Я помню каждую твою деталь, Я помню всё, что хотел бы стереть ©.
Дверь в комнату Цзян Ваньиня резко распахнулась, впустив внутрь урагоноподобного Цзян Усяня. Тот светился счастьем и источал неимоверное количество энергии, словно солнечный вихрь, казалось, даже весь воздух в помещении пришёл в движение вместе с ним. — Чэн-Чэн, хорошие новости! — Стучаться не учили? — угрюмо буркнул Цзян Чэн, оторвав взгляд от тетради. Какими бы шикарными ни были вести, он восторг брата явно не разделял. — Да ладно тебе! Мы же помирились! К тому же, я — неотъемлемая часть твоего личного пространства. Всё детство же вместе жили! — Соскучился по ночлегу на дереве? — приподняв бровь, с заметным ехидством в голосе поинтересовался Ваньинь. Он любил строжиться и припоминать брату эту историю. Мол, спровадил из общей комнаты в детском возрасте, может выдворить и сейчас. О том, как Цзян Чэн переживал о своём тогдашнем поступке, извинялся перед Цзян Ином и рыдал в три ручья, оба они благоразумно умалчивали. Усянь и вовсе каждый раз охотно подыгрывал, будто и правда верил во все «чрезвычайно жуткие угрозы» брата: — Вот уж нетушки! Я теперь сильный и ловкий — не выгонишь, сопротивляться буду! А ещё я вырос очень красивым… — произнеся это, Цзян Ин картинно провёл рукой по волосам. Обольщение на Ваньиня не подействовало: — Для самолюбования зеркало есть! Зачем ко мне-то припёрся? — Я заключил контракт с модельным агентством, А-Чэн! Представляешь? — А раньше его у тебя не было, что ли? Ты же часто на съёмки мотаешься… Плакаты, билборды, журналы, видеоролики… Цзян Чэн точно помнил каждую улыбку брата, запечатлённую на камеру. В подробности он не вникал: ценил личные границы, в отличие от некоторых. Но, учитывая популярность Цзян Ина, у того наверняка скопилась приличная пачка деловых договоров. Причём Ваньинь уже толком не понимал какую жизнь ведёт Усянь: известность и медийность, как у поп-звезды, отсутствие графика, как у отчисленного студента-раздолбая, результаты в фехтовании, как у сверхчеловека. Одно чувствовал точно: всё, не связанное со спортом, ему дико не нравилось. Возможно, оттого, что вне фехтовальной дорожки брат выпадал из поля зрения? — То рекламные проекты. Спортивная одежда, обувь, товары для активного отдыха и прочая фигота — всё, относящееся к моей спортивной карьере, в общем. А тут-то мной самим заинтересовались! — улыбка Усяня начала ослеплять. Вспышки на Солнце и то тусклее. — Ага, точнее лицом и туловищем, — Цзян Чэн окончательно забросил свою учебу и полностью сосредоточился на словесном поединке. Даже отодвинулся на крутящемся кресле от стола подальше, чтобы удобнее было противника разглядывать, а в случае чего и выталкивать из комнаты. — Ой! Не завидуй. Ты у нас, между прочим, тоже красавчик, просто скромный донельзя. Давно бы уже на обложку попал, стоило только захотеть. — Больно надо! Ваньинь не любил показуху. Страницы в соцсетях даже практически не вёл, чем неизменно огорчал фанатов. Поэтому их у него набралось не так много, особенно в сравнении с Цзян Усянем… «Скучный» — самое ёмкое описание портрета Цзян Ваньиня, сложившегося в головах журналистов, рекламщиков и всех прочих заинтересованных лиц. Интервью сухие и безжизненные — голые факты, репутация чистая до скрипа, вредные привычки отсутствуют, как и хобби, полезные знакомства и прочие аспекты интересной личности. Спортсмен до мозга костей. Далёкий и непонятный. Его вполне устраивало. Ненужных людей в жизни Ваньинь не терпел. И неважно, кто они: интервьюеры, рекламные агенты или поклонники. — Не хочешь? А я уже договорился… — Цзян Ин поник, его обильная жестикуляция сошла на нет, и он глупо замер посреди комнаты. — В смысле? — Съёмка не будет долгой! Хочу себе потрясную фотку с братом, и чтобы все её увидели — вот такая прихоть у меня! Разве это плохо? В течение недели с тобой свяжется менеджер и договорится о дате и времени, а я, так уж и быть, подстроюсь. Цзян Чэн подскочил с кресла. Как знал, что понадобится свободное пространство для очередной стычки с неугомонным братцем: — Ты совсем обнаглел?! Решать подобное за меня! — Так в итоге ты все и решишь! Давай, А-Чэн! Ты же впахиваешь больше всех, а о тебе только википедия знает! Неужели ни капли не обидно? — Цзян Ин приблизился вплотную и стал по-лисьи всматриваться в родное лицо. — Нет. Мне хватает моих спортивных достижений. Дутая слава мне ни к чему, — непреклонно заявил Цзян Чэн, скрестив руки на груди. — Ну, пожалуйста… Мы же хотели вместе стать настоящими героями. Помнишь? Как мушкетёры! — глаза Усяня приобрели просящее выражение. Он даже трогательно подергал за рукав футболки брата, как маленький ребёнок, требующий внимания. Скрещенные руки Ваньиня расцепились сами собой, ознаменовав его поражение. — Вообще-то, как заклинатели, — непривычно мягко поправил он. Цзян Чэн слишком уступчивый. Почему он всегда так потакает Цзян Ину? Он же ненавидит фотографироваться и строить из себя модель!Все разошлись, а мы по центру, Мы чёрно-белые для разноцветных, Я помню каждую твою деталь, Я помню всё на этой фотографии ©.
