приструнили уколом и отправили ‘передохнуть’. У неё так же остаются тихо стекающие слезы, но в отличие от Али, почему-то ещё и трясется. Врачи не реагирует, по всей видимости, считывая это как индивидуальную особенность организма. В какой-то момент Юля кладет свою руку поверх Алиной, и так они сидят молча, пока из квартиры не начинают выходить люди. Последовав их примеру, накидывает куртку и выходит на лестничную площадку, чтобы снова присесть на ступеньку. Находиться в стенах, которые ещё держат его запах, и каждая вещь говорит, что хозяин часами ранее мог ей воспользоваться, было физически сложно. Мурашки то и дело пробегали по рукам, ногам и спине. Если бы не успокоительное, то допускает, что и так бы притихла. Вместе с Денисом вынесли и силы. Вынесли легкость в проявлении каких-либо чувств. В кармане телефон привлекает к себе внимание.       — Мда, — тихо хрипит в трубку.       — Наконец-то! Слушай, я приеду сразу после концерта. Сказал Диме, чтобы организовал мне транспорт.       — Поняла, хорошо.       — Ты только держись, ладно? — голос был возбужден, а от этого слегка повышен.       Хочется сказать, что держаться сложно, что хочется прямо сейчас его сюда. И хоть, услышав его голос, снова захотелось дать чувствам свободу, сдерживается. Даже в таком состоянии понимает: у Глеба концерт, ему сейчас к людям идти. Заставлять чувствовать себя виноватым в том, что не может оказаться рядом - эгоизм. Достаточно того, что итак теперь вынужден волноваться о состоянии возлюбленной.       — Да, хорошо, не беспокойся.       — Ну конечно, Саш, я… — на фоне послышался голос зовущий парня, — Так это мне пора идти. Не оставайся одна только, ладно? И ещё, — громко выдыхает, — я тебя очень люблю.       — И я тебя люблю. Сделай там по красоте, — сжимает губы и морщит лицо, из последних сил сдерживаясь.       «А потом приезжай скорее, пожалуйста», — проговаривает мысленно завершая звонок.       Пух куртки скатался уже так, что сидит, будто на бетоне голыми ягодицами. Мимо проходит очередная фигура, которой не придает значения.       — Сашик, поехали домой? Квартиру уже опечатали, — Маша присела на корточки напротив и слегка погладила колено подруги.       Дверь богато-синего цвета действительно была закрыта. На ней, контрастируя, висела характерная для опечатки белая бумажка. Пора было вставать и уходить оттуда, где уже никого нет, но надежда будто ещё сидит рядом на ступеньке. За Машиной спиной стоит Глеб, играя ключами от машины. Эти двое казались словно за стеклом, не понимающие что происходят. На деле же было ясно, что это Аля не понимает ничего и находится между реальностью и фантазией. Память не стала сохранять момент поездки до дома в деталях. Разве что четко запомнила, как Аморе уснула на них с Юлей, чем вынудила лишний раз не шевелиться. Оказавшись в квартире, анонсировала, что будет в гостиной, пока все по хозяйски собрались пить чай на кухне. Залезла под плед, воткнула наушники и уставилась в окно. Боковым зрением видела, как все изредка заходили по очереди и пытались начать разговор, но в ответ была тишина. Все вдруг стали такими далекими и неважными. Обесценился каждый в этой квартире, а от этого понимания становилось ещё хуже. Если потеря мамы лишила почвы под ногами, то уход Дениса лишил кислорода.       ‘…Корабли имеют сердце и возможность выбирать. И погибая, улыбаться. Мы с тобой ещё немного и взорвемся…’       В 15-ть слушала трек ‘Земфира - Самотёл’ и плакала, что мальчик Андрей из соседней школы заявил, что больше чем друзьями им не стать. Сейчас, услышав эту песню, плачет, что с ныне любимым мальчиком и дружбу больше не поводишь. В такие минуты кажется, что столько упущено. И хоть они с Денисом всегда говорили о переживаниях, счастье и важности друг друга, всё равно мало. Можно ли наговориться с дорогим человеком? Нет. Определенно нет. Чем больше и чаще ты говоришь с родной душой, тем больше потом будет казаться, что делал это недостаточно.       ‘…Хорошо, я буду сдержанной и взрослой. Снег пошёл, и, значит, что-то поменялось. Я люблю твои запутанные волосы, давай я позвоню тебе еще раз, помолчим…’       Не знает, сколько прошло времени, прежде чем слышит знакомый парфюма через полузаложенный нос и следом чувствует, как прижимают к себе. В это мгновение кажется, что боль становится чуть тише. Убавляет свою громкость хотя бы на одно деление, позволяя ощутить ещё хоть что-то. Это что-то, оказывается, любовь. Любовь к человеку, который, наконец, оказался рядом. К человеку, который последний, кто понимает без слов. Внутри начался бунт - это всё, казалось бы, замершее, требовало свободы. Наконец, издает звук, а точнее настоящий вой. Глеб, сильнее прижав к себе, начинает покачивать из стороны в стороны, убаюкивая, как ребенка. Это только до основания разрушает шлюзы, всё это время так старательно сдерживающие истерику. Благодарна ему, что не просит успокоиться, не пытается заболтать утешениями, фразами, что всё будет хорошо и боль пройдёт. Потому что боль никогда не пойдет. Она просто спрячется за событиями и ежедневной рутиной, но при любом неосторожном движение будет норовить выскочить из своего укрытия.       Бесконечный крик, который преломляла грудная клетка Глеба. Обхватив одной рукой её голову, а вторую прижав к спине, ни на секунду не ослабевает хватку. В ушах у Али звенит её же голос, а кожей щеки чувствует импульс из груди парня. Сердце, видимо, колотиться как не в себя. Будто каждый стук последний и нужно успеть жадно ухватить хотя бы ещё один ‘тук’. Но при этом он продолжает молчать. Жмется теплыми губы к влажному от слез и пота виску и вдруг начинает тихонько мычать.       — Глеб, я так тебя ждала. Так ждала, — произносит на одной дыхании.       — Ш-ш-ш, я здесь. Я с тобой.       — Мне так больно. Как же больно!       — Знаю, Сашуль, знаю.       В коридоре хлопает входная дверь. Желтый свет из окон напротив начинает рябить. Пошел снег. Спустя час Аля постепенно обмякла в руках Глеба. Потряхивания сходят на нет, и девушка мирно засыпает. На часах было около семи утра, когда, разлепив отекшие веки, увидела свою гостиную. На другом конце дивана лежала куртка Глеба, свернутая в ком. С кухни слышится копошение и тихая мелодия. Приближаясь, улавливает запах укропа и сыра. Взгляд встречается с черной рубашкой, облегающей напряженные плечи.       — Доброе утро! — немного вздрагивает, услышав шуршание, и оборачивается, — Сорян, если разбудил. Я тут попытался сделать твой любимый скрэмбл, но не суди строго. Вроде делал всё по видосу, но чёт как будто не то, — сменив улыбку на серьезное лицо, задирает указательный палец вверх. — Но я старался! Так что садись и ешь. Организму нужны силы.       «Дэн так же говорил», — заботливая фраза подкидывает сердце к горлу.       — Я спала на тебе? Наверное, тебе неудобно было без подушки.       — Главное, что тебе было удобно с подушкой в виде меня, — улыбается широко-широко. — А у меня куртка мягкая. Збс подушка вышла.       На стол перед Алей приземляется тарелка, на которой местами жирно поблёскивают желто-белые яйца. На вид скрэмбл получился, разве что местами был пересушен. Слева мужские руки устанавливают кофе с молоком и бутерброды с сыром.       — Всё как вы любите, мадмуазель! А нет, — быстрый разворот туда-сюда и ставит стакан яблочного сока, — вот теперь всё.       В благодарность тянет за рукав на себя и легонько целует в губы. Аморе спит возле батареи, что у балконной двери, и разбивает тишину своим тяжелым сопением. Когда друзья доехали до квартиры на десятом, Аля настояла на том, чтобы собаку оставили с ней. Аргумент, что хвостатая больше Стаса любит именно её, оспорить никто не мог.       — Прости, что встревожила тебя своим звонком. Я даже не подумала, что у тебя мит-грит, что скоро выступление. С моей стороны это было так эгоист…       — Стоп! Ты чего? Не нужно за это извиняться. Я бы тоже сразу позвонил тебе в такой ситуации. Ты всё сделала правильно. И будь я в городе, то приехал бы тут же, — обхватывает одной рукой взлохмаченную женскую голову и гладит по щёчке большим пальцем.       