Ты подаришь целый космос — я включу его в комнате ©.
Цзян Ин переночевал в съёмной квартире Ваньиня, но это нисколько не помешало ему чувствовать себя здесь как дома. Открыв навороченный зеркальный холодильник, он изучающе пробежался взглядом по содержимому. На одной из полок Усянь обнаружил поистине неожиданный и даже чужеродный объект, обрадованно воскликнув: — О, тортик! На что получил строгое: — Тебе нельзя. — Пф! Ну и ладно! Я всё равно теперь без «сладенького» не останусь, — по привычке отшутился вынужденно вернувшийся в строй спортсмен. Однако, осознав сказанное, Цзян Ин испуганно замер, так и не захлопнув дверцу. Изначально источником направленного на брата искромётного юмора являлись невысказанные романтические чувства, прорывающиеся наружу в виде подколок. Что любовь взаимна, а шутки отдают издевательством, принося боль, Усянь и помыслить не мог. Но, по-видимому, Цзян Чэн уже давно отмучался и сейчас не придавал никакого значения дурацкой манере общения брата. Ведь он лишь криво ухмыльнулся, а после подошёл вплотную к Усяню без каких-либо враждебных намерений. Коротко чмокнув того в похолодевшую то ли от дуновений холодильника, то ли от страха щёку, Ваньинь озвучил свои условия: — Сначала завтрак и тренировка — в твоём случае десерт нужно заслужить. Цзян Ин отмер: — Тренировка? — У меня в багажнике до сих пор болтается запасная форма. Пока обойдёмся ей и визитом в фитнес-клуб, — пояснил Цзян Чэн, достав из морозилки овощную смесь, затем дополнил: — Я приготовлю, а ты свари кофе. Усянь взбодрился: — Мне можно кофе? Ваньинь, нахально улыбнувшись, отзеркалил фразу собеседника: — Мне можно кофе. При виде этой едкой улыбки сердце Цзян Ина сжалось — он невероятно по ней соскучился. Пожалуй, впервые Усянь искренне пожелал добиться успехов в спорте, вознамерившись приложить к победе все имеющиеся силы. А ещё очень хотелось заставить Цзян Чэна улыбаться без всяких на то причин. А пока глупо лыбился Цзян Ин — дурацкий полезный омлет с овощами никогда не казался ему таким вкусным.Да, глупо, когда просто, Но здесь нет другого подтекста, Я никогда не тянулся к звёздам, Я из другого детства! ©.
— А-Чэн, а может, ты в тренера пойдёшь? Твоими объяснениями заслушаться можно! — восторженно отозвался о прошедшей тренировке Усянь, утирая полотенцем пот со лба. Сначала ему было дико некомфортно: форма с плеча брата ощущалась неподъёмной бронёй. Тяжесть осознания, что он буквально занял место Ваньиня, парализовывала. Но Цзян Чэн находился рядом, направлял и поддерживал — разве не об этом мечтал Усянь с малых лет? При подобных условиях он просто не мог облажаться! Все переживания и нелепые обстоятельства их импровизированной тренировки сразу же отошли на второй план. В фитнес-клубе не было ничего из необходимого инвентаря. Они еле нашли достаточно места для отработки выпадов и шагов. Однако, даже по-идиотски размахивая пустотелой гимнастической палкой вместо шпаги, Усянь чувствовал себя словно на самых важных соревнованиях в жизни и отнёсся к делу невероятно серьёзно. — Ты смотришь на меня, открыв рот, но с тобой-то всё ясно. Однако это же не значит, что и остальные будут восхищены моим наставничеством, — ответил гордо восседающий на тумбе для кроссфита, будто на троне, Ваньинь. Несмотря на циничность высказывания, на его лице сверкала самодовольная триумфальная улыбка. — Ничего не могу с собой поделать! Ты хоть представляешь, сколько моих пубертатных стояков было адресовано тебе? Ахах! — Избавь меня от этой информации! — швырнув в ржущую будущую спортивную гордость Китая полотенце, рявкнул Цзян Чэн. Не желая расставаться со смешливым настроением, Усянь продолжил паясничать, откровенно потешаясь над раскрасневшимся братом: — Не хочешь слушать? Так я покажу! Пойдём-ка в душ! Вернув себе самообладание и преисполнившись серьёзности, Ваньинь ровно проговорил: — Мне нужно в аптеку, иди пока освежись, а после в машину сумки забрось. — А, ладно… Цзян Ина будто