Отступи, тоска! Безнадёжная, уйди! Лишь хорошего я хотел бы впереди! ©.
Цзян Чэн не знал, чего ожидать от предстоящего суда. Ванцзи уверял: у него есть неопровержимые доказательства невиновности Ваньиня, которые он уже передал полиции. Однако в чём те заключаются — не раскрывал, равно как и их происхождение. Лань Чжань замалчивал подробности, ограничиваясь лишь общими фразами по типу «вооружённое нападение спланировали и организовали заранее, самооборона была необходима». С одной стороны, Ванцзи можно понять: у Вэней достаточно связей и денег, чтобы устроить за ним слежку и прослушивать его телефон. Ведь чем больше он распространяется, тем выше вероятность утечки информации, а значит, тем лучше адвокаты преступников смогут подготовиться к защите. Но, с другой то стороны, все эти тайны заставляли Цзян Ваньиня дико нервничать. Ему и так сложно представить свою дальнейшую жизнь сломленного неудачника, чья спортивная карьера столь нелепо оборвалась, а тут ещё и гадать приходится, останется он на свободе или нет. И только Цзян Ин был совершенно спокоен и позитивно настроен. Его лицо не отражало ни капли сомнений в благополучном исходе дела, а улыбка источала такую уверенность, что Цзян Чэну искренне захотелось поверить обещаниям и заверениям брата. На слушании все трое придерживались одной версии событий, совпавшей даже в мелочах. Например, пересказ боевых криков Вэнь Чао, услышанных Ваньинем перед потерей сознания и донёсшихся до спешащего на помощь Ванцзи. Цзян Чэн не смог ответить только на один вопрос: «Ранее вы говорили о конфликте между господином Вэнь, господином Лань и господином Цзян, но жертвой оказались вы. Так каковы, по вашему мнению, причины нападения на вас?». Адвокат Вэнь Чао планировал вывести Ваньиня из себя, убедить присутствующих, что тот решил отомстить за «несчастный случай со сбежавшей собакой», в ходе которого его брат получил травмы. Цзян Чэн действительно разозлился от подобного грязного манипулирования, но от грубых высказываний сдержался. Выслушав обе стороны произошедшего, судья дошёл до материалов, предоставленных анонимным информатором. Продажа наркотиков в стенах комплекса оказалась лишь мелкой побочной ветвью основного наркобизнеса. Невинное баловство от вседозволенности и безнаказанности по сравнению с размахом «фарма-империи Вэнь», организовавшей себе каналы сбыта через сеть купленных аптек. Уже этого было достаточно, чтобы казнить всех причастных за изготовление и распространение наркотиков в особо крупных масштабах. Такая незавидная судьба врагов, несомненно, воодушевляла Цзян Ваньиня, но, тем не менее, их заслуженная смерть его самого от тюрьмы не освобождала. Одно дело перетекало в другое, раздуваясь до невиданных масштабов, а Цзян Чэна волновал лишь собственный маленький мир. Реальность, в которой он расталкивает разоспавшегося брата, всовывает тому контейнер с едой вместо завтрака и наскоро запихивает в машину, чтобы, не допуская опозданий, вместе примчаться на тренировку. Точку в рассмотрении уголовного дела о превышении самообороны поставила видеозапись, предоставленная всё тем же анонимом. Государственный обвинитель, участвующий в процессе, с невозмутимым видом кликнул компьютерной мышью и вывел видеоматериал на экран. С огромного монитора на Цзян Чэна смотрели до боли знакомые лица. Сцена, развернувшаяся ночью в пустой раздевалке после закрытия «Дворца солнца», демонстрировала разговор Вэнь Чао с ныне почившими приспешниками. — Суки! Они убили мою собаку! Значит, я прикончу их самих! — пнув ногой железную дверцу шкафчика и оставив на ней вмятину, прокричал Чао. — Сюань У задушил Цзян Усянь, может повесим его? Или удавку на шею набросим в переулке? — услужливо предложила вэньская пешка. Глядя на ещё живого мерзавца, угрожающего брату, Ваньинь сжал кулаки до впившихся в ладони