***
– Блять, Антон, ты ж горячий пиздец, - Настя присела рядом, трогая рукой, а затем губами лоб.– Ты как хочешь, а я говорю вожатым, что мы идём в медпункт. Она шустро покинула комнату, хлопая дверью. Я и не сопротивлялся, со вчерашнего вечера не проронив ни слова. Первый звоночек был тогда, когда я на отрез отказался идти на ужин, составшись на боль в животе. Тогда Рада Витальевна накормила меня углём, который я мысленно послал нахуй, оставив покоиться на тумбе. Всю дискотеку я пролежал на кровати, отказавшись идти с друзьями на трибуны хавать чипсы с колой, которые на кануне привозил Паша Насте – второй звоночек. Последний стал сегодня утром, когда я вновь отказался от еды. После завтрака Настя, Оксана, Дима вернулись к нам в комнату, отчаянно пытаясь спросить, что случилось. Настя знала только одну, однако совершенно не догадывалась о второй проблеме, но определённо предпогала, что это не всё. – Антош, что случилось? С тобой не всё хорошо, ты ведь не мог просто простыть в такую-то жару,- произносит Оксана, оставшаяся вместе с Димой в комнате. – Да, Антох, что такое? - соглашается с ней Позов.– Вчера мы так весело проводили время, а сегодня...сегодня это. Что уже успело случиться за ночь? Я бы многое рассказал этим людям, рассказал бы и про Арсения-теперь-уже-Сергеевича и про маму, но сейчас просто не было сил ни на что. Всю ночь я, не смыкая глаз, ждал звонка от врачей, просто чтобы понять, на каком этапе операции они находятся. Только утром до меня дошло, что позвонить в ответ они не смогут, вероятно номер мой не знают, не запомнили, когда разговаривали с маминого телефона. А моя мама, отличающаяся от других, привыкла ставить пароль на телефон, поэтому без моего звонка, я вряд ли узнаю всё произошедшее. – Антон, идём, нас отпустили в медпункт,- Настя возвращается в комнату, подходя ко мне, собираясь помочь встать.– Пожалуйста,- тихо добавляет она над самым ухом, как будто с пониманием, как будто говоря, что всё понимает, но так будет лучше. – Потом скажите, как всё было,- просит Суркова, когда подруга в ответ ей еле заметно кивает.***
Когда-то мы уже были там, когда Настя вывехнула ногу. Однако после заживления мы сразу покидали это здание, но как быть, если тебе заперли в нём? Придя к медсестре, та первым делом спрашивала название отряда, фамилию, что беспокоит – стандартный набор вопросов. Я всё отвечал, но голос был тихим, что женщина пару раз даже переспрашивала. 37,7 – стало последней каплей, когда меня было принято закрыть в лазарете. Насте отдали некую бумажку, наказав передать вожатым. Её глаза – сталь, вернее только притворялись её, она очень переживала. Пообещала сразу же вернуться с вещами и, если получится, приведет Диму с Оксаной, чтобы не было там скучно. Очень хорошо, когда есть такие друзья, как они, хоть и сейчас мне больше хотелось побыть одному. Настя, как и обещала, вернулась через десять-пятнадцать минут. Удивительно, что всех троих сразу пустили ко мне, раньше и одного редко пускали. Девушка притащила все вещи, которые попадались под руку. Еду, что-то из моей полки, что-то из своей и Димы с Оксаной, сменную одежду на всякий пожарный, притащила даже скетчбук с карандашами, мол, не нужно тебе портить зрение и напрягать мозг, глядя в телефон. – Антон, может всё-таки скажешь, что случилось? - продолжал спрашивать Дима. – Поз, всё нормально, просто продуло где-то,- отмахиваюсь, поражая друзей сказанным целым предложением, а не словом или жестом. – А настроение? С ним что? – Ты, Дима, придумал, конечно, кто ж будет весёлым при температуре? - логически отвечает Оксана. – Да не об этом я,- отмахивается он от Сурковой и смотрит уже на меня.