Вы же видите беду глазами… Вы же знаете ответы сами… Сколько можно лица мыть слезами? ©.
— Чего застыл? Поехали, у меня ещё много дел! — поторопив брата, Ваньинь разблокировал двери своего седана цвета вечерней грозы и прошёл к водительскому месту. — Езжай один, я договорился встретиться с Лань Чжанем. У него как раз тренировка скоро закончится, — отказал Усянь с предельной мягкостью. Их семейные отношения переживали не лучшие времена, поэтому провинившийся пока старался разговаривать и вести себя максимально осторожно. Ещё и дружеская свиданка с Ванцзи предполагала выяснение не самых приятных деталей и подробностей его маленькой борьбы с огромным наркобизнесом, что вычитало у Цзян Ина прилично очков хорошего примерного, совсем не проблемного, брата. — Он же вроде как на машине? — уточнил Цзян Чэн без особого интереса к персоне Лань Ванцзи, перейдя в режим психологической атаки, используемый им при острой необходимости позаботиться о ком-то без угрозы своей репутации сильного независимого и «невероятно сурового» человека: — Пусть тогда до дома довезёт! Или такси вызови. С общественным транспортом не связывайся, он тут фигово ходит. Скинуть тебе проверенное приложение такси? А то приедет ещё не пойми кто! — Лань Чжань за рулём — подбросит. Я напишу, как поеду домой, — подобно послушному ребёнку пообещал Усянь, радостно улыбнувшись. На душе наконец-то полегчало. Хоть брат продолжал недовольно фыркать и ворчать, изображая уязвлённую гордость, в конечном счёте Ваньинь его простил. — Ладно, бывай. — До скорого, Цзян Чэн. Попрощавшись, Цзян Ваньинь завёл автомобиль и выехал за территорию «Дворца Солнца». Усянь оставался на парковке, тепло провожая седан взглядом, пока тот окончательно не скрылся из виду. Поудобнее разместив спортивную сумку на плече, Цзян Ин направился в сторону здания бассейна, идти ему предстояло минут пятнадцать. Здания «Дворца Солнца» и их оснащённость поражали воображение своим масштабом: здесь имелось буквально всё необходимое для подготовки к соревнованиям любого уровня. Не будь этого комплекса, и братьям наверняка пришлось бы поселиться в спортивном интернате, тренироваться и жить от звонка до звонка словно в крайне специфической детской тюрьме с углублённым изучением фехтования. «Дворец» же стал своеобразным спасением: детские, юношеские и взрослые секции по всем дисциплинам летних Олимпийских игр; мощный звёздный тренерский состав; арены для соревнований с огромным количеством зрительских мест и множество других атрибутов спортивного объекта государственного значения. Для становления настоящим Олимпийским парком «Дворцу Солнца» не хватало только зданий, где бы проживали члены делегаций стран, участвующих в Олимпиаде. Но, к сожалению, всё это роскошество являлось частным проектом, направленным исключительно на получение прибыли, что, несомненно, откладывало свой отпечаток и слегка портило общее впечатление. Пожалуй, такое потребительское отношение со стороны управляющей компании, руководящей работой комплекса, и стало причиной, по которой братья Цзян и не могли назвать это место «вторым домом». Цзян Ин и вовсе часто чувствовал себя здесь словно в исправительном лагере, куда его сослали за грехи, совершённые в прошлой жизни. — Как поплескался? — игриво поинтересовался Усянь у своего друга, подловив того у главного входа в бассейн. — Вполне, — коротко и холодно. Стандартный способ Ванцзи отвечать на любые вопросы. — А как… — замешкавшись на секунду, но так и не подобрав нужного слова, Цзян Ин неопредёленно покрутил рукой в воздухе и выдал: — Остальное? — Расскажу по