ногтей. Если бы он мог — убил бы говорившего ещё раз. — Да плевать мне на подробности! На псину тоже! Подумаешь, сдохла, новую заведу. Этот Цзян тронул МОЁ! Подобное нельзя спускать! — «большой босс» рассвирепел и принялся крутить головой, будто ища новый способ выместить злость, разминая кулаки и присматриваясь к окружающим предметам. Так и не найдя подходящей мишени для ударов, он, немного остыв, проговорил: — Значит, так, насчет Ланя я решил: раз залез в наш бизнес — попортим детище их семьи. А вот Цзяны… У них и связей, и денег поменьше. С Усянем можно что-то и повкуснее придумать. «Например, биты? Да, сносить их удары было, мягко говоря, неприятно», — саркастично прокомментировал Цзян Чэн у себя в голове. — Как насчет младшего брата? Убьём его, а Усянь пусть помучается. Утрата за утрату. Я поглядел, подобраться к мелкому проще, чем к этому звездуну. Усянь часто в медиа мелькает, а вот Ваньинь нахрен никому не сдался, — пытаясь угодить главарю, дал свою бандитскую рекомендацию второй подчинённый. Цзян Чэну бы оскорбиться до самого сердца, да только этот мерзкий трёп — ключ к спасению. Заслышав его, Ваньинь невольно расслабился: руки безвольно повисли плетьми вдоль тела, глаза расширились от удивления, а голова опустела. Словесная пощёчина не ударила по самолюбию, а, скорее, вышибла из Цзян Чэна дух. — Ахах, могёшь! Какой коварный план, мне нравится! Изысканная месть и даже… — Вэнь Чао неожиданно прервал свою злодейскую речь и уставился прямо в объектив. Дёрнув лицом и обратившись к сообразительному советчику, он приказал: — А ну, иди глянь, чё там за возня! Камера дёрнулась, запечатлев напоследок ровный ряд шкафчиков, поверх которых шла съёмка, и запись оборвалась. Вэнь Чао от таких доказательств разъярился. Несмотря на ещё не объявленный приговор, его дни сочтены, но он всё равно упрямо продолжал трепыхаться словно пойманная в силки куропатка. Не дожидаясь позволения, Вэнь Чао заорал во всеуслышание: — Всё не так! Посадите его! Ваньинь виновен! Мы хотели убить… — на последнем слове его глаза округлились от ужаса. Осознав, что он подставил сам себя, Вэнь Чао живо переменил своё мнение на противоположное, прокричав: — Нет! Мы не думали никого убивать, он сам напал! Ваньинь мстил за брата, я ни при чём! У нас дела в том районе, а он наткнулся на нас и… — К порядку! — осадил крикуна судья. Цзян Чэн испытал настоящий шок. Ваньинь и помыслить не мог, что в его защиту найдутся подобные доказательства. Дар Небес, не иначе! Место засады зачистили идеально: ни одной рабочей камеры. Те либо в принципе вышли из строя, а хозяева бестолковой заброшенной недвижимости не озаботились вовремя их заменой, либо оказались разбиты и закрашены неизвестными вандалами за пару дней до происшествия. С таким раскладом доказать, кто спровоцировал драку, было невозможно. В итоге, суть дела яснее ясного: Вэнь Чао организовал покушение с целью убийства, а у Цзян Ваньиня не оставалось иного выхода, кроме самообороны с применением холодного оружия. Четыре человека с битами и ножами против одного — бой изначально не предполагал благополучного исхода, так что Цзян Чэн был вынужден действовать наверняка. Вэнь Чао даже не озаботился, чтобы надеть маску, а значит, не допускал иного конца, кроме смерти жертвы. Мертвецы-то нападавших не опознают и в суде не выступают. Но благодаря чудесному стечению обстоятельств Цзян Чэн выжил. И более того, отомстил обидчикам по полной! Обвинения с Ваньиня полностью сняли, а сам он прибрёл статус национального героя. Ведь если бы не его злоключения и известность, это дело не получило такой огласки и не вызвало столь громкий общественный резонанс. Шумиха поднялась знатная: даже Вэням не хватило ресурсов и не удалось остановить следствие. Где одно преступление, там второе и третье — копать глубоко не пришлось, всё вскрылось само собой. Данный инцидент положил конец империи Вэнь. Злодеям вынесли смертный приговор, их имущество арестовали, а выздоровления Цзян Ваньиня ждёт весь Китай.Ты смотришь пристально на то, как я опять молчу, я снова что-то должен сделать, но я не хочу. В этой невидимой войне никто не победит, и я не знаю, чем тушить, смотри, оно горит ©.