– Ты так выглядишь, будто бы случилось что-то не связанное с этим,- под «этим» он имел ввиду болезнь, по крайней мере если Настя не рассказала им про недавнее расставание. Не рассказала – я слишком уверен в ней.– Тох, что случилось? Мы твои друзья, мы и помочь можем,- тут уж, Дим, увы, вы бессильны, поможет мне только чудо, а именно здоровье мамы и (как же притянуто) возвращение Арсения, моего Арсения, не того, которого я узнал вчера. – Друзья и нагнетать не будут,- отвечает Настя, без какой-либо злобы, с пониманием, смотря на Позова.– Сам потом расскажет,- полушепотом говорит она, случайно или нет касаясь руки друга, моментально отдергивая её. – Антош, прости, но нам дали всего пять минут, скоро выгонять будут, поэтому мы пойдем,- в ответ я легко киваю, так как сил хватает только на это. Дима, Оксана и Настя поднимаются со стульев, идя к выходу и так не большой комнаты. Позов и Суркова первые покидают помещение, Настя же, собираясь юркнуть за дверь, как на последок смотрит в мою сторону. – Насть, можно на минутку? - я поднимаюсь, принимая положение сидя. Она кивает, оповещая друзей, что через минуту вернётся к ним. Колесникова присаживается на кровать рядом со мной. На её лице уставшая улыбка, из-под ресниц она сверкает блестящими карими глазами. – Что ты хотел спросить? - спрашивает она, кладя ладонь на мою руку. – Я знаю, что спрашивать об этом рано, но...- к горлу подступает ком только об одной мысли об этом, – ты шаришь немного в кордиологии? - ожидаемо, её удивляет этот вопрос. – Читала немного, а зачем ты спрашиваешь? – Как ты думаешь, каковы шансы умереть после инфаркта? - игнорируя её вопрос, я продолжаю расспрашивать, желая поскорее узнать ответ на интересующий меня вопрос, из-за которого я надеялся уснуть. – Ну, если вообще не оказать помощь, то человек погибнет в стопроцентном случае и сразу,- начала она, слегка почесав затылок,– велик риск умереть в первый год после инфаркта, по процентам я уже не особо помню, но это не особо важно. Дальше уже риск снижается, а через три - шесть лет шанс умереть минимальный,- рассказала она всё, о чём знала и помнила, всё ещё не понимая, с чего вдруг я решил о таком спросить.– А чего ты интересуешься? – Пока ничего не ясно, поэтому я не могу сказать,- отмахиваюсь я, надеясь на понимание подруги, которое и случилось. Настя всегда старалась не спрашивать о личном, не трогать больные темы.– Арсений...Сергеевич, он спрашивал обо мне? - с чего вдруг мне стало важно помнит ли он обо мне, я знаю – просто хотел услышать, что возможно всё ещё что-то значу для него. – Меня нет,- отрезает Настя, понимающе кивает.– Я не у него даже отпрашивалась, зная, что тебе не очень бы это хотелось...вернее, ну ты сам понимаешь,- в ответ я лишь киваю.– Мне правда пора. Мы ещё зайдём, перед тихим часом или после, а потом ещё перед дискотекой,- девушка слегка жмёт руку, улыбаясь. – Насть,- я вновь окликаю её, когда девушка уже держала ручку двери в своей руке. Она оборачивается, говоря, что слушает,– передай Арсению, что я...что нам...блять, ничего не передавай,- стараясь скрыть смущение, я ныряю под одеяло, слыша такую же ухмылку Насти, а после слова «отдыхай, Тош» и хлопок входной двери. Снова навевала грусть. Тоша. Какой же у него красивое произношения. Арсений. Как же ты смог всё испортить? И какой магией ты обладаешь, что я не могу выбросить тебя из головы, Арсений ебаный Сергеевич?***
