***
Он отпустил проснувшихся уже воителей, уговорившись на следующий день. А сам со своим верным оруженосцем собирался двинуться к дому, да Илья упёрся. — Пошли, полазим там? И кивнул в сторону светлого зала. Смотрел требовательно и немного подозрительно, будто знал что-то. Пошли. Погуляли по центральному проходу, изучая колонны и углубления в земле. Пошастали по боковым проходам, свешиваясь из проломов и заглядывая в заросли. Везде — тишина, и только их шаги нарушали безмолвие, да голоса звучали как-то особенно звонко и отчётливо. В конце концов они избрали особенно приглянувшийся им пролом, уселись и залюбовались верхушками огромной лиственной рощи, тянувшейся до горизонта. Говорить не хотелось — усталость как-то незаметно накрыла обоих, а было только одно — молчать согласно и думать о своём. — Макс? Юноша вздрогнул. Слишком уж отпустил себя, думая о пустяках. Только что носился тёплым ветром над верхушками пышных крон, думал о мелкой лесной живности, перекликавшейся маленькими голосами — и был ею; пришлось с некоторым усилием вернуться назад. — Чего? — Почему все кругом такие… злые? — Ну здрасте. Не все. Разве нет? — А почему становятся? Юноша вздохнул. — Я не знаю. Выбирают как-то. — Как выбирают? — Ну ты даёшь. Может, заставляют. Может, потому, что жить хотят по-своему. Я никогда не думал. — А от страха можно стать злым? Усмехнулся. — Ещё как можно. Что тебе в голову лезет? Мальчишка сидел на гладкой узорчатой плите, подбрасывая камешек. — Да я тут думал. Наверно, можно так, когда голодный, или страшно, или больно… А вот как бывает — иногда и сытые такими становятся. У них всё есть. А они — всё равно. — Это ты про Шнявку? — Ага. — Я тоже думал… Знаешь, я думаю, что, если ты от кого-то защищаешься, или еду украл, потому что пропадаешь с голодухи — это ерунда, в общем. Кажется, больше — от власти. Командовать, приказывать, вот это всё… — А убить — плохо? — Только если не хотят убить тебя. — Тебя много раз… убивали? Захотелось пошутить, но юноша прибил искушение на корню. — Наверно, да. — А почему ты тогда… другой? — Какой другой? — Добрый. Ну началось. — Ну слушай. Защищаться и защищать — одно. А вот если убийство ради убийства — таких нигде не любят. Понял? — Ага… Странный разговор получился. Никогда так прежде Люк не рассуждал. Задумывался — бывало. Но чтобы слова сами вышли и легли удобно — до словесных ли плетёнок было фермеру, ставшему бойцом? Куда лучше умеет Лея. При этом воспоминании у него привычно трепыхнулось что-то внутри, но как-то тихо. Словно говорило: подождёшь. Сами не заметили, как выбралась Луна из-за горизонта. Огромный оранжево шершавый шар потихонечку пополз по-над рощей. Пора было домой. Свою деревяшку Илья пристроил за входом, в большой расщелине, чтобы домой не тащить. И они двинулись восвояси. Уже на подходе к дому Илья дёрнул товарища за руку и тихо сказал: — Смотри… — Вижу. Они отступили в тень зарослей. — Это Рельса. И тот, кого мы с Иркой видели, помнишь? Юноша стоял неподвижно, следя. — Что они возле твоего дома делают? — Вроде разговаривают. А, уже уходят. Сейчас пройдём. Неприятно вышло. И тревожно. Дома он уже привычно устроился на полу, когда Илья сказал: — Ты это… Ложись на ту кровать. Там лучше.***
Ночь. Среди темноты Илья очнулся и увидел друга, стоявшего у окна. — Ты чего? — Да что-то сон прошёл. Ты спи…***
Утром Макс ему сказал: — Знаешь, надо мне будет в том подвале сегодня переночевать. — Ты что, этих вчера испугался? Так наваляем! Юноша глянул на него как-то странно. — Не в этом дело. — Ну хорошо. А спать ты там на чём будешь? — Заботливый какой. Как-нибудь обойдусь. Словом, было решено взять хотя бы тонкое одеяло и фонарь. Потом они что-нибудь придумают. Выходил Макс осторожно, Илью вперёд не пустил. Сначала постоял в подъезде и после этого разрешил идти.***
И снова, как вчера — носилась команда по площадке, весёлая и задиристая. Звучал голос Макса, взлетали деревяшки, раздавался перестук. В этот раз юноша давал больше передышек, объяснял, как надо следить за дыханием, чтобы уставать поменьше, продолжая запрещать спарринги между собой и объясняя всё на себе. Потом пацаны уговорили его показать, как свалить противника без оружия. — Всё равно же надо! — объясняли они. — Не всегда же мы с мечами! — Ладно, — сдался наставник. Показывал он самое простое. Как вывернуть руку из захвата, как поднырнуть, сбивая противника с ног, и как можно было обманным поворотом сбить нападавшего с толку. Футболку он снял, чтобы не попортить, натянул свою