Себастьян Сэллоу, 19е февраля 1891 г.
Все вещи на своих местах. Все, как обычно. Оминис вежлив, Лира мила. Когда пришел, они хлопотали над ребятками с четвертого курса, бедолаги выглядят на порядок хуже меня.
Я должен быть счастлив, что меня отпустили из Больничного крыла, что я снова рядом с друзьями. Но меня гнетет, гложет чувство, имя которому я подобрать не могу.
Я злюсь на пустом месте. Ничего ведь не произошло. Гонт и бровью не повел, ничем со мной не поделился, а на мой вопрос “как вы тут с Лирой?” ответил: вдоволь нацеловались, прочитали три книги, и в следующий раз она точно обыграет тебя в шахматы.
Блэквуд даже не покраснела, когда я пошутил про жаркие ночи, проведенные мною в бреду лихорадки.
Они оба ведут себя спокойно. Слишком спокойно.
Кассиопея Лира Блэквуд, 19е февраля 1891 г. Богом клянусь, Себастьян р-а-с-с-м-а-т-р-и-в-а-л нас с Оминисом так пристально, будто силился увидеть следы от поцелуев. Это смешно и оскорбительно в одно и то же время! Во-первых, я же все-таки леди! Во-вторых, это не его гиппогрифово дело. В-третьих, пусть печется о чести и невинности своей дражайшей сестрицы. Я слишком счастлива, чтобы расточать внимание на чужую зависть. *** Оминис помогал в мужских душевых разогреть еще один бойлер, пока Лира и покашливающий Себастьян разливали в гостиной горячий куриный бульон. 一 Меня уже тошнит от этого запаха, 一 сморщил нос Сэллоу. 一 Переел, пока лежал в Больничном крыле? 一 Это вам тут эльфы сладости подавали. 一 Да уж. Сладости. Лира фыркнула до того выразительно, что Себастьян нахмурился. Присмотрелся к подруге, подмечая хитрую полуулыбку и в десятый раз за день обругал себя параноиком. Спустя добрые полчаса Блэквуд удовлетворенно вытерла руки полотенцем, подавая хрупкому первоклашке последнюю из тарелок супа и присела в кресло. 一 Чаю? 一 устало улыбнулся Сэллоу, подавая ей чашку. 一 Спасибо. Когда их пальцы соприкоснулись, Лире подумалось, что кожа Себастьяна по-странному холодна. Особенно на контрасте с нагревшейся от напитка чашкой. Будто крохотная искорка пробежала между ними, кольнула ее за запястье, побуждая отдернуть руку. Она в последний момент успела себя остановить, едва не дернулась и пробормотала что-то про собственную неуклюжесть. Блэквуд бросило в жар, в голове слегка зашумело. Все это длилось не больше секунды. Схлынуло, не успев начаться. Она выдохнула через нос, думая, что совсем умоталась, и ей непременно следует хорошенько выспаться. 一 Цены вам не будет, мистер Сэллоу, если дотянетесь для меня вон до той прелестной корзинки с печеньем, 一 попыталась отшутиться Лира, недовольная тем, что едва не обдала кипятком и себя, и товарища. Себастьян же несколько раз тупо моргнул, с трудом осознавая ее просьбу. Его рука будто онемела от простого касания, а голову заполонили размытые кроваво-красным маревом образы. Он смотрел на Блэквуд широко распахнутыми глазами. Немного раскрасневшаяся, обмахивающаяся газетой будто веером, она показалось Себастьяну невыразимо хорошенькой. Он почувствовал покалывание в области шеи и понял, что отчаянно краснеет. Быстро убедил сам себя, что вернулась температура и попытался отвести от Лиры взгляд. Попытался 一 и не смог. В отдалении, у колонны, ведущей к спальням и душевым юношей, стоял Гонт. Прислонившись к каменной стене и прикрыв глаза, он внимательно прислушивался к новому, незнакомому звуку 一 трепещущему сердцу Себастьяна Сэллоу.***
Оминис Гонт, 20е февраля 1891 г. Не хотелось бы делать выводы раньше времени. Он мой друг. Лучший друг. Господи, только бы не… Анна. Мне нужно переговорить с Анной. Себастьян Сэллоу, 20е февраля 1891 г. Смотрю на постель Оминиса и представляю их себе там 一 обнаженных, ласкающих тела друг друга, забывшихся в поцелуе. Думаю об этом и хочу что-нибудь сломать. Господи, да что же это такое? Себастьян Сэллоу, 21е февраля 1891 г.Они меня обманывают. Оминис с ней спал. Лира меня презирает. Анну не спасти. Оминис меня проклянет. Оминис спал с Лирой. Анна никогда не выйдет замуж. Лира никогда не посмотрит на меня так, как на Оминиса. Оминис меня убьет однажды. Анна обречена. Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня обманывает.
