***
— А это далеко вообще? — Увидишь. Сейчас улицу пройдём, спустимся вниз. Там старые дома, через них короче выходит. Дворы там дикие, не живёт никто. Ну и за домами, знаешь, там пара ступенек, потом речка будет. Только мы не туда! Я особенное место знаю. Там, за мостом. — Ага. Он шагал размашисто, сумка ритмично билась о бок, вещи внутри перекатывались с шуршанием — много ли надо для двоих? Миновали почти пустую улицу и поравнялись со старыми домами. — Макс, смотри внимательно. Тут арка будет, нам в неё. Арка действительно была. Её образовывали два смыкающихся верхних этажа. Илья задержался на углу, поправляя ремешок сандалии, его спутник между тем ушагал вперёд. Ну какой же противный ремешок! В ушко застёжки набились какие-то жёсткие травинки, пришлось их выдернуть и заново перестегнуть пряжку. Всё это заняло у мальчишки какое-то время, он уже приготовился догонять своего спутника, как вдруг он понял — тот стоит напротив арки, неподвижно. И внимательно смотрит на что-то. Или на кого-то. Ирка! Она была внутри, прислонившись к стене, а перед ней, облокотившись ладонями о выступающие кирпичи, стоял какой-то мужик. То есть и не мужик — просто верзила, что то ей говорит рассыпающимся рокотом, а она? Где вся её дерзость? Стоит смирно, вжимается в камни, и словно ищет взглядом что-то поверх головы своего визави. Видно даже, как бьётся жилка на натянутой шее. Илья подбежал быстро, и в грудь ему ткнулась снятая сумка. — Подержи. Юноша шагнул внутрь. Верзила соизволил посмотреть: — Чего уставился, дохлый? Руки в ноги — и вали, я тут с ней, не видишь? — Она с нами. — Чегооо? Кто это тут тявкает? Ильюха заледенел. Юноша между тем спокойно выговорил: — Она. Пойдёт. С нами. Слова падали, словно мелкие камешки, звонко, порождая эхо в своде наверху. Бугай развернулся навстречу неожиданному противнику и выпрямился. Он явно превосходил своего соперника в росте и ширине плеч. По сравнению с ним Макс выглядел тщедушным подростком. И явно уступал ему в росте, даже смотрел чуть снизу вверх, но даже не думал уступать. Просто встал чуть цепче и — Илья это видел — словно стал другим. Не растрёпой-старшеклассником, а человеком, который готов встретить удар. И нанести. Другое видела она. Скрестившиеся взгляды — один тяжёлый, бессмысленный, бычий. Так смотрят те, у кого из-под носа собираются унести его законную добычу. Другой — где голубые глаза потемнели из-за расширившихся зрачков, где мешаются правота и спокойная ярость, уверенность и свистящая злость. И ещё что-то, настолько беспощадное, настолько же и равнодушное. С такими глазами убивают. Сколько же длилась эта мёртвая тишина? Мальчишке, замершему от испуга, показалось — целая вечность. Будто город замер за его плечами, и летние облака перестали ползти по небу. Верзила начал замахиваться, но почему-то очень медленно, словно играя в какую-то странную игру. А этот блондинчик только смотрел на него, сощурившись и что-то соображая. Потом резко выставил вперёд руку, отводя руку противника и уже почти примерился нанести удар сам, но вдруг просто шагнул в сторону, толкнув перепуганную Ирку подальше от них самих. Почти рядом послышался стрёкот самого обычного мотоцикла, и шум из портативной рации. Мимо проезжал милицейский патруль. И рухнула тишина. Этот здоровенный только буркнул: — Я твою карточку срисовал, паскуда. Вечерами один не ходи, понял? Попомню я тебе эту девку, понял? И широкими шагами скрылся за углом, прочь от стражей порядка. Люк расслабился, и увидел — обессиленная девушка тихо сползает по стене, тихонько и протяжно всхлипывая. Он поднял её, тихонько отряхивая с платья пыль и крошку. Утешать у него получалось плохо. Только чуть растерянно повторял: — Ушёл. Понимаешь? Он уже ушёл. Не бойся. И так много раз, пока она мелко тряслась у него на груди, стиснув маленькие кулачки. Подошёл Илья: — Ну, Ир, ну ты чего, чего? Ну видишь — нету его. В носу щекотало неприятно — не то от пыли, не то от ещё чего-то. — Ир, пошли с нами? Мы купаться идём, пошли, а? Она отстранилась, подобрала с земли маленькую кожаную сумку. — Пойдёмте, мальчики. И зашагала вместе с ними, независимо и легко.***
