Среди всех чёрных зонтиков ты выбираешь белые ©.
— Ох, хорошо, что правая нога уцелела: хоть на педальки нажимать можешь! — подшутил Цзян Усянь над сидящим за рулём белоснежной иномарки другом, так кстати откликнувшимся на просьбу подвезти. Лань Ванцзи, по обыкновению, не отреагировал на остроумное замечание, буркнув лишь невнятное: — Мгм. Цзян Ин плюхнулся на переднее сиденье и тут же поспешил откинуть то поудобнее. Педантичный и правильный во всём Лань Чжань вечно настраивал кресла так, что посадка в них неминуемо напоминала Усяню проведённые за партой школьные деньки: его спина вытягивалась подобным образом только в присутствии самых строгих учителей. Автомобиль тронулся, и Цзян Ин принялся скрашивать дорогу за пустой болтовнёй, надеясь развеять тяжёлые думы о недавно отгремевшей ссоре: — Когда к тренировкам вернёшься? — Недели через две, — коротко ответил Ванцзи и задал встречный вопрос: — Ты всё-таки сказал брату про уход? — Ты иногда пугающе проницателен… Конечно, внезапная просьба подвести «вот прямо сейчас» — явный намёк на очередную стычку с Цзян Чэном, но всё же Усянь порядочно удивился. Его друг так редко проявляет эмоции, говорит и вообще как-либо контактирует с другими людьми, что Цзян Ин и вовсе забыл: Лань Чжань неплохо разбирается в отношениях. Правда, на практике своими знаниями совершенно не пользуется… В плане общения Ванцзи — вечный наблюдать и почти никогда не участник. Тем не менее, он внимателен к деталям и переменам чужого настроения. Чему и свидетельствовали следующие слова Лань Чжаня: — После пожара ты сам не свой, твоё решение обезопасить брата неудивительно. Новости о поджоге складских помещений, принадлежащих семье Лань, крайне умело замаскированном под несчастный случай, действительно выбили Цзян Усяня из колеи. Да, он переживал и нервно ждал мести Вэней день ото дня. Боялся, что те решат нанести вред и их семейному бизнесу, но за целый месяц отмщения так и не случилось. Своим предположением Ванцзи метко попал в одну из болевых точек Цзян Ина, возмутив того до глубины души. Хотя протесты Усяня больше походили на дружескую поддержку, чем на недовольство: — Так! Это ты тут у нас вообще-то погорелец! Не надо на себя лишнюю вину навешивать! Я бы и так ушёл — уже не раз задумывался об этом раньше, — когда речь зашла о прошлом, подбадривающий тон Цзян Ина сам собой сменился тоскливым: — Ты же знаешь, какой я проблемный: не Вэни, так ещё что натворил бы… Все мои выходки сказываются на семье Цзян. Так или иначе, я бы покинул сборную, чтобы больше не вредить семейной репутации и не мешать Цзян Чэну. Дойдя до упоминания брата, Цзян Усянь совсем поник. Вспоминать все разозлившие Цзян Чэна косяки совершенно не хотелось. Позорные случаи с намеренно запортых соревнований и идиотские интервью, в которых он сболтнул лишнего, и так периодически всплывали в голове Усяня. Сейчас же необходимо отвлечься и поговорить. — Кроме складов… Больше ничего не случалось? — Нет, а у тебя? — Тоже, но я решил больше не высовываться. Ладно я, но семья… — Верное решение, — холодно поддержал Лань Ванцзи. Всё это время он неотрывно следил за дорогой, сосредоточившись исключительно на управлении автомобилем. Равнодушные глаза, прикипевшие к серому полотну асфальта, не выражали ничего, кроме крайней степени серьёзности. Взгляд скользил лишь по проплывающим мимо предупреждающих знакам для считки информации и неукоснительного исполнения предписанного правилами. Не меняясь в лице и интонации, Лань Чжань отвечал Цзян Ину, будто на автомате. Подобное