прямо посреди зала ледяной водой окатило без всяких там дополнительных водных процедур. Он и не подозревал, что Цзян Чэну нужно принимать какие-то лекарства. Такое открытие вкупе с нежеланием брата ставить его в известность о своём лечении свели всю игривость на нет. Чуть позже, сидя на пассажирском сиденьи и дожидаясь Ваньиня, Усяня во второй раз затоптал табун мурашек. Вернувшийся с небольшим пакетиком Цзян Чэн сел в водительское кресло, поинтересовавшись будничным тоном: — Ты сладкого не перехотел? — невинный вопрос утратил свой первоначальный смысл, стоило Ваньиню тут же дополнить: — А то пора к родителям с объяснениями наведаться. Скорее всего, потом настроение к удовольствию располагать не будет, — во взгляде его при этом заплясали демонята. От такого смелого предложения Цзян Ина перетряхнуло: — Что? Прямо здесь? На парковке? Он-то про душ откровенно шутил, не подразумевая никаких реальных действий. Хотя народу в клубе практически не было, и при желании в пустующей раздевалке вполне получилось бы уединиться… Однако Усяню опостылел спонтанный секс в общественных местах. Он будоражил кровь и щекотал нервы, но не более. Близость с Цзян Чэном представлялась совершенно иначе: важной и особенной, самой желанной. Цзян Ин уж точно не мечтал заниматься сексом с возлюбленным где попало, будто пара диких животных. И вот Цзян Чэн сам такое предложил?! — А тебе все условия подавай? Хочешь до дома — терпи, но лично я неудобств не вижу, — Ваньинь смело заглянул в расширившиеся от страха глаза Усяня и решительно взял его ладонь в свою. — Эм… Я, ну… — Цзян Ин запаниковал, не зная, что и ответить. Ему хотелось с Цзян Чэном всего и везде, но и о благоразумии приходилось помнить. Случайный свидетель — и их репутации хана. Но и отказать — значит обидеть проявившего инициативу возлюбленного… Не успел Усянь подобрать нужные слова, как в них отпала всякая необходимость: в нежно поглаживаемую руку сунули небольшой пластиковый контейнер. — Там есть ложка. — Пироженое? Цзян Чэн! Как ты меня напугал… Я же подумал, что ты не про это… — Цзян Ин от облегчения приложил несчастный десерт к сердцу. — Ахаха! — Цзян Чэн, посмеиваясь, извлёк из пакета с характерной для аптек эмблемой маленькую картонную коробочку, пояснив: — Об «этом» я тоже позаботился, — продемонстрировав упаковку презервативов ошалевшему участнику розыгрыша, он засмеялся ещё заливистее. — Ты! Цзян Ваньинь! Усянь сам не ожидал от себя столь сильного смущения и бурных реакций. Но, как оказалось, когда играются с твоими чувствами, то всё воспринимается совсем по-другому. Однако на расстройства и обиды у него нет и шанса — Цзян Чэн смеялся абсолютно обезоруживающе. Да и этот своеобразный отпор глупым шуточкам — выше всяких похвал. Наконец-то Ваньинь вновь стал тем, кто способен не просто сносить Цзян Ина, а участвовать во всех его «проделках» на равных. Больше всего Усяню не хватало такого по-настоящему живого и яркого Цзян Чэна рядом. — Пристегнись, доешь по дороге.Очередной билет в мир, В котором никто не ждёт. Кто для меня кумир? Тот, кто мне не врёт. Очередное кино из песен, Которых не счесть. Ты скажешь мне: «Это ничто!», — Но это всё, что есть! ©.
Цзян Ваньинь стоял посреди гостиной, покорно склонив голову в поклоне перед родителями. Усянь переминался с ноги на ногу рядом с ним, не зная, куда спрятать глаза. В комнате повисла крайне напряжённая атмосфера, и только Цзян Чэн был невероятно собран и холоден. Гордо выпрямившись во весь рост, он серьёзно проговорил: — Отец, матушка, простите меня. Я поступил недостойно, сбежав из дома и заставив вас волноваться. Юй Цзыюань метнула острый, словно наконечник стрелы, взгляд в сторону Цзян Ина и зло процедила сквозь зубы: — Тебе не за что извиняться. Единственный виновник всего произошедшего — Вэй Усянь, — сначала её голос имел явное сходство с шипением ядовитой змеи, а после дальнейшие обвинения пророкотали раскатами грома: — Из-за него твоё здоровье безнадёжно