День мой не был столь весёлый, как у остальных обитателей лагеря. Как назло именно в этот день придумали куча всяких интересных мероприятий. Например ярмарка. Очень интересное веселье, где в начале дня тебе давали возможность заработать так называемые «волники», местные денежные средства, а уже во второй половине тратить на разные развлечения и сладости. Первое мне наскучило ещё лет в 13, поэтому мы обычно скупали на все деньги оладья со сгущенкой, если удавалось ещё простоять, то какие-нибудь конфеты в придачу. Поесть любили мы все, и сейчас любим. Только сегодня, вместо вкусных блинов со сгущенкой меня откарммливали лишь жаропонижающими таблетками, горькими и неприятными на вкус. Хорошо хоть уколов не было. Несколько часов тишины были мне даже в радость, хоть и быстро это начало мне наскучивать. Слушать музыку было невыносимо, уши начинали затекать от постоянного шума. Тупо смотреть на экран, играя в игры, которые уже очень сильно приелись, мне надоело ещё раньше. Звонка из больницы я тоже очень устал ждать, хоть это не помогало унять моё волнение за маму, а от слов Насти, прокрученных в голове раз сто, осознавая всю суть сказанного, становилось более жутко. Я старался отвлечься, не думать ни про маму (вернее про что-то плохое связанное с ней), ни про своё нахождение здесь, не про, будь он неладный, Арсения Сергеевича. Смирившись со своей участью больного, я переместился так называемую позу «наоборот», закинив ноги на подушку, лёжа на животе лицом в другую сторону. Рядом листы бумаги, в руке карандаш, вырисовывающий неведанные мне узору. Так казалось в начале, пока это нечто не стало превращаться в силуэт, мужской силуэт, вернее его вид «по плечи». Рядом вырисовывался ещё один, такой же мужской силуэт. Только нарисованы они были не отдельно, а рядом, близко, обнимая друг друга. Второй парень казался слегка ниже, опустивши первому голову на плечо. Второй счастливо улыбается, пока другой прячет эмоции за его кучерявой макушкой. Тяжело вздыхая, я рассматриваю получившееся, проводя подушечками пальцев по картине. Карандаш мажет по листку, оставляя продолговатое серое пятно. Это вовсе не волнует, рисунок не был им испорчен, более того был почти не заметен. Однако я тянусь к самому основания, где на кольцах закреплена бумага. Уже собираясь вырвать его, как в дверь раздается стук, заставляя от неожиданности дернуться и посмотреть на источник звука. В палату, не дожидаясь ответа, вваливается Колесникова, прикрывая за собой дверь. В одной руке лежат ароматные оладья, политые слегка сгущёнкой. – Привет,- она проходит внутрь присаживаясь на кровать рядом со мной.– Я тебе тут оладья принесла,- она решила сложить его в тарелку рядом с кроватью. – Диму и Оксану не пустили, сказали по одному и не часто, поэтому они скорее всего завтра прид...- сообщила девушка, как я подсечаю её остановившийся взгляд на рисунке.– Ничего себе, красота какая,- она аккуратно берёт блокнот, как будто спрашивая разрешения. Рассматривая его, её взгляд грустнеет. – Антош, может вам стоит поговорить? Просто разъяснить всё, иначе ты никогда не сможешь спокойно жить. – А поговорив с ним, мне станет ещё хуже. Я точно не смогу его отпустить,- отвечаю я, накидывая плед на плечи и голову.– Поступи он как Саша, было бы лучше. – Если ты так думаешь – значит не лучше. Саша твой мудак редкостный! – Не называй его так! – А как я должна называть человека, который после 11 класса съебался в закат? - возмутилась окончательно девушка, вскакивая с кровати.– Антон, пойми, умолчать или убежать от проблемы – не значит её решить. Тут всё проще, он сам хочет обсудить всё. Поговорите, останьтесь друзьями и живите дальше,- закончила она, тяжело вздыхая и присаживаясь обратно.– Прости, это не моё дело, я больше не буду в это лезть,- она размахивает руками возле головы, как будто пытаясь избавиться от мыслей. – Нет, Насть. Пока только тебе можно во всё это лезть – тебе единственной не прилетит,- отвечаю я, слегка расслабив лицо и вздохнув. Девушка легко улыбается.