не могло не спровоцировать последнего на шалость. — Слуууушай, ты хоть на тренировки и не ходил, а в комплексе-то я тебя видел. С парнем. Тем самым, что тогда в медкабинете был. Это, конечно, не моё дело, но… — с нахальной улыбочкой начал Усянь свою недвусмысленную речь, однако её грубо оборвали: — Это не твоё дело. — Эй! Друг ещё называется! Я-то тебе всё рассказываю! — И это плюс? — Лань Чжань! — капризно вскинулся Цзян Ин. Он не был ранимым, но такое безразличие друга проняло даже его. Усянь хотел вывести на эмоции Ванцзи, а в итоге рассерженно сопел сам, скрестив руки поверх пересекаемой ремнём безопасности груди и бросая недовольные зырки сквозь боковое стекло на опостылевший придорожный пейзаж. Лань Чжань, поддавшись фирменному нытью друга, всё-таки решил поделиться. Шумно выдохнув напоследок, он послушно, хоть и неимоверно скупо, рассказал: — Его зовут Цюнлинь. Он профессионально занимается пулевой стрельбой. Мы… Общаемся. Но и такой сухой информации хватило Цзян Ину, чтобы прийти в восторг: — Стрельба? Как круто! С виду такой милашка, а на деле хладнокровный, сосредоточенный, собранный снайпер! Так у вас, выходит, много общего? Красиво вместе смотреться будете! — Помолчи! — Ванцзи прикрикнул, покраснев ушами. Болевые точки имелись и у него. — Ты чё грубиян такой? Неужели до сих пор злишься на меня за тот случай? Да брось! Я просто пошутить хотел! Кто знал, что я случайно стану причиной твоего каминг-аута… Руки Лань Чжаня с силой сжались на руле до побелевших костяшек пальцев, явно давая понять: он реально сердился на выходку Усяня и по прошествии шести лет. Цзян Ин, разбередив старую рану друга, почувствовал себя крайне неловко. Напряжённость ситуации сдавила ему горло и вынудила замолчать аж на целых десять минут. В полной гнетущей тишине они почудились Цзян Ину вечностью. Ванцзи, Усянь и Ваньинь познакомились благодаря деловым связям своих отцов. Господин Цзян руководил крупной строительной фирмой, господин Лань же зарабатывал тем, что сдавал в аренду площади самого разного назначения. Взаимовыгодное сотрудничество родителей постепенно переросло в их дружбу, а она, в свою очередь, стала основой для приятельства детей. У Цзян Ина и Лань Чжаня всё срослось далеко не сразу, а у Цзян Чэна с Ванцзи отношения и вовсе незаладились. Слишком этот ребёнок был замкнутым, молчаливым, отстранённым и не по возрасту надменным. Чтобы подступиться к такому, нужно время, а тратить его попусту Ваньинь не любил. То ли дело Усянь: тот мгновенно принял вызов, словно скалолаз, решивший покорить высоченный неприступный заснеженный пик. В попытках подружиться Цзян Ин перепробовал многое, но самым запоминающимся широким жестом для Лань Чжаня стал совместный просмотр фильма. Гейская порнушка, показанная четырнадцатилетнему тихоне — забавная шутка над чужим целомудрием. Вернее, она таковой задумывалась. Но невинному святому скромнику-Ванцзи неожиданно понравилось. Точнее, нижней половине скромника. А вот верхняя, в которой располагался мозг, пришла в ужас: мир Лань Чжаня перевернулся, и вовсе не так, как бы тот хотел. Миг, и он не благовоспитанный сдержанный высоконравственный парень, а самый настоящий извращенец. Усянь как мог успокаивал друга, уверяя: несмотря на социальное неодобрение, хотеть и любить представителей своего же пола вполне нормально, хоть и сложно. Однако тот был непреклонен: чуть ли не объявил себя мёртвым для всего общества Китая. Собственно, «страшная тайна» Ванцзи связала их крепче, чем предшествующие ей годы приятельского