— Ир, кто это был? — Много будешь знать, скоро состаришься, лохматенция. И вообще мне кажется, что могли бы и словами всё решить. Ничего такого не произошло! Ну-ну, подумал Люк, слушая. А то я не видел, как ты себя вела. И этой горе мяса ничего словами не докажешь. Он же хотел от тебя… Понятно чего хотел, что же ты молчала? Но вслух ничего не сказал, размышляя на ходу — вот и понятно, что Сила никуда не делась. Она словно бы уснула, откликаясь только на отчаянный зов, а когда он впивался взглядом в эту тушу, ведь исходил в молчаливом крике, стремясь задержать и остановить. И сработало! Значит, всё будет. В обещание Аршакуни он верил. Правда, не понимал — как именно ему помогут. Зря, конечно, в этот раз он свой свёрток не взял, но чуял — не сегодня. Девушка между тем на ходу возилась со своей странной формы сумочкой и наконец извлекла оттуда странного вида аппарат, блестевший на солнце серебристыми полированными вставками. И окликнула его: — Эй, сюда смотри! Он вскинул голову — и почти одновременно услышал тихий сухой щелчок аппарата. А потом ещё и ещё. Сзади шумно затопал Илья. — Илюха, ну чего ты рожи корчишь, перестань! — А ты не лезь тут со своими плёнками! — и захохотал. Пошли заросли ракитника, потянуло разогретой водяной сыростью. — О, вот они, ступеньки. И встал. Потом поглядел на своего спутника: — Вместе? Тот подмигнул: — Вместе! — Ирка, иди за нами! Лёгкие шаги вниз, только хрустят камешки из рассыпающихся ступеней.***
Куда делся ракитник? Вместо него стоял вокруг сухой сосняк, разогретый солнцем, источающий терпкий запах, а под ногами была светлая песчаная тропинка, выводившая к карьеру. Довольно странному — не было тут техники, только следы гусениц, в которых прорастала какая-то сухая травка, валялись куски камней и виднелись следы какого-то зверья. Брошенная времянка. И сам карьер — пласты светлого золотистого песка, наваленного кучами вокруг огромного водоёма. Должно быть, выемку со временем заполнили грунтовые воды, тёмно-синего с бурым цвета. Юноша нагнулся, собрал в горсть песок и пропустил его между пальцев. Тёплый, чуть влажный, он сыпался, чуть шурша и золотясь на свету. Здесь даже песок ласковый, к ладони чуть липнет, не хочет отставать, мелкий и замечательно поблёскивает. На Татуине песок крупнее и жёстче, а чтобы блестел — этого и не помню сейчас. И деревьев не было. Двое ушагали вперёд, и Илья уже радостно срывал с себя одежду. Наконец он с гиканьем вбежал в воду, подняв кучу брызг, и радостно забултыхался. Потом вынырнул и закричал: — Мааааакс! Скорей! Вода теплющая, здорово как! Девушка сняла обувь и прошлась босиком по песку, утопая своими загорелыми ступнями в нём по щиколотку, потом глянула на парня: — Ну так что же ты? Вон смотри, какой ты грязный, чего думаешь? Показалось — она чего-то ждёт. Смотрит с интересом, словно сейчас начнётся представление. Какого чёрта. Он содрал с себя пропылённые шмотки и пошёл к воде, жилистый, спокойный, чуть поводя лопатками, чуя — смотрит. Ну и пожалуйста. Ничего особенного. Вода обняла прохладой щиколотки, он всё шёл, погружаясь с наслаждением в обнимающую стихию, и наконец оказался рядом с мальчишкой. Илья подгрёб поближе: — Ну как? — Здорово! Никогда так не было. — А давай брызгаться! — Это как? — А вот! Сноп рассыпающейся воды полетел в него, попав в глаза, рот, уши, даже в нос. Это было настолько