– Обещаю, мы поговорим,- она только недоверчиво кивнула, понимая, что без вмешательства ничего хорошего не будет. – Лучше расскажи, как ты? – А что я? - удивляется в ответ Колесникова. – У тебя же там проблема была...с университетом,- я слегка прокашливаюсь, боясь задеть всё ещё, возможно, больную тему.– Что будешь делать? – Проблема решилась сама собой,- отвечает она, улыбаясь уже искренне.– Я рассказала об этом Паше. Сначала он предлагал мне переехать к нему в Америку и поступить там, – его знакомый помог бы устроить меня без экзаменов, – но я отказалась. Как я могу вас бросить? Тогда Паша согласился оплатить учёбу. Конечно, деньги не маленькие, но Паше не в тягость, а мне тем более. Только немного неловко, что я буду на его шеи сидеть, а вроде и по крови почти не родные, на половину точнее. – Я рад за тебя, правда,- улыбаюсь я в ответ,– но я бы согласился на Америку. – В моих планах она стоит на дату свадьбы,- девушка усмехается. – И чьей же? – Вообще моей и Димы,- теперь усмехаюсь и я, замечая такой невинный взгляд подруги,– но, если что, я открыта к предложениям,- теперь она подмигивает, что даже за такое я не готов злиться. С подругой мы болтали не долго, так как, по словам самой Насти, её опять пустили не на долго. Рисунок она всё же выпросила, из-за слов, что я собирался его выкинуть. Она забрала его, аккуратно складывая в передний карман джинс. Правда я не мог представить, зачем он ей, но раз понравился – пусть будет, мне уж точно жалко не будет.***
Близился вечер. Сложно было понять время дня из малюсенького окошка, не позволяющего видеть ничего, кроме утренних лучей солнца и веток какой-то ели, что росла рядом. Тем не менее, такая обстановка меня полностью устраивала. Долгие полчаса, я кочевал около розетки, где стоял мой телефон. Проценты текли медленно, и не то чтобы я не мог жить без мобильника, просто мне всё ещё не поступило звонка из больницы. За всё оставшееся время, я успел накрутить себя похлеще. Даже сам пытался звонить, но после двух завершения ожидания вызова, я бросил эту затею, начиная самостоятельно гипнотизировать черный экран телефона. В палату раздается стук, из-за чего я рефлекторно оборачиваюсь назад – и замираю в оцепенении. Арсений-вспомнил-а-лучше-б-забыл-Сергеевич. Он замечает меня в соседнем углу, держащим в руках телефон, в положении сидя на холодном полу. Он правда был очень холодным, но почувствовал это я только сейчас, либо же так действовало на меня его присутствие рядом. – Простудишься, не сиди на холодном,- говорит он, как можно спокойно и размеренно, однако в его голосе читается еле уловимая забота. Отвечать я ничего не стал, однако с пола поднялся, ретируясь на свою кровать. Он проследовал так же, видимо не решаясь присесть на кровать рядом, садится на стул, поставив его рядом с кроватью. Пальцы между собой беспорядочно сплетаются, создавая некое подобие сальсы, а звук метала колец и браслетов передаёт шарм воображаемой музыки. – Как ты себя чувствуешь? - спрашивает он вопрос, который так и остаётся без ответа. А что он мог ещё ожидать? – Тош, я понимаю, ты обижен, но я, как твой вожатый, должен понимать, как ты себя чувствуешь,- объяснялся он, но рука, приземлившаяся на моё запястье, говорила лишь о том, что это вовсе не только профессиональный интерес. – Тогда почему бы не спросить об этом медсестру? - как бы мне того не хотелось, я выдергиваю руку из его хватки, переводя на него взгляд. – Я хочу удостовериться лично,- отвечает он, не отводя взгляд, смотря совсем как прежде, манящим взглядом цвета моря. Ну и как вам, Арсений Сергеевич? Нравится? Всё-таки ваших рук творение. – Антон, это не лучшее положение, в котором бы я хотел...