Отпускай Чужие голоса, Из памяти слова, Которые нельзя никому сказать ©.
Цзян Ину, как и любому приёмному ребёнку, полагалось тосковать по родным родителям (если те не поколачивающие детей маргиналы, конечно). К счастью, они таковыми не являлись, но и какими именно мама с папой были, Усянь не помнил толком. Его детство — насыщенное событиями и путешествиями время. Города, гостиничные номера, студии звукозаписи, огни софитов и бесчисленные лица — всё это так быстро мелькало перед широко открытыми от удивления детскими глазами, что и взрослый всего не упомнил. Кочевая жизнь известных музыкантов как она есть. Хоть Вэй Чанцзэ не прославился на весь свет, но и той имеющейся у него популярности хватило, чтобы с комфортом гастролировать по Китаю, не разлучаясь с семьёй ни на день. Сомнительная авантюра для маленького ребёнка, но и придраться по сути не к чему: Цансэ занималась обучением и воспитанием сына, давая хорошее домашнее образование; Вэй Ин расширял свой кругозор, посещая большие и малые города, а ещё вдоволь веселился на концертах, наслаждаясь атмосферой настоящей свободы и непрекращающегося праздника. Всё было прекрасно, пока зажигательные гитарные риффы не сменились уныло завывающими трубами, ведшими траурный марш. Автокатастрофа с летальным исходом. Вэй Ин и слов-то таких не знал, когда ему вдруг пришлось постичь их смысл. Няня, апартаменты в дорогом отеле, всеобщее внимание — привычный уклад рассыпался как карточный домик. Первой из жизни исчезла молодая девушка, присматривающая за ним — она и так работала бесплатно лишние пару суток, пока шло разбирательство. Затем закончилась аренда номера, и мальчик оказался на милости социальных служб, словно брошенный котёнок на передержке. Оказывается, если весь мир — твой дом, то это вовсе не означает, что он принадлежит тебе целиком и полностью. Нет, по факту ты — всего лишь бездомный бродяга. Власти даже не знали, в какой приют определить мальчишку. Ситуация прямо как с нераспроданными записями: выкинуть жалко, но и хранить незачем. Похороны Вэй Ину показались совершенно странным мероприятием: куча народа; два ящика, по которым даже непонятно, что находится внутри; запах соли и раздражающее шмыгание носов. Людей было очень много, но все они подходили к закрытым гробам, а не к тянущемуся ко всем мало-мальски знакомым фигурам ребёнку. Вэй Ин заскучал: плакать надоело, улыбаться в надежде на внимание — тем более. Он решил поиграть со сторожевой собакой, но та оказалась злющей — кладбищенский охранник, как-никак. Благо, не покусала, однако напугала знатно: чёрная здоровенная громыхающая цепью рычащая клыкастая тварь. Подобное показалось ещё странней самих похорон: кому нужен агрессивный пёс? Раньше Вэй Ин никогда не видел таких злых животных. Да и что тут можно охранять? Ящики, закопанные в землю? Непонятно. Непонятнее только, откуда вдруг у него взялась новая семья, да ещё и такая большая. «Поехали домой, А-Ин, тебя ждут брат и сестра», — спокойный мягкий голос Цзян Фэнмяня ему сразу понравился. После, когда Вэй Ина взяли на руки, полюбились и они — сильные, крепкие и надёжные. Обещание того, кого отныне можно было звать «папой», и вовсе заставило трепетать маленькое сердце. И Вэй Ин принялся расспрашивать о новых родственниках. С девочками Вэй Ин тогда не умел общаться (да и сейчас не особо научился, если честно): с ними нельзя лазать по деревьям; бороться, даже в шутку; пересказывать им «всякие» истории, подслушанные у взрослых. Так ещё и сестра старшая, разве ей самой будет интересно с А-Ином? То ли дело младший братик. Мысли о нём привели ребёнка в восторг: наверняка это очаровательный любознательный мальчик, для которого Вэй Ин станет настоящим героем и примером. Иронично, что именно с Яньли, на которую и надежд-то никаких не зародилось, у него в результате сложились самые тёплые и доверительные отношения. А братик… Таких глаз Вэй Ин не видел даже у взрослых: строгий, пронзительный, резкий взгляд. Дети не умеют смотреть подобным образом, а Цзян Чэн мог зыркнуть так, что аж внутри всё сжималось и становилось дико некомфортно. А ещё он совсем не походил на ребёнка: серьёзный, собранный, самостоятельный не по годам — настоящий маленький мужчина. Если бы не обиделся на Вэй Ина в первый же день и не выгнал приёмыша из комнаты ночью, то тот ни за что бы не поверил в его истинный возраст. Кроме тяжёлого взгляда и характера, у Цзян Чэна была тяжёлая рука. На удивление, впервые А-Ин узнал об этом не на своём опыте: подобно всем новеньким в школе, его задирали, а брат заступился. Оказывается, дети тоже бывают злыми, прямо как собаки. О таком Вэй Ин тоже не ведал. В его мире враждебности не существовало — лишь всеобщее восхищение. Полные обожания сотни пар глаз, смотрящие на то, как ребёнок, размером меньше барабанной бочки, отбивает ритмы словно заправский ударник. В мире Цзян Чэна все восторги принадлежали ему, а Вэй Ин их бессовестно украл. За какие-то пару лет превзошел его в фехтовании. А-Ин не хотел становиться причиной расстройства приёмной матери и брата, но разве кого-то волнуют чужие помыслы? Всё вышло случайно, он сам даже не понял, как такое могло произойти. Помнил лишь маленького воителя в белом и его разящую шпагу. Жадное наблюдение за Цзян Чэном вдруг превратилось в сражение с ним. Конечно, это решение принадлежало госпоже Юй, которой было не с руки персонально приглядывать за приёмным сыном. Гораздо проще отвозить и забирать с тренировок сразу двух детей. Так почему их жизнь в итоге стала такой тяжёлой? Бесконечное соперничество, ссоры, соревнования — всё такое пустое и навязанное, искусственное. Не нужны Вэй Ину победа и превосходство. Да, задиры и обидчики отстали, но и брат защищать прекратил. Вэй Усянь вырос сильным и сам может за себя постоять, но поддержки Ваньиня так не хватало. Ведь у Цзян Чэна самые тёплые объятия из всех, что только знал Вэй Ин. Скупые, редкие — от того и невероятно ценные. Лишь в них он чувствовал себя значимым, куда уж тут пьедесталу тягаться с любовью младшего брата! На этих идиотских ступеньках Цзян Чэн стоял ниже, а не рядом. Медали всё портили: оттягивали шею, тянули ко дну, словно неподъёмный якорь. Куда им до рук, приобнимающих плечи…Мы просто пытались согреть друг друга Огнём любви, которой не было видно ©.
— Ты опять половину тренировки ворон считал, — строго отчитал Цзян Усяня Ваньинь, громко стукнув дверцей шкафчика. С момента получения травмы прошёл месяц, и Цзян Ин возобновил тренировки. Ему полагалось плавное возвращение к спорту и щадящий режим, но Цзян Чэн всегда был с ним резок и беспощаден. Впору задаться вопросом: кто из кого в конце концов сделал чемпиона? Цзян Ин вздрогнул — он, вновь крепко задумавшись, даже не заметил, как они с братом очутились в раздевалке. — Я выхожу из сборной. — ЧТО? — неприлично громкое восклицание вырвалось у Цзян Чэна против воли, а его лицо сделалось страшным. Остальные спортсмены, переодевающиеся рядом, поспешили поскорей собраться и удалиться от греха подальше. — Тихо-тихо, фехтование я не бросаю, но от участия в Олимпиаде отказываюсь, — выставив вперед ладони, одна из которых всё ещё была в защитной перчатке, успокаивал Усянь брата. Конечно, Цзян Ин не мог так просто выйти из спорта раз и навсегда: множество его рекламных контрактов являлись долгосрочными, а заключал он их, будучи известным фехтовальщиком. Подобное эгоистичное желание завершить карьеру стоило бы Усяню приличных денег и принесло немало проблем: личные хотелки, выгорание и прочий сопутствующий душевным терзаниям драматизм ещё никого не освобождали от штрафов за неисполнение обязательств. Ваньинь прекрасно знал о подобных условиях, поэтому подробные объяснения ему не требовались. Помимо Олимпиады хватает соревнований и турниров, так что братья не раз ещё встретятся на одной фехтовальной дорожке. Не говоря уже про каждодневные тренировки бок о бок. Но это знание и понимание всей дальнейшей ситуации ни хрена его не успокоили. Ничего не помогло: ни ровный тон, ни тщательно подобранные слова. Цзян Чэн впал в ярость, по-своему истолковав заявление Цзян Ина: — Из-за того, что я «в резерве»? Так и ты пока тоже! До олимпиады ещё 2 года — окончательное решение не принято. Неужели ты думаешь, что мне не хватит этого времени? Совсем меня за соперника не считаешь? — Нет же! Просто победа на Олимпиаде — твоя мечта, а не моя! — перепуганный Усянь