испорчено, так и исправить негодник ни черта не смог, хотя мы всё для этого сделали! Цзян Чэна постигло настоящее разочарование, будто вся накопленная за годы тренировок и непрекращающихся семейных ссор усталость разом свалилась ему на плечи. Тяжело выдохнув, он безразлично отметил, словно пребывая в прострации: — Как наивно с моей стороны было рассчитывать на спокойный разговор. Я, хоть и подозревал твою осведомлённость о плане Цзян Ина, но… Не думал, что ты будешь на него давить… Голос Цзыюань зазвучал до неподъёмного властно, эта женщина уж точно наивностью не отличалась, не сомневаясь в своей правоте ни на секунду: — Хочешь сказать, что Усянь нам ничего не должен? Разве его поступок не предполагает плату?! Заслышав эти жестокие слова, Ваньинь вскинулся, мгновенно потеряв терпение: — Как ты смеешь говорить такое! Извиняться и говорить по душам тут же расхотелось. Подобное подстрекательство к самопожертвованию разбудило в Цзян Чэне нечто дикое и неуправляемое. Все надежды избежать конфликта и объяснить, что они с Усянем полностью разобрались со злосчастной пересадкой и претензий друг к другу больше не имеют, рассыпались прахом. До этого момента Ваньинь готов был наступить себе на горло и смирить гордость, лишь бы замять ситуацию с вскрывшимся обманом, в котором поучаствовала вся семья, но теперь… Ярость из-за манипулирования Цзян Ином застила ему глаза, и на происходящее их точно уже не получилось бы закрыть. — Как я смею? Это ты как смеешь так разговаривать с матерью?! Решил, что можешь мне указывать? Забыл о своём месте? Так я напомню тебе об уважении! — Юй Цзыюань закатила типичную семейную ссору. Даже используемые ей выражения — классика материнского манипулирования. Однако речь Юй Цзыюань совсем не похожа на нападки рассерженной истеричной мамаши. Нет. Её голос звучал сильно, жёстко и решительно, будто у императрицы, демонстрирующей свою власть. Даже и без того просторная гостиная словно на краткий миг расширилась до величественного тронного зала роскошной резиденции, хозяйкой которой госпожа Юй и являлась. — Подкидыш ещё этот! Всё, что у него есть — наша заслуга. Вэй Усянь обязан семье Цзян жизнью! — продолжала гнуть своё Цзыюань. Цзян Чэн от матери не отставал, явив фамильную колкость и резкость характера, облачив те в слова: — Решила разобрать на органы приёмного сына?! — произнеся ответное обвинение, Ваньинь выступил вперёд, загородив спиной Цзян Ина, тем самым защитив не только речью, но и телом. Усянь неловко высунулся из-за плеча брата, явно намереваясь что-то сказать, вклинившись в разгоревшийся скандал, но его опередили. Цзян Фэнмянь, до этого молчаливо стоявший рядом с супругой, неожиданно заговорил: — А-Чэн, успокойся. Это был добровольный выбор А-Сяня. Ты ещё в себя не пришёл, как он записался на всевозможные анализы и обследования в качестве потенциального донора. Мягкая обезоруживающая примирительная улыбка, спокойный голос, неторопливая плавная жестикуляция. Этот мужчина выглядел и вёл себя подобно мудрейшему терпеливейшему миротворцу. Но именно такое поведение окончательно растрепало чувства Цзян Чэна. Он в очередной раз разочаровался в семейной жизни родителей и своих отношениях с отцом. Цзян Фэнмянь вновь продемонстрировал отстранённость, ранящее душу сына безучастие. Ведь потакание Усяню в подобном сродни бездействию и игнорированию проблем. — Отец… — подавленно начал Цзян Чэн, затем смело заявил: — То, что ты поддержал такое решение, ничуть не лучше! Глаза Усяня шокировано расширились. И его удивление понять проще простого: ещё никогда при нём Ваньинь не перечил отцу. Не проявлял ни малейшей грубости при общении, будто соблюдая почтительную дистанцию перед вышестоящим. — Да какая теперь разница? Хватить маяться дурью! Возвращайся домой, хотя бы в университет тебя устроим, — не допуская возражений, деспотично заявила Юй Цзыюань. — Нет, — тяжёлое слово упало на пол, мгновенно изуродовав окружающую дорогую обстановку