Цзян Ваньинь оправился после травм, пережил судебный процесс, блестяще сдал выпускные экзамены, но эти победы совсем его не радовали. Выиграв суд, он восстановил свою репутацию, и даже больше. Однако, несмотря на пришедшую популярность и всеобщее восхищение, чувствовал себя крайне паршиво. Его здоровье восстановилось, жизнь наладилась, но вот только априори не могла войти в привычную колею. «Тяжёлые физические нагрузки запрещены», — рекомендации врача прозвучали словно приговор. В случае Цзян Чэна смертный. Да, он избежал заключения, но смысл оставаться на свободе, если Ваньинь не способен воспользоваться ей в полной мере? Из плюсов Цзян Чэн видел разве только спасение чести семьи, а в остальном… В тюрьме хотя бы не пришлось задумываться о собственном будущем, чем не оправдание немощности и бессилия? Клетка, воля — какая разница, если твоё существование лишено смысла? Бесцельное жалкое прозябание и ничего больше… Невозможность тренироваться сотворила из Ваньиня ходячего мертвеца: пустой отсутствующий взгляд, тотальное безразличие ко всему происходящему и вселенская тоска в душе. На него свалилось столько бед и испытаний разом, что, разобравшись с ними, Цзян Чэн начал загибаться от скуки. Оставшись наедине с самим собой, Ваньинь вдруг обнаружил: внутри него ничего нет. Всю суть Цзян Чэна выковыряли ножом в том переулке: отняв почку, выпотрошили само его существо. Раньше Ваньинь был спортсменом, а теперь… Кто он и что из себя представляет? Не зная, чем себя занять и куда деть свободное время, Цзян Чэн тупо часами пялился в экран смартфона, пролёживая на кровати. Не будь у него телефона — с тем же успехом разглядывал бы потолок. В этом подавленном состоянии его застал Цзян Ин, по-свойски вошедший в комнату брата без стука и иных предупреждений. Ваньинь бесцеремонное вторжение проигнорировал, оставшись таким же безучастным. Ни крика, ни злобного зырка, ни нравоучений — донельзя противоестественное поведение… — А-Чэн, да что с тобой такое? — закономерно удивился Цзян Ин, с ногами усевшись на широкую постель брата. Потормошив того за плечо и добившись внимания, он продолжил: — Ну, пропустил полтора месяца тренировок, с кем не бывает! У нас же в большом спорте все всегда травмируются! Это наша обыденность, — придав лицу более серьёзное выражение, Усянь сменил тактику подбадривания и бойко заверил: — Да, придётся после пересадки ещё немного поваляться, но что поделать! Всё равно нагонишь! Кто, если не ты? На фоне захватившей Ваньиня меланхолии и подступающей депрессии энтузиазм Усяня выглядел жестокой насмешкой. — Да какая пересадка?! Что ты несёшь вообще?! Тут смертельно больные органов не дожидаются, хрен когда я получу! — взбрыкнул Цзян Чэн, отшвырнув в сторону мобильник и приняв сидячее положение. Завидев горящие, полные надежды, глаза брата, он немного смягчился и пояснил: — Да и не положено мне… Полностью здоровым людям не принято вставать в очередь на трансплантацию. — Пф! А не пофиг ли, как там принято? Ты же знаешь: в частной клинике за свои деньги можно хоть третью почку себе приделать, был бы орган! — фыркнув, Цзян Ин пододвинулся ближе и закинул Ваньиню руку на плечо, приобнимая. Недовольство Цзян Чэна никуда не делось, даже в тёплых семейных объятьях он продолжал огрызаться: — Вот именно! Где я орган-то возьму? Кому я сдался?! Разве кто-то в здравом уме пожертвует почку человеку, что и без неё прожить может? Как следует устроившись и пригревшись под боком Ваньиня, Усянь толкнул