— А теперь встаньте поближе, скрестите шпаги перед лицом и посмотрите друг другу в глаза! «Какой бред… Где они в фехтовании такие позы видели? Там что, обложку гейского романа снимают? Эти команды фотографа одна хуже другой!» — раздражение Ваньиня так и рвалось наружу, но вместо него вовне выплеснулся смех Усяня. — Ахахаха! — Хватит ржать! Ты опять испортишь кадры! И так уже на час пришлось студию продлить! — Цзян Чэн всё-таки не сдержался. Он устал. Всё оказалось куда утомительнее обещанного братом. Софиты жарили как знойное солнце, от тяжёлого грима задыхалась кожа, тело ныло от статического напряжения — они стояли в идиотских положениях минут по десять. Пока их со всех сторон снимут, уже и судорогу схватить успеешь! А эти бесячие щелчки затвора! У Ваньиня сейчас нервный тик в такт щёлканью начнётся! — Просто мы похожи на злобных бывших! — отсмеявшись, пояснил Усянь. «Или на повздоривших настоящих…» — так и вертелось на языке Ваньиня, но сорвалось с него иное: — И тебя снимали в рекламе? Актёрское мастерство на высоте! Соберись давай! — Ооо, какой жгучий взгляд! Замрите! — донеслось восторженное из-за массивного фотоаппарата. Цзян Чэн был знатно удивлён тому, с каким радушием его тут приняли. Раньше Ваньиня снимали лишь спортивные вестники, заинтересованные только аспектами профессиональной карьеры фехтовальщика: художественно позировать, выдавать эмоции и наряжаться ему никогда не приходилось. Он решил, что Усянь попросту вынудил издательство снять его за компанию в угоду своим желаниям. Но все присутствующие действительно рады Цзян Чэну — это и настораживает. — Ваньинь, улыбнитесь, пожалуйста! Уголки губ того тут же карикатурно растянулись — выглядит до одури фальшиво. Фотограф не оценил: — Нет не так, попробуйте ещё раз. Улыбаться совсем не хотелось, от обилия резкого света разболелись глаза и голова. Не зря Цзян Чэн хотел отказаться от данного мероприятия. Хорошо хоть, издание солидное и образы связаны с фехтованием, а то бы Ваньинь точно наслал на рекламное агентство Усяня какое-нибудь родовое проклятье. Тут его уже успели окрестить «демоном». Хотя, сходство определённо присутствовало: мрачный макияж, тяжёлый взгляд, воинственная поза и черный костюм с торчащим из-под него острым белым воротником. Не то нежить, не то классический злодей из оперы. Откровенно злой улыбка и вышла в результате, но, видимо, именно её все так жаждали увидеть. — Да-да! Прекрасно! «Вот оно что… Им нужен не я, а завистливый младший брат главного героя. Конечно, люди обожают скандалы. То-то наши образы мне навеяли вполне конкретных персонажей — одних из самых известных соперников в истории», — резюмировал Цзян Чэн, бросив беглый взгляд на их с Цзян Ином одежду. Классические французские камзолы 18 века, жилетки с орнаментом, рубашки с кружевными манжетами и воротниками, бриджи — очень подходящий стиль для тематической фотосессии со шпагами, если бы не подтекст. «Кажется, в рок-опере, куда нам отец билеты купил, Сальери и Моцарт выглядели именно так. Судьба вновь продолжает стравливать нас. Как иронично», — пронеслось в мыслях Ваньиня и тут же потонуло в окриках фотографа. — А-Чэн, уже уходишь? Цзян Ин окликнул брата, когда тот стоял уже на самом пороге. В отличии от Ваньиня, Усянь до сих пор был накрашен и одет в свои шикарные прокатные шмотки. Его наряд гораздо ярче и роскошнее, чем у Цзян Чэна: камзол из блестящего красного шёлка с чёрной фактурной вышивкой, расшитый золотом жилет, замысловатые кружавчики. Сразу понятно, кто тут протагонист и непревзойдённый гений. На его фоне костюм Ваньиня смотрелся ещё строже и резче: тотально-чёрная матовая ткань, словно поглощающая свет, из украшательств лишь брошь на белом гротескно-угловатом вороте, бросающая холодные блики. Должен ли Ваньинь страдать от подобной несправедливости? Чувствовать зависть? Однозначно. Именно этого все и ждут. Но он никогда не кусал губы от зависти, мучаясь совсем другими чувствами… Цзян Чэн смыл грим сразу же, как представилась возможность, затем мигом переоделся в