и посрамив чужое величие. Будто идеально чистую сверкающую плитку замарала разбившаяся о неё капля крови. Далее рана Цзян Чэна расширилась и слова потекли куда обильнее: — Я буду жить вместе с Цзян Ином. Отдельно от вас. Лицо оскорблённой матери исказилось гневом: — Да вы и недели вместе не протянете! Почка — самое лучшее, что он мог дать тебе. Да и с этим не справился! Ваньиню хотелось сказать куда больше. Устроить выговор маме за то, что именно её стараниями их с братом жизнь была отравлена вечным соперничеством. Съязвить, мол, «без твоего давления всё будет иначе», объяснить: «без сравнений и упрёков нам не из-за чего ссориться», но это оказалось выше его сил. Да и пообещать Цзян Ину подобное он попросту не мог. Сам же только что учинил скандал. И вообще, правильно ли это: упрекать мать за её характер, когда унаследовал точно такой же? — Пойдём соберём вещи, — обратился Цзян Чэн к растерянному и непривычно молчаливому брату, решительно схватив Усяня за запястье и потянув в направлении его комнаты. — А ну, стоять! — приказала Цзыюань, бросив им вдогонку. Казалось, будь у госпожи Юй плеть, она бы тут же хлестнула ей по полу для большего устрашения. — Цзыюань, хватит! — повысил голос Фэнмянь. — Опять будешь нахваливать Усяня? Давай, скажи, что А-Чэну с ним будет лучше, чем с матерью! Дальнейшая ссора долетала до скрывшихся в глубине дома братьев неясным шумом, подобно разыгравшейся в дали непогоде. Как только дверь в комнату Усяня захлопнулась, Ваньинь навалился на неё спиной, бессильно запрокинув голову и закрыв глаза. Упираясь в створку затылком, он переосмысливал произошедшее: «Чёрт! Притащил Цзян Ина сюда будто собаку за поводок, так ещё и шмотки паковать заставил!» Неподвижно простояв в молчании какое-то время, Цзян Чэн убито произнёс, до сих пор не разомкнув веки и не отлипнув от двери: — Прости. Я думал: улажу всё с родителями, а там и тебе переехать предложу. А в итоге решил за тебя, даже мнения твоего не спросив. — А-Чэн, ну что ты такое говоришь? Разве не ясно, что я бы согласился? — ушей Ваньиня, истерзанных громкими криками матери, коснулся мягкий успокаивающий голос Усяня. Правда, через мгновение он наполнился сомнением: — Или ты сам передумал, и мне сумку обратно разбирать? Цзян Чэн резко вскинул голову и открыл глаза. Судя по выражению лица, Усянь ни капли не обиделся на самовольно принятое им решение. А глядя на учинённый за пару минут беспорядок, вывод о том, что Цзян Ин с превеликой радостью начал спешно собирать свои вещи, напрашивался сам собой. Даже задав вопрос про отмену переезда, он не прекратил запихивать майки в лежащую на полу спортивную сумку, отшвыривая ненужную одежду в сторону. — Не передумал. Но, похоже, я всё же поспешил… — начал Ваньинь, после, собравшись с мыслями для выворачивающего душу откровения, удручённо продолжил: — Я себя так погано чувствую и веду — вряд ли тебе понравиться со мной жить. Раньше у меня всё шло по плану, а сейчас… — Цзян Чэн прервался, обвёдя взглядом разбросанные по полу вещи. Пусть представший перед глазами хаос не был устроен им самим (а только с его подачи), но он прекрасно визуализировал внутреннее состояние: — Я утратил контроль над своей жизнью, эмоциями и поступками. Полнейший бардак в голове. Из меня словно кусок выгрызли, а я, не зная, чем заполнить эту пустоту, хватаюсь за всё подряд и веду себя то как придурок, то как психопат. Я так злюсь на маму! Но… вместе с тем понимаю… Глядя на неё, будто в зеркало смотрюсь! Если у них с отцом так, то у нас… — закончить речь Ваньинь уже не смог — банально не хотелось озвучивать свои опасения. Это и к лучшему, ведь Цзян Ин их точно не разделял. Перестав утрамбовывать вещи в несчастную пузатую сумку, он бодро произнёс: — А-Чэн, а чем плохо быть похожим на родителей? Это же естественно! К тому же, они у тебя действительно выдающиеся! Юй Цзыюань — сильная, гордая женщина со стальным характером. За родных глотку всем перегрызёт! — с