Как маленький котенок, отвечает на поглаживания встречным покачиванием, а потом утыкается в ладонь носом и оставляет поцелуй на внутренней стороне.       — Спасибо, — шепчет так тихо, что слышно лишь ему. — Ты лучший человек на земле.       — Это не так.       — Глеб, — укладывает голову на колено задранной ноги, — мне плевать для кого как. Если бы не ты, то я бы уже лежала рядом с Дэном в мор… Теперь у меня остался один лучший человек и это ты.       Больших глаз напротив коснулась улыбка, и это вызвало тепло в сердце. Осознание, что теперь перед ней единственный оставшийся человек, которому может доверять все свои мысли, зародило страх. Ведь если и его не станет, то что с ней будет? Как будет дальше жить? Все свои 28-мь лет она была с кем-то. Могла находиться одна, но перманентно всегда кто-то был. Сначала мама, потом Тима, потом Дэн, а потом встретила Глеба. Рябь мурашек обрушилась на спину от осознания своей беспомощности перед потерями.       — Если бы ты легла рядом с Дэном, то я бы лёг рядом с тобой.       Завтрак оказывается вкусным и хрупкая, на удивление, съедает всё без остатка. Ели в тишине, и это радовало.       «Как он понимает, что сейчас я хочу молчать?» — смотрела, как Глеб доедает свою порцию, пока упрямый листик укропа притаился на подбородке. Это вызвало улыбку.       — Ты чего? — удивленно бубнит с набитым ртом.       Без слов забирает прилипший укроп с мужского подбородка и съедает сама.       — А вот чего.       Ответная улыбка напротив вдруг гаснет. В непонимании уже Аля спрашивает, в чём дело.       — Саш, меньше всего я хотел бы оставлять тебя сейчас одну, но ничего не перенести.       — Тур…       — Да. Блядь, я не знаю что делать, — упиравшись локтями в стол, зарылся пальцами в волосах, не теряя зрительный контакт.       Но его теряет Аля. Пока завтракали, будто впала в забвение и забыла обо всём. Вот он сделал завтрак. Вот целует его. Вот снова признаются друг другу в чувствах витиеватыми речевыми оборотами. Вот уютно молчат. Вот он милее всех на свете жуёт кусок ржаного хлеба, смоченный в желтке… А вот миг рушит секира под названием ‘реальность’. И ничего предъявить ведь не может. Всё понимает, действительно всё. Но почему-то засаднила обида. Внутри маленькая Аля капризно топала ногами и визжала: ‘Нееет, хочу Глеба рядом! Нет! Пусть остаётся иначе я обижусь! ’.       — Ничего тут не поделаешь. Это работа, я понимаю, правда. Не маленькая, справлюсь, — в подтверждение возвращает взгляд глаза в глаза.       — Я постараюсь приезжать между городами. И если захочешь, ты всегда можешь приехать ко мне. Даже не напрягайся для этого. Просто пиши, и я всё организую.       Очередной концерт был намечен на следующий вечер, поэтому Глеб поспешил обрадовать, что ближайшие сутки они могут быть вместе. И если нужно брать от жизни, что дают, то Аля решила думать, что предстоящие сутки это и есть вся жизнь. А уже потом будет это долбанное одиночество в новоиспеченном аду.       После завтрака позвонила Маша и сказала, что Стас написал её Глебу о своем прибытие к вечеру текущего дня. Алю не смутило, что юный Рубин сообщил о приезде именно через Глеба. Эти двое всегда почему-то ладили больше всего именно друг с другом. Поэтому, если что-то узнавал Глеб, узнавала и Маша, а значит, и Аля. Раньше это всегда значило ещё то, что узнавал и Денис. Также стало ясно, что заключение о смерти будет готово к вечеру.       — Вскрытие назначено на обед, поэтому Леха и Глеб поедут вечером за ним. Туда и Стас подъехать должен. Дашка уже нашла бюро, — голос у подруги был такой, будто отчитывается перед руководителем за проделанную работу. Ни лишнего звука, ни лишней эмоции.       — Ясно. Спасибо, девочки. Напиши, пожалуйста, как ребята поедут за ним, хорошо?       — Да, конечно. Слушай, может ты приедешь к нам? Или давай я к тебе?       Все знали, что главный ‘колокол’ тревоги за Алю - это её слепое желание остаться одной. Если звенит, значит, дела хуже, чем плохи.       — Глеб до завтра со мной. Так что я не одна, не беспокойся.       — А, ну и хорошо. Больше не получится у него остаться, да? — показалось, что доля раздражения скользнула между слов.       — Нет, там города друг за другом… Вот, — притупила взгляд в потолок, пока тело обмякшим хлебом лежало на заправленной кровати.       — Мда, — отчего то тяжело вздыхает. — Ладно, если что, звони. Люблю.       — И я.       Разместившись на знакомой скамейке сквера, что возле дома, Глеб перебирал пальчики Али. Взгляд с его незамысловатых движений перетекает на спаниель, изучающую запахи вокруг. Сон в пару часов давал о себе знать пульсирующими висками и ломотой в теле. И то ли из-за этого, то ли из-за того, что Глеб скоро должен будет уехать, но захотелось говорить.       — Знаешь, я как будто сплю. Так уже бывало и ни раз. Когда потеряла первого ребенка, потом, когда мамы не стало, а потом, когда очнулась в сентябре в больнице. А сейчас Денис… И каждый раз я думаю, а могла ли я что-то сделать?       — И какой ответ приходит в голову? — Глеб так же спокойно поддерживает диалог.       — Нет, не могла, — находит его глаза. — Но от этого ещё более паршиво. Быть неспособной спасти любимых людей - ад на земле.       — Ты и правда ничего не могла сделать. Но я понимаю, о чем ты, — смахивает татуированной рукой новорожденную слезинку с бледной щеки, — Мы с Денисом как-то это даже обсуждали.       — Правда? А что именно? — оживилась от возможности узнать что-то новое про друга.       — Это на твоём дне рождение было. Мы чёт пошли перекурить и запизделись, — улыбается, вспоминая, как комфортно тогда прошел вечер… ________________________________       Присущая ноябрю сырость пропитала деревянные ступеньки коттеджа, на которых, не боясь промочить пятые точки, сидят двое. Глеб и Денис были такими же разными, как марки их сигарет, но схожи, как дым от них.       — Не, ну понимаешь, вот тачку брать если, то это надо за ней следить: масло-хуясло, чистка, ТО, срок страховки и прочее. Не, нудно это всё. Обязанности эти лишние, не. Зачем себя обременять? Проще таксо заказать.       — Бляяя, ты чёёё?! Это же всё такие мелочи. Ты делаешь это, считай, систематически, в какое-то время. Зато всегда можешь рвануть куда хочешь. Ничего не ждать, никого не просить. Не-не, ты не прав. Тачка - это свобода.       — Скучаешь по бибики своей? — Денис гогочет так громко, что перебивает музыку доносящуюся из дома.       — Ты не представляешь как! Считай, вот она стоит, — тычет на гараж неподалеку, — руку протяну и вперед, а нет. Но ничё, осталось немного.       — Слухай, а погнали посидим в ней? Тупо чил в ‘Porsche Cayenne’.       В салоне всё еще пахло свеженатянутой кожей. Денис неуклюже снял кроссовки, чтобы не замарать новую подругу друга, и развалился на пассажирском сиденье спереди. Глеба хоть и позабавила чрезмерная забота о чистоте, но сделал тоже самое.       — Ля, ну дорого-богато. За сколько до столицы подкинешь?       — Сорян, не подкину. Я против пьяных людей в машине.       Наперебой звучит смех на весь салон. Пьяного и гнущийся пальчик может развеселить, если компания хорошая. А эти двое изначально ладили, не напрягало общество друг друга от слова совсем. Глеб уважал Дениса за трудолюбие, ярко выраженную жизненную позицию и доброту. Денис уважал Глеба за талант, отзывчивость и простоту.       — Фуф! — уняв приступ блондин откидывается на спинку, — Кайфовый ты мужик, Глеб. Рад, что у Альки такой человек рядом.       — Взаимно, дружище. Спасибо, что этот месяц был на связи, — после этих слов на плечо прилетает увесистая рука Дениса.       — Пожалуйста. Я просто верю в тебя, чувак. Думаю, что Аля с тобой может быть счастлива. Именно вот серьезно так счастлива. По-взрослому. Надолго.       — Думаешь? — иронично уточняет кучерявый и играет бровями.       — Хахаха, блядь, конечно!       — Странно, что ты в меня веришь, а в себя нет.       — Да, если у меня есть хотя бы маленький шанс навсегда избавиться от этой тяги, то я бы отдал его тебе.       — Тебя уже заносит, братан, — переливистый смех Глеба был совершенно искренним, потому что не воспринимал слова Дениса всерьёз.       — Ты чё не веришь?! Я те толкую о том, что я свой шанс въебать могу на раз два, а вот ты точно смог бы его использовать.       — Я вот не согласен категорически. Ты дальше алкахи не уезжаешь хотя бы, понимаешь? И вообще, ты слишком хорошего обо мне мнения.       — Я просто успел тебя узнать. И вижу, как Алькин с тобой себя ощущает. Она с тобой такая, - пальцами показывает скобки, - ‘своя’. Обычно она так только со мной себя ведет. Знаешь, не движется, а будто плывет, — прыснул смехом так, что слюни полетели. — Ебать! Я как будто ‘Сумерки’ читаю. Хахаха!       Со стороны можно было подумать, что они не просто пьяны. Денис стал хлопать себя по коленям, пытаясь скорее освободиться от приступа смеха. А Глеб ухахатывался, просто смотря выступление парня на соседнем кресле. Словно два школьника на последней парте, которые говорят понятно только друг для друга, а от этого и смеются.       — Короче, блядь! — отдышался Денис, — Если бы я мог вам помочь ещё больше, ребята, то я бы помог. Она столько сделала для меня уже, мужик, что я до конца жизни не отплачу. То, что я все ещё жив на 50% её заслуга, а на оставшиеся пятьдесят Бога. И этот сентябрь, а октябрь то… Они были страшными для меня, друг, потому что я тупо был вынужден смотреть, как мой любимый человек чахнет. Хотел порешать так, чтобы ей стало легче, но не мог. И это было так отвратно. Хотеть помочь, но не знать как? Да лучше вырвите мне сердце, — в стеклянно-голубых глазах собралась влага, которую парень быстро убрал костяшками пальцев.       — Думаю, что ты ей очень помог. Может, не ты так с ней что хуже бы случилось. И вообще, всяко лучше, чем я со своими белками, — пьяный взгляд Глеба скатывается к коврику авто.       — Остынь, кто не напивается? И вообще, глядя на неё сегодня, я подумал: столько уже пережила, а всё равно веру и преданность к этому миру не теряет. Поэтому рядом с тобой и решила остаться, наверное. А я тупо вижу, что такой радостной она последний раз была, когда ещё мать её была жива. Спасибо тебе за это, братан!       Преисполненные благодарностью крепко обнимаются и давятся улыбкой. Тем временем резко раздается грохот двери, который парни не заметили из-за сниженной алкоголем бдительности.       — Ой, я вам тут не помешаю? — послышался знакомый девичий смех, — Любимые мои, вы чё шушукаетесь тут?       Аля появилась перед носом машины вся в конфетти и с розовыми от градуса щёчками. ________________________________       — Ааа, так вот почему вы обнимались! — такой добрый рассказ породил самую настоящую улыбку.       — Да, а ты пришла и испортила наш романтик.       Воспоминания о дне рождение продолжились уже более веселыми случаями. Как танцевали в полной темноте. Как в игре с бумажкой на лбу Дима до последнего не мог угадать, что он Егор Крид. Как пели под гитару песни 90х. Как кто-то сгруппировался и стал под утро мастерить из подручных средств воздушного змея. И ряд других моментов с той на удивление дружной и шумной вечеринки. Вечеринки, где Денис был словно Амур, который празднует своё точное попадание стрелы в два сердца - счастливый и горделивый.       День протекал тихо. Будто весь мир замедлился, чтобы, не дай бог, не взволновать раздраженную нервную систему Али. Та же то молча начинала пускать слёзы, то залипала в точку, то рассказывала Глебу что-то о их с Денисом совместном прошлом. О том, что наступил вечер, стало ясно даже не благодаря часам или сумеркам, а сообщению в чате друзей. И хоть парни предлагали Але не ехать до морга, она не смогла разрешить себе так трусливо оставить друга. Пока физически был здесь, хотелось оставаться рядом.       