пути — пойдём в обход, — повернув в противоположную от выхода с территории «Дворца» сторону, сообщил Лань Чжань и ускорил шаг. — А? В смысле, в обход? Комплекс же здоровенный! — возмутился уставший после тренировки и ожидания фехтовальщик. Ему вовсе не хотелось бесцельно наматывать круги по, как оказалось, не совсем безопасному месту. Хоть то и шло на пользу здоровью, да на радость приложению, скурпулёзно фиксирующему каждый пройденный за день шаг. — Воздухом хочу подышать, — ровно произнёс Лань Чжань, отведя при этом взгляд в сторону и едва заметно кивнув головой себе за плечо. Ванцзи любил неспешные прогулки и свежий воздух, поэтому при любой удобной возможности стремился вырваться в горы. Восхождения, медитации, скандинавская ходьба и всё такое прочее — его занятия «от» и «до». Отсюда росла неприязнь Лань Чжаня к воздуху городскому, им он предпочитал дышать исключительно через салонный фильтр автомобиля. Цзян Ин прекрасно знал о вкусах друга и часто отпускал шуточки наподобии «так вот почему ты в плавание подался! лишь бы от газа отдохнуть!», «а чего не пошёл в водолазы? с кислородным баллоном не дышать сухопутной гадостью можно ещё дольше!». А если добавить к имеющимся сведениям о привычках друга его странные подозрительные зырки, то неутешительный вывод у Цзян Усяня напрашивался сам собой: «Следят за ним, значит. Раз надо попетлять, то тут уж ничего не поделаешь…» — Ну лады, прогуляемся, — вынужденно согласился Цзян Ин, последовав за Ванцзи. Все крупные здания остались за спиной. Впереди только тревожно гудящие трансформаторные будки да дымящие котельные. — Отстали. Нужно выйти на открытое место и вызвать такси. Брови Цзян Ина вскинулись от удивления, параноидальные идеи друга он точно не разделял: — Бросишь свою ласточку? Как хочешь, конечно, но мне кажется, что ты слишком распереживался. Всё же хорошо с заявлением прошло! Скоро начнут расследование, тебя, поди, ещё к награде какой представят, а ты тут в бега решил податься… Усянь бы успокаивал Ванцзи и дальше, но его речь прервалась сама собой, стоило ему услышать угрожающее рычание. Лань Чжань резко схватил Цзян Ина за запястье, заставив остановиться: — Стой! Нужно поворачивать. Цзян Ин недолюбливал собак с детства, но умом понимал: неуправляемой бешеной бродячей псины тут точно быть не может, так что бояться нечего. — Да это наверняка охранник со служебной собакой! Давай лучше спросим, где тут выйти можно, — отмахнувшись от предостережения, Усянь смело шагнул вперёд. Из-за угла технического сооружения вышло двое мужчин: один зрелый, суровый и крепкий; второй молодой с невероятно нахальным и довольным лицом. Тот, что выглядел лет на двадцать, вёл на поводке чёрную как смоль собаку бойцовской породы. — Нигде! Поверить не могу, что вы так легко попались! С порядочными людьми всегда так: святая наивность! — издевательски бросил хозяин зубастой твари. Эти надменные слова не лишены были доли истины: Цзян Ин, не обладая криминальным умом, даже не предполагал, что их могут целенаправленно загонять в угол. Ванцзи, судя по всему, не хотел светить номера своей машины во избежание дальнейшей слежки, и опасался нападения на парковке. — Ты вроде один из сынков Жоханя? — неприязненно предположил Цзян Усянь и попал в точку. Его самовлюблённая рожа была знакома Цзян Ину по многочисленным скандальным новостям, наводнившим интернет. Многократное превышение скорости, вождение в нетрезвом виде, мелкое хулиганство, множество актов оскорблений должностных лиц при исполнении, драки, побои — чего только он не натворил, но ни разу не понёс заслуженного