общения. Но это случилось давно. Сейчас Цзян Ин бесконечно далёк от той невероятной деликатности, которую он проявил в день «отпевания» Ванцзи, и не устаёт шутить над его личной жизнью. Промаявшись затяжным безмолвием, Усянь вновь заговорил: — Эх… Как медленно… Мы так до завтра не доедем… Лань Чжань, а ты в курсе, что как мужчина водит, так он и трахается? — Так ты поэтому без машины? — Лань Ванцзи в долгу не остался. За многолетнюю дружбу он научился отвечать на подколки Усяня так, что тот сам оказывался в дураках. В сочетании с совершенно непроницаемым лицом его остроты и вовсе разили наповал. Цзян Ин аж за сердце схватился, возмутившись: — Вот так дерзость! Где же твоё хвалёное воспитание? — Растерял, как с тобой познакомился. — Ахах! Не успела обстановка в машине потеплеть, как степенного идеального водителя Ванцзи нахально подрезала чёрная тачка. У Цзян Ина мгновенно вырвалось озлобленное: — Ах он, мудак! — после Усянь быстро опустил боковое стекло, прокричав: — Эй ты… — не успел он выразить своё мнение во всей матерной красе, как стекло стремительно вернулось обратно, едва не прищемив ему нос. Цзян Ин, недовольный вынужденным соблюдением достойного поведения, ехидно бросил: — Напомни, почему мы вообще дружим? Лань Чжань, не поведя и бровью, спокойно отозвался: — Потому что ты прилипала, а я не смог от тебя вовремя отделаться. Картинно хлопнул себя ладонью по лбу, Цзян Усянь звонко воскликнул: — Точно! — отойдя от «озарения», он аккуратно поинтересовался: — Жалеешь, поди? — Нет, ты хороший друг, — честно ответил Ванцзи, слегка приподняв уголки губ. — Ты тоже! Надеюсь, с тем пареньком вы не только подружитесь! — поиграв бровями, выразил свою надежду Цзян Ин. Лань Чжань благоразумно воздержался от комментариев насчёт чужого бесстыдства, внутренне порадовавшись, что в своё время отказался и ещё от одной крайне сомнительной затеи. Ведь он ненавидел вспоминать о том «кинопоказе» не только из-за внезапно свалившегося на него осознания собственной ориентации. Пару недель после увиденного Ванцзи всерьёз размышлял о многогранности дружбы с Цзян Ином, уверившись даже, будто судьба свела их неспроста. Ведь не мог же Усянь вызывать у него такой обширный спектр чувств просто так? Являлись ли злость и раздражение на друга последствием подавляемой влюблённости в него? Лань Чжань замер в шаге от признания, когда до него дошло: начни он отношения с Цзян Ином, и те закончатся катастрофой. Ванцзи Усяня тупо пришибёт: привяжет к спинке кровати, заткнёт рот кляпом да так и оставит. Потом же скажет, мол тот помер от сексуального голода, а вовсе не от буквального. Первое впечатление, может, и не самое верное, но и на диаметрально противоположное его изменить невозможно. Характеры, вкусы, взгляды на жизнь, поведение и всё остальное у Лань Чжаня и Цзян Ина настолько разнятся… Да их даже чудо свести не сможет, куда уж тут химическим реакциям в мозгу, именуемым любовью. Хватило бы её года на три, а Ванцзи потом в тюрьме сидеть или в психушке… Любить представителя своего же пола сложно — это точно, а в случае с Усянем и вовсе совершенно невыносимо! Поэтому Лань Чжань прекратил искусственно навязывать себе романтические чувства и перестал искать в простых знаках дружественного внимания божественный замысел и волю Небес. Цзян Ин еле удержался от дальнейшего нытья о черепашьей скорости, усилием воли смирившись с тем, что считать фонарные столбы, знаки и ограждения ему придётся ещё долго. Пожалел дружескую тёплую атмосферу, которая в кои-то веки возникла между