Себастьян Сэллоу, 16е февраля 1891 г.
Чувствую себя так, будто меня били очень и очень долго. Голова дурная, хочется кашлять. Но хотя бы спал жар, и я могу мыслить здраво и понимать, что говорит целитель.
Значит, всех не заболевших этой дрянью просто заперли в гостиных.
Что ж…
Оминис и Лира ведь будут вести себя прилично, правда?
О чем это я? Конечно же будут! Оминис не из тех юношей, что тащат барышень в постель при первом же удобном случае. Он выше всего этого 一 телесного.
Не могу сказать, что на его месте я был бы столько же благороден. Блэквуд красива, соблазнительна. Как бы все сложилось, если бы она обратила свое внимание не на него, а на…
***
Оминис почувствовал, что Лира проснулась. Он убрал дневник, ленивым взмахом ладони запечатывая тот заклинанием, и улыбнулся. Протянул руку и аккуратно убрал с лица барышни локон волос, погладил ее по щечке, прошептав: 一 Утречко. Недавно проснувшийся сам он звучал немного хрипло. Лира приподнялась на локте, потянулась и подвинулась ближе, роняя голову ему на грудь. Пробурчала что-то, задевая губами расстегнутый край его рубашки, щекоча горячим дыханием кожу. Оминис шумно втянул воздух и попытался досчитать до десяти на выдохе. Блэквуд приоткрыла глаза и сладко зевнула: 一 Пожалуйста, скажи мне, что мы не проспали. Гонт хмыкнул, запрокидывая назад голову: 一 Не проспали. Еще минут десять, и я бы сам тебя разбудил. Лира все-таки заставила себя оторваться от него, сесть в постели и проморгаться. Она немного стыдливо закусила губу, поправила ночную сорочку и поискала глазами свой халат. Тот оказался брошенным на холодный пол. Барышня призвала вещь взмахом руки и неуклюже оделась, поспешно вылезая из теплой постели. Обернулась и застыла, рассматривая Оминиса. Он лежал в расслабленной позе и прислушивался к, как она догадалась, ее “отражению”. Растрепанный со сна, в расстегнутой рубашке он вдруг увиделся ей таким близким, таким родным, таким 一 домашним. Если не уйду прямо сейчас, не уйду до вечера, и тогда точно будет скандал, 一 подумала Лира и спешно покинула спальню, бросив перед уходом что-то про девять утра и завтрак в гостиной. И в эту минуту ей было глубоко плевать на правила, возраст, чью-то там честь, Древнюю магию и проблемы гоблинов. Она влюблена! Боже, как же она влюблена.***
Кассиопея Лира Блэквуд, 16е февраля 1891 г. Я проснулась от скрипа пера по пергаменту. Наверное, никогда не устану поражаться тому, как Оминис удивителен, как он “видит” с помощью магии. Это ведь совершенно иной уровень восприятия окружающего мира. Лежа рядом с ним, утопая в его запахе и аромате чернил и пергамента, я думала, что отдала бы многое за возможность жить вот так 一 с ним, открыто. Засыпать и просыпаться в одной постели. Быть вместе, не прячась по углам и не выцарапывая у Вселенной минутки счастья. Заниматься любовью. А как иначе еще назвать то, что мы делали этой ночью? И пусть моя девственность еще при мне, я более не невинна. По доброй воле, без капли сожалений. Я 一 его. Он 一 мой.***
Мир не изменился нисколько: ни краски, ни звуки, ни запахи. Все осталось на своих местах. Младшекурсники суетились у камина, изрядно бледный Шарп битый час рассказывал последние новости, а услужливые эльфы приготовили еды больше обычного, стремясь порадовать запертых в гостиной ребят сладостями и десертами. Лира и Оминис сыграли несколько партий в шахматы, и Гонт вальяжно выиграл две трети из них. 一 С Себастьяном играть веселее, 一 притворно надулась леди Блэквуд. 一 Зато со мной интереснее. Лира глянула на Оминиса, отмечая, что он как-то по особенному улыбается, и подумала, что, наверное, тоже выглядит сияющей от довольства. Словно уловив ее мысли, Гонт усмехнулся и прошептал: 一 Я кожей ощущаю, как ты улыбаешься. 一 Хотела бы сказать: сам виноват. Улыбка его была столь яркой, что в самую пору было зажмуриться. Блэквуд поборола желание прижать ладонь к груди в попытке угомонить колотящееся сердце. Так они провели весь день. А к вечеру, оставшись в гостиной одни, тихо шептались, договариваясь провести и эту ночь вместе.***