искренним восторгом отозвался Усянь. Застегнув сумку и принявшись за небольшой чемодан, он с растерянной улыбкой дополнил: — Ну невзлюбила она меня, так и не обязана. Я же не часть семьи, а навязанный элемент. Но, несмотря на это, попадало мне всегда только за дело. При воспоминании о детстве, самые яркие эпизоды которого неразрывно связаны с неугомонным шкодным братом, сердце Цзян Чэна смягчилось. Пожалуй, его мама на самом деле не так строга, какой хочет себя показать. Но всё же смириться с резкостью и жестокостью сказанных ей слов не получалось: — Всё равно ты не должен был её слушать. Да, наша семья вырастила тебя, дала образование и прочее. Но всё это — решение отца, а мама с ним согласилась. Выходит, воспитать тебя — их выбор, и для тебя не существует никакой платы. Цзян Усянь посерьезнел. Выпрямившись из скрюченного состояния упаковщика и встав на ноги, он вкрадчиво проговорил: — Почка — не плата, а собственное желание. Лишить тебя мечты, принести разлад в семью… Я так не мог. Я люблю тебя, а родителям очень признателен. Может, они и не идеальные, но вырос я нормальным человеком, — впрочем, вдумчиво-философское выражение продержалось на лице Цзян Ина недолго. Как только самые важные слова были озвучены, он смешливо разулыбался и иронично подытожил: — Разве что комплекс вины приобрел, но многим людям с их детскими травмами гораздо хуже пришлось. Ахах! Цзян Чэн также не удержался от улыбки. В его потемневших от тоски глазах сверкнули искорки веселья — словно яркие звёзды зажглись на непроглядном ночном небе. Пройдя в центр комнаты к стоявшему посреди разворошённых шкафов и их валявшейся по всюду начинки Усяню, Ваньинь сострил: — Например, мне, — однако, несмотря на проблеск в мрачном настроении, его шутка, как всегда, вышла чересчур саркастичной. — Ой, да брось ты! Думаешь, я бы хорошим отцом стал? — махнув рукой, будто разгоняя тучи над головой возлюбленного, Цзян Ин весело предположил: — Да будь у меня такой назойливый отпрыск, как я, то я бы его на грядке прикопал, чтобы под ногами не путался. Только голова бы из земли и торчала, ахах! Такие методы воспитания заставили глаза Цзян Чэна крайне выразительно закатиться. Но раздражения из-за пустой болтовни не было. Откровения «нелюбимого приёмного сына» позволили ему понять: к роли родителя, действительно, невозможно подготовиться на 100%. Жизнь всё равно внесёт свои коррективы. Поэтому целиком и полностью перекладывать ответственность за собственные обиды и разочарование на обычных людей, ставших волей судьбы мамой и папой — попросту глупо. Пока Ваньинь пребывал в задумчивости, Усянь осторожно приблизился к нему и взял за руку. Подняв кисть Цзян Чэна до уровня его лица, Цзян Ин указал взглядом на перстень с аметистом, которой тот носил не снимая, отметив: — Знаешь, Госпожа Юй тебя очень любит. Конечно, ей сейчас обидно, что вместо родного дома ты выбрал меня… Цзян Чэн со вздохом отметил: — Я тоже… Мне надо было чаще говорить ей об этом. Усянь опустил вниз пленённую руку, удобнее перехватив ту и переплёл пальцы Ваньиня со своими. — Я не могу пообещать, что всё будет хорошо — это же мы! У нас всегда всё непросто. Но я приложу к этому все силы! А в твоей старательности и упорстве я не сомневаюсь! Ваньинь обхватил Цзян Ина за талию свободной рукой и притянул ближе к себе, устало произнеся у самого уха: — Видимо, нам всем просто нужно время. — Ага, но давай всё же не будем терять его зря. Помоги мне собраться. Две пары рук перебирали вещи, накопленные за, казалось, такую далёкую прошлую жизнь, тревожно вздрагивая каждый раз, когда из-за двери доносились резкие выкрики. Братьев не отпускало ощущение, что вместо того, чтобы отправиться в свободное плавание, они сбегают с тонущего корабля. Их дом никогда не был тихой пристанью, но, несмотря на это, оба в душе хотели когда-нибудь сюда вернуться.Отпусти мне мои грехи, я не видел их с высоты, За плечами остались мечты, что я посеял в начале пути ©.