хотел поговорить с тобой, но всё...если ты позволишь, я бы мог всё объяснить,- его голос был сбивчивый, показывал, как он волнуется. Отвечать я всё так же не стал, поджимая ноги к груди, я опустил голову на колени, показывая, что я готов слушать. Настраивая себя, что какую бы чушь по типу «я был пьян, это не считается» он не сказал, верить не стану. Буду действовать по предложению Насти: поговорим и расстанемся, как в море корабли. – Я не рассчитываю, что ты сразу простишь меня, однако выслушать ты должен,- голос вожатого вновь дрожит, говоря как же трудно даются эти слова.– В тот день, когда...это всё произошло, мы правда решили собраться коллективом и немного выпить. Я всегда контролирую себя, не позволяю себе лишнего, но...видимо тогда я сильно перебрал. Изначально я подумал именно так, когда рядом со мной проснулась Аглая, голая. Потом-то я только узнал всё, что было на самом деле. Сережа видел, что я вел себя очень странно, скорее сказать «очень весело», тогда Аглая предложила провести меня. Но уходя, обронила полупустая упаковка Силденафила*. Он не фармацевт, не знал, что это таблетки для улучшения эрекции, только на следующее утро, найдя его в гугле рассказал мне. Я, честно, даже не помнил, что случилось, таблетки с алкоголем настолько сильно затуманили мозг, я пошевелиться не мог, перед глазами всё плыло. Я помню, как просил её остановить, но она не собиралась меня слушать. Аглая созналась, но мы с Серёгой пожалели её, не сказали администрации, да и стыдно как-то было за всю эту ситуацию,- в конце он тяжело вздыхает, посмотрев куда-то в сторону стены.– Я рассказал всё, как есть, твоё право верить или нет, но я хочу услышать тебя, пожалуйста. От волнения, я кусаю нижнюю губу, чувствуя как к глазам стали подступать слезы. Что он перетерпел... Пять дней назад он прошёл через насилие, всё это время держал в себе, а я что? Принял это близко к сердцу, да я даже хуже тех мужиков, диванных критиков, с их «сам виноват». Ладно будь он левым прохожим, но не родным, за такой короткий срок, человеком. – Тош, с тобой...- он не успевает говорить, как я в один миг захватываю Арсения в свои объятья, утыкаясь носом в его ключицу.– Ты чего?- рука вожатого ложится на мою голову, слегка путаясь пальцами в волосах. – Прости, Арс, прости меня, пожалуйста,- я почувствовал, как он замер от моих слов. Недавно думал, что самому придется долго молить прощения, а в итоге прошу его я.– Я не выслушал тебя, хотя тебе это было нужнее. Бросил в такое сложное время, поверил, что ты способен на измену. Прости меня, я такой дурак,- в ответ я чувствую, как на мои плечи ложатся руки, обхватывая тело в кольцо. Голова ложится на плечо Арсения, лицо начинает краснеть, не только от неведанного смущения, но так же из-за подступивших слёз. – Так, а ну не смей плакать, температура вон поднимается,- он улыбается, из-за чего и мне становится весело и тепло на душе. Я начинаю смеяться сквозь слёзы, не позволяющие видеть всю картину, а сейчас это лицо самое что есть дорогово мне человека. – Только из-за температуры такая забота? - вытирая рукой слёзы, я усмехнулся, получая крепкий поцелуй в лоб, пока сам Арсений держал меня словно ребёнка на руках. – Конечно, ты ведь у меня один такой Антон Шастун. – И Арсений Сергеевич у меня такой один,- мы улыбаемся друг другу, заключая в объятья. Пока нам хватает и этого, эта нежная близость пробирала до мурашек, говоря о том, какая крепкая любовь творится между нами.– Скажи честно, ты сам решил ко мне придти? – А у тебя есть сомнения? - я на его вопрос не отвечаю, лишь поднимаю голову с плеча, смотрю и дожидаюсь ответа на свой.