Русалочка

Ногу что-то прострелило, и я заорала. Во сне, или уже нет, у меня иногда бывало такое. Но, оказывается, я таки проснулась. Связанной по рукам и, видно, ногам тоже. - Чшшш... - зашелестело рядом, и я дернулась на звук. Над моей ногой копошилось нечто, вокруг которого расплывались сизые тени, наверное, волос или накидки, хотелось верить, что это не его собственные отростки. Он сделал еще какое-то движения, и я от неожиданности плаксиво вскрикнула, пытаясь избежать соприкосновения с руками или инструментами, но путы были плотными. И вдруг боль утихла, хотя тело все еще судорожно пыталось избежать её, а сердце билось, как безумное. - Сспал, та? - послышалось знакомое посвистывание, и я вывернула голову в направлении голоса Уэйра. - Тхеперь не болит, - констатировал он, подплывая, потому как, кажется, сидел поодаль и не мешался, - Это мой другх. - Здравствуйте, - промямлила я, понимая, что на мне сейчас только ночнушка. - Уэйр! Верни мою куртку, пожалуйста, и развяжи меня... Нависающая над ногами сгусткообразное существо вдруг развернулось ко мне, и я увидела, что это на самом деле русал, только облачен в хламиду из водорослей, да и волосы его, длинные, темные как ил, вились и плавали, словно водоросли. Он что-то пропел Уэйру, и русалочка подплыл совсем близко, становясь рядом с другом. - Его ссовут Мхайтхани, - как-то невпопад произнес русал. - Я кхофорил, нам нушна крофь. Сейчас ффосьмем. Немношко, а пхотом бысстро домой. Я немного опешила. Какая кровь? Сейчас? Подождать! А спросить? А предупредить? - Уэйр! - только выпалила я. - Подожди! Подожди, а как же рана? Я же сдохну так, у меня крови немного сейчас, развяжи меня! - Чщуть-чщуть больно буттет, - как будто не мне, сказала рыбеха. Напарник его молчал, звякая чем-то нехорошим. Мне показалось, что они вырезали мне сердце, раскурочили туловище и высосали кровь маленькими трубочками до капельки. Надрезанную плоть жгла соленая вода, мышцы сокращались, я выворачивалась, но все было бесполезно. Клясть их, плакать, кричать - все бесполезно. К концу операции Майтани, или как-то там его, снова убрал боль, за несколько секунд очистил воду от крови, залечил какой-то темной болючей силой мне развороченную грудину. Что там стесняться, когда тебе ломают кости и подрезают вены. И самое ужасное было то, что я не могла отключиться, не пропадала в беспамятстве, а чувствовала это вот все. Когда все закончилось, я лежала, просто обессилев и сорвав голос, наглотавшись воды и собственной крови, но от блевотины и прочих нечистот Майтани уже очистил воду. И вроде бы, все закончилось, а мне все чудилось, что они продолжают. Они не удосужились укрыть меня даже, хотя волнение воды на коже было незначительным по сравнению с тем, что только что было. Внутри тоскливо, надрывно на одной ноте что-то ныло и выло, в горле стоял ком. Потом меня отвязал Уэйр. Тело совершенно не слушалось, но он и не протестовал, мягко увлек в темноту пещеры, где я почувствовала, что вода теплее. Меня вдруг снова вывернуло наизнанку, а внутренние мышцы свело спазмом, скрутило, что даже не вздохнуть. Русал пристроил меня в какой-то нише на мох, и там я уже смогла забыться сном от усталости. Снилось мне что-то ужасное. Страшное, что хотелось сжаться, спрятаться, и я звала свою мать, но та не приходила. Грудь сдавило тисками, как будто бы меня заживо похоронили, а потом я почувствовала тепло, льющееся в душу, во все еще раскуроченную грудь, под ребра, под кожу, и я заплакала, не то ли просыпаясь, не то ли наоборот, впадая в еще более глубокий сон. От наполнившей нежности стало так сладко и больно внутри, и я проснулась. Надо мной в полутора метрах завис Уэйр, что-то тихо напевая, а из кругляшка в грудине русала тонкой стройкой в мою сторону лился золотистый свет, рассеивающийся и обволакивающий, как самое теплое одеяло. И из-за этого чувства я даже на секунду забыла, что он вот раздвигал совсем недавно красныые от крови ребра, и вставлял в рассеченные жилы трубочки, чтобы кровь, темная, черная, уходила в сосуд позади Майтани. И потом они все собирали заново, заживляли, меня передернуло от спазма, и снова скрутило, и золотое облако не смогло справиться, струйка света стала толще, и за секунду ниточка превратилась в яркий золотой поток, бьющий и ухающий куда-то в живот, будто бы в никуда. Позади Уэйра я заметила темную тень, и в тот же миг она отбросила потерявшего контроль русала в сторону, заслоняя его собой. Жилистыми руками перекрутил золотой поток энергии, и на меня накатила тошнота. От энергии, которую в меня влил Уэйр, ничего не осталось. От неги, которую она давала, и чувства защищенности, тоже. Снова стало холодно, страшно и больно. Темный русал что-то выразительно пропел, встряхивая друга одной рукой, и уплыл. - Ттерши зупы при сепе! - возмутился опомнившийся водяной. У меня не было сил отвечать, хотя я бы спросила про то, что он обещал доставить меня домой. Кажется, я зря доверилась ему. Лучше пусть меня раздерут дикие акулы, чем позволить повторить забор крови. Теперь мне никогда уже не увидеть дома. Как быстро умереть? Откусить язык? "Хельга!" - одернул внутренний голос, подозрительно похожий на голос Хендрика, - "Не сдавайся. Не будь слабой, попробуй сделать что-нибудь." Убежать, но куда? Как? На поверхность моря, и, может, меня кто-нибудь подберет или съедят акулы. У меня нет сил, - подумала я. Я просто хочу умереть, прямо сейчас, - подумала я. - Мы протатим крофь сегодня, а ссфтра ночью я потниму тепя, - вдруг промолвила эта поганая мурена. - Путешь сфоботным. Я ничего не смогла сказать, но согласно закрыла глаза, пытаясь снова заснуть. Наверное, Уэйр потом еще раз погрел мня своим золотистым теплом, потому что мне приснилось что-то хорошее, теплое и успокаивающее. Если я когда-то думала, мечтала о любви, то мне становилось так же тепло и уютно. Надежда обволакивала, укачивала, как ребенка, обещала, что все будет хорошо, и вообще, все будет.