привычный и удобный спортивный костюм, вернув себе свою реальность. — В смысле, уже? Мы и без того задержались! Сколько можно торчать в этой душной студии! Ночевать тут собрался? — все эти игры в злейших врагов Ваньиня уже порядком достали. — А я и не про нашу локацию. Съёмка закончена, а после неё запланирована вечеринка, за нами заедут через двадцать минут. Не могу же я не отпраздновать своё новое сотрудничество! — радостно оповестил Усянь. Он, судя по всему, ни капли не устал и более того — жаждал продолжения веселья. Вот только невесело Ваньиню. Совсем. Все эти дежурные натянутые улыбки на камеру и малознакомым людям, пустые разговоры и общение ради общения… Да и лишний он там, всегда был и всегда будет. Даже если поедет — не впишется, люди не любят угрюмых и сердитых, раздражительных и резких. — Тебе требуется напоминание о том, что я не пью? — С нами будут самые настоящие фотомодели! Они и на трезвую очень красивые, ахах, — ввернул шутку Цзян Ин. Его-то там точно ждут, Усянь всегда желанный гость любой вечеринки. Такова она, другая, чуждая Ваньиню реальность. Цзян Чэн терпеть не мог праздношатания брата по сомнительным мероприятиям. Чересчур часто объективы папарацци фиксируют на подобных гулянках самое неприглядное, рано или поздно добром такое не кончится. И дело даже не в легкомысленности и несерьёзном отношении к фехтованию Цзян Ина, нет. От этого мира лоска и больших денег веяло чем-то нехорошим. Когда денег становится слишком много, на них покупают всё и всех, тратят на самые аморальные вещи. А лоск словно золотая оболочка прикрывает низменные желания и мерзкие поступки. Трупы чаще всего находят в разбитых ржавых тачках. В багажниках автомобилей премиум-класса они исчезают без следа. — Без меня! Цзян Ваньинь не завидовал. Определённо. Он ревновал.В этой невидимой войне никто не победит, и я не знаю чем тушить, смотри, оно горит, И я не знаю чем тушить, смотри, оно горит. Небо во мне… Небо во мне… Небо во мне уже давно в огне ©.
Из кухни доносился сладкий аромат шоколадной выпечки. Крайне редкое явление в семье Цзян. Спортсмены могут позволить себе такое только после очередных соревнований во время межсезонья. Цзян Ваньинь не позволял никогда. Он предпочитал не расшатывать организм резкими скачками сахара, а отдых от тренировок проводить с пользой — учёбу он не прерывал ни на миг. Да, для достижения эффекта суперкомпенсации необходимы отсутствие нагрузок и покой, но Цзян Ин всегда злоупотреблял этим временем, превращая вынужденный перерыв в праздник вседозволенности! — А-Чээээн! Смотриии, какую прелесть напекла А-Ли! — продемонстрировав брату надкушенный кекс, похвастался Усянь. — Ты во сколько вчера вернулся? — спросил Ваньинь, оскалившись. Острота его взгляда достигла такой степени, что Цзян Ин при любом неловком движении рисковал порезаться. — Вчера я вернулся сегодня, ахах! — А-Чэн, садись завтракать, — Яньли пригласила брата за стол, предварительно поставив на тот тарелку с выпечкой. — Я сделаю себе яичницу, — ответил Цзян Чэн куда резче, чем сам того хотел. Сестре он никогда не грубил и при иных обстоятельствах съел бы хоть половинку кекса, но что-то в поведении брата его напрягало. — Зря ты отказываешься! Кексы очень вкусные, я уже штук шесть съел! — показав руками восемь пальцев, похвастался Цзян Ин. — И ты ему позволила столько слупить? — Так у вас же межсезонье, вы только тогда и отдыхаете… — растерянно пробормотала Цзян Яньли. Усянь вначале радостно подхватил: — Верно-верно! Межсисонье! Прям как между…– а затем, нелепо вскинув брови, схватился обеими руками за свою грудь и сдвинул её на манер женского бюста, после чего взорвался хохотом: — АХАХАХ! Слишком развязное поведение, мутные глаза, заторможенные реакции, ненормальный аппетит… — А ну, пойдём выйдем! — Цзян Чэн подлетел к столу и, схватив брата за запястье, буквально выволок его из кухни. Уведя безвольного Цзян Ина подальше вглубь длинного коридора, Ваньинь грубо прижал того к стене, вцепившись в ворот домашней майки. — Ох, какие страсти! — едва