Оминис меня…
***
Сова от дяди Соломона прилетела только двадцать пятого, и Себастьян, едва развернув пергамент, грязно ругнулся. В ответ на вздернутую бровь Лиры, просто передал ей письмо и запустил пятерню в волосы, протяжно выдыхая. 一 Вот как, 一 пробурчала она, пробегаясь взглядом по неровным строчкам, 一 в Фелдкрофте вообще все переболели. И достаточно тяжело. 一 А я говорил вам, 一 яростно зашептал Себастьян, с силой сжимая в руках старую книгу, 一 это все проделки Ранрока! Ребята проводили вечер в библиотеке. Гонт на реплики друзей никак не отреагировал, за что получил от Сэллоу полный гнева взгляд. Себастьян смотрел на Оминиса в упор, зная, что с помощью своего заклинания тот все прекрасно “видит”. Спустя долгую минуту терпение Сэллоу почти иссякло. 一 Тебе настолько плевать на Анну, да? 一 прошипел он. 一 Нет, 一 отрезал Гонт и с неприятным хрустом захлопнул замок на древнем фолианте. 一 Ну, может, для приличия скажешь хоть что-то о барышне Сэллоу? 一 голос Себастьяна сочился обидой. Оминис медленно выдохнул, поворачиваясь всем корпусом к другу. 一 Скажу, 一 Гонт не улыбался, 一 что ты стремительно теряешь связь с реальностью, потому что насланное на тебя проклятье почему-то никак не отступит. Внешне ты здоров, куда более здоров, чем многие недавно вернувшиеся с карантина. И теперь я, кажется, понял, почему тебя до сих так лихорадит. 一 Да что ты?! 一 Себастьян подскочил на ноги, взирая на Оминиса сверху вниз. Лира переводила полный недоумения взгляд с одного на другого и обратно. Она уже было открыла рот, но слова застряли в горле, когда поняла, что ощущала последние пару дней, находясь рядом с Сэллоу. Древняя магия. Ее извращенная, темная форма. Лира присмотрелась и увидела тончайшую красноватую дымку в глазах Себастьяна. Только не это! 一 в ужасе подумала Блэквуд. Она посмотрела на Оминиса и замерла. Его глаза потемнели, а кожа, напротив, словно сделалась пергаментно-бледной. Бесцветные губы шептали неизвестное ей заклинание. Сэллоу покачнулся и с трудом устоял на ногах. 一 Сядь, друг мой, 一 голос Гонта сделался низким, властным. 一 Сядь и закрой глаза. Себастьян продолжил стоять, опираясь ладонью о спинку деревянного стула. Он дернулся, неестественно резко наклоняя голову набок. 一 Слушайся меня, 一 продолжал увещевать Оминис, 一 закрой глаза. Не получается, 一 осознала Лира, впервые видя, как Гонту не дается мантра, 一 потому что эта магия ему совершенно неизвестная! Поддаваясь порыву, она схватила Себастьяна за руку и воззвала к крупицам Древней магии, отравляющей его тело и разум. Темно-красная дымка тонким ручейком вытекла из его глаз, как кровавые слезы. Лира вскрикнула, стоило этой субстанции перетечь на ее кожу 一 там, где ее пальцы касались ладони Сэллоу. Боль обожгла каждый нерв, вонзилась тысячью иголок в ее тело, а в голове раздался жуткий, ледяной голос. То не был гоблин или человек. Ни Ранрок, ни Исидора Морганак, ни кто-либо еще. Так звучало злое намерение, боль словно бы обрела голос. Все самое плохое, мрачное, темное, что когда-либо приходило Лире на ум, обрушилось на нее словно лавина. И похоронило бы под собой, если бы не чьи-то теплые руки.***
Оминис Гонт, 26е февраля 1891 г. Я идиот! Невыразимый, полный идиот! Как только мог подвергнуть леди Блэквуд такой опасности?! Мне стоило посвятить ее в наш с Анной и профессором Шарпом план. Из-за меня она испытала жуткую боль. Ненавижу себя за это. Но больше, чем на себя, злюсь на нее. Древняя магия! Подумать только, какую тайну она хранила столько месяцев. Что ж, это многое объясняет, и как я раньше-то не догадался? Профессор Фигг и его жена ведь защитили диссертацию на эту тему. А Лира, постигающая заклинания и мантры со скоростью, неподвластной обычному волшебнику, будто впитывает эти знания, как губка.***