наказания, ведь богатый папочка неизменно прикрывал младшего сына. В общем, Вэнь Чао являлся нестерпимым зазнавшимся ублюдком, которому купленная неприкосновенность снесла крышу. Абсолютно аморальный и безбашенный тип. Цзян Ина от таких воротило. — Для тебя — Господин Вэнь! — озлобленно выкрикнул Вэнь Чао, тут же перейдя на тошнотворно властный тон, каким обычно грозятся настоящие слабаки, добравшиеся до власти: — Встань на колени, попроси прощения как следует и можешь валить. Отвратно улыбнувшись в знак одобрения собственного щедрого предложения, «господин Вэнь» подозвал к себе рослого мужчину кивком головы. Из спортивной сумки того торчали скрученные в трубку бумаги. Выдернув их свободной от поводка рукой, Вэнь Чао продемонстрировал написанное настороженному Усяню. — Ты же не писал подобной хрени, верно? — кивнув на заверенное печатями заявление, спросил младший Вэнь и, не дождавшись ответа, сразу же начал глумливо поторапливать: — Давай, не тупи. Покивай бошкой, поплачься и проваливай. Лишние свидетели нам не нужны! Лань Ванцзи леденящим душу тоном произнёс: — Уходи. — Вот ещё! — вскинулся Усянь, вперившись горящим ненавистью взглядом в Вэнь Чао. — Нда, какая красивая дружба! Прекраснее разве что каллиграфия смельчака Ланя! Жаль даже избавляться, — отвесив издевательский комплимент, Вэнь Чао гаденько ухмыльнулся и призывно потряс бумагами. Спортивного телосложения мужчина с огромными руками безропотно достал зажигалку и поджёг заявление. Пламя объяло бумагу, и её тут же отбросили в сторону догорать на земле. Картина сожжения выуженного из полицейского участка заявления и вид размазанного по асфальту пепла не впечатлили Цзян Ина. Тот не сдвинулся с места, лишь злобы в глазах прибавилось. — Что ж, намёка ты не понял… — недовольно проговорил младший Вэнь, изучающе склонив голову набок. Не разглядев в соперниках причин для переживаний, он ощерился и гневно заключил: — Ну и похрен! Моей милашке вы всё равно на один зубок! Склонившись к скалящей зубы суке, Вэнь Чао снял с неё ошейник и скомандовал: — Сюань У, взять! Собака в бешенстве ринулась исполнять приказ. Глядя на рычащее, мчащееся прямо на них чёрное нечто Цзян Усянь остолбенел, моментально побледнев. Сквозь пелену воспоминаний Цзян Ина в реальность прорвалось совсем другое животное: превышающее размерами его самого в два раза, громко лающее и гремящее тяжёлой цепью. Память на миг вернула Усяня в детство, он стал вдруг совершенно беспомощным. Маленький, напуганный и покинутый. Даже мерзкий нахальный голос ублюдка Вэнь донёсся до него словно сквозь толщу воды: — Чжулю, пошли, нам ещё объявление о пропаже любимой собачки подавать! Мужчины скрылись, оставив Ванцзи и Усяня в смертельной опасности. Сюань У бросилась на Лань Ванцзи. В попытке пнуть разъярённую псину в голову тот занёс ногу для удара, но промахнулся и оказался за неё схвачен. Собака повалила его на землю и впилась в голень мёртвой хваткой. Как следует вонзив зубы, Сюань У начала трепать бедную конечность, бешено мотая головой из стороны в сторону. Лань Чжань сжался в комок, прикрыв руками голову, и глухо застонал. Заслышав полный боли звук, Цзян Усянь очнулся. Окровавленная зубастая пасть — таких жутких картинок из прошлого в его голове не нашлось, так какого дьявола он позволяет подобному ужасу происходить сейчас?! Цзян Ин подлетел к собаке и навалился на неё сверху, прижимая к асфальту собственным весом. Схватив тварь за горло сгибом локтя, он принялся максимально сдавливать животному шею. Для пущего эффекта дезориентации Усянь от души зарядил псине по носу со