– Ну ладно, без пинка Насти тут не обошлось. – И что она тебе такое сказала? - смеюсь я в ответ, давно привыкая к такому поведению подруги. Следом Арсений, устремив взгляд в сторону, вспоминая, что было, стал поведать мне о произошедшим. Сидя в комнате вожатых, Арсений был занят изучением очередного материала по английскому. Однако как бы он не вчитывался в написанное, его мысли были далеки от сборника. Строки приходилось перечитывать ни раз, на что в конечном итоге вожатый забил, бегая глазами по совершенно незапоминающемуся тексту. В дверь раздается стук, заставляя Арсения покинуть храм своих мыслей и вернуться в суровую реальность. Он откладывает в сторону сборник, переводя взгляд на дверь, позволяя пришедшему войти. – Арсений Сергеич, здрасьте,- раздается девичий голос, а за ним хлопок входной двери. – Привет, Насть, что ты хотела? - уверенно спрашивает он, устремляя в ее сторону свой взгляд, ещё тогда не представляя с какими намерениями пришла девушка. – В глаза ваши посмотреть,- так же уверенно отвечает она, заставляя вожатого встать в ступор, тупо пялясь на неё,– голубые, красивые, на море похожие, но такие бесстыжие,- последнее слово она прошипела, до этого говоря ласково и нежно, как будто растягивая. Арсений хотел упрекнуть о субординации, об отношениях между вожатого и его «подопечной», но не стал создавать строгую версию себя в конце смены. Всё-таки Настя не чужой человек. Однако не мог ей позволить кидаться не аргументированными словами. – Что. Ты. Хотела? - отчеканил он каждое слово, тяжело вздохнув в конце. – Мне всё известно,- спокойно отвечает она, и пока тот не успел ответить, она продолжила: – по-хорошему я бы должна была поступить так же, как Антон: игнорировать вас. Но я, блять, не могу видеть как он страдает,- с каждым словом она повышает тон, совсем не следя за тем, что говорит, однако уверенно и чётко это делает. – Антон? П-почему? - глупо переспрашивает Попов, замечая как девушка зажмуривается, издавая недовольное мычание. – Господи, Арсений Сергеич, не тупи! – А ты объясняй нормально, а не отрывками! Оба выговорились, после чего, выдохнув, Настя подсела на кровать вожатого, сразу смотря лишь в окно, боясь столкнуться взглядом с ним. – Посмотрите,- она достает листочек, сложенный в четверть, передавая Арсению. Он аккуратно разворачивает его, замечая...самого себя, обнимающего свое прекрасное кучерявое солнце. Уголки губ сами ползут вверх.– Не смотря на измену, он очень вас любит, скучает и страдает,- девушка шмыгает носом, опрокидывая голову назад, будто это поможет вернуть подступившие слезы обратно. – Я не изменял, меня ужасно подставили, я бы даже сказал изнасиловали,- тихо отвечает он, наконец признаваясь, хоть не Антону, но такому же близкому человеку. – Теперь расскажите это Антону,- так же тихо произнесла Колесникова, сочувственно покачав головой.– Я люблю его, когда-то даже любила, как Антон вас. Это я к чему? Не дайте ему оказаться на моём месте,- с этими словами, она молча покидает комнату, пока Арсений всё ещё пилит взглядом рисунок со всем комком навалившейся тоской, которая сейчас заливалась теплом. – Она просто заботливая,- отвечаю я, невинно пожимая плечами. – Я заметил,- Арсений усмехается в ответ, вызывая с моей стороны ответную улыбку. Следом мои губы оказываются в плену его губ. Прошел всего день, а я сильно успел соскучиться по такому Арсению, весёлому, красивому и такому нежному. Его рука аккуратно придерживала мою голову, будто защищая ребенка от падения вниз. Я был готов не отпускать его никогда, чтобы никакие Глашки не делали ему больно, не пользовались им, чтобы во всём мире мы оставались вдвоём, где нам комфортно и безопасно. – А тебя не выгонят? - отрываясь от поцелуя, спрашиваю я.