ним и Лань Чжанем. Нет, Усянь, конечно, любил своего друга, но его светлые чувства проявлялись бесконечными подколками, провокациями, шуточками и прочими ненавистными Ванцзи вещами. Лучше уж и правда промолчать лишний раз, даже если очень хотелось похвастаться манерой вождения брата. Тот, между прочим, тоже очень законопослушный и правильный. Не пьёт, не курит, ПДД не нарушает — прям как Лань Чжань. Только вот с Цзян Чэном Усяню никогда не бывает скучно. Ваньинь даже сейчас умудрился бы обогнать того мудака на чёрном авто. Потом пару раз перестроился бы, молниеносно двинулся дальше и приехал минут на двадцать раньше Ванцзи, не получив при этом ни единого штрафа. И наорать на того водятла Цзян Чэн тоже бы позволил, да ещё и своих матов сверху накинул. Он-то точно умеет находиться на грани дозволенного как никто другой. Будь то мастерское лавирование в автомобильном потоке, езда с максимально допустимой скоростью и ни км/ч выше или разговор на повышенных тонах, после которого не чувствуешь себя ни оскорблённым, ни обиженным. Натянутый, словно струна, и жёсткий, будто клинок, Цзян Ваньинь раз за разом проделывает в сердце Усяня новые дыры. Будь он незнакомцем, Цзян Ин бы пропал: не успокоился, пока не завязал бы с ним дружбу. Даже величественный ледяной горный пик на его фоне померк. Ваньинь — отвесная скала, которую Усянь так и не смог покорить. Цзян Ин прямо сейчас невозможно сильно хотел просто приятельски помолчать с братом, как хранит в данный момент тишину с лучшим другом. Даже если на самом деле жаждал рассказать Цзян Чэну о многом.Меткий стрелок — Время бесстрастным охотником Гонит по рельсам твои поезда, Кто-то смог, кто-то успел, И отчаянно падала чья-то звезда ©.
Цзян Ваньинь и Цзян Усянь сидели за обеденным столом друг напротив друга, завтракая в полной тишине. Несмотря на своеобразный бойкот Цзян Чэна, проявляющийся в отказе подвозить брата, они всё продолжали делать вместе. Новшеством, принесённым в их быт, стали только те несколько минут в день, которые Цзян Ин проводил в телефоне, заказывая себе такси до комплекса и обратно. А уж во «Дворце Солнца» всё вновь шло своим чередом. Тыкая одной рукой в экран смартфона, а второй колупаясь палочками в тарелке с омлетом, Усянь вдруг нарушил молчание осторожным вопросом: — Цзян Чэн, а такси действительно не по всем районам катаются, или я куда-то не туда нажал? — хоть с момента ссоры прошло две недели, он до сих пор старался не отсвечивать и не дёргать Ваньиня по пустякам. — Дай сюда! — раздражённо потребовал мобильник Цзян Чэн, а заполучив тот, недоуменно вскинул брови, вопрошая: — Это что ещё за дыра? На цифровой карте пунктом отбытия было выбрано какое-то захолустье. Цзян Ин разобиделся. Бросив трапезу и скрестив руки на груди, он принялся возмущаться: — Эй! Клуб, между прочим, очень элитный, просто аренда в том месте дешевле… На вечер у меня в нём делишки запланированы, вот, озаботился заранее. — Элитный и дёшево в одном предложении — ты сам себя-то слышишь? На кой тебя туда понесло вообще? — не унимался Ваньинь, продолжая свой допрос со всей имеющейся у него строгостью. — Куда для рекламной компании пригласили, туда и понесло! Официальное важное мероприятие, вообще-то! И мне для него даже пафосный костюм-тройку и водителя с лимузином выделили, да вот только обратно своим ходом надо… Цзян Чэн нахмурился, задумавшись. Около-звёздная вечеринка в каких-то трущобах. Забота и контроль над Цзян Ином ровно до момента прибытия и полное безразличие к его судьбе после. Приодеть, довезти