свободной руки. Как только собака выпустила из пасти ногу Лань Чжаня, Усянь сменил тактику и обхватил её шею бедрами, начав душить. Сюань У брыкалась, всеми силами стараясь укусить Цзян Ина, а он, в свою очередь, преисполнившись истинного геройства, отчаянно засунул левую руку прямиком ей в глотку. Только чудом ему удалось протиснуть кулак таким образом, что он едва касался клыков. Встань рука поперёк, и псина изорвала бы Усяню все мышцы. Вскоре от усердия и нагрузки ноги начали слабеть — их предательски скрутило спазмом от напряжения. Не дожидаясь полного мышечного отказа, Цзян Ин перекрестил голени и сжал бёдра сильнее, передавив собачью трахею окончательно. Сюань У затихла. Когда хватка её челюсти ослабла, Усянь в панике обратился к Ванцзи: — Она сдохла?! Сдохла или нет? Лань Чжань с несвойственной себе грубостью выкрикнул: — Сдохла! — Сдохла… Прекрасно! Сдохла, — взгляд Цзян Ина стал несколько потерянным. Он плохо осознавал произошедшее. Сперва напугался до смерти, после растратил все моральные и физические силы в схватке с опасной животиной… Так ещё и последствия всего произошедшего поджидали совсем рядом! Дома, если точнее. Ведь это далеко не конец злоключениям Цзян Ина, а, наоборот, самое начало! Навскидку прикинув, какую головомойку ему устроит брат (надо же, только помирились, а он опять во что-то влип!), Усянь машинально потянулся к карману олимпийки. Вытащив из неё зажигалку и пачку сигарет, Цзян Ин попытался прикурить одну из них. Ни хрена не получалось: руки тряслись, и по поганому колёсику никак не удавалось попасть, а если и удавалось, то движению большого пальца всё равно не хватало резкости и силы, чтобы высечь искру. Вдобавок ко всему, кровоточащая кисть промочила сигарету, «украсив» ту алыми пятнами. Доковылявший до сидящего на асфальте дрожащего Цзян Ина Ванцзи достал из его пачки новую никотиновую палочку, отнял зажигалку и, ловко прикурив, сунул ту между пальцев Усяня. Цзян Ин окинул безразличным взором оставшуюся от заявления чёрную, размазанную по асфальту, золу, труп псины избалованного сынка криминального босса, пожеванные конечности (свою и друга), задержав тот только на тлеющей сигарете. От сюрреалистичности всего происходящего из груди поднимался раздирающий нутро истеричный смех. Усянь зашёлся в приступе больного хохота. Утерев выступившие слёзы, он всё же разок затянулся тем, что сейчас представляло собой короткий окурок, по большей части состоявший из неосыпавшегося пепла. Швырнув тот в сторону бездыханной животины, Цзян Ин с трудом поднялся на ноги (от перенапряжения после удушающего приёма они его совершенно не держали). Забрав зажигалку обратно, Усянь строго пожурил друга: — Эх, Лань Чжань! Нет, чтобы отругать меня хорошенько за сиги! Вот так и вырастают избалованные детки! Вот был бы тут Цзян Чэн, знатно наорал бы за курево! При воспоминании о брате на сердце на мгновение потеплело — в момент смертельной опасности Цзян Ин уже успел мысленно с ним попрощаться, и сейчас ему до безобразия хотелось увидеть Ваньиня. Ванцзи на замечание лишь угрюмо хмыкнул. Тихий невзрачный звук, но именно он привёл Усяня в чувство. При виде окровавленной ноги друга до него дошло, что тот, вообще-то, ранен. Свои увечья Цзян Ин, как водится, проигнорировал. Подорвавшись, он кинулся к спортивной сумке. Ничто из её содержимого не удовлетворяло необходимым качествам жгута, разве только… — Лань Чжань, давай сюда ногу! — бодро скомандовал Усянь, размахивая длинным белым носком. Названный брезгливо скривился. Усянь нетерпеливо повторил жест: — Да ладно тебе! Неужели чистоплотность