От пережитой магической отдачи Лира оправилась довольно-таки быстро. Потеряла сознание в тот вечер не более, чем на минуту. Очнулась в нежных объятиях Оминиса и, быстро взяв себя в руки, помогла тому удержать брыкающегося Сэллоу до прихода Шарпа и Фигга. Признаться, в первые минуты, когда те уже в кабинете директора обсуждали с нею и Оминисом случившееся, Лира чувствовала себя оскорбленной. Она была обижена, что Оминис не поделился с ней догадкой о помутнении рассудка Себастьяна. Но стоило профессору Фиггу вскользь упомянуть “неизвестный магический след”, как Лира изрядно смутилась. Позже, оставив Сэллоу на попечении профессоров и директора, Блэквуд и Гонт расположились перед камином в гостиной Слизерина. Была уже глубокая ночь, все однокашники спали, и лишь эти двое молча сидели на диване, погруженные каждый в свои мысли. Блэквуд безотчетно теребила край кофты, а Оминис с силой растирал пальцами подбородок. Первой молчание нарушила Лира. Она так устала от всех этих недомолвок, что решилась рассказать Оминису о Древней магии. Какой же сюрприз ее поджидал, стоило лишь завести об этом речь. 一 Обратил ты внимание или нет, 一 начала она, подбирая слова, 一 профессор Фигг упомянул форму неизвестного волшебства. На самом деле я знаю, о чем он говорил. Это следы дре… 一 Древней магии, я догадался, 一 перебил ее Оминис, и по тону его голоса Лира поняла, что тот едва сдерживает гнев. Она несколько раз моргнула, потупила взгляд и словно бы съежилась. 一 Д-догадался? Невеселый смех Оминиса прозвучал в полутемной гостиной немного зловеще. 一 В момент, когда ты высосала из Себастьяна терзавшую его боль, да, догадался. Знаешь, где еще ощущалось подобное? Где старые камни были пропитаны болью? Вспомни-ка. Лира сглотнула ставшую вязкой слюну. 一 Скрипторий, 一 прошептала она, чувствуя ком в горле, 一 те катакомбы, где погибла твоя тетя Ноктюа. Гонт опустил голову, закрывая лицо ладонями. 一 Хогвартс пропитан следами Древней магии. Она буквально в каждом кирпичике, в каждом камушке, в самом основании замка. Но мне такую магию не распознать. То удел избранных, редких волшебников с даром уникальным, опасным. Но знаешь, почему я хоть как-то, едва уловил этот отзвук? Лира внимательно смотрела на юношу. Она протянула руку и накрыла его ладонь своей, надавила, заставляя того отнять ладони от лица и повернуть к ней голову. 一 Потому что ты от крови Слизерина, 一 догадалась Блэквуд. 一 Что толку от этой проклятой крови, 一 зло выплюнул слова Гонт, 一 если я не могу защитить от темной магии ни друга, ни возлюбленную? Лира прильнула к нему, обнимая, роняя голову на плечо. 一 Не говори так! Ты удивительный волшебник. Талантливый, сильный. Ты, 一 осеклась на полуслове и, растерявшись, притянула Оминиса для поцелуя. Он ответил с жадностью, запуская пальцы в ее волосы, заставляя запрокинуть голову и открыть губы. Он пил ее поцелуй, не мог надышаться, не мог заставить себя отстраниться. Отголоски липкой, мрачной магии нашептывали им обоим грязные, пошлые вещи, подталкивали к греху. И все же, в какой-то момент они нашли в себе силы остановиться. Поправить смятые кофты и просто устроиться на ковре у камина, крепко обнявшись. В ту ночь Оминис больше не говорил ничего о темной магии, о ее вреде и опасности. И без этих вечных напутствий Лира все поняла. Поняла и боялась признаться себе и ему в том, какой восторг вызывала в ней Древняя магия, пусть даже и такая.***
Себастьян Сэллоу, 28е февраля 1891 г.
Что ж… в очередной раз Оминис Гонт вытащил мою задницу из адовых неприятностей. Надо же, догадался по биению сердца, что со мной что-то не так. Написал Анне и попросил подделать почерк дядюшки. Я и повелся, дурачок. Впрочем, мой дорогой Ом слишком хорошо меня знает.
Но без Лиры Блэквуд привести меня в чувства, как я понял, не вышло бы так быстро. Благослови Мерлин эту чудесную барышню.
И да буду я бит за неподобающие мысли о ней.
Все так 一 будто бы это было все сне. Будто бы проклятье вытащило из глубин моего сознания самые мимолетные, жуткие помыслы и облепило их комьями грязной глины, придавая подобие формы.
Эх, мне стоило бы вырвать последние пару страниц дневника, но после некоторых раздумий, я решил их сохранить.
Как напоминание, что такое 一 проклятие гоблинского серебра.
Гореть бы им всем в Аду. Ненавижу.