эти слова слетели с губ Усяня, как он поднял руку и нежно провёл тыльной стороной ладони по щеке брата. Цзян Чэн впал в ярость, отшвырнув от себя его руку, он прорычал в донельзя расслабленное лицо: — Ты что, обкурился? В расширенных зрачках мелькнуло понимание. Цзян Усянь вновь занёс руку, но на сей раз ради демонстрации большого и указательного пальца. Точнее, маленького промежутка между ними. Этот жест означал «чуть-чуть». Засмотревшись на пустое пространство, созданное собственной рукой, Цзян Ин переместил его таким образом, чтобы в то попадало лицо Цзян Чэна. Прищурившись и закрыв один глаз, он разглядывал брата сквозь пальцы, пока не зашёлся в приступе смеха: — АХАХАХАХ! — Ты сдурел? Вокруг тебя вечно толпа народу с камерами верится, а что, если в сеть попадёт твоя обдолбанная рожа? Это же наркота! Злость, ужас, разочарование, негодование — всё смешалось внутри Ваньиня в одну большую неконтролируемую массу. Зарождение чёрной дыры, поглощающей звёзды и свет. Да, за употребление наказания не следует, но это же наркотики! В стране, где за их изготовление и оборот выносят смертный приговор, любая причастность к нелегальным веществам грозит опасностью! «Нас же постоянно гоняют анализы сдавать, найдут в два счёта! Так ещё с его-то популярностью скандал раздуют нешуточный. Опозорит и себя, и всю семью!» — Цзян Чэна от подобных мыслей холодный пот прошиб. — Ой, травка — это ерунда. Все в тусовке принимают. Я же не ширнулся — отказался, хотя предлагааалии… — наивно поделился Усянь, игриво протянув последнее слово. — Я, по-твоему, радоваться этому должен? Благодарить, что не уколося?! И какая ещё тусовка? С кем ты там связался? — руки Цзян Чэна вцепились в воротник ещё крепче прежнего. — Не дмаратизируй. Драмтизируй… Какое сложное слоо-воо… Вряд ли Цзян Ин понимал хоть толику беспокойства брата. Видимо, он в принципе мало что соображал в таком состоянии — куда ему до чужих чувств! Пальцы Ваньиня сами собой разжались, а руки безвольно повисли вдоль тела. Вложив все оставшиеся моральные силы в голос, Цзян Чэн с предельной строгостью произнёс: — Не смей показываться родителям в таком виде! И из дома не выходи, пока эта дрянь не выветрится! Лицо Усяня сложилось в какую-то невероятно пошлую гримасу, а речь приобрела призывные порнографические нотки: — А не то накажешь меня, свооодный браааат? — Какой же ты мерзкий! Цзян Ваньинь без оглядки поспешил скрыться от этого карикатурного тошнотворного образа брата. На душе было на редкость паршиво. Он чрезмерно переживает за Цзян Ина. Но тот и поводов столько для этого даёт! Как тут не взбеситься? Шоу-бизнес… Красивые декорации для уродливого представления. Богачи и звёзды обычных людей и за людей-то не считают. А Цзян Ин не просто человек с большой буквы, он родной человек. Любимый брат. И то, в каких кругах Усянь вертится, заставляет сердце тревожно сжиматься. Цзян Ин стал часто пить, вечеринок и девушек-однодневок тоже развелось до неприличия много. Теперь ещё и наркотики… Какая разница, лёгкие они или нет? Ваньиню нужно ждать, пока брат употребит чего посерьёзнее, чтобы иметь право на гнев? К тому же, Цзян Чэна трезали смутные сомнения насчет алкоголя — всегда ли Цзян Ин был опьянён им? Это уже без шуток смахивает на настоящую паранойю… Возможно, Ваньинь заблуждается, но он нутром чует неладное в поведении брата. Усянь правда не пробовал ничего крепче? Показалось? Нечто такое неуловимое проскальзывало как-то раз… «Этот ребёнок принесёт беды нашей семье», — видимо, слова матери слишком сильно подействовали на Цзян Чэна. Нужно выбросить их из головы. Юй Цзыюань имеет на сына колоссальное влияние, но зацикливаться на её предостережении точно не стоит. Ваньинь становится чересчур подозрительным. Да, его интуиция и проницательность ещё никогда не подводили, но такие мысли и с ума свести могут. Цзян Чэн впервые столь сильно хотел ошибиться в своих догадках.Как же странно ум наш скроен: Думы тяжкие всё ходят роем,
Он кружит-кружит, а мы себе морочим Суетой голову и прочим… Прочим… ©.