– Ко мне посещение позволяли лишь на пару минут. – У меня безлимит на время с тобой,- отвечает он, после чего я вновь вовлекаю в поцелуй губы напротив, не в состоянии больше сдерживать улыбку. Казалось бы всё, проблема была решена теперь на этот вечер он принадлежит только мне и никому больше. Да, так и было. Но поцелуй наш разрывает громкий трель рингтона на мой телефон. Вставая с кровати и идя в направлении к мобильнику, я смотрю на имя звонка. Ярослав. Ещё б недавно, взять даже хотя бы вчера, я просто отключил этот звонок, какое-то время он вообще был в блоке, но в связи с недавними событиями, его звонок был очень важен. – Прости, это срочно,- говорю я Арсению, принимая вызов, после чего, с телефоном у уха ложусь на плечо вожатого.– «Да?» – «Антон, привет» - раздается уставший голос по ту сторону. – «Здравствуй. Давай сразу по делу», - отвечаю я, показывая, что не настроен на долгие прилюдия. – «Ладно. Ты ведь знаешь, что случилось с твоей мамой?» - изначально я просто кивнул головой, вовремя осознавая, что отчим никак не может видеть меня, поэтому просто кинул короткое «мг».– «Она недавно очнулась от наркоза. С ней всё хорошо, врачи говорят она в порядке. Скоро её выпишут, и она сможет вернуться домой». – «Спасибо, что сообщил», - ответил я сдержано, но сейчас на душе как будто камень упал, и стало так хорошо, как не было никогда.– «У меня будет последняя просьба: забери меня завтра на один день из лагеря, а после смены можешь уезжать. Я сам справлюсь», - ответил я, ловя на себе вопросительный взгляд Арсения. Я понимал, что придется всё объяснять ему, но сначала сказать Ярославу, что его миссия окончена: по сути он «сиделка» только по закону. – «Я понимаю твоё рвение помочь и беспокойство за маму, но я не собираюсь вас бросать», - заявляет в ответ мужчина, из-за чего вновь вспыхивает негодование. Он больше нам с мамой никто, с чего бы ему вдруг проявлять заботу? – «Если в тебе говорит жалость за нас, то приглуши её. Мы и без тебя справимся со всем», - уверенно заявляю я. – «Антон, я ведь тебе лучше хочу сделать», - всё ещё пытался заверить меня в своей позиции Ярослав. – «Проехали», - сейчас спорить не было никаких сил, я пообещал себе, что продолжу тираду переубеждения завтра, когда он приедет, буду надеяться, что приедет.– «Так, ты приедешь завтра?», - для уточнения спрашиваю я. – «Да, только скажи название лагеря», - ответил отчим, после чего я сказал название лагеря и направление дороги, которая ведёт к нему. Не попрощавшись, я скидываю вызов, откидывая телефон на кровать, забывая про зарядку. С одной стороны я был спокоен, с мамой всё хорошо, не считая то, что она сейчас в одном помещении с бывшим мужем, с другой – там Ярослав, блять! Я знаю, что он не причинит ей боли, даже своим присутствием, она не в плохих отношениях с ним, она доверяет ему. Но я-то – нет. И это не давало покоя. Арсений явно озадачен. Он видел звонок, поступавший от Ярослава. Он прекрасно знал, что просто так я бы не принял его, тем более не вел такую беседу. Тем не менее навязываться не хотел, да и вероятно не считал нужным – знал, что я сам позже расскажу. – Я так понимаю, всё объяснишь ты позже? - ненавязчиво спрашивает он, наклоняя голову на бок, как делают собаки, чтобы казаться дружелюбными. – Пожалуйста,- отвечаю я, скромно улыбаясь. И он понимает. Не продолжая допрос, крепко обнимает, зарываясь лицом в волосы и целуя макушку. Именно в этой минуте, которая длится сейчас вечность, я готов оставаться навсегда. Не замечая часов посещения, не незакрытую дверь, куда вероятно может пробраться одна из медсестер. А субординация только и остаётся лишь словом, не для меня, для всего мира.