неожиданно, настолько шикарно — швыряться влагой, словно и не помнишь, каково это — трястись над каждой каплей из влагосборника, думать, сколько ты оставишь товарищу, который смоет с себя вонючий пот после боёв и дежурств, считать, сколько там осталось во фляге из дневного рациона. Просто — кидайся этим сокровищем, как в голову взбредёт, и никто не будет недоволен! Да хорошо же как! Он шлёпнул ладонями по воде и быстро заработал руками, пустив на мальчишку настоящий фонтан, и так они подняли страшный шум, наскакивая и вопя друг на друга, совершенно мокрые и донельзя счастливые. Их спутнице надоело глядеть на это дурачество, потому что она сначала просто сидела на песке и просто смотрела на представление. Двое пацанов, ни дать, не взять, подпрыгивают и что-то орут себе. И неважно, что одного из них она и знать не знала несколько дней назад. Казалось, что этот Макс (ну как же не идёт ему его имя!) знаком ей, словно какой-то сосед из дома напротив, или даже… Ужасно хотелось к ним. А что бы сказали в школе? Что вот — учителю неприглядно дурачиться в полуголом виде, да ещё с учениками? Вопить и подпрыгивать? Да и купальника нет. Кошмар и аморалка. Да и наплевать! Подобрала волосы в узел, бросила платье рядом с валяющимися вещами и рванулась к ним. Бельё на ней скромное, плотное, вполне купальник заменит. Почти бикини. Эти двое замерли, наблюдая. Старший, кажется, смутился, даже улыбка с лица сбежала. — Можно к вам? Две вихрастых головы кивнули в унисон, потом эти двое переглянулись — и пустили такую волну брызг, что она даже завизжала, впрочем, счастливо. И в разбег пустилась на глубину, работая красивым вольным стилем. Илья аж подпрыгнул, потом закричал: — Наперегонки! Потому что нелепо сдаваться какой-то там девчонке. А ещё один в этой компании плавать не умел. Просто смотрел завистливо и недовольно.***
— Ну давай. Это не страшно. — Я не умею. — А и уметь нечего. Вбил в голову. Мы же все из воды вышли. Ты расслабься, во первых, вода тебя сама поднимет. Просто ложись на неё. И сразу руками и ногами работай, раздвигай её. Вооот… да чего… да не надо тонуть! Мокрые волосы залепили глаза, из носа текло, из ушей тоже. Отчаянные попытки поплыть раз за разом заканчивались неудачей, и росло раздражение всем. Удовольствие ушло, оставив место череде неудач. — Ладно. Побаловались. Пойду сохнуть. И побрёл на песок. Тонкие пальцы вцепились ему в запястье. — Никуда ты не пойдёшь. Такой сильный — и сдашься? Боишься, да? — Отстань! С бешенством развернулся, выдирая руку, и вдруг остановился. На него смотрели огромные серо-зелёные глаза, и такое в них было, такое… Словно просьба — ну что же ты, упрямый, я же так хочу, ну пожалуйста, ну ещё раз. Словно смешок старика Бена раздался рядом, его голос — прислушайся к своим чувствам. А вода — вот она, ластится к нему, слабо ударяет по ногам. Ещё раз. Только по-своему. Почувствуй. Расступающаяся упругая стихия плотно обнимает тело и держит тебя на своих плечах, позволяя скользить сквозь неё, разрешая удерживаться, заставляет работать всё твоё существо разом. Движения позволительны, но должны быть гармоничными, синхронными и одновременно сильными. Легко и свободно, без желания победить эту толщу — она всё равно сильнее тебя. Ты можешь играть и забавляться в этой текучести, совершать маленькие и большие победы — но помни, насколько ты для неё пустячен и хрупок. Сама жизнь несёт тебя на себе. И он поплыл. — А тонуть тебе не надо, зачем это? Но если надумаешь нырнуть — вверх, и всем телом отталкивайся, руками, ногами — и всё получится! Ну же, давай ещё. Вундеркинд! … — Обернитесь! Аааатилична! — Догоню и отниму! — Завтра в школе отними, чудовище! Не куксись, труд создал из обезьяны человека! — Из тебя, что ли? И все хохочут на три голоса.