и, разумеется, отфотографировать всё это — неужели столь пышное появление нужно только ради пускания пыли в глаза? Скорее всего, так и есть, но вот излишняя подозрительность Ваньиня нашёптывала ему иное. Смирив свою гордость, он заявил не допускающим возражений тоном: — Я тебя заберу. В этот вечер Цзян Усянь блистал. И причиной тому явились не столько шикарный бордовый дизайнерский костюм и помпезный антураж заведения, сколько его широкая обворожительная улыбка. Программа мероприятия была самой обычной: какого-то сверх-удовольствия Цзян Ин не получал, но радости всё равно сдержать не мог. Ведь за порогом этого царства веселья и разврата его ждал по-настоящему особенный человек. А периодически вибрирующий от града смс мобильник праздничное настроение лишь усиливал. Заждавшийся на парковке Цзян Чэн написывал сообщения, пеняя на нерасторопность Усяня, а ему от гневных выражений хоть бы хны: очень уж Цзян Ин по ним соскучился. Но испытывать терпение брата и злоупотреблять его заботой и добротой всё же не стоило. Да, именно нежностью и сердечностью все эти угрозы и являлись, хоть Ваньинь тщательно прикрывал их возмущением и недовольным выражением лица а-ля «какой же ты несамостоятельный! сам даже до дома доехать не можешь! так и быть, заберу тебя, а не то вляпаешься в неприятности!» Скользнув взглядом по очередному напечатанному проклятью, Цзян Усянь наскоро настрочил ответ и принялся пробираться к выходу из клуба, бодро бросив на прощанье стайке встрепенувшихся девиц: — Прошу простить, дамы, меня мой младший братик заждался. Одна из нежелающих завершения веселья девушек развязно отозвалась: — О, Ваньинь-то? А он тоже хорош собой, я вас вместе в журнале видела. Пусть присоединяется! Цзян Ин изменился в лице: черты вдруг ожесточились, а взгляд приобрёл обжигающую силу. Хоть голос Усяня звучал по-прежнему добродушно, шутка вышла больше похожей на злую насмешку над здешними обольстительницами псевдо-высокого класса: — Не для вас его роза цвела! Хмельные дамочки, впрочем, ничего едкого не заметили и задорно рассмеялись. Воспользовавшись моментом, Цзян Ин выскользнул на улицу. Район действительно оказался так себе: пыльные витрины заброшенных магазинов, разрисованные матерными граффити стены, заколоченные досками окна, побитые стёкла. Нежилой, некогда фешенебельный, квартал с целой аллеей развлечений. Но что-то пошло не так, и место превратилось в рассадник бандитизма. Версии разнились: кто-то говорил о разорившихся владельцах бутиков и ресторанов да об озверевших от безденежья бывших работниках, подавшихся в преступники. А кто-то уверял: территория изначально принадлежала криминальному боссу и всё произошедшие — лишь следствие неуплаты дани за «крышу» над головой. Как бы там ни было, Цзян Ину и его вечно спящему чувству самосохранения — по боку. Он топал в своём тёмно-красном костюме мимо грязных битых стекляшек, за которыми когда-то висели брендовые шмотки, смотрясь на их фоне, словно красная точка лазерного снайперского прицела на лбу у ничего не подозревающей жертвы. Шагал себе бодрым шагом, едва не подпевая весёленьким песенкам, лившимся через наушники прямиком в хмельную голову. Улицы были абсолютно пусты и безжизненны: можно при желании и в голос покричать на особенно цепляющих моментах — никто и не услышит. С удовольствием прогулявшись, Цзян Ин подошёл к оговоренному месту встречи. Машина Цзян Чэна без труда нашлась на парковке, а вот самого водителя внутри не обнаружилось. Усянь так удивился, что глупо обошёл седан по кругу, осматривая