Косо-моросящий дождь царапает часть куртки, которая не может спрятаться под зонтом. Стас приезжает последним. Достав чемодан из багажника, совершенно равнодушный к дождю, проходит под козырек. Тело его напомнило Але своё же отражение: поникшее, скованное, неповоротливое. Лицо не выражало никаких эмоций, но глаза говорили, что плакал уже ни мало. Очередь поприветствовать дошла до Али и обнимает его, как никогда. Ничуть не удивляется, что не встречает того же. Внезапно Стас и она оказались похожи куда больше, чем думали. По крайней мере, реакция на потерю брата оказалась схожа.       Коридор соответствовал заведению. Был тихим и бледным. Металлические стулья вдоль стены отталкивали одним своим видом, поэтому друзья остаются стоять, сгруппировавшись.       «Какое место, такой и коридор. Как можно добровольно пойти на такую работу? Ещё немного и меня вырвет от одной мысли, где я.»       Доктор с сединой на висках и бровях появляется где-то из глубины коридора и не спеша растирает натертую очками переносицу.       — Постараюсь максимально просто: у Дениса обнаружена тромбоэмболия легочной артерии. В следствии закупоривания тромбом произошла гипоксия и остановка сердца. Смерть была мгновенной и наступила она за три часа до того, как его обнаружили. Судя по заключением врачей клиники, где Денис наблюдался годом ранее, он знал, что алкоголизм дал осложнение на работу кровеносной системы. Однако в тот момент ни симптомов, ни самого тромбоза ещё не было. По всей видимости, всё произошло значительно позже, и он просто не знал, что появилось чёткое заболевание, и оно прогрессирует. Это заболевание в целом заметить бывает трудно, так как сложно ощутить явную симптоматику.       Всё то время, что Дениса размещали в заказанной парнями машине, Аля вжимается обеими руками в предплечье Глеба и прикусывает щеки изнутри. Приступ истерики сейчас никому не поможет. Дать волю чувствам смогла только в ночи, когда вместе с кучерявым оказались дома.       На следующее утро в теплой квартире на десятом двое прощались у порога. Всё ещё понимала, что работу Глебу не отменить. Всё ещё злилась и грустила внутри из-за этого факта. Когда дверь за парнем закрылась около получаса залипает на разводы декоративной штукатурки, украшающие стены прихожей. Затем неизбежно находит в спальне черные джинсы и толстовку.       «Дэн бы разрешил мне быть одетой так, как комфортнее. В жопу официоз», — небрежная гулька завершает образ депрессивного подростка и вот они с Аморей уже едут в сторону кладбища.       Накануне практически всё было приготовлено сотрудниками похоронного бюро, которое оплатили совместно. Туманное утро прекрасно сочеталось с туманностью в голове. Влага, покрывающая оградки могил, серебрилась на восходящем солнце. Именно сегодня светило решило всё же разогнать тучи, ветер не тревожить территорию, а над головой дружно пели птицы. Когда ‘Ночные Снайперы - секунду назад’ играет на 01:11, Аля нажимает на паузу и обнимает Машу, выходящую из машины. С заднего сидения вылезает Стас, снова не обращающий внимания на лучшую подругу своего брата. Казалось, что для него её не существует. Плотно прижавшись друг к другу, женская часть компании доходит до нужного места и дальше Аля запоминает лишь: теплую ладонь Маши и Даши, стоящих по бокам, солнечные блики на черном дереве гроба и стук своего сердца в ушах. Сев в такси, снова нажимает плэй и трек продолжает играть:       ‘… И запах сандала, и запах скандала. Пустое шоссе, пять минут до вокзала. Мы страны делили все поровну, вместе, но в них без тебя мне не интересно. Зачем мне теперь красота? Я без тебя сирота…’       Как странно, мы можем не замечать столько деталей, когда находимся рядом. Денис был таким близким, и казалось, что знает его донельзя. Но вот стоит в его квартире и понимает, что обои прихожей не просто серые, а серые в бирюзовую полосочку. В ванной пахнет не экзотическими благовониями, как всегда казалось, а химозным порошком, открытым в углу комнаты. А когда подходила к дому, заметила, что балкон друга был единственным, кто имеет шторки.       «А ведь он повесил их, чтобы свет не бесил меня, когда я на отходах жила у него.»       Из глубины комнаты своего брата Стас вышел, потирая глаза. Грузно усевшись на диван кухни, чиркает зажигалкой. Не сразу замечает, что в руках именно сине-голубая коробочка ‘Parlament’, которую Денис дежурно хранил дома. ‘Дома нужно кайфовать, а что может быть кайфовее парламы на кухонном диване? ’ - часто говорил он.       — Я решил уехать на какое-то время, Саш. Можно Мора у тебя пока пожить? — вопросом выдергивает из воспоминаний.       — М? Да, конечно. Дашь одну? — тыкает взглядом в сигареты.       Немного помедлив, Стас протягивает открытую пачку и, отодвигаясь к одному концу дивана, ставит по середине пепельницу. Так они сидят молча одну сигарету.       — Думаю, через пару недель вернусь.       — Что будешь делать в Питере?       — Я не в Питер.       — А куда? Погоди, а как же работа? А девушка твоя?       — Работа подождет. Девушка поймёт, а нет, так… — пожимает плечами, — А куда? Да куда первый билет будет. И пошло всё в пизду.       Перед Алей сидит молодой парень, который к своим 25-ти потерял последнего родного человека. В глазах, что так старательно сжимает, сдерживая эмоции, читается обреченность. А когда человек чувствует себя обреченным, то может случиться что угодно. Такими часто движет мысль: ‘а что мне терять? ’.       — Стас, — боязливо тянется и кладет руку на плечо, — возможно, я последний человек, с которым ты бы мог или хотел… Ну, знаешь, поговорить о чувствах. Да, мы не особо близки, хотя, как по мне, отношения за последний год и улучшились, — образ напряженного парня напротив плывет из-за пелены нахлынувших слез, — но если что, то я здесь.       — Братец бы одобрил твои слова, — хмыкает отвернувшись.       — Братец бы одобрил, что ты не огрызнулся на меня, — вдруг усмехается. — Он бы вообще удивился, что мы с тобой столько времени спокойно рядом вместе сидим.       — Ахуеть, вы че теперь друзья? Пойду поплачу, что меня бросили, — Стас пытался передразнить потенциальную фразу, которую бы Денис мог сказать на развернувшуюся картину.       Смеются в голос, и этот заливистый смех приятно заполняет всю грудь теплом. Но затихают, встретившись взглядами, которые ещё до этой шутки-минутки были наполнены слезами. Снова тишина.       — Саня, его правда больше нет? — шепчет Стас, как в забвении.       Глаза становятся полны боли и надежды. Хоть и сам вчера видел, как тело брата опустили в землю и ей же засыпали, всё же сказал это именно вопросом, а не утверждением. Аля всё еще не могла произнести это вслух. Слово на букву ‘у’ разрезало голову изнутри. Казалось, оно звучит там так громко, что закрой уши и станет тихо, но нет. И именно поэтому лишь кивает, напрягая челюсть.       Лицо Стаса вдруг морщиться и губы, кривясь, рвано выпускают воздух. Из складок глаз градинами начинают стекать слёзы. На секунду Аля теряется, ведь таким или около того никогда друга не видела. Но шок быстро рассеивается за пеленой сочувствия и нежности. Мигом переставив пепельницу за свою спину и пододвинувшись ближе, приобнимает за плечи. Не знает, правильно ли поступает по меркам парня, но точно верно по своим. От касания в Стасе будто разверзся вулкан. Видит в этом себя, ведь так два дня назад на неё подействовали касания Глеба. Мужские плечи начинают вздрагивать, когда левой рукой сжимает себе рот. В ладонь выливаются всхлипы и что-то похожее на завывание. Правой рукой на Алино удивление, прижимает к себе её тело, стиснув ткань свитера на спине. Что-то подсказывало: сделал это до побелевших костяшек. Как бы не хотелось, но не может забрать его боль. Как не могла когда-то забрать боль Дениса. Всё, что в её силах - это разделять. Поэтому, ткнув подтекающим носом в ворот мужской толстовки, тоже разрешает себе не сдерживать плач.       