важнее ноги? Он не такой уж и потный, один раз всего надел… Тем более, поверх штанины мотать надо! Лань Ванцзи послушно сел на асфальт для спасательной экзекуции. Цзян Ин по всем правилам наложения жгута ловко затянул носок чуть выше колена. Кровотечение остановилось. Закинув руку друга себе на плечи, Усянь помог ему подняться, произнеся на ходу: — Ну, что? Двинем в травму, или скоряк вызовем? — Здесь есть медпункт, — несмотря на боль, голос Ванцзи остался ровным. — Но… Она же Вэнь… — В первую очередь, она — врач, — непреклонно заявил Лань Чжань, а после добавил чуть менее уверенно: — И, по моим наблюдениям, госпожа Вэнь сама не в восторге от всего происходящего…Я вдыхаю дым. Выдыхаю прах, Пепел — это всё, что останется в руках ©.
— Нам только спросить! Цзян Усянь в лучших традициях бесцеремонного вторжения нагло ворвался в медицинский кабинет. Ведшая приём женщина тут же поднялась из-за своего стола. Её лицо выражало крайнюю степень недовольства, и она наверняка разразилась бы бранью, если бы не разглядела окровавленную одежду вошедших. — Простите моего друга, Госпожа Вэнь, — извинился навалившийся на плечи Цзян Ина Ванцзи. — На кушетку! — приказным тоном повелела Вэнь Цин, помогая Усяню транспортировать раненого. — Я-я помогу! — послышался робкий голос молодого парня, сидящего на стуле перед рабочим местом доктора Вэнь. Данный пациент выглядел донельзя растерянным: большие испуганные глаза, свежая ссадина на лбу, трогательно приоткрытые в удивлении губы. Казалось бы: такой человек ничем и никому не может помочь. Однако доктор охотно приняла его предложение, распорядившись: — Помой руки, надень перчатки и принеси мне ножницы. Выполнив задание, парень передал всё необходимое врачу и обратился к Цзян Усяню: — Позвольте, я осмотрю вас. Цзян Ин покосился на доктора Вэнь: та была занята разрезанием штанины Ванцзи. «Ну, она бы явно высказалась против, если бы этот парнишка ничего не умел», — отметил про себя Усянь и протянул неожиданному «медбрату» повреждённую руку. Тот тщательно промыл раны специальным раствором, осушил салфеткой, обработал кожу вокруг них антисептиком и наложил повязку. — Ничего серьёз… — не успел милый помощник договорить, как воздух распороло резкое: — Нужно зашивать в больнице. — Я вызову скорую! — Усянь расторопно потянулся к телефону. — Не надо, езжай домой, — холодно отрезал Ванцзи. Его лоб покрылся испариной, а губы плотно сжались — не такие эмоции Цзян Ин жаждал увидеть на лице друга. Тому явно было очень больно. — Но… — протест Цзян Усяня не удался — его безжалостно перебили, повторив: — Езжай. Цзян Ину ничего более не оставалось, как угрюмо поплестись на выход из медкабинета. «Хоть руку не откусили и ничего там в ней не перегрызли. Надеюсь, А-Чэн не станет сильно ругаться…»У любой победы есть своя цена, И кассир судьбы всегда предъявит счет ©.
Цзян Ваньинь привык к долгим гулянкам брата: тот мог пропасть среди дня, а вернуться на следующее утро. Поглядывать на часы; проверять, когда Цзян Ин последний раз был онлайн; смотреть каждую его новую историю в соцсетях; переживать и нервничать… Ваньинь мог бы всё это делать, но пустое наблюдение с последующим самоистязанием и прочие замашки больного преследователя — не про него. Цзян Чэн, скорее, помчался бы следом, собрав в узелок все свои пожитки и обняв сестру на прощание. Догнал негодника и всыпал бы по первое число, а не тупо глазел на недосягаемого звёздного братца. Да только сейчас не заладилось. Вечеринки и пьянки — явно не те приключения, из которых непутёвого Цзян Ина непременно нужно вытащить. Сегодняшняя