тот со всех сторон и вглядываясь сквозь стёкла внутрь салона. Взгляд невольно зацепился за небольшую вмятину в месте примыкания задней пассажирской двери и кузова. «Что за растяпу он катал в моё отсутствие? Надо же, позволил кому-то повредить подарок отца!» — мысль вонзилась в сердце Цзян Ина уколом ревности. Осмотревшись по сторонам напоследок и не завидев брата поблизости, Усянь выбрал его контакт из списка последних звонков и нажал «вызов». Ответили незамедлительно, вот только безжизненный надломленный голос Ваньиню не принадлежал. — Лань Чжань? А где А-Чэн? Передай ему трубку… Ванцзи болезненно выдохнул и произнёс: — Он не сможет ответить, — холод этой фразы не сравнится даже со льдом покрывшегося инеем могильного камня. От последовавшего далее объяснения душа Цзян Ина и вовсе промёрзла до самого основания: — Потому что… Цзян Усянь бежал так быстро, что уши заныли от звука врывающегося в них ветра и гулкого шума отчаянно стучащего сердца. Пара минут бешеной гонки со временем, и вот он видит безвольное тело Цзян Чэна на асфальте в грязном, богом забытом переулке. Цзян Ваньинь лежал на боку лицом к Цзян Ину, и тот сразу заметил, насколько брат бледен. Прямо над ним склонился Лань Чжань, прижимая два пальца к шее и прощупывая чужой пульс. Лощёная фигура в бело-синей олимпийке, частично закрывающая обзор на Цзян Чэна, стала вмиг ненавистна. А стоило Усяню заметить на рукаве у Ванцзи пятна крови, очевидно принадлежавшей Ваньиню, а не ему самому, как он и вовсе впал в ярость. — ПОШЁЛ ПРОЧЬ! — взревел Цзян Ин, оттолкнув друга от тела брата. Заняв место Лань Чжаня, он нагнулся и заполошно приложил пальцы к сонной артерии Цзян Чэна. Пульс был. Только убедившись в этом, Усянь начал осматривать Ваньиня. Ладони беспорядочно блуждали по телу, скорее лаская, чем ощупывая и проверяя повреждения. Хотелось просто взять брата на руки и унести из этого гадкого места. И он бы точно так сделал, если бы его слуха не коснулось предупреждение: — Осторожно, там… — Ванцзи не договорил, фраза оказалась перебита полным ужаса возгласом: — Ох! Цзян Ин и сам нашёл. Сбоку, ближе к спине, между нижними рёбрами торчала рукоять ножа. Вскинув голову и оторвавшись от осмотра, Усянь резко выпрямился, вздёрнутый неудержимым гневом, заорав: — КТО?! КТО ПОСМЕЛ?! Я… — но не успел он прокричать и десятой доли своих проклятий, как заметил — их троица не являлась единственными людьми в переулке. Неподалёку находилось ещё одно тело — лежащий лицом вверх парень с кровавым месивом в глазнице. — Он… — Мёртв, — Лань Ванцзи ответил, опередив вопрос. Но это вовсе не являлось для Цзян Ина желанной информацией. Он сейчас ненавидел весь мир, ненавидел всех и каждого. Всё существующее: живое и мёртвое не имело никакого значения. Провались вдруг земля под ногами, пролейся с неба огненный дождь — Усяню плевать. Пусть все вокруг разом сдохнут — не имеет значения! Пусть помрут! Лишь бы Цзян Чэн жил. Только он… Возьмись у Цзян Ина из ниоткуда власть над всем светом — погрузил бы его во тьму, разрушил до основания. Уничтожил и растоптал, так как жить в аду, сотворённом собственными руками — невозможно. Невыносимо! Лучше уж похоронить всё. Всех и каждого. Когда-то Цзян Ин упрекал брата за подобные мысли и слова, а вот и сам уже кричит во всеуслышание, мечется бешеным псом, жаждая суда и отмщения: — Да срать я на него хотел! Это же вэньская шавка! Я видел его в свите Вэнь Чао! — Усянь дрожал от едва сдерживаемой злобы. Он сам не подозревал, что может быть таким жестоким и пугающим. Абсолютно