Вечером в родной прихожей ключи звонко лязгают о тумбу. Аморе вываливается из темноты гостиной, щурясь от яркого света люстры.       — Пойдём гулять?       Но вопреки стереотипу, собака со спокойной мордой лица плюхается на пол. Конечно, она грустила, как и все. Пока все вокруг потеряли часть своей жизни, хвостатая потеряла весь мир.       — Не гоже такой молодой собаке дома сидеть. И если ты не научилась ходить на унитаз, то вставай. Мора, — перестраивает голос на более твердые ноты, — гулять! — и воспитание Дениса побуждает тут же послушно встала и пойти на выход.       Вечер ранней весны пока не особо отличался от вечера поздней зимы. Как водиться в этих широтах, погода смешивается, словно всё в доме Облонских. Благо не было ветра, поэтому, осилив прогулку до парка через пару кварталов, подруги медленно побрели по полупустым аллеям. Страх шёл следом и связан был совсем не с временем суток на улице. Череда потерь поселила в глубине души страх остаться совсем одной. Без единого человека, с которым душа от простого нахождения рядом уже была бы дома. Такое называют ‘на своем месте’.       Когда компания вернулась домой, у Аморе, казалось, даже улучшилось настроение. Аля старалась разговаривать с ней и ласкать, пока та ни на секунду не оставляла новую хозяйку наедине с самой собой. Тяжело дыша, собака выбежала из ванны, где лежала на полу и дышала влажным воздухом, пока девушка принимала горячий душ. Войдя в комнату, находит подопечную на кровати со знакомой тканью у морды.       — Достала, хулиганка? Не лазить по шкафам тебя отец не успел научить, да? — без доли злости снова говорит с Аморей и укладывается рядом.       Это был тот самый темно-синий свитер с нашивкой в виде тучки. Ещё год назад Денис носил его, пока не началось потепление, а сейчас ткань обреченно лежит между двумя так любящих блондина созданий. Аля забрала этот предмет одежды себе, не раздумывая. Никому свитер не будет так важен и памятен, как ей. И пока вещь хранила запах своего обладателя, собака с девушкой уткнулись носом в мягкую ткань и вдыхали полной грудью. В уголках стала скапливаться очередная порция тихих слез, а следом и стекать, щекоча переносицу и висок. Из погружения в себя выдергивает звонок телефона. На экране появляется Глеб, развалившийся на кровати своего номера в отеле.       — Ты как?       — Съездила забрать Аморкины вещи. Пересеклась там со Стасом. Он попросил пока подержать её у себя пару недель. Так что теперь я нянька. Вот домой недавно зашли с прогулки. Она ещё козлилась сначала и отказывалась.       — Ты плачешь? - всё это время ровный взгляд нахмурился.       — Морка вытащила из шкафа его свитер, — вытягивая руку, демонстрирует их валяние на кровати. — Лежим теперь вдвоем и обнимаем его.       — Я бы вас сейчас обнял, — усталая улыбка вздрагивает на губах музыканта.       — Не знаю, как она, но я бы не отказалась, — совершенно искренне улыбается в ответ. — Ты там как? Успеешь нормально поспать сегодня?       — Та хуй знает, если честно. Надеюсь, а то башка гудит. Но я перед концем просто закинул обезбол и полегчало. Сама там тоже спи только.       — А давай вместе? Я видела, так делают: ставят телефоны у кровати, и не прерывая звонок, засыпают.       Удивительно, как лихо работает мозг, когда хочет обеспечить человеку безопасность и комфорт. Алин придумал ритуал, который теперь какое-то время будет заменять им с Глебом присутствие в жизни друг друга. Сон по видео-связи, кажется, станет одной из ниточек, которые будут держать отношения. Ведь работу не отменить, а эмоциональные силы ездить за ним не взять из воздуха. Засыпая этой ночью, Аля видит прикрытые глаза на экране телефона, чувствует от кофты запах ушедшего человека и понимает, что как раньше не будет.