встреча Усяня с Ванцзи хоть и не относилась к подобным мероприятиям, но всё же по обыкновению омрачала настроение Цзян Чэна. Его привычкой стало чувствовать себя лишним. Цзян Ваньинь словно являлся голосом разума главного героя, который тот отказывался слушать. Отогнав от себя упаднические мысли о непутёвом брате, Цзян Чэн решил наведаться на кухню, где, собственно, и застал рыскающего по шкафам Усяня. Тот, заслышав чужие шаги, мигом обернулся на звук и завёл руку за спину. — Что ты там прячешь? Опять бездомного котёнка притащил? — скептически предположил Ваньинь. Цзян Ин растерялся. Медленно, будто у него в руке находилась сверхчувствительная к любым движениям бомба, он достал из-за спины повреждённую кисть со свисающими с неё окровавленными бинтами. — Эм… А-Чэн, ты только выслушай сначала, сразу не кричи. Цзян Чэн закаменел. Он настолько охренел от подобной наглой просьбы, что невольно её выполнил. А именно, прослушал сбивчивый рассказ Усяня о его подвигах, не издав ни единого звука. Взорвался только, когда история подходила к концу, оборвав фразу Цзян Ина про безуспешный поиск аптечки на кухне целой гневной тирадой: — Ты последние мозги растерял? Нахрен ты вообще впрягся за Ванцзи?! Зачем защищал? Он же сам вляпался в неприятности! Вот надо было тебе играть в героя! Забыл, что за люди эти Вэни? Неужели мне нужно напоминать, кому ты умудрился перейти дорогу?! Не понимаешь, что теперь семейный бизнес, да и наши жизни под угрозой?! И из-за чего? Чувства справедливости Лань Ванцзи?! Да пусть бы сдох ради своей идеи, нам какое дело! Ваньинь был взбешён. Он словно вознамерился похоронить весь мир, лишь бы родные не пострадали. Цинизм, чёрствость, грубость — сколь уродливыми ни являлись эти качества, Цзян Чэну плевать. Абсолютно насрать, каким монстром он сейчас может показаться брату. Лишь бы тот понял, во что Ваньинь способен превратиться ради семьи, ради него. Пусть за подобное осуждают, избегают, ненавидят… Цзян Чэна всегда было крайне сложно понять, а он ведь только хочет раскрыть Усяню глаза. — Цзян Чэн!!! Он мой друг! — обиженно выкрикнул Цзян Ин в ответ. — А ты мой брат! — резко, будто удар кнута, бросил Ваньинь, после разъярённо продолжил, указывая на поалевшие повязки: — Посмотри на свои раны! Ты хоть подумал, что станет с твоим будущим, отними у тебя руку?! — Так левая же! Пустяк! — пытался унять злость брата Цзян Усянь, нелепо улыбаясь. — А если бы правая, тогда что? — сверкая остервенелым взглядом, не унимался Цзян Чэн. — С завтра начал бы фехтовать одной левой! Никакие неуклюжие убеждения Усяня не могли усмирить гнев Ваньиня. Жизнь мерзкая, совсем не такая, какой её видит Цзян Ин. Он слишком хорош для неё: добрый, бескорыстный, справедливый, отважный. Погибнет по дурости своей из лучших побуждений, а Ваньинь сгинет следом. Просто окончательно растратит всё светлое, что только имелось в его душе, и потонет во мраке. — А если бы ты сам! Если бы тебя загрызли, что бы я… — пламя гнева Цзян Чэна вдруг резко погасло. Словно на него вылили ведро ледяной воды — то осознание могильным холодом коснулось сердца. Губы Ваньиня невольно затряслись. Был бы на десять лет помладше — точно разревелся прямо сейчас. Ошибаются те, кто считает: Цзян Чэн чахнет в тени Цзян Ина. Нет. Брат никогда не затмевал его, а лишь неизменно согревал своей солнечной улыбкой. Ваньинь не позволит этому свету померкнуть, даже если сегодняшний скандал испортит их отношения раз и навсегда. Всё равно они извечно такие натянутые и сложные… Перерастают из одной ссоры в другую, но всё равно никак не разорвутся. Их