привычную тканевую форменную безрукавку. И уже очень скоро по телу поползли струйки пота, промочившие одежду насквозь. Было отчего — в воздухе собиралась какая-то духота. Скоро и по волосам потянуло холодком — мокрые стали, липли ко лбу и вискам. — Ой, кто пришёл! — Ура! — Смотрите, как мы умеем! На краю площадки появился зритель. Впрочем, не неожиданный. Было понятно, что не обойдётся. — Хоть прослежу, что вы тут… вытворяете. Ему снова стало неловко, как тогда в кабинете. Сейчас так подавно. Насквозь пропотевший, безрукавка хоть выжимай, а русые волосы слиплись в неряшливые сосульки. И не отдышаться никак. Тем более что она-то — стоит себе, свежая, не задыхается и смотрит — как тогда, на карьере. И молчит. — Ну, вояки, дети книжные, обчитались про мушкетёров, смотрю! — весело сказала Ирина, ломая опасную паузу. — Заставлю я вас Скотта в оригинале у доски читать! Смотрите, что у меня есть! — О, булочки! Ура! — Не налетать, строго по одной, — поспешил всё же вмешаться юноша. — Сашка, командуй. Сашка — это тот, самый мелкий и пухлый. Он раздулся от гордости и сам выдавал бойцам их паёк, строго покрикивая на самых нетерпеливых. Сам он поспешно смылся к чаше и ручейку, торопливо набирал воду в горсти и кое-как размазывал её по себе, стараясь хоть немного освежиться. Илья сочувственно уже стоял рядом, протягивая футболку: — Спину давай протру, а? — Ну давай. Потом всё же пришлось вернуться. Получилось, впрочем, так себе — футболка оказалась второпях надетой наизнанку, да ещё и подвернулась предательски на животе. И виду не подала, впрочем. Всё расспрашивала мальчишек, сидя со скрещенными ногами на земле, хихикая и сочувственно расспрашивая обо всём. И согласно кивала. Они словно загородились друг от друга, уделяя всё внимание разговору с мелкими бойцами. Потом юноша сказал подчёркнуто сурово: — Продолжим! — Подождите вы, — неожиданно сказала девушка. — Если уж тут у вас про рыцарей и храбрецов, то надо бы и знать про них, как следует. Хотите — почитаем? — А про кого? Давайте про Айвенго! — Дался он вам. У меня кое-что получше. Макс, вы с нами? — Я не понял, вам что важнее? Могу и… … замолчать. — Спасибо. Взлетают и опадают чеканные строки, звучащие звонко и чуть торопливо: …Кому не хочется из вас Узнать скорей, о чем сейчас Пойдет сие повествованье? О встрече или расставанье, О бегстве в ночь, покрытом тьмой, О возвращении домой, О славе или о пороке, О том, добры мы иль жестоки, О всех превратностях судьбы В разгар немыслимой борьбы Меж черной мглой и ясным светом… Кто устоит в боренье этом, Спасенью душу отворя? Для тех старался я не зря, Кто ничего не проморгает. Пусть эта повесть помогает Им в жизни истину найти, Фальшь и неверье отмести, Тем избежав мучений ада, И знать, что высшая награда Вернейшего из верных ждет… Макс сидит посреди своей мелкоты, так же скрестив ноги, а к нему тулится верный Илья, крепко сжимающий его локоть. Волосы от солнца уже сухие, глаза же юноши прикованы к нежным пальцам, переворачивающим страницу за страницей. Никогда он такого не слышал. Да и откуда, если там, откуда он родом, за двадцать с небольшим лет подобные вещи просто были выжжены огнемётами спецкоманд штурмовиков? — Ох, что-то я охрипла, — наконец выдала девушка севшим голосом. — Макс, давайте вы! Илья прямо почуял, как закаменел парень. — Давайте лучше я. Умотали человека, а теперь он ещё читать должен! — Ну давай, чего! Да быстрее!***
Наконец Илья тоже выдохся. Решили отложить чтение до завтрашней тренировки. — Ну что, все здесь? Хором: — Все! — Ну так пошли. — Дядя Макс, а вы чего стоите? — Я тут останусь. Буду ночевать. Да и вы — придёте завтра, а я уже здесь. — Ого! Будете прямо как в походе! А не замёрзнете? Он улыбнулся. — Я крепкий. — Ну ладно! Паааашли по домам. Ирина Алексеевна, а мы вас проводим, можно? — Конечно! Илья, ты сегодня у меня ночуешь. Я тебя подстригу — не забыл, мама скоро приезжает? Мальчишка тоскливо оглянулся, меряя взглядом фигуру у стены. Потом всё же присоединился к компании, и скоро голоса скрылись за поворотом. Ну и вороти нос. Правильно делаешь. Складывалось пока всё лучше некуда. Ильюха под надзором, один вечером не будет. Да и такие провожатые лучше, чем никаких. Солнце уже касалось горизонта, затянутого плотными сизыми облаками. Духота нехотя уступала прохладе, и уже можно было идти в тот самый угрюмый подвал. Правда, в вещах не оказалось его пропотевшей форменной безрукавки. «Куда я её сунул? Может, второпях пацаны сгребли? А, всё равно завтра придут, отыщу.»