Жизнь — это территория разбитых надежд.
Руслан бросает быстрый взгляд на посадочный талон, на котором красовалась кривая печатная строчка «Красноярск, терминал А, KJA — Толмачево, терминал А, OVB» и время прилёта — 18:32.
Полчаса в такси — и он в Новосибирске.
Осознание пришло с каким-то опасным удовольствием: его совершенно не парило, что в городе-то вообще-то живёт Сибиряков-мать-его-грёбанная-столица.
— …ан! Русла-ан! — плечи напрягаются, а мозг выдаёт всего одну мысль.
«Господи, блять, пусть, сука, ему это кажется».
И нет — слух его не подводит, когда он поворачивает голову к выходу из терминала А. По крайней мере, Красноярск не знает ещё одного детину-переростка с выбеленными прядями.
— Твою ж… Сибиряков, — он закатывает глаза, по мере приближения Коли к нему. А тот приветливо улыбается, всем своим видом показывая, как рад прилёту Енисейского. — блять.
Новосибирск не просто подходит к нему, а лезет обниматься, прижимаясь прохладной щекой к теплой шее Руслана, вынуждая того зашипеть как кот, которого водой облили. Он дергается, вздрагивает и почти отлетает в сторону, ударяясь спиной о колонну. Не сильно. Даже не поморщился. Только придержал ремень сумки, а в следующий момент уже бросил испепеляющий взгляд на Колю, который неловко опускал руки, лишь двумя пальцами держа бывшего учителя за край рукава куртки.
— Не ударился? Не стоило так делать. — нравоучительный, слегка сбитый тон бесил как никогда. — Я очень рад снова тебя видеть,
Руслан.
Густые каштановые волосы с белыми прядями упали на лицо, и ученому пришлось несколько раз поправить их пальцами, откидывая их назад. Руслан чуть не фыркнул — насмешливо и зло. А потом они оба застыли друг напротив друга: Красноярск молчал, почти ощетинившись.
Николай подумал, что Руслан слишком громко жалел, что он, Новосибирск, вообще приехал его встретить, что это раздражение и злость можно было
услышать. Многое бы он отдал, чтобы поглядеть на Красноярск, который бы был рад ему.
Просто, черт возьми, рад увидеть его. Или хотя бы не жёг его взглядом злых изумрудов.
«Просто сделай одно долбанное исключение — улыбнись хотя бы раз, глядя на моё лицо».
— Я не помню, что бы говорил, что у меня есть желание тебя видеть до назначенного часа, — процедил он, нарочито отряхивая невидимую грязь с куртки. С рукава куртки, за который его пару минут держал Коля. Отличный вечер.
— Я рад, что с тобой
всё хорошо, — Сибиряков сощурил глаза, резким движением одёргивая своё пальто. — и, учитывая, что столица региона — я, то мне решать, где и когда появляться.
— Отлично, столица, с глаз свали, — Руслан обходит Новосибирск, задевая его плечом, — у нас только завтра встреча.
— Я прекрасно об этом осведомлён.
— Отлично.
—
Отлично, — соглашается Коля, подавляя в себе желание заломать пальцы от тупиковой ситуации. А на что он надеялся, встречая
его? Привета? Это не смешно. —
тогда пошли.
Руслан скривился:
— Пошли?
Затем снова показательно одёрнул одежду и уже сделал несколько шагов вперёд, когда учёный резко дернул его за руку, будто вспомнив.
— Да, Енисейский.
Черт, таким тоном, будто вещает с трона. Хотя у Московского и не такому научишься.
— Слушай, запомни одно, ладно? Не обращайся ко мне так, словно я твой старый друг.
Малыш. Я не хочу, чтобы меня ассоциировали с таким как…
как ты, — прошипел Красноярск, останавливаясь, однако не оборачиваясь.
Новосибирск поджал губы, глядя на профиль объекта своей любовной аддикции. Он действительно вглядывался в спину перед собой, подсчитывая в уме — как же быть. Им вместе над организацией работать.
И, если быть честным, да — он искренне лелеял мысль, что сможет показать Руслану, что он хороший, что он не заслужил такой ненависти с его стороны.