поистине помпезную речь, достойную увековечивания в легендах о двух героических братьях — Так ты же не просто какой-то человек, а великий спортсмен! По новостям вон сколько твою историю крутили! Найдутся ещё желающие тебе помочь! Тоже мне, невозможное придумал! Все данные в клинике есть, осталось только подождать, когда группа крови и прочая ерунда совпадёт. Цзян Чэн недовольно скрестил руки на груди, нехотя согласившись: — Допустим, — однако его согласие не обошлось без оговорок: — Но кто меня ждать-то будет? Спортсменов, что ли, мало? Отправят другого на Олимпиаду, вот и всё. — Да что ж ты такой вредный! Всё ему не так! — отчитал брата на правах старшего Усянь, дурашливо потрепав того по макушке. Впрочем, его настрой быстро сменился на трагично-философский, а голос зазвучал глухо: — Олимпиада… В последнее время утратила свой первоначальный замысел. Торжество физической и духовной силы, хах… Она, скорее, стала площадкой для политических игр. Выступают те, кто должен пропихнуть какую-то новую идею. Не думаю, что наши упустят такую возможность похвастаться моральными качествами спортсменов да возможностями современной китайской медицины, — придя к данному выводу, Цзян Ин вновь стал собой и гордо заявил, стиснув брата покрепче: — Но ты не вздумай загоняться! В каких бы рекламных целях тебя не отправили — всех уделаешь! Докажешь, что заслужил этот шанс! Ваньинь опешил. Его брат загнул действительно умную речь. Цзян Чэн и сам не пребывал в восторге от недавних пропагандистских тенденций безоговорочной толерантности ко всем и вся, захвативших киноиндустрию и прочие массмедиа. Слишком уж всё это агрессивно и однобоко подавалось. А гендерные интриги, проникнувшие в сферу спорта, и вовсе вызывали у него омерзение. Но раз страны так охотно вступили в борьбу за звание «самой прогрессивной», то Ваньинь готов поступиться некоторыми принципами и послужить родине оружием в этой схватке. Главное, чтобы он сумел внести свой вклад в победу и взять медаль, остальное неважно. Политики — его союзники? Значит, так тому и быть! — Какой сейчас год? Я в коме провалялся пару лет, что ты так повзрослел? — Ой, да ну тебя! Я всегда был умненьким мальчиком! — несмотря на издевательский тон брата, Цзян Усянь принял его похвалу с широкой улыбкой. — Лучше бы ты был скромным! Апатия отступила, её место заняла злость. Доводы Цзян Ина являлись логичными, рассуждения здравыми, однако всё звучало до того наивно… Очень уж хотелось поверить. Обмануться. Ваньинь не позволял себе таких слабостей. Надежды — его больное место. Они столь часто рушились, что поддаться им вновь стало бы роковой ошибкой. Отсюда и вечное раздражение. Цзян Чэн больше всего ненавидел зависеть от судьбы и обстоятельств, привыкнув во всём полагаться лишь на свои силы. Но вместе с тем он желал довериться брату целиком и полностью, увидеть мир глазами Цзян Ина. Наверняка через призму восприятия Усяня тот невообразимо прекрасен. Настоящая сказка наяву. К тому, что фантазии магическим образом воплотятся в жизнь, Цзян Ваньинь оказался не готов. Всё, обещанное Усянем, сбылось. Донор и правда в скором времени нашёлся. Кто-то решил пожертвовать почку специально для него. Словно Цзян Чэн действительно был избранным, ценным, особенным, важным… До Олимпиады ещё прилично времени, так что у Ваньиня появился нешуточный шанс осуществить мечту. Сделать то, к чему его готовили всю жизнь. Чудо, не иначе! Будто бессмертная Богиня спустилась с облаков, чтобы помочь несчастному герою вернуть утраченное. А Цзян Чэн даже отблагодарить своего спасителя не мог — тот пожелал остаться неизвестным. Ваньиню же оставалось только ошеломлённо улыбаться и восторженно озираться по сторонам, заново познавая этот полный возможностей прекрасный мир.Отступи, тоска! Жрать тебе себя не дам! Как бы ни сбылось — горевать не нам ©.