безжалостным и бесчеловечным. Цзян Ину неважно, насколько правдивы собственные поспешные выводы — его вело настоящее безумие. От горя он буквально потерял самого себя и кидался на лучшего друга словно на злейшего врага. В его лице Усянь видел лишь причину своей личной трагедии и готов был броситься на Ванцзи с кулаками и бить того до кровавых соплей. А пока этого не случилось, он орал, не щадя горла: — Ты не успокоился, да? Продолжил копать под них? Мало тебе поджога было? Они пришли за ТОБОЙ?! Цзян Ин плутал в ловушке, созданной собственным разумом, ведя рассуждения, основываясь на имеющихся у него фактах. Об истинных причинах произошедшего он не знал: Ванцзи не рассказал всего, а лишь упомянул об общем состоянии брата да о скором приезде полиции и медицинской бригады. Но, по правде, Усянь и не стал бы слушать при своём-то душевном раздрае. Цзян Ину для составления целостной картины хватило истекающего кровью Цзян Чэна с явными следами борьбы на теле и замеченной краем глаза шпаги. Та валялась в отдалении отброшенной в сторону ненужной железякой. Такая сиротливая, покрытая кровью и покорёженная… Усяню казалось, что его сердце должно было бы выглядеть так же и лежать где-то рядом с ней или братом. Словно пожёванный кусок мяса, который швырнули на асфальт за ненадобностью. Глядя на всё это, Цзян Ин просто не мог остановиться и прекратить сыпать обвинениями. Они лились из его рта отравленной рекой, и Усянь захлёбывался этими едкими словами: — Из-за тебя Цзян Чэн может умереть! Ты втянул его в это?! ТЫ?! Ты… Лань Чжань стоически терпел чужие нападки, вымолвив только полное раскаяния признание: — Я действительно виноват… Цзян Ин не сдержался и с размаху ударил Ванцзи в плечо, выплюнув лишь одно слово: — Проваливай! — Цзян Ин… — ПРОВАЛИВАЙ!!! — завопил Усянь и отвернулся к брату. Опустившись на колени, замарав тем самым в грязи и крови дорогущие брюки, он сел рядом с Цзян Чэном и начал гладить того по мёртвенно-бледным щекам. Бездумно, бесконтрольно, бесцельно. Бессмысленное занятие безутешного человека. Так прощаются на похоронах с дорогими людьми. Так пытаются запомнить черты родного сердцу человека. Подобным образом согревают давно остывшее тело, но… Ваньинь был жив. Однако его жизнь могла оборваться в любой момент, а Цзян Ин ничего не способен с этим сделать. Даже взять на руки и прижать к себе, убаюкать, утешить и пообещать: «всё будет хорошо». Он даже себе подобное внушить не может, куда уж успокаивать вечно собранного жёсткого и решительного брата. Младшего брата… Цзян Усянь по долгу старшего должен был его защищать, а каков итог? Сидит на грязном асфальте и уже даже не старается сдержать слёз. Бессильный и бесполезный — ему уготовано только покорно ждать приезда скорой. А раньше-то героизм и решительность так и рвались из Цзян Ина, толкая на свершения… Сам ведь впутал Цзян Чэна невесть во что на пару с другом. Два героя, мать их… Как так вышло, что на асфальте кровь непричастного к их «подвигам» человека? Брата, без которого проще сойти с ума, чем представить свою дальнейшую жизнь. Как дошло до того, что Усянь маниакально повторяет одно и то же «проваливай» в адрес Лань Чжаня, проводя ладонями по лицу Цзян Чэна снова и снова, словно действительно повредился рассудком? КАК?! — Цзян Ин… — тихо позвал Ванцзи, положив руку на трясущееся плечо друга. По щекам Усяня уже вовсю текли слёзы, а тело ощутимо вздрагивало от рыданий и всхлипов. Даже одно-единственное слово из-за них получалось произнести лишь по слогам: — Про-ва-ли-вай…