—
Как я? — Коля приподнял брови. — Не могу представить, о ком ты.
Руслан усмехнулся. Это что,
ирония?
— Ну, я кроме тебя не знаю никого, кто так бы мне на нервы действовал.
— Ну, я, — Сибиряков азартно сверкнул глазами, отвечая Руслану его же предложениями. — кроме тебя никого не знаю, в ком я не раз бы разочаровывался, но не отказывался. Так что опустим это.
Чтоб ты провалился, чёрт из пробирки с прямолинейностью как рельсы.
— Сначала ты пачкаешь мою одежду, а а теперь язвишь мне? — голос Енисейского напоминал утробное рычание, когда он всё же медленно перевёл взгляд. — Не приближайся ко мне.
Коля упрямо глядел в любимые злые глаза, чувствуя, как его организм отбивает почти все симптомы тахикардии, а сердце бьёт по ребрам. На минуту показалось, что глаза щиплет, но он быстро преодолел этот мерзкий комок в горле, душивший его маслянистыми лапами.
— Я не язвлю, просто пытаюсь прийти к компромиссу при разговоре с тобой, Руслан. — Коля слабо улыбается, — Для меня
важно, чтобы ты не питал ко мне такую неоправданную злость.
— Пошёл нахуй.
— Не будь ребёнком, Красноярск. — тихо утвердил Николай в удаляющуюся спину, а потом быстро нагнал собеседника. Он
быстро нагнал Руслана следом, елозя одной рукой в открытом кармане пальто.
— Тебе придётся смириться с тем фактом, что мы работаем вместе, — Он заглянул в лицо бывшего учителя, а тот шарахнулся в сторону, на автомате задерживая дыхание. —
мой дорогой Красный Яр.
— Какого… — Руслан скривил губы. —
ты что спизданул?
— Ничего криминального.
— Выёбываешься.
— Изо всех сил, — он сложил руки на груди, — ты же сам знаешь.
Давай, Коля. Всё идёт хорошо. Главное — не показывай, что от выражения любимого лица тебе остро хочется пойти и наглотаться этанола (в простонародье просто спирта).
Или не чувствовать языка — лишь бледные, (он уверен) горячие губы, которые мозолят ему глаза не первый десяток лет. Ему, если честно, даже спорить с Енисейским не хочется. Он просто уже задолбался. За неполных два века их своеобразной вражды, точнее вражды Руслана и неконтролируемого обожания со стороны Коли, он порядком отчаялся.
Плюсом, Сибиряков — как будто могло быть по-другому — видит в Красноярске чёртов объект своего сексуального и не только желания, несмотря на то, что 20 век принёс много нового — он тогда впервые разочаровался в уже бывшем учителе, прошёл стадию торга и принятия простого факта — что бы ни сделал Руслан, он, сука, не мог отказаться от него и был просто зависим от зеленых глаз, огненных волос и этого блядски-родного голоса, который давал силы идти вперёд.
— Я хочу просто обговорить некоторые организационные моменты. Мы ведь назн…
— «Мы»?
Он вздрогнул. Кажется, Руслан вот-вот откинет голову назад и начнёт хохотать, как сумасшедший. Но вместо этого он сбросил с себя его руку, фыркая.
— Ты сказал «
мы», малыш? — он всё же издевательски хохотнул, проводя рукой по своим красным волосам, отчего на миг открылся правильный лоб, а затем снова частично спрятался за ними, спадающими с одной стороны чуть больше, чем с другой. — Забудь это «мы». Не смей больше подходить ко мне с подобной хернёй.
Он покачал головой, разворачиваясь, а затем бросил через плечо, возобновляя шаг:
— А если ещё раз скажешь подобный бред — я не сдержусь. Я не шучу, малыш.
И зашагал по аэропорту, на этот раз не оборачиваясь. Игнорируя оставшегося позади Колю, который пару минут стоял, замерев с вытянутой рукой и дурацкой обидой в глазах.
Всё хорошо — он привык уже. Руслан не меняется. Ни через год, ни через век.