узы будто гневят судьбу самим своим существованием. — А-Чэн… Усянь осторожно потянулся здоровой рукой к щеке брата. Тот мигом сократил расстояние между ними и вовлёк в тесные порывистые объятия. Цзян Чэн сжимал так крепко, будто вознамерился вдавить Цзян Ина в свою грудную клетку да так там и оставить. Под защитой рёбер и близ бешено колотящегося сердца. Ваньинь с силой зажмурился, вжавшись носом в плечо брата, и пробормотал: — Не лезь. Вэни слишком опасные, ты просто не знаешь… Цзян Ин, завозившись в кольце рук, нехотя разорвал объятия и тут же вскинулся: — Но Олимпиада! Почему тебя не задевают чужие грязные победы? Фехтование — вся твоя жизнь! Что ты будешь делать, если твоё место вот так просто отнимут? Лицо Ваньиня растеряло всю мимолётную теплоту и сделалось жутким. Голос прозвучал до ужаса отчуждённым, словно тьма, поднявшаяся из самой глубины его души, вдруг заговорила: — Ты правда считаешь, что эти торчки доживут до неё? Полагаешь, мне, как «вечному второму месту», никто не предлагал допинг, и я не знаю о побочке? Он может сожрать за год! Среди наших не так уж много самоубийц! А те, кто употребляет, послужат примером… Когда дело дойдёт до Олимпиады, никто уже не захочет сгнить подобно им. Усянь побледнел, глаза его расширились от испуга, и он едва выдавил: — Почему ты говоришь такие жестокие вещи? Цзян Чэн болезненно улыбнулся, выдав эмоцию, которую иначе как «безумие» и не назовёшь. Тон его стал издевательским: — Жестокие? Не ищи злодеев там, где их нет! Множество людей в курсе дел, проворачиваемых Вэнями! — проговорив это, Ваньинь переменил своё настроение. Речь потекла подобно сахарному сиропу. Приторная, липкая и вязкая: — Как думаешь, на какие средства построен «Дворец Солнца»? Весь этот комплекс — не более, чем способ отмывания денег. Отец проектировал его, такая громадина просто не может окупиться! А Вэнь Жохань не тот человек, чтобы заниматься благотворительностью. И что теперь? Все, кто знает про наркоту, но пользуется комплексом из-за его удобства — твои враги? Взгляд Усяня потускнел. Сил хватило лишь на два безжизненных слова: — Ты знал… — Да, и это знание не помешало мне спокойно тренироваться в стенах «Дворца», — ровно подтвердил Цзян Чэн. Тут момент его просветления закончился. Хрупкое терпение разбилось вдребезги. Вопросы полетели в Усяня будто шрапнель, раня с каждым новым словом всё сильнее: — А что наделал ты? Книжек начитался да фильмов насмотрелся? Геройствовать вздумал? Чем такое поведение лучше игнора? Веришь, что поступил по-человечески, задушив собаку и подвергнув себя опасности? Думаешь, когда героев оплакивают, то слёзы сахаром отдают?! — последняя фраза задела особенно глубоко. Ваньиня так точно. Вся злость, кислотным дождём, вылившаяся на брата, на самом деле пуще всего разъела самого Цзян Чэна. Финальная реплика шотом Царской водки обожгла его внутренности, вобрав в себя всю жесточайшую правду о реальном мире: — В жизни так всегда: храбрец, спасающий несчастного в беде — это всего лишь второй труп! — Я не мог иначе! — высказался Цзян Ин куда жёстче, чем сам того хотел. Не выдержав тяжёлого взгляда брата, он быстрым шагом вышел из кухни. Только испорченные бинты остались на том месте, где он стоял минутой ранее. «Я знаю…» — так и осталось невысказанным. Цзян Чэн и правда понимал, что брат не способен остаться равнодушным к чужой беде. Конечно, ведь этим он и очаровывал, заставляя Ваньиня мучиться от своих противоречивых чувств.Заряжаю пистолет своих обид, Бочка пороха воспитанной вины, Распыляю отравляющий все стыд, Перспективы боя мне уже видны ©.