принялся заполошно успокаивать Ваньиня. — Не нужны мне твои жалость и уступки! Оставь свои замашки старшего брата при себе! — речь Цзян Чэна жалила коброй. Его белый защитный костюм вдруг стал похож на траурные одежды — такую убийственную ауру тот излучал. Будто палач заявился на похороны к своей жертве, но вместо прощальных слезливых слов сыпал обвинениями: — И вообще, при чём тут я? На кону честь страны — выступать должен сильнейший, это не только личные медальки! Цзян Ин тоже потерял терпение: — Ну такой я эгоист! Отдуваться за весь Китай — с чего ты взял, что я потяну? Ответственность — вот ни разу не моё. В самый важный момент налажаю стопроцентно, а если и выиграю каким-то чудом… — его настроение вдруг резко переменилось, став не к месту шутливым. Выудив из сумки шпагу, Усянь перевернул ту ручкой вверх, продолжив: — Ты вообще представляешь моё фееричное интервью? — держа шпагу за клинок, он принялся говорить в гарду, будто в микрофон: — Я посвящаю эту победу моему любимому младшему братику! Если бы не его поджопнки, я бы никогда… Цзян Ваньинь забаву не оценил, резко оборвав представление: — Заткнись! Урождённый гений, так ещё и заставлять его приходится! Одолжения вздумал мне делать?! Да побоку мне твоя доброта! Шанс он мне, видите ли, решил подарить! Обосраться от счастья можно! — повинуясь порыву, он побросал все свои вещи без разбора в сумку. И, накинув ту на плечо, двинулся к выходу из раздевалки, прокричав на прощание: — На тренировки сам теперь мотайся! Проверим, так ли ты хорош без моих поджопников! Страдалец хренов! Оставшись наедине с металлическим шкафчиком, Цзян Усянь рассеянно пробормотал в его нутро: — Вот это я попал… Те, кто учат: «старшие должны уступать младшим», явно не знакомы с моим маленьким братиком… «Урод неблагодарный! С чего он вообще взял, что мне без него лучше будет?! Надо же, вообразил, словно золото мне само на грудь упадёт, стоит ему уйти. Тоже мне, звезда мира спорта! Ничего, что у меня и без него конкурентов навалом?!» — внутри Цзян Ваньиня разыгралась буря, и он даже не думал её останавливать. Чувства разъедали душу, вгрызались в разум бешеными псами: «Самолюбивый говнюк! Много мнит о себе! Реально, выходит, кроме смазливой мордашки ничего в нём и нет! Как не умел людей ценить, так и не научился! А я-то и рад поверить, будто ему действительно важен… Хрен там плавал! Значил бы для него что-то, так не кинул бы! Не оставил… Фехтование он не бросает! Вот так подвиг! Будто я не знаю, что это всё из-за денег, а не ради меня…». Цзян Чэн закрылся в машине и бессильно уронил лицо на ладони. Ехать домой не было ни сил, ни желания. Он вообще не такой сильный, как про него думают. Цзян Усянь посчитал, будто своими успехами не даёт Ваньиню раскрыть собственный потенциал, становясь у того на пути. Но сам Цзян Чэн воспринимал всё иначе: «Да с чего он решил, будто без него я поднимусь со второго места на первое, а не скачусь вниз по таблице в рейтинге? Мешает мне? Ага, конечно, прямо как фехтовальщику шпага!». Так он и сидел на парковке: униженный и оскорблённый. Благо, самобичевание не продлилось долго: отдышавшись, Ваньинь отъехал от спортивного комплекса и направился на трассу в надежде на то, что скорость вышибет из его головы дурные мысли. Однако липкое чувство предательства обволокло нутро и расставаться с ним отказывалось. Многократные обещания, слова поддержки, широкие жесты — всё, полученное от Цзян Ина, вдруг стало для Цзян Чэна фальшивым. Он чувствовал себя обманутым и использованным. Прямо как сопливая доверчивая девка. Хотя нет, их Усянь не водил за нос: «А-Чэн, чего ты так переживаешь? Я для них такое же приключение, как и они для меня. Всего лишь предмет хвастовства перед подружками. Ни одна из гостивших в моей постели ещё ни разу не писала и не звонила. Разница только в том, что они помнят моё имя, а я их — нет. Хах, по сути, я и есть имя с баннера, да лицо с обложки — всё честно!» Действительно, справедливо… Выходит, в случае Ваньиня все гораздо запущенней…Бег мгновений, если сумеешь — то останови. И есть время, есть для всего, только не для любви. Всё так важно: дела сыплют с неба, ты только лови. И всё успеешь, кроме любви ©.