一 Я, правда, чувствую себя лучше, мэм. 一 Кашель почти прошел! 一 Никакой лихорадки, клянусь. 一 Мои глаза уже не такие красные. 一 Хочется пить и есть. Это же улучшение, правда? Себастьян хотел залить себе воском уши. Если рядом кто-то не заходился соплями или кашлем, так обязательно убеждал целительницу в своем полном выздоровлении. Сам же он предпочитал смотреть правда в глаза 一 пусть и спала лихорадка, еще день-два валяться ему в постели. Радовало лишь одно 一 ясность мысли. Не радовало 一 неизвестность. Он боялся получить письмо из Фелдкрофта о том, что родные тоже слегли от этого недуга. Боялся, что директор Блэк закроет Школу еще на неделю. Боялся, что вернувшись в общежитие факультета, обнаружит в спальне пятикурсников мисс Блэквуд, запутавшуюся в простынях на постели Оминиса Гонта. Образ взъерошенной от плотских утех Лиры отозвался неожиданной реакцией. Себастьяну пришлось протяжно выдохнуть и убедить себя в не к месту вернувшейся температуре. Он переключился на мысли о своем друге. Оминис, как казалось Сэллоу, не до конца понимает всю глубину своей проблемы. Этот роман ведь может обернуться для него постыдным мезальянсом. Ох, как бы было проще жить Себастьяну Сэллоу, не закрути его друзья романтические отношения. И даже эти переживания вскоре сошли на нет, стоило Себастьяну углубиться в свои тревоги об альянсах, союзах с врагами и тяжелых решениях. Он то и дело вспоминал о том гоблине, с коим застал Лиру. Чувствуя жгучую ненависть ко всему гоблинскому роду, Сэллоу все-таки решил, что конкретно этот гоблин может быть ему полезен. Если он поможет Лире достать Ранрока, 一 думал Себастьян, 一 быть может, нам представится шанс поквитаться. Лишь бы Блэквуд побольше бы изучила эту свою Древнюю магию. Надеюсь, профессор Фигг знает, что им делать дальше. Сэллоу рисовал в своем воображении манящие картины свершения своей мести: поверженный Ранрок, снятие проклятия с Анны, друзья рядом. С этими мечтами к нему пришел тревожный сон, в котором кроме крови и боли было бледное и искаженное ненавистью лицо сестры. Он видел объятую огнем пещеру, зеленый отсвет в слепых глазах Оминиса и кричащую во все горло Лиру. Проснулся Себастьян в холодном поту посреди ночи. Растер ноющую переносицу и решил во что бы то ни стало примириться с Блэквуд и продолжить изучение всевозможной магии, а уж какого она будет “цвета” его не волновало.***
Свечи потрескивали в унисон свежим дровам. Лиру умиляли бытовые привычки Гонта, начиная от зажигания свечей и заканчивая затягиванием полога кровати. Вслух она ничего не произнесла, лишь крепче прижалась к нему, чуть поворачивая голову и целуя его в шею. 一 Щекотно. 一 Терпите, лорд Гонт. Разве чужда вам сия добродетель? Стрелки часов показывали почти три утра. Глаз до сих пор оба так и не сомкнули, понимая, что завтра им лучше ночевать по отдельности, а потому плюнули на все и просто ловили момент. Целовались, касались друг друга, смеялись и разговаривали на самые разные темы. 一 Не припомню я терпение среди четырех добродетелей, 一 хмыкнул Гонт и ласково провел открытой ладонью по оголенному девичьему плечу. 一 Справедливость, мужество, 一 Лира начала загибать пальцы, 一 благоразумие и? Она глянула на него искоса и заметила, что тот задумался, припоминая. 一 Умеренность [1], 一 через некоторое время произнес Оминис и усмехнулся. 一 А вот с этим у меня наблюдаются некоторые проблемы. В последние два дня. Лира мелодично рассмеялась: 一 Не соглашусь. Вы, сударь, могли бы быть куда более жадным, требовательным. 一 Мог бы? Ты бы позволила? Он задал вопрос раньше, чем успел себя остановить, и тут же густо покраснел. Блэквуд смутилась, но все же ответила: 一 Я бы хотела, 一 и добавила поспешно: 一 не сегодня, конечно. Но, в будущем. Оминис гулко сглотнул, чувствуя себя так, будто все Боги разом решили одарить его счастьем. 一 Школьные годы пролетят быстро, 一 проговорил он, касаясь пальцами щеки своей возлюбленной, 一 мы оба будем уже взрослые. И никто и ничто… 一 Не надо, молчи! 一 Лира прижала ладошку к его губам. 一 Пожалуйста, не давай мне никаких обещаний. Гонт смутился. Как же так? Что это значит? Блэквуд отвернулась, хоть и знала, что четко видеть ее выражение лица он не в силах. 一 Оминис, я понимаю, какими путами могут оплести тебя семейные клятвы, 一 голос Лиры не звучал грустно, лишь болезненно искренне. 一 И тебе не нужно ничего мне доказывать, я все вижу, все чувствую. Признаться, и у меня есть поводы для беспокойства за свое собственное будущее, за свою магию. Она села в постели, повернулась к нему и обхватила его лицо ладонями. 一 Мое сердце видит только тебя, 一 выдохнула Лира. 一 И пусть пока что этого будет нам достаточно. Оминис подался вперед, ловя ее губы своими, путаясь пальцами в густых волосах, утопая в сладости поцелуя и аромате ее кожи. 一 Ты лучик света в непроглядном царстве тьмы, 一 шептал Оминис, сцеловывая с губ возлюбленной все страхи и сомнения. Свои или ее это уже было неважно.